История третья - часть вторая Фотограф-убийца
Пробуждение было не самое приятное, в голове стучал набат, а фоном играла музыка. Судя по качеству звука и шипению — из граммофона. Под её аккомпанемент также доносилось монотонное мычание. Окончательно Кроу проснулась, когда почувствовала тошнотворный смрад крови, соли и химикатов. Отвратительный коктейль вони закружил голову, и к горлу подступила тошнота. Не желая выпачкаться, она попыталась приподняться, но не смогла. Зато звуки услышал мучитель и, оставив своё занятие, немедля наклонил стул, к которому та была привязана. Её вырвало на пол, запачканный кровавыми следами: как старыми, так и новыми. На этом всё не закончилось, внутренности вновь скрутило, стоило только почуять вонь ещё раз. В этот раз изо рта вытекла только желчь, но спазмы продолжались, хотя желудок уже опустел. К счастью, короткие пряди ранее были подрезаны в короткую чёлку и не испачкались, а более длинные остались за спиной, крепко привязанной к стулу. Вдох-выдох. Ещё один. Надо успокоиться. Крепко зажмурившись, Альтиус подняла голову, слегка щурясь от красного света лампы. Однако похититель был не слишком терпелив. Он вернул стул в прежнее положение, обошёл вокруг и присел перед ней на корточки. Чёртов псих улыбался и разглядывал её, как зверушку. Непонятно, что творится в его голове. Не разрывая зрительного контакта, Стефано достал из кармана пиджака платок и вытер ей нижнюю часть лица. — С пробуждением, моя дорогая. Ты очень вовремя решила присоединиться к нам. Я как раз закончил со своим творением. Хочешь взглянуть? — резко поднявшись, он зашёл ей за спину. — Ну, конечно же, хочешь! Без предупреждения, фотограф с грохочущим скрипом пододвинул вперёд её стул, а затем отошёл в сторону и включил свет над фигурой в правом углу. Как только щёлкнул выключатель, перед Кроу возникло нечто красно-розовое, сшитое из разных частей человеческого тела. Преимущественно женского. Три ноги в балетных пуантах. У существа была длинная, сложенная гармошкой, шея, которую удерживали в висячем состоянии прочные нити, прикрепленные к потолку. А роль головы исполнял старый фотоаппарат со вспышкой. Части тела монстра ещё не начали гнить: это могло означать, что жертвы, с которых он всё это срезал, были убиты совсем недавно. И, с вероятностью в девяносто процентов, материалом выступали исчезнувшие девушки. — Познакомься с моей прекрасной Обскурой! — представил он существо. Смотреть на «творение» очень не хотелось, вместо этого Кроу постаралась оглядеться, чтобы понять, где она. Просторное помещение с широкой лестницей, ведущей наверх, высокий потолок, с которого светила одна лампочка, поддерживался широкими столбами. Несмотря на ещё две лампочки над Обскурой и той, что светила за спиной фотографа, тут всё равно было темно. И свет не охватывал весь радиус вокруг. Слева Альтиус обнаружила три ряда скамеек. Но это место ведь не может быть церковью? Чуть присмотревшись, она увидела картину с изображённой на холсте женщиной, у модели от тела отлетают руки и голова, заливая окружающее пространство кровью. Лицо, к сожалению, Кроу рассмотреть не могла из-за плохого освещения. Хотелось надеяться, что это лишь картина, а не фотография, но что-то подсказывало: это плод извращенных трудов психа, что держит её. Взгляд переместился на скульптуру за скамьями, висящую перед атласно-красным фоном. Лицо обшито тканью с цветочным узором, а поверх надета маскарадная маска. Руки вытянуты в стороны, ноги в пуантах скрещены, будто девушка вот-вот спрыгнет на пол и начнёт танцевать. На её плечах покоились весы с чашами, в которых лежали детские фигурки балерин, а белая пачка, столь невинно чистая, заставляла душу содрогнуться. Рядышком с ней висела в воздухе над стулом в точности такой же позе другая фигура, только в чёрной, более пышной пачке. Её голова, как и у близняшки, была перетянута тканью, но грязной, больше напоминающей мешок. А вместо весов в руках висели мешки. По форме подозрительно напоминающие человеческие головы. Несколько таких же лежали под покрытыми разводами крови и свёрнутыми под неправильным углом ногами. Скорее всего это сёстры-близнецы, которые пропали год назад. Видавшая разное в лаборатории учёных Кроу была в шоке и никак не могла оторваться от созерцания жутких «шедевров». Ещё сильнее поражало, каким образом эти конструкции висят в воздухе без помощи верёвок. Ноги последней вовсе не касались стула, над которым она висела. Еле оторвав взгляд от близняшек, она увидела за фотографом стол, на котором лежало чьё-то тело без головы. На чистую кожу трупа светил красный свет от лампы, а над маленькой высокой грудью висела нитка с прикреплёнными снимками, которые еще только предстояло проявить. Это было не страшно, а просто отвратительно. Всхлипнув, она с омерзением отметила, что и сама вся выпачкана кровью. Своей ли или той, что на полу, оставалось лишь догадываться. Всё, что ниже плеч, почти не чувствовалось от онемения. То ли верёвки слишком туго стянуты, то ли действие яда не прошло. При виде тела на столе Кроу вновь ощутила, как скручивает желудок. — Прекрасно, не правда ли? — Ты псих... Стефано снисходительно улыбнулся и положил руку ей на макушку. — Все мы психи. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. А я художник, что хочет показать своё видение. — Похищая и разделывая девушек на части, а потом сшивая из них новых кукол? — возмутилась Кроу. — Вы убийца! — Я художник, — скучающим тоном повторил Стефано. — Все они рано или поздно умерли бы. Смерть никого не щадит. Но я сохранил память о каждой из них. Они будут жить вечно в моих творениях. Это так прекрасно! Миг смерти, пойманный на снимок, как мошка в янтаре. Фотограф прошёлся перед ней вперёд-назад, а в руках его Кроу увидела блестящее в отсвете красной лампы лезвие. Остановившись, он приподнял руку с охотничьим ножом, тем самым, который она видела перед тем, как потерять сознание. — Жизнь кончается, и расцветает цветок из плоти и крови, — кончик его ножа указал на картины с людьми, у которых за миг до смерти отрывались головы, ноги или руки. Некоторые картины состояли преимущественно из снимков глаз, рта и укрывали почти все стены. — Я осознал красоту гибели. И решил поделиться своим открытием с миром. Она не знала, что и противопоставить его словам. Он слеп ко всему, кроме собственной идеи-фикс. Безумный человек, в руки которого попали множество невинных людей. И, судя по висящим в воздухе телам сестёр-близняшек, ещё и имеет какую-то силу. Нельзя оставлять его в живых даже для экспериментов Ходжо. Он опасен для общества. Нужно отвлечь его и дождаться помощи коллег, он ведь не мог пронести её перед ними незамеченной? Если же да, придётся придумать, как выбраться самостоятельно. Вспышка фотоаппарата ослепила на миг, а когда зрение вернулось, Стефано уже убирал камеру от глаза и нёс туда, где лежал труп, который, судя по всему, он ещё разделает. — Хочу сохранить твоё лицо в памяти, прежде, чем начну работу. — Где остальные девушки? Они ещё живы? — Оглянись, — не соизволив повернуться, махнул ножом убийца. Аккуратно, чтобы не повредить затёкшую шею, Кроу заглянула через плечо. Музыка внезапно заиграла громче, а Альтиус, раскрыв рот, уставилась на девушек и юношей, замерших в разнообразных позах. Кто рядом с каменными столбами, кто на лестнице ведущей вверх. Люди с застывшими на губах криками заваливались кто-то назад, кто-то вперёд, у кого-то подкашивались ноги, другие хватались за распоротые ножом раны. Вновь и вновь в маленьком отрезке искривлённого времени, охваченные кубом с синим свечением, они переживали круговорот своей смерти. Падая, но так и не касаясь пола. Немые и испуганные. — Восхищена? Они запечатлены, и их запомнят навсегда, никто не постареет. Застывшие между агонией и смертью. — Как... — Многие считают этот мир ужасным. Но для меня он полон красоты. Восторга творения. Ограниченный только собственным воображением. — Это бессмысленно! Как только они появятся хоть на одной выставке, вас тут же схватят Шин-Ра. А они так просто не отпустят. — Ты слишком много говоришь. Это отвлекает, — оставив своё занятие, он вернулся к ней с прозрачным пакетом, в котором лежала чья-то голова. — Твои глаза станут прекрасным дополнением для моего нового шедевра. У женской головы были короткие чёрные волосы и дырки вместо глазниц. Ещё одна потерянная девушка, только обезображенная до неузнаваемости. Это не помощница Ходжо, та была блондинкой. Вдруг воздух рассёк клинок ножа и остановился в паре сантиметров от её зрачка. Хоть одно неверное движение, и острие проткнёт глазное яблоко. Стиснув зубы, Кроу пресекла дрожь в теле. — Я назову её в твою честь, «Корвус»*. Ты рада? — нежность, с которой произносились эти слова, никак не вязалась с ножом, опускающимся вниз, к шее. — Она будет вся в чёрном, кружевах, перьях и драгоценных камнях! Не волнуйся, остальным частям твоего тела я также найду применение. Острие, царапая шею, уткнулось в горло. Дыхание Альтиус участилось, а наверху с грохотом распахнулись двери, впустив в полутёмное помещение немного света. Стефано тут же испарился, оставив за собой облачко синего дыма. Что-то такое происходило, когда она теряла сознание в его студии. Кто-то быстро спускался к ней. Повернув голову, она увидела своих товарищей, что с оружием наготове обходили застывших людей. — Что это за... — оглядывался Руд, стараясь не касаться людей. — Кроу, ты жива? — громко спросил Лазарус. — Люче! Осторожно, он умеет перемещаться! Услышав это, турки стали озираться и смотреть по сторонам, осторожно приближаясь к ней. Она была рада их появлению, лишь знание, что фотограф рядом, не давало успокоиться. Тсенг, проходящий мимо запертых в коротком промежутке времени людей, нахмурился. — Есть, что-то ещё, о чём нам стоит беспокоиться? — Он останавливает время. Но я не знаю, как, — Кроу вертела головой в поисках преступника. Люче наклонился над ней и достал нож. Руд двинулся к скамьям, туда, где висели близнецы. А Тсенг подошёл к синеватому кубу, в котором светловолосая девушка, протянув руку, падала на спину с перерезанным горлом. Черт, это же она! Сотрудница, которую они искали. Из-за неё и начался весь кошмар Кроу. Кровь мелкими брызгами медленно летела от раскрытой раны учёной, а та падала вниз, но так и не касалась пола. — Какого х... — Улыбочку в камеру! — прервал Тсенга фотограф. Одновременно с коллегами Кроу повернула голову к углу со статуями близняшек. Щёлкнул затвор камеры, выстрелил чей-то пистолет, и фигура Стефано исчезла в яркой вспышке, оставив после себя застывшего в синем кубе Руда. Из его ружья медленно выходило несколько пуль, не покидавших границы клетки, а через пару секунд они возвращались в дуло, чтобы композиция повторилась. — Руд! — прокричала Альтиус. — Что это за чертовщина? — оставив нож у ног Кроу, Люче резко отскочил под стол, на котором покоился труп. — Не трать патроны! — приказал Тсенг, медленно подходя к застывшему Руду. — И смотри в оба, Люче. — Снимок — это часть души, — вкрадчиво, с лёгким акцентом, произнёс фотограф за спиной Тсенга. Турк, быстро развернувшись, выстрелил пару раз в пустоту. Напряжённый Люче вышел из укрытия и теперь осматривался, стараясь, чтобы его не застали врасплох. Но как, если враг невидим? А Стефано, как Альтиус уже поняла, стал играться, появляясь в помещении то тут, то там. Его это точно забавляло, ведь убить тот мог в любую секунду. По мере сил Кроу старалась указывать на местонахождение преступника, но тот исчезал. Потом появлялся вблизи кого-то из них и пытался достать жертву ножом. Одна из попыток кончилась тем, что еле ушедший от атаки Тсенг получил большой порез на груди, но зацепил пулей и фотографа. — И дуракам иногда везёт, — выдохнул Стефано, появившись рядом с Кроу и сжимая раненное плечо. — Но её вы не получите! Прозвучали новые выстрелы, и тот со смехом исчез. На глазах всегда спокойный и расчётливый Люче дрожал, и готов был убить любого, кто попадётся в поле его зрения. Фотограф изматывал каждого, вынуждая терять самообладание из-за страха. Кроу и сама от любого шороха могла бы подскочить, если бы не путы. Зачем ему вообще эти затянувшиеся игры? Он ведь в любой момент мог их всех «запечатлить». Вот они все, на блюдечке, запутавшиеся и испуганные, что же ещё надо? Освобождать Кроу друзья не спешили, и, прячась за каменными столбами, которых здесь было более, чем достаточно, от появляющегося фотографа с ножом, пытались застрелить его. — Ну и дыра! — услышала она голос Генезиса и поверить не могла собственным ушам. Солджер спускался по лестнице к ним, как ранее сделали её друзья, и с интересом оглядывал убежище маньяка. Подскочивший до предела адреналин не давал мыслить логически и понять, что сейчас к чему и что тут делает Генезис. Но Люче, прятавшийся в этот момент за столбом, увешанным картинами с изображениями глаз, быстро ввёл Кроу в курс дела: — Рапсодос! Я велел тебе присматривать за Лукасом, ждать поддержку и не соваться! Какого хрена ты вообще вытворяешь?! — И давно ты стал директором отдела солджеров? — скрестил на груди руки Генезис и посмотрел туда, где застыл Руд. — А что такое с... — Берегись! — одновременно крикнули Кроу и Тсенг. Возникшая, между замершими «шедеврами», фигура фотографа перекрыла Генезиса. — Прекрасный кадр! Засияла вспышка и щёлкнул затвор фотоаппарата. Но на том месте никого из них двоих не оказалось. Только падающий снимок. Неужели он каким-то образом засосал Генезиса в фотографию, что легла на каменную лестницу? Мысль не успела прийти к логическому завершению, когда чьи-то руки схватили её за ноги. Резко опустив глаза, она увидела рыжую макушку солджера, разрезающего путы ножом, оставленным Люче. — Ты... — Не за красивые глаза меня назначили в первый класс, — перебил Рапсодос и, насколько мог быстро распутал верёвку. Она помогала по мере возможности, но, когда снова началась стрельба, наклонилась над солджером и укрыла голову рукой, чтобы не попасть под шальную пулю. Тот вдруг перехватил Альтиус за ноги и, поднявшись вместе с ней на плече, пробежал рядом с фигурой Обскуры на невысокий помост, к Тсенгу. Там лежал какой-то аппарат, завешенный старой тканью. За ней они и укрылись. — Как ты? — поинтересовался турк у Кроу и, получив ответ, сердито обратился к Генезису: — С тобой мы позже поговорим. Мало того, что явился мешать слежке, так ещё и сюда припёрся! — Потом всё, пожалуйста! — оперевшись на дрожащие от притока крови руки, усмирила она пыл товарища. — Где мы? Как вы нашли меня? — Лукас всё выложил. Под подвалом дома фотографа находилась канализационная шахта. По ней он переносил всех своих жертв сюда, в склад старого театра. Его ведь года два назад закрыли, никто не заходил. — Поближе к месту творчества хотел побыть, — добавил с усмешкой Генезис. Значит они сейчас под театром. — Есть способ подняться в зрительный зал? — оглядываясь, поинтересовалась Альтиус. — Да, по лестнице. Мы оттуда как раз и пришли, не плутать ведь в канализации, — кивнул Генезис. Внезапно его взгляд переместился вниз, к запасным скамьям. Рапсодос оттолкнул Кроу с Тсенгом в сторону в тот момент, когда в них полетел нож и глубоко вошёл в стену, намертво застряв. — Антракт окончен, дамы и господа! Продолжим наш спектакль! — пропел Стефано, появившись на скамье. Он медленно спустился на пол и вытащил из-под полы пиджака другой нож. — Какой смысл в искусстве, если нет публики? Так что для настоящего шедевра вы мне тоже понадобитесь. Они разделились: Генезис поднялся к убежищу Люче, а Тсенг, схватив Альтиус за руку, потянул в сторону стоящих неподалёку столбов, поддерживающих арочные проходы. Преследовал фотограф преимущественно Кроу и Тсенга. Обернувшись, она отметила, что его телепортация больше напоминает быстрый бег. Похожее устройство учёные создавали для солджеров. Только то, что у Стефано, скорее всего, усовершенствованная версия. Несколько раз тот преграждал им путь с фотокамерой наизготовку, но не спешил делать снимок. Игрался и запугивал. Конечно. Ему ведь Кроу нужна живой, для собственных творений. От выстрелов фотограф быстро уклонялся. — Выбирайтесь наверх, — крикнула она, оказавшись рядом с Люче. — Иди за мной. Вы двое, отвлеките его, — велел Люче и, дождавшись Кроу, стал взбираться с ней наверх, к дверям. Едва Люче и Кроу поднялись, как Стефано, появившись перед открытыми дверями, схватил Лазаруса и несколько раз всадил нож по рукоять в его плечо, поговаривая после каждого удара: — Твоя. Смерть. Станет. Моим шедевром! От шока друг забыл даже закричать от боли и опомнился лишь в тот момент, когда Кроу подхватила с пола его упавшее оружие и выстрелила в безумца. Но Стефано там не оказалось. Зажав рукой рану, Люче упал на пол и часто задышал, стискивая зубы от боли. — Люче, Люче! Ей не дали даже склониться и, перехватив за руку, потащили со склада по лестнице вверх. То был солджер. На сей раз он молчал. Видимо осознал всю опасность ситуации. «С Люче всё будет хорошо, это просто ранение в плечо. Глубокое, но излечимое», — убеждала себя Кроу, оглядываясь в поисках фотографа. Он должен преследовать её. Ему нужны глаза. Ещё пару шагов и, наконец, они вырвались из узкого коридора, оказавшись за кулисами. Но останавливаться Генезис не спешил, ведя Кроу за собой на сцену, где Стефано и появился. — Вы все уже поднадоели мне, — заявил фотограф, держа испачканный в крови нож наготове. Вырвав из хватки солджера руку, Кроу выстрелила. Уворачивающийся с невероятной скоростью мужчина неторопливо шёл им на встречу. Собственные руки тряслись от страха и напряжения, пистолет в руке заходил ходуном. Этот псих уходит от любого выстрела, он просто убьёт их. Что теперь, вся подготовка на учениях прошла зря, раз она так дрожит при виде этого маньяка? Злясь на собственное бессилие, она прицелилась в фотографа, умом понимая, что всё равно промахнётся, но Генезис выхватил у неё оружие. Сбитая с толку Кроу оглянулась на солджера, её нервы были на пределе. — Генезис! — Мажешь, как ребёнок, — отрезал Рапсодос. — Сделай, тогда что-нибудь! — возмутилась Альтиус. Рапсодос не ответил, вместо этого быстро извлёк магазин из основания рукоятки пистолета, чтобы подсчитать патроны — их оставалось два. А затем вернул его обратно, передёрнул затвор и направил дуло на приближающегося врага. — Какая прелестная композиция... — произнёс Стефано, подняв фотоаппарат к правому глазу. Тот засиял голубой энергией. — Сколько страсти! И из тебя можно сделать что-то прекрасное. Когда фотограф прикрыл левый глаз для съёмки, Кроу поняла, что это их единственный шанс застрелить его. Но вместе с тем накатил животный ужас, какой она не испытывала ещё ни на одном задании. У них только два патрона и, если Генезис промахнётся или Стефано успеет уйти от выстрела, им обоим придёт конец. Раздался выстрел, оглушивший её на левое ухо. «Промазал» — такой была первая мысль Альтиус, когда она увидела фотографа невредимым. Мужчина пошатнулся, чем заставил её вздрогнуть. Продырявленная камера выпала из рук Стефано, открывая вид на дырку от пули в правом глазу. Сам он завалился назад и со стуком упал на деревянный пол сцены. Пару секунд Кроу стояла, не двигаясь, затем шагнула вперёд. Он умер? С ним покончено? Солджер перехватил её за руку. — Пусти! — Успокойся! Успокойся, Кроу, — он оборвал все её попытки вырваться, затем сжал за плечи и тряхнул, приводя в чувство. — Скоро сюда явится подкрепление. Возвращайся вниз и посмотри, как там остальные. Я разберусь с ним. Глубоко вдохнув, она прекратила сопротивление. Он прав. Прав, прав. Надо вернуться и узнать, что с Люче. Генезис отпустил и, стянув с себя плащ, протянул ей. — Холодно. Оденься. Взглянув на кожаное пальто, она оглядела себя. Со всем этим кошмаром Кроу совсем забыла, что осталась в нижнем белье. Поэтому молча приняла его пальто и, просунув руки в рукава, бросила взгляд на тело, лежащее неподалёку. Кажется, будто он сейчас поднимется, и, смеясь, продолжит свои «игры». — Иди. Всё будет хорошо, — и, держа наготове оружие, Генезис зашагал к лежащему художнику.***
Крепко сжав руку лежащего в лазарете друга, Кроу с облегчением замечала, что он поправляется. Рана оказалась глубокой, но врачи обещали, что вылечат, а пока Люче обязан был остаться в палате. Перспектива его не радовала, но еще меньше ему хотелось жить с больной рукой. Хотя ещё неизвестно, излечится ли она полностью. Альтиус сама пролежала в палате вместе с ним недолго, и, как только почувствовала себя лучше, немедленно выписалась, несмотря на предупреждения врачей. Руду повезло гораздо больше. Когда Альтиус спустилась к ним вниз, куб, в котором он был заперт, пропал, и тот уже сидел возле Люче, такой же бледный. Тсенгу повезло чуть меньше, ранение у него было лёгкое, но начальник отчитал его за то, что он позволил Генезису вмешаться в операцию. Наказания не последовало только из-за успеха задания. После смерти безумного фотографа, все замершие во времени люди освободились, но были уже мертвы. Отряд турков позже выясняли личности погибших. Их оказалось более тридцати человек. О пропаже некоторых не сообщали родные, у остальных их даже не было. Выяснилось, что вначале он похищал неприметных людей без родственников и друзей. А позже, то ли осмелев от безнаказанности, то ли окончательно сойдя с ума, нашёл себе напарника и платил ему за привод моделей. Возможно решил, что для его «шедевров» необходимы изящные манекенщицы. Стефано Валентини оказался военным фотографом Шин-Ра. Как, впрочем, и говорил ей. Но после потери правого глаза во время сильного взрыва покинул работу и стал фотографировать моделей. Он в самом деле был знаком со знаменитостями из модного дома. Одной из этих знакомых, даже отрезал голову. Её Кроу и видела в пластиковом пакете. Женщину долгое время считали пропавшей, но теперь дело раскрылось. Тело фотографа Ходжо, забыв о погибшей помощнице, с пеной у рта вырвал себе на эксперименты. И, покопавшись всего каких-то два дня, объявил, что этот парень гений. Модифицировал устройство для увеличения скорости и прикрепил к своему шарфу. Из-за усовершенствований его скорость увеличилась настолько, что казалось, будто он телепортируется. Ещё интереснее обстояли дела с его правым глазом и фотокамерой. Кажется, он вживил в глазницу материю, что замедляла время, но каким-то образом при помощи взаимодействия с фотоаппаратом менял её свойства. Как именно, объяснить учёный не мог. Поскольку «нерасторопные детишки испортили ему такой хороший экземпляр». Они бы спелись. Два психа. Больше ничего Ходжо не сказал и заперся с трупом фотографа в лаборатории. Узнавшие о таком опасном типе Никс и Либертус долго ругали их команду за то, что задействовали в операции так мало людей и позволили Кроу играть роль наживки. Позже Никс успокоился и высказал, как рад видеть её и Люче живыми. Либертус оказался чуть упёртее и прощать «сестрёнку» за такой риск для своей жизни не собирался. И на Люче дулся. Дескать, не защитил. Но каждый вечер они вместе навещали друга в лазарете. Появился однажды и Генезис. Пожелал Люче скорейшего выздоровления, поругался с Либертусом, и ушёл в сердцах, забыв свою книжку с поэмой. Геройство на задании его начальство не оценило и продлило срок наказания. Старший брат с радостью вспоминал при каждой встрече, как прекрасно в отделе и на миссиях без лавлессофаната. Ещё раз он это упомянул минут пять назад. На что Люче закатил глаза и, охая от боли в плече, попросил поправить ему подушку. — Что слышно в отделе? — поинтересовался Лазарус у неё. — Всё как обычно. Половина на заданиях, некоторые охраняют безопасность президента, другие выясняют личности обезображенных жертв Стефано, — поделилась Кроу, заботливо взбивая ему подушку. — Как Гайя таких носит? — с омерзением пожал плечами Остиум, прижавшись подбородком к спинке стула, на котором сидел верхом. — Много их? — проигнорировав его реплику, продолжил допрос Лазарус. — Пятеро. Но они все без голов и рук, сложно что-то сделать. Либертус скривился, как и всякий раз, когда речь шла об этом изверге или Генезисе, и попросил сменить тему на что-нибудь менее отвратительное. И так уже вся корпорация только о Валентини и говорит. Безумный фотограф-убийца. Их прервал стук в дверь. В проёме показался Рапсодос, которого, по совету врача, просили не оставлять вместе с Либом в палате больного, поскольку те беспокоят Люче. Этот же врач пару дней назад, советовал Кроу сходить к психологу для профилактики, мало ли что потом выкинет сознание. Разумеется никуда идти она не собиралась, хотя и понимала, что этот псих ещё долго будет преследовать её в кошмарах. — Привет, — сказал Рапсодос и, окинув Либертуса неприветливым взглядом, добавил: — Я пришёл с миром. Кроу, ты не находила тут мою книгу? — Хах! Книга? — тут же влез Остиум. — Придумал бы что получше. — Он действительно её тут забыл, — защитила солджера Альтиус и, открыв дверцу тумбочки возле койки Люче, достала Loveless, подтверждая его слова. Надувшись, Остиум, не признав её правоты, вполголоса посоветовал отделаться от него поскорее. Альтиус так же тихо согласилась и вышла вместе с виновником плохого настроения «братца» в коридор лазарета, где крутились медсёстры, врачи и больные. — И как он? — сложив руки в карманы короткой чёрной куртки, поинтересовался солджер. — Уже лучше. Люче идёт на поправку. А ты? Я слышала, Лазарду не понравился твой подвиг. — И не осталось ненависти — только радость. Для тебя, окутанным любовию Богини. Герой рассвета, целитель миров, — процитировал он какую-то строчку из книги и, заметив непонимание, уточнил: — Лазард слепой дурак. А на таких не обижаются. — Чувство собственного достоинства, я вижу, никуда не делось, — Кроу скрестила на груди руки. — Всё ещё ищешь жильё? — Пока остановился в гостинице. Попробую завтра вытащить Анджила на поиски, — чуть замявшись, он продолжил: — Знаешь, может сейчас не лучшее время, но... — Ты прав, — понимая, к чему тот клонит, перебила Кроу. — Сейчас не лучшее время. В другой раз попробуешь Растянув губы в ухмылке, он принял протянутую книгу и, потрепав Альтиус по плечу, развернулся и покинул лазарет. Кроу решила поскорее вернуться в палату к друзьям. Приключений пока с неё хватит.* * *
Анджилу очень не хотелось этого признавать, но раньше он ужасно злился на друга. Как же Генезис подвёл его! Хьюли битых три часа расхаживал по восьмому сектору в поисках товарища, как дурак! А тот в этот момент «геройствовал». Он бы высказал всё, что у него накопилось, но Лазард и Вельд всё сделали за него. Анджилу с Сефиротом лишь оставалось с лёгким сердцем наблюдать за надувшимся Рапсодосом, который жаловался, будто никто не оценил по достоинству его подвиги. Он ведь прекрасную даму спас, психа остановил. А его за это ругают! Нет бы наградили, избавили от наказания. Да даже в жалкой газетёнке о нём не писали. У турков ведь дела секретные! Дело о жертвах того фотографа скрыли за грифом «секретно». Нечего народ пугать, панику устраивать. Девушки сбежали и живут лучшей жизнью где-то далеко. Анджил считал, что это неправильно, и родители убитых девочек заслужили правду. Но кто будет принимать во внимание его слова? — Вот скажи, о чём ты думал, вмешиваясь в дела турков? Без оружия, подготовки, — давил на него Сефирот, сидя в том же самом баре, на том же месте. — Покрасоваться перед Альтиус хотел? — Пф. Делать больше нечего, одна Альтиус на свете осталась, — саркастично бросил Генезис, поднимая свой стакан с алкоголем. — Что тогда? Геройствовать захотелось? — Сеф, достаточно виски. Тебя сносит, — пододвигая к себе его стакан, высказал Хьюли. — Никоим образом! — перехватил тот свое питьё и вернул обратно. — Ты ведь сам готов был зарыть его под яблонями, забыл? Узнав об этих планах, Генезис подавился своим виски и, откашлявшись, удивлённо распахнул глаза. Получив от этого зрелища максимум эстетического удовольствия, Анджил улыбнулся. — Возможно, но сейчас он прощён. — Значит, завтра ты пойдешь со мной искать комнату? — аккуратно поинтересовался Рапсодос. — Нет! Ты прощён ещё не полностью! На это заявление Сефирот издал короткий смешок и оставил свои расспросы до лучших дней. А их, как знал Анджил, будет немало. «Частично прощёный» Рапсодос с обиды уткнулся в свою поэму и пролистал пару страниц. Пройдясь по строчкам глазами, вдруг изменился в лице. Хьюли удивился. Генезис всегда расцветал при чтении любимой книжонки, но в этот раз как-то слишком. Друг оторвался от страниц и попросил бармена повторить заказ для всех троих. За какие это, интересно, шиши? Сефирот, сидящий сбоку, прищурился и напомнил, что платить за наглеца не будет. — И не надо. Пускай запишут на мой счёт, — с улыбочкой заявил Рапсодос. — С какой радости? Вместо ответа, он пододвинул раскрытый Loveless Анджилу и Сефироту под нос. Под любимыми стихами друга было выведено беглым почерком: «В знак признательности, я помогу тебе с поиском комнаты. Встретимся завтра после семи у фонтана Шин-Ра. Кроу». Беловолосый солджер, глядя на это, снисходительно покачал головой. А Анджил практически прочитал в глазах друга мысль: «это не просто встреча, а свидание».