Амазонка бросает вызов

      От того, что мне сказали про Чжунэ, я не могла взять, и перестать с ним общаться. Я и до этого подозревала в нём многие дурные качества, и всё-таки со мной, при мне он вёл себя не так, как поговаривали, а таким образом, что это привело нас к отношениям. Так с чего же от новых сомнений я передумаю? Я доверяла словам Чимина, знала из соцсетей, что Чжунэ бывал в Сингапуре и даже вновь туда собирался, знала, что он общается не с лучшими людьми. Но во всём этом сыграла роль та же мысль, что прозвучала в вопросе моего тренера. О влиянии. Возможно ли влиять на Чжунэ, и если при мне он вполне положительный парень, то не значит ли, что я помогаю ему уходить от тёмной стороны жизни? Я уже думала о том, что могу стать опорой для этого слабого в своих убеждениях человека (или человека без убеждений, которому нужно постоянно советовать?), а это ещё сильнее влекло к нему. Если меня не будет рядом – куда он двинется? Разоблачать свои приобретенные знания я не собиралась, даже если бы в этом не было угрозы для жизни, обещанной Чимином опасности. Я всего лишь не собиралась выяснять отношения, по себе зная, что когда прямо и в лоб пытаются читать мораль – это отталкивает, заставляет ещё глубже пойти выбранным путём, из глупого упрямства. Чжунэ тоже упрямый, и если его так настырно толкало ко мне от моих отказов, то не нужно гадать, как он реагирует на другие запретные и непозволительные вещи.       Ну и… Конечно, его поцелуи не стали менее сладкими от слов Чимина. Меня не переставало обжигать его губами, они жгли до самой души, заставляя трепетать и из последних сил сдерживаться, понимая, о чём говорят люди, рассказывая о совершенных грехах и ошибках по причине того, что невозможно было устоять. Когда Чжунэ прижимал меня собой к сиденью машины и начинал зацеловывать, я готова была сдаться, и висела на тонкой ниточке, удерживающей от поражения. Сначала я ещё придерживала его руки, не давая им опускаться или забираться куда-нибудь, но потом мне и самой захотелось касаться его. У меня была возможность трогать Ку Чжунэ! Если убрать в сторону мой прежний негатив к нему, то я всегда осознавала, что это птица высокого полёта, недостижимая, предназначенная для кого-то уровнем выше, чем я. И вот, всё-таки, он встречается со мной, и я могу обнимать его, гладить его плечи и спину под футболкой, тормошить его волосы, которые он перестал укладывать до окаменения гелем, зная, что я всё равно растреплю прическу. Теперь его рассыпающаяся свободно чёлка выглядела проще, мягче и лучше, не оттеняя капризных и презрительных выражений лица, не подчеркивая их. С новой чёлкой Чжунэ стал мне ближе, моим парнем, таким, какой он, наверное, просыпается и ложится, естественный, более открытый и неподдельный.        Лишённая защиты из своих рук, я стала доступной для рук Чжунэ, пробирающихся под мои кофты, майки, футболки, и это сводило меня с ума. Его ладони на моей голой коже, на талии, на рёбрах, скользящие вниз, под штаны, и сквозь нижнее бельё сжимающие мои бёдра. Я не знала, как люди останавливаются в такие моменты, но у меня хватило духу однажды прекратить наши ласки, когда он расстегнул лифчик. Я отстранилась и дала понять, что для этого рано. Пока что повторять номер Чжунэ не пробовал, но я ощутила, что дневное время суток не спасёт в глухо тонированной машине от нравственного падения, если нам окончательно снесёт крышу.        Мы сходили на вечерний сеанс в кино и, откинув назад сидения до почти горизонтального положения, лежали в машине на стоянке кинотеатра. Между нами стояли ведёрко недоеденного попкорна и недопитая кола, и мы только-только с трудом оторвались от очередного натиска друг на друга, после которого губы ещё не вернули свой нормальный цвет, и предательски алели на лицах. - Завтра пятница, может, всё-таки сходим в клуб? – спросил Чжунэ, поймав в ведёрке мой палец и, балуясь, не давал ему некоторое время подцепить попкорн. Микробитва закончилась, и он отпустил его, сам зачерпнув в ладонь белые хлопья с золотистой каёмкой. – Я знаю, ты их не любишь, но я найду лучший, мы хорошо проведём время. - Мне надо подумать… - Если тебе не понравится – мы сразу уедем. - Это уже другой разговор, - улыбнулась я, чуть не полезшая опять целоваться. Остановись, Чонён, хватит! Ты сама себя подводишь к грани, зачем? Да потому что невозможно удержаться! Слышать его голос, видеть краем глаза его мускулистое бронзовое плечо и не прильнуть к этому телу слишком сложно для девушки без сверхспособностей. Кто же из нас с Чжунэ всё-таки слабее? Я тоже становлюсь слабой от возбуждения, потому что всё убежденнее верю в его обещание сделать мне так хорошо, как никогда не бывало. Это заоблачное и фантастическое «хорошо» мне даже приснилось сегодня. Я не видела раньше эротических снов, но этой ночью во сне мы с Чжунэ лежали голые, и трудно было разобрать, что именно мы делаем. Логика подсказывала очевидное, однако хотелось бы посмотреть с подробностями, чтобы понять, но сон удивительно не вовремя оборвался. Придётся восстанавливать события и моделировать возможное продолжение в реальности? И всё же я не полезла целовать его снова. - У тебя новый синяк на плече… - Не начинай. Это тренировки, ты же знаешь, как спортсмен, что постоянно ходишь битый, если занимаешься. - Одно дело стукаться как-либо в баскетболе, но в тхэквондо тебя лапают какие-то чмошники. - Это захваты. Никто там никого не лапает. – Я развернулась на бок, к нему, и моя протянутая рука, забравшись к нему под футболку, легла на его упругий живот, поглаживая. Я трогаю Ку Чжунэ. У меня есть доступ к телу. Нескоро ещё привыкну к этому. – Вот это – лапать, а в тхэквондо я такого что-то не замечала. Чжунэ напряженно посмотрел на мою ладонь, выпирающую под тканью. В нескольких сантиметрах от неё был ремень, придавливающий тяжёлой бляхой путь к разврату. - Меня можешь полапать как угодно… - хрипато разрешил он, - даже опуститься значительно ниже… - Ещё чего! – хмыкнула я и убрала руку. Чжунэ мученически уронил назад голову, приподнятую для слежки за моими разведывательными действиями, и сомкнул веки под нахмурившимися бровями. - Сколько ещё ты будешь надо мной издеваться? - Я? Но ты сам хотел попробовать меня соблазнить, я разве настаиваю? Я, может, вообще не собираюсь заниматься сексом, - нагло соврала я, но Чжунэ не увидел откровенного обмана. С каждым днём я собиралась заниматься этим всё увереннее, моё желание росло, как и желание Чжунэ, но если я сообщу об этом – уже ничего не помешает нам совершить то, чем мы оба грезим. - Придётся, - ехидно сказал он. - Кто меня заставит? Уж точно не ты. - Я не буду заставлять, - открыл Чжунэ глаза и приподнялся, протягивая свою руку и кладя её мне на ногу, - я уговорю тебя. – И он не дал возразить, вернувшись к поцелуям. Я пыталась не превратить вечер в сплошное целование, но когда оба хотят одного и того же – к чему отталкивать и убегать? Мне это было жутко приятно, ему тоже, нас неукротимо влекло навстречу друг к другу физически, так мощно, что я не успевала задумываться, влюбленность это или любовь, да и если бы задумалась, не поняла бы сквозь пыл неутолённой страсти, первой, родившейся так внезапно, сквозь ломоту напряженных ног и сводящий низ живота. Я чувствовала пульсацию каждой своей вены в тех местах, которых касался Чжунэ, когда его губы соскальзывали с моих и спускались по подбородку к шее, мне самой хотелось снять с себя футболку и лифчик и предоставить ему себя в распоряжение, но оставались какие-то рецепторы совести, или маминого воспитания, или обычного девичьего стыда. Не соглашаясь с тем, что мы совершаем плохое, я искала каких-то крепких подтверждений тому, что стоит зайти дальше. А чем можно оправдать начало интимной жизни, как не любовью? Претило сознаться в похоти и слабости, что я падка на соблазны. Я хочу быть выдержанной и терпеливой, как Чонгук… черт, зачем я опять его вспомнила, монаха этого? Я схватила Чжунэ за плечи и остановила. Его пальцы тронули завязанный шнурок на моих спортивных штанах, пытаясь его развязать. - Уже темнеет, отвезёшь домой? Мне завтра в школу. – Молодой человек, как обычно в такие моменты недовольный и заведенный, вернулся на своё сидение, поднимая спинку и усаживаясь поудобнее. - Мы могли бы поехать ко мне… утром я тебя бы подвёз. – Первой мыслью было согласиться. Он не сможет принудить меня – сил не хватит, а я и сама не горела желанием попрощаться с ним до завтра. Меня ждала пустая квартира, меня ждало одиночество, которое я уже не могла нарушить приглашением к себе друзей, не унизив Чжунэ и не нарушив приличий отношений. Он был прав, так не поступают. А если я не могу утешаться компанией других ребят, то спасительным кругом был бы сам Чжунэ. Даже если бы пришлось спать в одной кровати (чего мне безумно хотелось), это не предрекало обязательного перепихона. Просто сон вдвоём, объятия… Нет, мы не удержимся, не остановимся. - Возможно, в другой раз, - осторожно пообещала я. Чжунэ на меня с надеждой покосился. – Сегодня мне ещё надо поделать уроки… а все тетради и учебники дома. А насчёт клуба я тебе напишу, что надумаю.       Раньше обязательно следовало бы объяснять сёстрам, куда я ухожу, с кем, говорить, когда я буду. Подробные рассказы опускались только в том случае, когда я шла гулять с Югёмом и Джуниором, которым Чжихё доверяла, как самой себе. Да и я им доверяла, как самой себе. Теперь отчёты делать некому. Чжихё звонила ежедневно, иногда по два раза, с далёких жарких островов, вся в эмоциях о том, какие там подают в кокосах коктейли, какие они с Намджуном пробовали фрукты, какой у них номер, что видно из окна, как Намджун сломал пульт от кондиционера, и им пришлось мучиться от непереключаемого ледяного вихря целый час, пока не пришёл мастер. Мой зять иногда как слон в посудной лавке, это да. Чжихё присылала электронные фотографии, сопровождая ими свои рассказы. Присутствие её счастливого и улыбающегося голоса бодрило, но не заменяло присутствие её самой. Но у них всё было отлично, и я тоже была рада.        Однако Чжихё не занималась вычислением времени в Сеуле, поглощенная медовым месяцем, не сопоставляла часовые пояса, и ей можно было говорить, что угодно, что я сплю, или ещё в школе, или иное, на что хватало фантазии и бесстыдства, она бы не полезла перепроверять и убеждаться, не ночь ли? Почему я не в постели? Бесконтрольность порождала во мне недоброе, но я от него отбивалась. Не собираюсь быть нечестной только потому, что могу. Мне кажется, большинство людей в наш век и поступает плохо просто потому, что может. Можно оскорбить и сказать гадость – непременно скажут. Можно выдумать о себе красивую историю – выдумают. Можно свалить проблемы на других и уйти, куда глаза глядят – свалят. А ещё говорят, что демократия и свобода – хорошо. Но у людей нет внутренних тормозов и регуляторов, как им всё можно разрешать, когда они банально не отличают положительное от отрицательного? Взять Чжунэ. У него столько возможностей, столько денег, столько всего! А чем он занимается? Бухает в клубах, шляется с друзьями по злачным заведениям, балуется наркотиками, как сказал Чимин. Ну, ещё шмотки себе дорогущие покупает, коллекционирует запонки с брильянтами и кроссовки. Как он сам мне признался, терпеть не может поношенной обуви, поэтому выбрасывает любую пару, теряющую товарный вид хоть самую малость, но у него всё равно дома десятка четыре белоснежных кроссовок. Господи, с кем я связалась?        Приятной неожиданностью было обнаружить дома Сынён. За эти дни она позвонила один раз, спросила, нужно ли мне чего и всё ли у меня в порядке? Я поручилась, что держусь молодцом и не шалю, проглотив неозвученным то, что очень скучаю по своим сестрёнкам. И вот она сидела перед телевизором, с косметической маской на лице, будто никуда и не девалась. Я слёту обняла её, обрушившись сверху. - Ты дома! – с каким-то глубоким и непередаваемым облегчением прошептала я. - Я-то да, а ты где гуляла? – похлопала и она меня по спине. Сынён была эмоциональной, но не в этом плане. Сентиментальность не её конёк, а вот восторг, драма, ярость, что-то более яркое и эпатажное – да, одним словом то, что смотрелось бы на экране и подарило ей Оскар. А обнажать бескорыстно свои искренние чувства сестра не любила. - В кино ходила. С поклонником, - таинственно уточнила я. - Тем самым, при деньгах? - Ага, - уселась я рядом, не глядя на модный показ, который она смотрела по кабельному каналу. - Он платил? – живо поинтересовалась Сынён. - Он. Но я с ним вовсе не из-за денег… - А напрасно, если на первое место поставить их, то его недостатки – а они есть у всех мужчин, - отойдут на задний план и станут более терпимыми. - Ты, никак, Гынсока подразумеваешь? – усмехнулась я. - Слушай, ну если бы любить исключительно его, то это мука всех девяти адских кругов – или сколько их? Вот, кстати, Гынсок бы уже поправил и точно сказал, уточнив, на каком кругу как пытают. Господи, - Сынён закатила глаза, выключив звук телевизора, - я люблю умных мужчин, но этот же в каждой бочке затычка. Я не так говорю, я не точно цитирую, я не знаю Курта Воннегута – сжечь меня! Господи, - вздохнула ещё раз сестра. – Иногда он выражается такими словами, что позже приходится потихому пробивать в интернете. Я притомилась. - Поэтому ты здесь? – А я-то надеялась, что по мне тоже скучали. - Да, отдыхаю. Ну, и красоту навести надо, - указала она на лицо, - не при нём же я буду ходить, как собака Баскервилей? - А как ты надеешься выйти замуж? Тоже сбегать от мужа куда-то, чтобы привести себя в порядок? Я думала, что в браке перестают стесняться друг друга. Как Чжихё и Намджун… они уже до свадьбы в пижамах ходили. - Я за них рада, но не одобряю, - поморщила носом Сынён, из-за чего на маске образовались складки, и она поспешила их разгладить, прижимая теснее к коже. – Если показывать мужчине всю свою подноготную, то у него весь интерес пропасть может. Где загадка в женщине? Нет, нельзя ходить при них в бигуди и с патчами под глазами, ты что! - А я бы не хотела прятаться от парня, пока не накрашусь. Впрочем, я вообще не крашусь… - А стоило бы. Как ты своего миллионера удерживать собираешься? Пора и о внешности подумать. - Он запал на меня в спортивном растянутом костюме и без косметики, зачем я буду что-то менять? Девушку нужно любить натуральной, иначе что это за любовь такая, неужели ты не согласна? - Если я соглашусь, то придётся признать, что я страшнее тебя и Чжихё, - с иронией захохотала Сынён, - потому что меня что-то без роскошного макияжа никто не полюбил… - А когда ты без него последний раз показывалась на людях? Десять лет назад? – прямо спросила я. Сестра задумалась, припоминая. А потом резко сделала скачок: - Я ужин доставкой заказывала, подостыл небось уже, есть будешь? - Когда бы я отказывалась поесть? – улыбнулась я. - Вот и отлично. Тебе лапша с беконом, мне с овощами. Дай только маску сниму, а то в миску плюхнется ещё, - слезла Сынён с дивана и пошла в ванную.        Запах от специй, сочащийся из-под крышек картонных одноразовых коробочек, затопил кухню. Придя туда, мы сытно поели, обсудили все новости от Чжихё, звонившей каждой из нас, поболтали ещё немного и разошлись по спальням. Мне сделалось спокойнее от мысли, что хоть одна сестра дома. Когда же я смирюсь с тем, что не будет как прежде? Сколько должно пройти времени, чтобы я привыкла к новым обстоятельствам? Я написала Чжунэ, что Сынён пока что вернулась домой, и завтра не получится поздно уйти, а потому клуб отменяется. Я прикрывалась сестрой, спасая честь. Сынён была не тем человеком, который осудит поздние прогулки и тусовки на дискотеке, но я выдала свои страхи под подслащенным соусом, завершив сообщение словами: «Надеюсь, это не повод, чтобы пойти без меня». Не была ли я собакой на сене, не было ли в этом действительно какого-то чрезмерного издевательства над Чжунэ? Мне так не казалось. Взрослый парень должен быть способен ждать и терпеть, особенно когда добивается нравящуюся ему девушку. Как ещё она иначе проверит серьёзность его намерений? Я считала своё право мариновать его законным. Я же и себя терзала. А Чжунэ только полезно попоститься, я ему уже говорила, что нельзя брать всё и сразу, а то жить скучно станет. Заверещало сообщение, и я прочла ответ своего молодого человека: «Без тебя не пойду. Добрых снов!».        Вот так заканчивалась первая неделя без Чжихё. Худо-бедно, но я её пережила, отвлекаясь на что угодно, лишь бы быть занятой, но когда оставалась одна, то не могла не думать о происходящем. Бывает так, что мы любим людей, которые совсем другие, не такие, как мы. Это не обязательно половина противоположного пола, это могут быть и вот такие близкие люди, как сёстры. Обе мои мечтали о любви и мужчинах, считая, что именно так, выбором правильного партнёра, складывается счастливая судьба. А я никогда не искала ничего подобного, я хотела путешествовать, смотреть мир, гулять бесконечно с друзьями, свободно и легко, не обременяя себя лишними заботами, мелкими заботами. И вот такими своими целями и идеалами мы со своими любимыми людьми выстраиваем дороги жизни, которые расходятся далеко в разные стороны. Это не ведёт к тому, что любовь заканчивается или уменьшается, это ведёт к тому, что нужно учиться уважать чужие решения и представления о своём счастье, а без уважения о любви и речи идти не может. Это должно было научить меня, как сделать свой выбор, который поможет мне найти себя. Я хотела быть с Чжунэ и всё сильнее привязывалась к нему, но я никак не могла представить нашего с ним будущего. Его деньги, в какие-то моменты казавшиеся мне гарантией и защитой, тотчас давили своим всевластием. Как я буду развиваться при них, если уже всё есть, мне всё могут купить и подать? Я переживала, что не смогу расшевелить Чжунэ, а вместе с ним погрязну в беспросветном мраке мещанских привычек, низменных потребностей. Меня пугала жизнь, где все желания осуществляются быстро и без проблем, если кому-то это представляется раем, то мне наоборот. При таких мыслях мне хотелось сбежать от Чжунэ подальше, пока я не соблазнилась этой видимой, кажущейся лёгкостью бытия, пока не задохнулась в ней. Снова вспоминалось, что я – пока единственное и неповторимое, неосуществленное желание Чжунэ, и от моей податливости зависит не только моё или его удовольствие или удовлетворение, но и его более продолжительное счастье. Выходит, будучи его мучительницей, я же была и надеждой на хоть какой-то праздник в череде его дней? Так можно ли лишать его последнего, что заставляет меняться и стремиться к чему-то. Секс со мной, как рычаг управления, или, я не знаю, как назвать ещё, нечто такое, что способно манипулировать этим красавцем, пробуждая в нём азарт.       Сынён уехала с Гынсоком, заехавшим за ней, в субботу, когда я собиралась на очередную тренировку с Чимином. Он больше ничего у меня не спрашивал о Чжунэ, не задавал своих многозначительных вопросов, заставляющих меня ломать голову то над тем, то над этим, и я сама пока решила не ввязываться в диспуты, отзанимавшись чисто физически, поблагодарив его и попрощавшись до вторника. Вечером мы поехали с Чжунэ в ресторан на набережной Хангана, но даже столик едва сдерживал наши порывы, сохраняя между нами дистанцию. Если бы не он, то наши губы и руки вновь и вновь оказывались сплетенными и сомкнутыми. Мы поедали друг друга глазами поверх изысканных блюд, заказанных Чжунэ, и я толком не разбирала вкуса того, что ем. Окажись мы после ужина сразу в машине, искра грозила попасть в стог сухого сена, и я предложила пройтись вдоль реки.        Тёплый вечер клонился к рдеющему закату, маковым цветом раскрывающемуся на горизонте. Толстая, плотная ширь вод отдавала багрянцем на тёмной поверхности, окруженной светлыми берегами с небоскрёбами, отражающими зеркальными окнами небо чище и точнее, чем река. Пылающие отсветы солнечных лучей путались с зажигающимися огнями города. Воздух был по-летнему горяч и зноен, ложился на плечи и ласкал голые ноги в шортах. В каждом вздохе находился аромат чего-то нового, отличного от предыдущего: то духов проходящих мимо женщин, то жарящейся поодаль свинины, то согретого днём асфальта, то речной влаги. Всё смешивалось и лилось вокруг, ведя нас с Чжунэ, держащихся за руки, вдоль парапета. - Обожаю пешие прогулки, - сказала я, - а ты? - У однажды севших за руль подобное становится большой редкостью. Я сто лет не гулял вот так, пока не начал с тобой встречаться. - Так тебе нравится или нет? - Пожалуй, да. Мне нравится, что это нравится тебе. - Блин, ну неужели у тебя своих ощущений нет? – немного огорчилась я, не первый раз подмечая, что у Чжунэ действительно мало самоанализа и осознания собственных потребностей. Когда заговаривают инстинкты – всё очевидно, сразу хочется есть, трахаться, спать. Но когда речь заходит о чём-то более возвышенном, в нём наблюдается поражающее равнодушие. - Есть, мне нравится проводить время с тобой, - улыбнулся он. - А как ты представляешь себе идеальный отпуск? - С тобой. – Польщённая и растаявшая от этого признания, я разомлела, но не потеряла мысли: - Я о месте, о том, чем бы ты хотел заняться, отдыхая? Прыгать с парашютом, альпинизм, дайвинг, лыжи? - Без разницы, если честно. Обычно я катаюсь на водных лыжах, на катере, но и с гор катался. Последний раз в начале марта, в швейцарских Альпах. У меня там есть постоянный инструктор, он быстро научил правильно всё делать, ещё три года назад, поэтому, в принципе, скользить по склонам приятно, со знанием-то дела… А ты что хочешь попробовать? - Всё! Я ещё ничего такого не пробовала, и дайвинг, и лыжи… водные вообще круто, наверное? И парашют! - Вот парашют я бы обошёл стороной, - не оценил Чжунэ. – Это рискованно, меня не тянет. - А гонять на бешеной скорости не рискованно? - Ну, тут, всё же, земля рядом, - оправдался неправдоподобно парень. - Ага, в неё сразу и закопают, если разобьёшься, - скептично заметила я. Чжунэ остановился, посмотрев на меня с ехидной ухмылкой: - Какая ты оптимистка! - Вообще-то, я действительно оптимистка, что не мешает мне трезво смотреть на многие вещи. – Подойдя к парапету, я подтянулась и села на него задом, свесив ноги и заболтав ими. – Когда остаёшься сиротой в семнадцать – это немного отрезвляет и придаёт рассудительности, но я бы поменяла своё здравомыслие на жизнь родителей обратно. - Они разбились? - Да, в них въехал уснувший за рулём пьяный мужик на грузовой машине. Он жив, но в тюрьме. - Прости. - Ничего, но теперь ты знаешь, как я отношусь к плохой езде… У тебя хорошие отношения с родителями? - Я люблю их, и очень уважаю, - сказал Чжунэ не думая, что выдавало искренность, - но я не люблю посвящать их в свои дела. Раньше мы были ближе друг к другу, а потом не знаю, что произошло, то ли я вырос и устал от их опеки, то ли они не перестроились под взросление детей.       Мы замолчали, повернув лица к садящемуся солнцу. Мимо прошла стайка девчонок с рожками мороженого в руках. Чжунэ быстро взглянул на них и обратился ко мне: - Хочешь? - Мороженое? – Он ухмыльнулся и, раздвинув мне ноги, встал между ними, втиснувшись поплотнее и обняв меня за талию. Мне стало жарко, я настолько резко и сильно возбудилась от того, что голыми ногами почувствовала его светлые джинсы, что сделалось неудобно перед людьми, будто мы уже сексом занимаемся. И поза на самом деле была предосудительная, вульгарная… - Чжунэ, смотрят же… - Да и чёрт с ними! – отмахнулся он, привычно плевав на общество. Он мог себе позволить. – А ты почему уточнила? Тебе хочется чего-то ещё? - Теперь мне хочется, чтобы ты чуточку отошёл и не упирался мне… - я замолчала, густо покраснев. - А мне нравится в тебя упираться, - прошептал Чжунэ мне на ухо. – И я не отойду. - Нарываешься на драку. - Минуя бой, могу сразу лечь пластом. Заберёшься сверху? - Озабоченный, - привычно обозвалась я. - Только с тобой. - А после? - Что – после? - Когда получишь своё, перестанешь таким быть? - Да как я могу знать, что я тогда почувствую?! - А мне нужно, чтобы знал! – превозмогая себя, оттолкнула я Чжунэ и спрыгнула с парапета. У меня разве что аппендикс не задёргался от его ширинки, трущейся о мои шорты, все остальные органы женской репродуктивной системы сжались и дрожали. Ощущение одновременно приятное и изводящее, от которого хочется избавиться. Но в таких ощущениях не бывает обратного хода, тут надо идти до конца, до высшей точки, через которую приходит расслабление и облегчение. - Чонён, что ж ты за зараза такая… - прошипел он, пошагав за мной, направившейся к машине. - Прививочная, - бросила я через плечо, - знаешь такую? Маленькая зараза, содержащаяся в вакцине, чтобы выработать иммунитет в организме к какой-то болезни. - И от чего ты меня прививаешь? - От пресыщенности. От скуки. От лени. От узколобости и отсутствия воображения. - Это я-то узколобый? – догнал меня Чжунэ. – Поехали ко мне, я тебе такое воображение продемонстрирую… - Что и требовалось доказать – узколобый, - пожала я плечами, - опять кровать, опять всё о кровати. - Не самая бесполезная платформа, между прочим. - Как в Кинг-Кроссе девять и три четверти?* Я попаду в сказку? - На конец никто не жаловался, - самоуверенно повёл бровью Чжунэ. Я остановилась и взяла его за руку. Мне срочно нужно было удовлетворить потребность хоть в каком-то прикосновении. Я тоже завелась в хорошем смысле. - Чжунэ, мы с тобой едва две недели вместе. Я до сих пор не знаю тебя хорошо, не знаю, постоянный ты или нет, честный или нет, надёжный или нет. И такие вещи узнаются не со слов самого человека, а из наблюдений за его поступками, а поступки раскрываются со временем. Дай мне время, пожалуйста. Дай нам с тобой время, ведь нет ничего проще, по сути, чем переспать. Посмотри на нас, не спать – гораздо сложнее, так попытайся максимально продлить это время… Хотя бы… хотя бы до моих каникул, ладно? – кажется, сдалась я, обозначив крайнюю точку своего упорства. Чжунэ посмотрел мне в глаза и, сверкнув взбудоражено и хмельно своими, поцеловал среди толпы.