Больница. Страшное место, оно слышало молитв больше, чем церковь. Особенно страшное, когда ты хирург. На твоём столе лежит почти бездыханное тело маленького ребёнка, а ты, упрямо сжав зубы, выдёргиваешь его из лап смерти. «Тампон», «шприц», «скальпель», простые слова, а они всегда полны просто дикого напряжения. Кажется, что останавливается весь мир и перед тобой только пациент. И плевать, что ты женщина.
Общество жестоко. Оно готово рвать и уродовать людей, не замечая, что само уже напрочь прогнило изнутри. Мы живём по установленным канонам и нормам, стандартам и требованиям, не замечая, что медленно убиваем друг друга. Девочке нельзя работать врачом, всегда говорила мне мать. Хорошая девочка должна работать учительницей, кассиршей, модельером или просто сидеть дома, ревниво дожидаясь с работы мужа и укачивая на руках седьмого по счёту ребёнка. Мальчику нельзя плакать, ныть или вообще как-то открыто показывать свои чувства: истерика всегда была и будет прерогативой женщин. Хороший мальчик должен работать на сложной или высокооплачиваемой работе, любить футбол и покупать жене шубы. Так живёт примерно две трети нашей страны. Оставшаяся треть либо как-то борется, либо вообще не живёт. Как я.
Моя жизнь начинается и заканчивается в больнице, домой я прилетаю только для того, чтобы поспать. Большая четырёхкомнатная квартира встречает ужасным холодом и пустотой, поэтому порой я сплю в своём кабинете и забегаю туда только для того, чтобы переодеться. Всю жизнь думала, что самое важное – это карьера. Теперь мне тридцать восемь, я – один из лучших хирургов Москвы, а жить мне не для кого. Нет, лгу, жить есть для кого. Если бы не я, несколько сотен людей уже отбыли бы на тот свет. Ну вот, говорю всё о победах, о победах, и вы наверняка думаете, что я – как картинка в книжке – вся из себя такая правильная, идеальная. Теперь пора поговорить о неудачах. Я потеряла троих.
Все говорили, да и говорят, что для хирурга потерять трёх человек – плёвое дело. Мол, это не врачебная халатность, а стечение обстоятельств. Но после каждой смерти я неделями выхожу из состояния пассивной депрессии. Я будто сама прохожу через смерть, и каждый раз чёрт пойми зачем возвращаюсь.
Первой была молоденькая девушка. У неё была врождённая патология почек, она прошла пересадку в какой-то французской клинике. А потом, в какой-то момент, отказали обе почки. Я не успела ничего сделать. Вот она несколько минут назад сжимала руку своего мужа, шепча, что она справится, а вот она уже лежит «под скальпелем», и мой дрогнувший голос механически замечает: «Время смерти – 23:01». О судьбе её мужа мне ничего не известно.
Вторым был мальчик. Одиннадцатилетний мальчик, цирроз печени, врождённая патология, полностью сгубленный иммунитет, шанс – один к миллиону. Детдомовец, за него никто не брался. А я взялась. Его доверчивое: «Тётя, а будет больно?» до сих пор преследует меня в кошмарах.
Третьим был человек, которого я любила всю жизнь. Влюбилась со школьной скамьи, да так и не отпустило. Я не ходила на встречи одноклассников, так что встретила его впервые за двадцать с лишним лет. Он тогда рассмеялся и вымученно улыбнулся. «Ну, Сан, не подведи», – шепнул он, ненадолго задержав мою руку в своих пальцах. Не выдержало сердце. Ложился с рядовым аппендицитом, а отказало сердце. Из запоя меня вытаскивали всем коллективом, впервые я напилась до потери сознания. Я до сих пор хожу на его могилу. Андрей, я не забыла.
Очень больно отпускать кого-то из близких. Я видела смерть, мне казалось, что каждый раз она буквально дышала мне в затылок. Мы будто играем с ней в кошки-мышки, и я каждый раз на волоске. А она лишь тихо смеётся и напоминает, что жизнь не вечна.
Сегодня один из самых спокойных дней в моей практике. Пациентов практически нет, канун Нового Года, который мне опять не с кем праздновать, пустая клиника. Я вдохнула поглубже и встала со стула, кидая последний взгляд на пачки бумаг. Ничего, после праздников запланированы две операции, уж там-то я скучать не буду. Случаи не тяжёлые, так что всё будет хорошо… наверное. Я сняла с крючка лёгкую курточку и быстро накинула её на плечи, завязала на шее объёмный слизеринский шарф.
Книги. Единственное, что кое-как примиряло меня с гнетущей реальностью. Я бегала по Авонлее вместе с Аней из Зелёных Мезонинов, провожала июньское солнце с Эмили Стар, ловила снитч с Гарри Поттером, стреляла с Китнисс Эвердин, бежала по лабиринту с Томасом Эдисоном, отсчитывала пятьдесят дней с Глорией Макфин, искала сокровища с Томом Сойером… Книги захватывали меня, позволяли вырываться из действительности, заставляли плакать и улыбаться. Серия книг Джоан Роулинг глубоко запала мне в сердце. Любимых персонажей было три: Вальбурга Блэк, Нарцисса Малфой и Беллатрисса Лестрейндж. Всё. Все они учились на Слизерине, все они были сильными чистокровными волшебницами и все они были по-своему привлекательны. Поэтому даже квартира у меня была оформлена в тёмно-зелёных тонах. Баловалась я и аксессуарами с маленькими серебристыми змейками, зелёно-белыми шарфами и тому подобной атрибутикой.
Я успела выйти из клиники, потянуться и усесться в машину. Вот и всё. Завести автомобиль, доехать до дома, открыть дверь и ввалиться в пустующее пространство. Никого. Повесив куртку и вздохнув погромче, я заперла дверь и пошла ставить чайник. Новый Год же, как никак. Заварив чай с мелиссой и достав из буфета пачку печенья, я опустилась в глубокое кресло перед телевизором. Вечер, перетекающий в ночь, прошёл незаметно.
Утром я проснулась от сквозняка, ощутимо щекочущего мне ноги. Чувство довольно-таки неприятное, чтобы вы знали. Я закуталась в одеяло глубже и задумалась. Нужно съездить в какой-нибудь торговый центр, купить себе пару новых книг. Да и наушники у меня поломались, вот и зайду за ними. Семье я ничего не дарила, с ней у меня отношения были довольно напряжённые. Да и они особенно с подарками не заморачивались. Как женщина взрослая и самодостаточная, причём довольно богатая, я уже имела написанное и заверенное у нотариуса завещание. Вся моя собственность переходила во владение моей крестницы, бледной беловолосой девушки, которая любила рисовать. Ей только-только исполнилось восемнадцать, она переехала в Питер и поступила в Академию художеств, наперекор родителям. Они хотели видеть в ней врача, такую же замкнутую и немногословную, а главное с деньгами, как я. Вот на этой почве я и перестала с ними общаться. Все, кто видел меня в детстве или юности хотя бы раз, считал, что только я ответственна за материальное положение его семьи. Моё терпение кончилось на моей сестре, которая приехала ко мне «на недельку», растянувшуюся в месяц. Апофеозом происходящего стала вписка, устроенная этой сумасбродной женщиной в моей квартире. Я вернулась со смены злая, заплаканная и растрёпанная, всё ещё храня ощущение пальцев Андрея на моей руке. И вместо тихой уютной квартиры застала последний день Помпеи. Спасибо, не нужно нам такого счастья. И сестра, и её «друзья» удалились через три минуты после моего выступления на публику. Лена меня теперь ненавидит, всё упрекает меня в том, что я не даю ей устраивать личную жизнь. Да я не против, дорогая, только занимайся этим подальше от меня, и никаких конфликтов не будет.
Я приняла душ, быстро перекусила и уже хотела заводить машину, как у меня прихватило сердце. Слава богам, что в таких случаях делать я в курсе. Не останавливая дыхательную гимнастику, я набрала «скорую», представилась, обрисовала своё состояние и симптомы. Обещали доехать побыстрее. Скорее, родные, я же здесь кони двину.
Открыть входную дверь, без резких движений дойти до столика, на котором стоял телефон, и осторожно осесть на пол. Главное - не паниковать.
Так я и сидела, облокотившись спиной о тумбу, смотря в потолок и считая секунды. Последняя более-менее ясная мысль заставила меня вымученно усмехнуться. Подумать только, любимый, мы умираем одинаково. Скоро меня не станет. Скоро всё закончится.
***
Я не могла открыть глаза, пошевелиться, вскрикнуть или просто что-нибудь сказать. Проблема была в том, что тела у меня как такового не было. Чёрт возьми, что же происходит? Неужели так себя чувствуют все, кто находится в коме? Мерзко, ничего не скажешь, мерзко… А я до сих пор могу думать, что делает положение ещё более плачевным. Вечность наедине со своими мыслями? Ужасно, похоже на мой личный ад. Какая ирония, всегда была атеисткой, а теперь, кажется, постепенно уверую в то, что где-то какая-то «великая и всемогущая» сила всё же есть. Ладно, чего бы я хотела? Наверное, снова попасть в трёхмерное пространство, а не находиться в кромешной темноте. Хорошо хоть не заколоченный гроб, и на том спасибо.
Через какое-то время я увидела, как темнота принимает очертания длинного коридора, серого и безжизненного. Я мысленно вознесла хвалу всем богам, которых только вспомнила, и с удовольствием шагнула вперёд. Постепенно, с каждым движением, моё тело вновь обретало форму. Я шла по тускло освещённому коридору, на стенах которого горели керосиновые лампы, а на полу лежал истёртый красный ковёр. Миленько, ничего не скажешь.
Шла я долго. На стенах висели портреты, такие же старые и истёртые, как ковёр, некоторые лампы уже почти угасали. Интересно, нужно ли их заправлять? А если нужно, то кто подливает керосин? Стараясь не думать о чём-то подобном, я остановилась перед огромной деревянной дверью. Коридор сзади меня доверия не внушал. Здраво рассудив, что я уже умерла и ничем меня больше не проймёшь, я толкнула одну из створок.
Коридор привёл меня в довольно уютную гостиную. Большой камин весело подмигивал мне горящими поленьями, а блики с его начищенной до блеска решётки причудливо отражались на стенах, плотные алые шторы ниспадали на пол и были задёрнуты, большой мягкий ковёр, уютное кресло-качалка у камина и несколько диванчиков у стен, свечи, расставленные в канделябры и книжные шкафы — всё это производило весьма и весьма благоприятное впечатление. Я осторожно прикрыла за собой дверь и огляделась; увидев зеркало, привстала на цыпочки и посмотрела на блестящую поверхность, с ужасом понимая, что не вижу своего отражения. Ладно, с законами физики будем разбираться потом. На маленьком столике у кресла-качалки, который был покрыт кружевной салфеткой, лежало письмо. Я осторожно подошла к нему и взяла в руки. На желтоватом и плотном конверте было только моё имя. Вдохнув поглубже и собравшись с силами, тряхнуть конверт. Вот так, ничего страшного. Всего лишь письмо. На столик выпала пара бумаг и перо. Наугад взяла верхнюю и опустилась в кресло, приготовившись читать.
Здравствуй, заблудший странник.
Не пытайся найти выход, его нет. Тебе предстоит сделать выбор, что изменит тебя навсегда. Если ты читаешь это, то Дьявол или Бог посчитали, что ты достоин второго шанса. Сейчас ты в междумирье, но то не столь важно: здесь ты пробудешь недолго. Теперь ближе к условиям сделки. Ты можешь быть направлен в одну из вселенных, получив второй шанс, то есть новое тело и новую жизнь. Обязательным условием считается то, что человек не может попасть туда, откуда пришёл. Итак, у тебя есть два варианта: ты можешь выбрать альтернативную вселенную или раствориться в бесконечности. На ответ даётся один астрономический час. Если за это время не была выбрана ни одна из альтернативных вселенных, ты будешь перенаправлен в любую из них случайным образом.
С уважением,
Создатель.
Некоторое время я пребывала в прострации. Итак, кажется, подобные обстоятельства могут считаться ненормальными. Я осторожно взяла в руки второй лист и нахмурилась. Негусто.
1. Джеймс Дешнер «Бегущий в Лабиринте». Возможные места: Ава Пейдж, Тереза, Томас.
2. Джоан Роулинг «Гарри Поттер». Возможные места: Гарри Поттер, Нарцисса Блэк, Полумна Лавгуд.
3. Стэйс Крамер «50ддмс». Возможные места: Глория Макфил, Ребекка, Стив.
4. Сьюзен Коллинз «Голодные Игры». Возможные места: Китнисс Эвердин, Пит Меларк, Прим-Роуз Эвердин.
5. Френсис Бернетт «Таинственный сад». Возможные места: Мэри Лэнокс, Марта, миссис Крэвэн.
Я покачала головой. Так, давайте по порядку. Джеймс Дешнер. Ну нет, туда я точно не пойду: апокалипсис, «вспышка», постоянный страх смерти и безумные подростки. Точно минус.
Джоан Роулинг. Магические войны, два безумных мужика, закостенелые порядки, полное превосходство чистокровных. Возможно, конечно, не стоит отрицать привлекательности мира, наличие волшебства и знание канона… Ладно, что там дальше?
Стэйс Крамер отметается сразу, не хочу в её вселенную.
Сьюзен Коллинз… Да ну к чёрту. Слишком большой риск смерти в любой ипостаси.
Френсис Бернетт… не интересно. Быть в теле маленькой девочки, служанки или болезненной миссис, не просто в Англии, так ещё и в восемнадцатом веке! Нет уж, увольте.
Итак, какой вариант самый безопасный? Наверное, мир мамы Ро. Жаль только Вальбурги в списке нет, а то пацаном быть не ахти, да и замуж за Малфоя не хочется. Хотя, здесь вообще-то указана Блэк, а не Малфой, так что можно рискнуть. Сделаю из неё самую сильную и страшную ведьму столетия. Я слегка улыбнулась и, взяв перо, обвела цифру «2» и подчеркнула имя Нарциссы. Буквы на листе медленно впитались, оставляя только выбранный пункт. Через несколько секунд они проявились снова, образовывая другое предложение.
Желаемые привилегии, надо же. Я хмыкнула и покачала головой. Ну правильно, кто же захочет оказаться в чужом теле и без каких-то плюшек. Отогнав от себя ненужные мысли, я принялась писать.
Во-первых, хочу абсолютное знание английского и французского языка, латыни и парселтанга. Определённо, пригодится. Во-вторых, мои магические способности должны намного превышать средние, эдакая маленькая Моргана. Буду перекраивать волшебный мир, они мне понадобятся. В-третьих, мощный щит по окклюменции и средние способности в легилименции. Второе я разовью, а вот первое нужно отработать просто до автоматизма. В-четвёртых, мои навыки и память должны сохраниться, без них никак. И, последнее, чтобы уж совсем не наглеть: я хочу попасть в тело десятилетней Нарциссы. Наверное, это всё.
Я отложила перо и зажмурилась. Ничего не произошло. Устало вздохнув, я вновь взяла перо и поставила подпись. Как только последняя капля синих чернил упала на пергамент, я будто потеряла сознание.
