Двое

— Мне нужно ему ответить. — Твёрдо сказала я, лёжа в объятиях Мамору, наслаждаясь минутами мирной, пока ещё, жизни. — Чем? Пойдёшь в рукопашную? — С ухмылкой ответил он. — Нет, он подорвал мой триумф, когда вывел меня из гонки и чуть не убил. Он замахнулся на мое самое ценное. На часть моей жизни. Я должна отплатить той же монетой. Не знаешь, не планируется ли у них какое выступление? Я привстала на локтях, нависая над лицом Мамору, чтобы видеть глаза собеседника. — Послушай, что бы ты не предприняла, они ждут твоего ответа. Они нападающие, а соответственно, полностью морально готовы к соперничеству. Я перебила его: — Соперничество? Соперничество- это между мной и Кацутоши, например. Это война. Самая настоящая. Когда речь идёт о жизни. — Ты, конечно же, права. Учитывая, что пусть не Усаги, так Сэйя пытаются с тобой или мной покончить раз и навсегда. Тебя убить не удалось. Я думаю, они теперь возьмутся за меня. Ты должна сейчас мстить не Сэйе, а напасть на Цукино. Это будет более неожиданно, если, конечно, их не предупредит Плутон. Но она не может видеть наше решение, я надеюсь, у меня получается блокировать от ее глаза свои мысли, а, значит, свою линию будущего. Проблема в том, что она видит тебя. Научись не пускать ее в своё будущее. — И как это делать? Как скрыть своё намеченное будущее от Сецуны? — У меня есть против неё определённые козыри, Харука. И ты догадываешься, какие. — Мамору посмотрел на меня, чуть приподняв брови, намекая на определённый смысл его влияния. Не могу поверить, он что, спал с Сецуной? С другой стороны, я не раз видела, с каким пресмыканием, несвойственным одной из сильнейших, она смотрела в его широкую спину. — В таком случае, — продолжила я обсуждение, — может, ты знаешь, что там за особенный интерес с ее стороны к этой истории? Может, ты знаешь, почему ей выгоден ваш с Цукино союз? Мамору задумчиво посмотрел на меня, после чего потянулся к брюкам, в кармане которых лежала пачка его любимого «Ричмонда». Будто отвечая на мой вопрос, он произнёс: — Да ладно, сегодня можно. Пойдём, подышим несвежим воздухом. Укутавшись в его пальто на голое тело, я последовала за ним. Выйдя на балкон, он заключил меня в кольцо крепких объятий, одной рукой вставив в мой рот сигарету и подкурив. После пары затяжек он начал повествование. — Сецуна не может позволить себе вольности любить, в отличие от тебя и меня. В теории. На практике, она одержима мной. — Самодовольно отчеканил Мамору. — Именно одержима. Она ходит по тонкому льду своих чувств, боясь сделать неверный шаг, но, тем не менее, несколько раз позволяла страсти одержать победу над разумом. Если я буду с Усаги — идеально для неё. Ведь от глупой наивной девочки можно скрыть мою измену. Ее можно одурачить. Что мы и совершили бы в тридцатом столетии. Да, по той ветке наши отношения с Серенити развивались не совсем гладко. Меня, как человека с непростым характером, крайне раздражала ее беспечность, ее нежелание развиваться, становиться эрудированной и двигаться выше. В этом ведь вся Усаги. Чувства, сердце и только любовь — это все ее хобби. Мне же хотелось разделять с ней не только вечера и постель, но и свой круг общения, свои мысли, обсуждать что-то более важное, чем красоту ночного неба. Наш брак трещать по швам начал довольно быстро. Усаги будто ничего не замечала. А вот я понял, что задыхаюсь рядом с ней. Без настоящей политики, без решения важных проблем я затухал. Мамору отстранился и облокотился на перила. — Знаешь, это будущее показала мне Сецуна. Я был там. На месте себя будущего. Мне было хреново. А знаешь, я увидел закулисье Хрустального Токио. Эта идея — полная дрянь. Там нет счастья. Люди не воюют не потому что им хорошо. Они просто под гипнозом серебряного кристалла. Вот и все. И никто из девочек не счастлив. Несчастны все, кроме Серенити. Ами не лечит людей, а Рей не служит в Храме. Мако гниет без возможности открыть ресторанчик, а Минако потеряет голос. Где счастье в этом Хрустальном Токио? Я выкурила вторую сигарету и слегка продрогла на ветру. Мамору открыл мне глаза. Я понимала, именно он воюет за счастье, а не Усаги. — Я боялся признаться. Я разбил могилу Чибиусы, не потому что хочу забыть. Это плод моих измен с Плутон. Можно, я выпью, мне надо отдохнуть от откровений. Я застыла в немом недоумении. Я услышала правду, которая шокировала. В ней не было места сказке. Все было иллюзией. И она утекала сквозь наши с Мамору пальцы.