Do you ever get the fear that you can’t shift the tide That sticks around like something in your teeth?
Если выходит какая-нибудь хрень, сделай вид, что эта хрень и есть твой план. Убедишь сам себя — вернешь контроль над ситуацией. В Чистилище не бывает ночи. Есть время, когда тварей много, есть — когда очень много. Парочка вампиров в час называется передышкой. Этой передышкой Дин пользуется, чтобы найти подходящий ствол дерева и на несколько минут закрыть глаза. Чистилище не спит, Дин не спит вместе с ним. Честно говоря, он не уверен, что вообще сможет, когда выберется. Если выберется. До прорехи еще шагать и шагать, попутно разыскивая свалившего куда-то Каса и стараясь не привлекать внимание взбешенных левиафанов. Портал пропускает не всех: своеобразный фейс-контроль на человечность. Кому бы понравилось? — С закрытыми глазами и ножом в руках. Выглядит дебильно, — скалится Бенни во все вампирьи зубы. — Не можешь отвыкнуть или тренируешься на будущее? Дин не отвечает, на это не хочется тратить силы. Они понадобятся, если Дин не планирует поделиться своими органами с остальными тварями. А он не планирует. От постоянного напряжения болит голова — и не привыкнуть. Бенни не двигается и не дышит. Дин не видит, но чувствует, что он пялится на него — начинает чесаться левая бровь. Это раздражает. — Знаешь, чтобы отдохнуть, совсем необязательно останавливаться. Здесь есть забавная особенность, типа ловушки для новичков. Чем больше думаешь о чем-то хорошем, тем меньше его у тебя остается. Это еще одна причина, почему отсюда надо сваливать. Но если найдешь себе «якорь», сможешь продержаться довольно долго. Проверено. — Что за якорь? — нехотя интересуется Дин. Бенни вообще редко говорит не по делу, поэтому слушать приходится. — Нейтральное воспоминание, — Бенни подходит ближе, приваливается к сухому стволу — Дину на голову сыпется труха, и он рефлекторно дергается в сторону. В том, чтобы быть живым транспортом на этот свет, есть свои плюсы, но Дин все равно не хочет пропустить момент, когда вампиру надоест играть в пародию на напарников. — Ну там… Море, дорога на Валенсию. Девушки. На последнем слове Бенни мечтательно вздыхает, явно переигрывая. Дин хмыкает в ответ и молчит. Вариантов маловато. Тишина вокруг сгущается и давит на барабанные перепонки. Передышка закончена.***
В свои четыре года Дин не боится монстров под кроватью, у него есть джем на завтрак и улыбчивая мама, а скоро должен появиться брат, но Дин не может решить, радоваться ли этому. Он не любит делиться. Линни из дома напротив называет это жадностью. Уточняет, что так сказала ее тетя, когда приезжала к ним на выходные. — Ты жадина, Дин, — говорит Линни, вытирая грязные-грязные руки о край футболки. Она старше его на три месяца, и Дину это совсем не нравится. И сама Линни ему тоже не нравится. В тот же вечер Дин относит своего медведя в новую комнату, где еще пахнет краской и ночники в форме звездочек лежат прямо на полу. Дин устраивается там же, подтянув колени к груди — без медведя он все равно не уснет. А утром Дин просыпается под мамин возглас, эхом отскакивающий от стен. У него болит горло и печет голову. Лежать на паркетном полу неудобно, но он холодный. Дин полежал бы еще, но его поднимают и относят в комнату, накрывают тяжелым душным одеялом и усаживают на подушку медведя. Линни остается за пределами комнаты, и целую неделю Дин слушает рассказы о работе и машинах. Папина рубашка тоже пахнет краской. Дин скучает по маме. Но она скоро познакомит его с братом, поэтому Дин согласен подождать. Он пересчитывает черные листики заварки на дне кружки, проливает половину на себя. Папа хмурится, молча переодевает ему футболку и оставляет без сказки об автомобильной выставке. Когда неделя подходит к концу, мама возвращается к нему вместе с большим розовым свертком. Дин заглядывает внутрь и чувствует себя обманутым. Ему обещали брата, а не это. — Сэмми, — ласково повторяет мама. — Дин, скажи: «Привет, Сэмми». Дин молчит. Он не понимает, почему должен что-то говорить. Слово «сестра» вообще звучит странно. Дин послушно подходит ближе и трогает сестру за розовый вздернутый нос. Сэмми хватает его за руку и тянет палец в рот. Глаза у нее слишком большие, как и щеки, но она, кажется, рада его видеть. Ладно, может, «сестра» — это неплохо.***
Чистилище бесконечно. Так же бесконечны голод, злость и желание убить любого, кто попадется на пути. Бонусом идет невозможность сдохнуть быстро. Все, что тебе светит — встретить кого-то, кто тебя сожрет. Иначе несколько часов отключки, а потом все заново. Создатель настолько отвратного места определенно был мудаком. А еще здесь нет ничего, кроме облезлых сучков и целой кучи тварей на одного Дина Винчестера. Так что когда на четвертый день он не может разогнуться от рези в животе, Дин мысленно показывает средний палец зелененьким пятнам перед глазами и приказывает себе идти дальше. Лес вокруг становится гуще и темнее, прямо как во второсортных ужастиках, где главные герои заканчиваются так же быстро, как и терпение зрителей. Было бы неплохо, если бы твари и здесь выпрыгивали под какой-нибудь зловещий скрежет. Дин улавливает боковым зрением движение и, не раздумывая, разворачивается всем корпусом, доставая из-за пояса еще один нож. Лезвие чиркает в сантиметре от цели. До Дина почти сразу доходит, почему. Девчонка перед ним ниже его головы на две. — Помогите мне! — сразу же всхлипывает она, размазывая грязь по щекам. — Что происходит? Дин не торопится опускать нож, рассматривая тонкую шею в вырезе полинявшей толстовки. Кожа неестественно бледная с синими полосками вен. «Первое правило Чистилища — никому не верь». Он и не верит, поэтому, когда глаза девчонки становятся желтыми, а зрачок вытягивается в ломаный ромб, Дин почти успевает. Когти пропарывают ткань куртки прежде, чем Дин заламывает ей руки. Тварь шипит, когда он толкает ее на землю, прижимает горло коленом. За его спиной Бенни расправляется еще с одним оборотнем — в воздухе остро пахнет кровью. Этот запах пробивается даже через трупную вонь. Девчонка дергается еще раз, широко раскрывает рот и демонстрирует впечатляющие клыки. Дин предпочитает рассматривать их, а не прислушиваться к чавкающим звукам, игнорировать которые в последние дни становится сложнее. — Ты привлекаешь слишком много внимания, — Бенни обходит его по дуге и протягивает самодельное мачете. — Скоро здесь будет стая, а ты нормально идти не можешь, неженка. Дину на куртку капает что-то черное. Он пытается наскрести в себе хоть каплю ужаса к ситуации, но его нет. Не будешь есть — послужишь обедом кому-то другому. Бенни вытирает подбородок, бурые разводы впитываются в ткань. — Эти не оживут ближайшие часа два. Он пинает то, что осталось от оборотня, шкура лопается под ботинком с противным треском. Девчонка истошно визжит над ухом, пытаясь вывернуться из захвата. Дин всаживает в нее нож — прямо в шею. Кровь вязкими каплями пачкает штаны, рубашку и кожу — пустой желудок отзывается голодным спазмом. Ткань моментально пропитывается красным, липнет к пальцам. Дин ведет ножом ниже, вспарывая кожу вместе с грудными мышцами. Не думать, не разглядывать, не жевать. Он повторяет это раз пятнадцать, прежде чем установка сливается в одно сплошное «не». Проталкивая по пищеводу первый кусок, Дин не чувствует ничего, кроме удовлетворения. — Добро пожаловать в Чистилище, — Бенни забирает нож и отходит, вытирая ноги о редкую траву. Пальцы упираются во что-то скользкое в развороченной грудной клетке. Во что именно, Дин предпочитает не смотреть. Отвращение отзывается приступом тошноты. Но блевануть сейчас — снова искать еду вместо того, чтобы идти вперед. На второй такой подвиг он не готов. Дин медленно поднимается, тщательно контролируя дыхание. Накрывает то, что осталось от девчонки, грязной толстовкой. Без оскала ее лицо выглядит почти красивым, спутанные длинные волосы мешаются с прелыми листьями. — У меня есть сестра, — просто говорит Дин. В качестве нейтрального воспоминания не прокатывает совсем. Бенни терпеливо ждет, следя за всеми действиями со снисходительной усмешкой. — Ты привыкнешь, — констатирует он.***
— Сааамантаа, — передразнивает Дин, растягивая гласные так, что самого передергивает. «Сэм» как-то привычнее, короче. — Ну, хочешь, я сам тебя подстригу? С челкой или без? Сэм четырнадцать, и она запорола охоту. Дин даже не считает, что это ее вина. Кто же знал, что у гулей окажутся такие длинные руки, и они решат пополнить свою коллекцию волосами его сестренки. Сэм тогда растерялась настолько, что промахнулась с полметра и отшатнулась влево, мешая прицелиться Дину. Гули сбежали, Джон не выматерился только потому, что Сэм четырнадцать, и она — девочка. — Приедем в мотель, подстрижешься, — выцеживает он, глядя при этом только на Дина. Вся обратная дорога проходит в нехорошем молчании. Дин садится на заднее сидение к Сэм и, старательно глядя в окно, сжимает ее руку в своей — пальцы у нее мерзнут постоянно. Сэм вздрагивает и утыкается ему в плечо. Мелкая по-винчестеровски винит во всем только себя и злится на отца. Дин осторожно приобнимает ее, — асфальт на этой дороге укладывали лет тридцать назад, — и пропускает сквозь пальцы мягкие пряди. Волосы у Сэм и впрямь длинные, до лопаток. Дину даже жаль. В номере Сэм сдается не сразу, долго теребит растрепанную косичку, с ужасом глядя на ножницы. А через час неверяще разглядывает себя в зеркало. Дин «немного» перестарался. Тонкая шея у сестры моментально покрывается мурашками от холодного воздуха, а уши непривычно торчат, не прикрытые больше ничем. Сэм почти мальчик, и только ревет по-девчачьи, глядя на отрезанные волосы, — так, что в первые секунды Дин даже теряется. — Хэй, Сэм, — говорит он как можно более непринужденно, собирая отстриженные пряди в пучок, — выбирай: мы их сожжем, сделаем куклу для ритуалов или выкинем? Сэм всхлипывает последний раз, нервным жестом вытирает глаза. Иногда Дин почти завидует способности настолько быстро переключаться. — Сожжем, — улыбка у нее выходит такой же нервной. Паленым комната пахнет весь день, Дин переставляет сумки так, чтобы закрыть пятно на ковре, зато Сэм больше не убивается по поводу стрижки. Отец вечером смотрит так, будто видит ее впервые, тянется пригладить торчащие пряди, но передумывает. Сэм кривится и не разговаривает с Дином неделю. А за три месяца волосы отрастают, и Сэм обрезает их сама.***
Охота в Чистилище отличается от Охоты в мире людей только тем, что здесь монстры сами ищут тебя. Ни значков ФБР, ни постоянных мозговых штурмов. Ни-че-го. Все, что тебе надо делать — стоять на месте. — Человек, здесь, — усмехается Бенни, даже не оборачиваясь, — на что ты еще рассчитывал? Новости разносятся быстро. С Бенни легче. Он не копается в мозгах, не пытается втереться в доверие или сделать вид, что они на одной стороне. Все, что ему нужно — выход. И Дин не против, если тот и дальше будет держать свои клыки подальше от его шеи. А вот про «новости» уже интереснее. На все расспросы Бенни только отмахивается. — Птичка нащебетала. Поэтому, когда им на пути попадается отбившийся от семьи гуль, это даже на руку. Ловить его приходится долго, Дин успевает порядком устать от гонки с препятствиями и мелькающих вокруг деревьев. Тварь явно хочет жить. Бенни вгоняет мачете по рукоятку в тощий живот, пришпиливая гуля к дереву. Дин не вмешивается. Гуль воет на одной ноте и даже не пытается отползти — Бенни надоедает быстро. — По-моему, он ничего не знает, — вампир брезгливо вытирает руки об штанину. — Может, дальше без ангела? — Ты ничего не забыл? — Дин подходит ближе, рассматривая черное пятно, расползающееся по грязной рубашке. — Без ангела мы никуда не пойдем. А твой друг нам подскажет, где его искать. Гуль впервые смотрит на него, смаргивая, как кошка — третье веко на секунду закрывает глаз, а потом медленно съезжает к самому уголку. — Я не знаю… — это неправильный ответ. Дин улыбается и без замаха всаживает лезвие в локтевой сустав. Мерзкий хруст заглушает новый вопль твари. — Давай попробуем еще раз? — почти миролюбиво предлагает он. Гуль свешивает голову вперед, изо рта тянется ниточка слюны. — На озере, — очень медленно выговаривает он. — В двух днях пути в низине есть озеро с галькой. Я видел его там! Это все, что я знаю! Озеро. Дин ловит взгляд Бенни, проверяя. Когда он опять поворачивается к гулю, тот по-прежнему смотрит на свои ноги. — А, знаешь? — Дин делает шаг назад, удобнее перехватывая нож. — Я тебе верю, приятель.***
— Серьезно? Только месяц в Мичигане? — новенькая официантка — «Молли», если верить белому бэйджу, неаккуратно приколотому у самого выреза — притворно удивляется и нарочно наклоняется ниже, чем надо, второй раз доливая кофе. Дин усмехается и ставит примерно четвертый размер. Оценить в полной мере мешает фартук и Сэм, слинявшая сразу, как только Молли подошла познакомиться. — Да, мы уезжаем девятнадцатого, — он виновато улыбается, переводя взгляд выше. Губы у Молли чуть пухлые, округляются в аккуратное «о», когда он продолжает: — Но этого времени мне вполне хватит, чтобы тебя удивить. — А, знаешь, я тебе верю, — Молли подмигивает ему и оставляет на столе салфетку со своим графиком. Вернувшаяся Сэм со всего размаху плюхается на стул, деревянные ножки громко скрипят по кафелю. Она отодвигает тарелку с блинчиками и упирается взглядом в стакан с апельсиновым соком. — Ты не мог ее пропустить, да? — почти спокойно замечает она. Дину не нравится это выражение лица. Он тянется через весь стол, взъерошивает ей волосы. Сэм улыбается уголком рта. — Это же просто девушка, Сэм. Хватит сучить, может, она тебе еще и понравится, — Сэм предсказуемо вскидывается, но молчит. Блинчики так и остаются недоеденными. Молли Сэм нравиться так и не начинает. Дину даже кажется, что она не язвит только потому, что, когда та заходит к ним, — в конце дня по вторникам и четвергам, — Сэм слишком занята попытками наверстать материал, пропущенный из-за переезда. — Ты так и не познакомил меня со своей сестрой, — иногда Молли слишком навязчива. В очередной вторник она подходит к Сэм вплотную, с доброжелательной улыбкой тянется погладить ее по щеке. Сэм неловко застывает и вдруг отшатывается назад, задевая торшер на прикроватной тумбочке. — Я не хочу с тобой знакомиться, — Сэм поджимает губы, непримиримо глядя на Дина. — Вы на свидание опоздаете. Дин обнимает Молли за талию, крепче, чем следовало бы, и разворачивает ее в сторону выхода. — Не скучай, мелкая, — он слышит за спиной сердитый выдох и закрывает дверь номера. — Какая странная девочка, — улыбаясь, замечает Молли, и Дин чувствует, как вся симпатия к ней улетучивается с крейсерской скоростью. Они не идут в кино. Вместо этого Дин едет к ней домой. Молли прижимается к нему и забирается пальцами под пояс штанов еще в машине, а когда они наконец добираются до спальни, отсасывает как в порнушке — с показушными стонами и томным взглядом из–под ресниц. Дин быстро перехватывает инициативу. Он отстраняет Молли от себя, раскладывает на кровати и дает выход раздражению. Утром на ее бедрах и груди наверняка проступят некрасивые синяки, но Дину плевать. Молли вскрикивает, когда он входит в нее одним слитным толчком и сразу начинает двигаться. После второго захода Дин тянется за своими джинсами, пытаясь вспомнить, куда он дел футболку. — Ты не останешься, — Молли не спрашивает. Она выглядит вполне довольной и явно рассчитывает повторить. — Кем ты работаешь? — Дин успевает найти один носок, прежде чем ее опять пробивает на поговорить. — Помогаю отцу в автосервисе, — без зазрения совести врет он. — Семейный бизнес. — Ого, — Молли потягивается, вставая следом. Тени ложатся под грудью и в ямку пупка. — В свое время я тоже хотела пойти на механика. Дин невольно оглядывает ее тело — изящные руки, соблазнительный изгиб талии и хрупкую шею. — Такая работа не для тебя, — он пожимает плечами и самостоятельно находит выход из дома. Обратная дорога кажется ему длинее. В комнате мотеля не горит свет. Дин подходит к кроватям, и Саманта усиленно делает вид, что спит. Даже дыхание задерживает. Дин обнимает ее вместе с одеялом, фыркает во взъерошенные волосы. — Ты пахнешь, — морщится Сэм и отворачивается. — Не будь занудой, — Дин наставительно щелкает ее по кончику носа. Сэм теплая и злая, завтра опять будет ворчать, что проспала первый урок. Дин укрывает ее одеялом с головой и, не слушая возмущений, валится на свою кровать. — Я не странная, — тихо говорит Сэм из-под одеяла. Через слой ваты Дин не может разобрать эмоций. — Не-а. Но будешь, если не выспишься, — он поворачивается лицом к двери, на автомате проверяя мачете под подушкой. С Молли он больше не видится.***
— Ты же знаешь, где это озеро, верно? — не то чтобы Дин сомневается в ком-то, кто провел в Чистилище последние пятьдесят лет, уточняет скорее по инерции. — В двух днях пути в низине, — дословно цитирует Бенни, даже не оборачиваясь. — Водой пахнет. Дин не чувствует ничего, кроме гнилой листвы, но он умеет понимать намеки. Других вариантов у него все равно нет. Время в Чистилище вообще не подчиняется никаким законам. По ощущениям они идут уже целый день, но вряд ли прошли так много. Пытаться рассчитывать на часы не вариант — стрелки двигаются в разных направлениях с того момента, как Дин вообще вспомнил, что они у него есть. — Бесполезно, — Бенни усмехается почти сочувствующе. — Здесь не работает ничего, притащенное извне. Кроме оружия, естественно. Хоть в чем-то ситуация не настолько отвратная. Дин скептически рассматривает самодельное мачете. — Тогда зачем поменялся? — Когда на тебя нападают шестеро, приходится чем-то жертвовать, — философски начинает вампир, но Дин его обрывает. — У нас гости. Он разворачивается и поудобнее перехватывает нож, чувствуя, как привычно серая картинка перед глазами становится четче. Злость разносится по венам вместе с ускоренным током крови. Когда он сносит голову первому вампиру, сбоку на него налетает еще один, но быстро пропадает из зоны видимости. Бенни прикрывает спину, насвистывая какую-то классику, — у него не сбивается дыхание. Дину даже завидно. Тварей немного, это определенно на руку, но действуют вампиры на удивление слаженно. Дин чуть не поскальзывается на чьих-то внутренностях, мелодия раздваивается в голове. Мотив кажется знакомым. Заминкой пользуются двое, и свист обрывается. Дин улавливает короткое «Пригнись», прежде чем всаживает нож в чей-то бок. Рукав заливает красным. Последнего из импровизированной стаи он приканчивает с особым удовольствием. Бенни понимающе скалится и рассматривает оружие, прикидывая, что можно взять с собой. — Ты бы здесь прижился, — замечает он без всякого выражения.***
Когда они вваливаются в гостевой домик у озера, Дин всерьез раздумывает над тем, чтобы остаться ночевать в машине. С потолка у самого входа капает вода, а хозяин вовсе не так радушен, как хотелось бы с такими-то ценами. Дин старательно улыбается и спотыкается о пластмассовое ведро около порога. Возможно, их не выпирают только потому, что Сэмми непостижимым образом верит в ту херню, которую вдохновенно несет. Что-то о красоте мест, дальней дороге и тяжелых для такой хрупкой девушки, как она, переездах. Дин ставит у себя в голове галочку напротив графы «приехали» и сипло выдавливает из себя «да, конечно». Сэм больно наступает ему на ногу и получает ключи от домика. В единственной комнате есть даже зеркало в полный рост. Пока Дин роется в сумках в поисках обезболивающего и чистой одежды, Сэм почти врезается в него, разглядывая себя в отражении. Она давно догнала Дина в росте и обзавелась стайкой непуганых тараканов. В свои восемнадцать Сэм считает себя слишком неуклюжей, чтобы нравиться другим, старательно прячется за широкими куртками и толстовками на два размера больше. Нормальные лифчики она не носит из принципа, — под футболками иногда проступают очертания сосков, — но Дин не был бы собой, если бы это его хоть сколько-нибудь смущало. Сэм — девушка, сколько бы она это ни скрывала, и проблемы у нее соответствующие. В номере пахнет кровью, и Дин никогда не признается даже себе, что этот запах он различает лучше любых других, исходящих от сестры. — Да ладно тебе, все ж отстирывается, — Сэм вертится ужом, будто пятно на джинсах от этого станет меньше. — Хорош психовать. — Я не психую! — моментально огрызается сестра. О да, предсказуемо. Сэм пихает его в плечо, до побелевших пальцев стискивает ткань футболки, которая и так до сих пор не разлезлась по швам только чудом. Сжимает худыми бедрами его ногу. Через штанину сочится горячее… — Не смей смотреть! — Сэмми шипит не хуже той твари, что они прибили накануне. Дин пожимает плечами — не смотреть, так не смотреть. Пальцы нащупывают тазовую косточку — о Сэм всегда можно было порезаться, она худая и нескладная. Нихера не возбуждающе, если подумать. Ему такие не нравятся. Или нравятся? Кожа под резинкой трусов чуть влажная, Дин скользит ниже, обводит пальцами контур половых губ. Сэм рефлекторно поджимается, втискивается подбородком в его шею. Завтра точно будет некрасивое пятно. Дин об этом не думает. Это же Сэм. … Так было и раньше. Сэм продолжила изводить его, даже выйдя из подросткового возраста. Желание защитить ее от разочарований в конце концов завело Дина в тупик, и вопрос «почему нет?» стал у Сэм любимым. «Почему мы не можем спать вместе, как раньше?» «Почему я не могу пойти с тобой?» «Почему ты мне не рассказываешь?» Дин старался объяснять, почему. Потому что спать сегодня ночью не входит в его планы. Потому что она девушка. Потому что она его сестра. «Сестра», Сэмми, понимаешь, что это значит? Сэм поджимала губы — не аргумент. Молчала неделями. А потом все повторялось заново. Прошло два года — и Дин с ужасом заметил, что сам начал задаваться тем же вопросом. Почему? Одно время Дину хотелось, чтобы отец обо всем догадался. Чтобы вышвырнул его на обочину трассы и увез Сэм туда, где ее не найдет ненормальный брат. «Почему нет?» Потом они праздновали выпускной Сэм в баре, и она криво улыбалась, допивая Диново пиво. Школу она окончила с высокими баллами и тихой ненавистью к частым переездам. Праздник же? Праздник. В честь этого, видимо, Сэм слизнула пену с верхней губы и мокро поцеловала его в угол рта. На следующий день Дин сбежал на первую подвернувшуюся охоту. На призрака. Игнорировал звонки, в одиночку перекопал пять могил шестидесятых годов. Отец притащил его домой через три недели, молча сунул в руки аптечку, явно с трудом сдерживаясь, чтобы не добавить еще синяков к уже имеющимся. Дин отлеживался, ждал, пока заживет порванный бок, а Сэм прилежно просиживала дни возле его кровати, делая вид, что изучает газетные заметки. До хрипоты спорила с отцом и отказывалась переезжать, пока Дину не станет лучше. Они ругались тихо, но Дин все равно слышал. — Будешь указывать, что мне делать, Сэм? Не нравится охота — займись вязанием! — Ну и займусь. Больше она вопросов не задавала. … И сейчас не задает — сжимается на его пальцах и влажно выдыхает ему в подбородок. Дин убирает руку, поправляет на ней одежду. Саманта смотрит на красные потеки. Она кривится, уголки губ некрасиво ползут вниз. — Это отвратительно. — Это ты, — пожимает плечами Дин, вытирая пальцы об испорченные штаны. Сэм прослеживает это движение и тянется к его ширинке. Она успевает расстегнуть пуговицу и с нажимом провести по открытой коже, пока Дин не перехватывает ее руки. — Нет. Сэмми застывает, неловко вывернув запястья, так же медленно отпускает ткань. Ее губы шевелятся, и Дин ждет очередного «почему». — Ты никогда мне не даешь, — Сэм говорит ровно, у нее даже подбородок не дрожит. — Думаешь, я не умею? Или тебе противно? Дин с трудом давит нервный смешок, он эту логику давно перестал понимать. Спина у Сэм неестественно прямая. — Я не буду делать это с тобой, — он все еще держит ее руки и не верит сам себе. В повисшей тишине звук плюхнувшейся в пустое ведро капли звучит слишком громко. Сэм бы сейчас закатить глаза от пафосности момента, но она только кивает и сваливает в ванную. Даже дверью не хлопает. А утром Дин вертит в руках письмо из Стэнфорда и старается не верить своим глазам. Сэм доедает завтрак и разглядывает карту Штатов над кроватью. — Полная стипендия, — перечисляет она. — Юридический факультет, пригородный кампус. Я думала, мы поедем туда вместе. — Нет. Ты подала документы в Стэнфорд? — Я знаю, — Сэм усмехается совсем по-взрослому и забирает у него мятую бумагу. — Вы будете охотиться дальше вместо того, чтобы хоть немного устроить свою жизнь. Я не хочу. — Ты не поедешь. Сэм аккуратно отставляет тарелку на тумбочку и ничего не отвечает.***
Когда они выходят к низине, Кас живой мишенью сидит у самой воды. Дин рад его видеть, хоть и все его предположения полностью оправдываются. Кас смотрит на него глазами побитой собаки и отказывается искать портал. — Я не человек, Дин, — терпеливо объясняет он, и Дин крепко задумывается, насколько сильно тот тронулся мозгами после случившегося. Бенни не вмешивается и игнорирует ангела до первой засады, на которую они напарываются совсем недалеко от озера. В этот раз тварей больше, они нападают с разных сторон. Дин матерится, когда острые зубы выдирают приличный кусок из его куртки, царапая предплечье. — Он чертов маяк! — рычит Бенни и всаживает лезвие прямо в ощеренную пасть напротив. — Раньше ты говорил, что человек привлекает много внимания, — уточняет Дин и морщится от громкого хруста, уворачиваясь от когтей очередной твари. — Справа. — И это тоже, — Бенни зажмуривается от белой вспышки, уже не глядя добивая последнего оборотня. Запах паленой шкуры и мяса забивается в нос. Дину кажется, что он даже видит дымок, поднимающийся от туши. — Приятель, ты перестарался. Кас пожимает плечами, удивленно разглядывая свои руки.***
Сэм до сих пор пахнет гарью. Нечитаемо пялится на него в зеркало заднего вида всю дорогу к новому мотелю. На парковке Дин не выдерживает, тормозит слишком резко. — У меня рога выросли? — Сэм все так же молчит, застряв в прострации, вздрагивает от щелчков пальцев у лица. — Сэм? — Волосы. Она запускает руку в пряди около лба и несильно тянет. Вот и все. C Сэм все в порядке. Подружка сгорела на потолке, а так все хорошо. Она ест, разговаривает, роется в газетных вырезках и архивах калифорнийской Национальной Библиотеки. Даже иногда спит. Иногда — ключевое слово. Все это время Сэм где-то не здесь. Дин не тормошит ее, терпеливо ждет, когда Сэм решит жить дальше. Заказывает салаты, достает из багажника второе одеяло и ищет новые Охоты. Вдвоем они справляются быстрее, возвращается привычная слаженность. И чем больше они охотятся, тем яснее Дин видит — Сэм изменилась. Добавилось уверенности в себе. Правда, она до сих пор ведется на подначки и продолжает тренироваться — при первой встрече уложить ее на лопатки у Дина получается только со второго раза. Сэм тяжело дышит, а Дин пытается сообразить — почему его до сих пор не отпустило? … Когда три года назад Дин отвез ее на остановку, он нажрался до цветных кругов перед глазами. Хотелось швырнуть пятую по счету бутылку в стену и рвануть в Калифорнию, наплевав на скоростной режим — забрать ее оттуда. Чтобы не смела так его бросать. Он не поехал. Дал ей целых три года. И был совсем не готов к такой встрече. — Я люблю Смурфиков, — спошлил Дин, разглядывая натянувшуюся ткань футболки. Эта «Джесс» ему не понравилась. Джесс посмотрела на Сэм, та кивнула. — Я скоро вернусь. Женщина в Белом оказалась той еще стервой с нимфоманскими наклонностями, зато они поговорили. Не сказать, что Дин этого хотел. — Я не скучала по тебе, Дин, — сухо призналась Сэм и потянулась за картой. — Это только одна охота. — Я вижу. Ничего не хочешь мне рассказать, а, Сэм? Ты у нас теперь по девочкам? — Дин потянулся потрепать ее по отросшим волосам, Сэм почти позволила. … Сейчас они заново привыкают друг к другу — и к дистанции, которая за последние месяцы стала только больше. Сэм с криком просыпается по ночам и долго не может заснуть опять. Дин, как хороший старший брат, просыпается вместе с ней, пересаживается и берет ее за руку. Сэм вздрагивает, но не выдирается. Через полгода Сэм приходит к нему сама. Забирается под одеяло и вцепляется в Диново запястье. Хватка у нее такая, что пальцы начинают неметь через две минуты. Сэм шепчет «пожалуйста», и Дин просто не может сказать ей «нет».***
Левиафаны появляются внезапно. Кас застывает на середине шага, а холодный песок летит прямо в глаза. Земля в двух метрах от них проваливается ровной воронкой. Черная жижа пузырится и набухает человеческими фигурами. Их сразу двое. Они медленно поднимаются с колен, прямо как воины Дредфортского гарнизона в Игре Престолов. Если бы это не были гребаные левиафаны, Дин бы даже поржал над собственным сравнением. Без острых зубов они выглядят типичными офисными работниками, и только кровожадный оскал портит картину. Нападают левиафаны все так же молча. — Твою маму, — емко описывает ситуацию Бенни и сгибается пополам от удара в живот, а внимание монстров переключается на Каса. Дин успевает достать одного, левиафан с шипением разворачивается к нему, едва не выбивая нож из рук. Двигается он значительно быстрее, чем Дин помнит, и успевает с силой приложить его о выступающую из земли корягу, прежде чем Дин сносит ему полголовы. Холодная слизь заливает лицо, затекает в нос и глаза. Дин отпихивает с себя все еще дергающегося левиафана, с отвращением вытираясь рукавом, и только тогда замечает, что у Каса дела не очень. Ощеренная пасть второй твари раскрывается еще больше, зубастый крепко удерживает его руки, коленом придавливая к земле. Кас безрезультатно дергается, и Дин пропускает движение Бенни. Мачете входит левиафану в шею по самую рукоятку с глухим хрустом. Кас удивленно таращится сначала на заваливающееся набок тело, потом на вампира, когда тот подходит забрать нож. — И какого хера ты не телепортнулся? — задает риторический вопрос Бенни, с интересом рассматривая расползающуюся во все стороны черную жижу. Она впитывается в песок, оставляя после себя широкое пятно. Кас отряхивается и хмурится, считая дырки в рукавах плаща. — В Чистилище мои возможности ограничены, — спокойно замечает он, — перемещение даже в его пределах требует… Кас затыкается на конце фразы, глядя куда-то за Бенни. — Определенной концентрации внимания, — заканчивает за него знакомый голос. Дин разворачивается слишком резко, — шею простреливает до самого затылка. Очередной «сюрприз» от Чистилища — явный перебор. Узнает этот сюрприз Дин почти сразу. — Ник? Серьезно? — сирена морщится при звуке этого имени, одним резким движением оказываясь значительно ближе. — А ты, смотрю, не спешишь менять личико. Дин нащупывает второй нож, прикидывая, достаточно ли будет отрубить голову и в этот раз. Ничего бронзового поблизости точно нет. — Чистилище нас меняет, тебе ли не знать, — Ник облизывается, и приторный запах, как от сгнивших яблок, перебивает все остальные. Кожа на лице неравномерно натягивается, уродуя его. Проступают хрящи носа и растяжки на лбу. — Давно не виделись, Винчестер, торопишься к сестренке? Могу помочь. Мы с тобой неплохо сработались в прошлый раз. Дин чувствует, как внутри начинает расти привычная ярость. Бенни не вмешивается, но встает поблизости, страхуя. — Помощь сейчас нужна тебе, — выдавливает из себя Дин, запах становится совсем невыносимым. Ник широко открывает рот, как змея, и бросается вперед. От первого удара он уворачивается, нож рассекает кожу на щеке. Кровь яркими потеками остается на лезвии, Дин замахивается еще раз, видя перед глазами всю ту же красную муть. Яблочная вонь забивается в глотку и мешает дышать. Сирена захлебывается, когда Дин хватает ее за горло, сжимая пальцы под самой челюстью. Яд вязкими каплями стекает вниз. В прошлый раз тварь отделалась только топором в спину от Бобби, сейчас Дин хочет довести все до конца. Он продолжает удерживать Ника за горло, другой рукой перехватывает нож и всаживает его ему в грудь. Лезвие скрежещет по кости, сирена воет на одной ноте. Череда ударов сливается в сплошное месиво, Дин не хочет останавливаться, даже когда на очередном замахе ему заламывают руку и пытаются оттащить. — Этот мудак в него плюнул! — голос Бенни двоится. Дин медленно смаргивает, пытаясь сфокусироваться. Ник кашляет кровью и ядом, розовые капли остаются на подбородке. — Дин уже носит Чистилище в себе, — непонятно говорит Кас, отводя взгляд. — Дииин, — сирена жутко улыбается, растягивая гласные, его лицо судорожно подергивается, и на щеке проступают родинки. — Ты меня не бросишь? «Дин?» Дин отшатывается, зажимая скользкими ладонями себе уши. Это неправда. «Ты же не бросишь меня, Дин?» Сэм улыбается, облизывая кровавые губы, и Дин с ужасом чувствует металлический привкус во рту. «Ты не бросишь»***
Сказать «нет» Дин Сэм не может, поэтому во время очередной Охоты они попадаются в элементарную ловушку. Дин слышит только щелчок предохранителя, а, когда оборачивается, тварь в теле копа стоит слишком близко и целится Сэм в спину. — Бросай его, сынок. Тело действует само, включается долбаный автопилот: медленно опустить руки, бросить пистолет, но не далеко, так, чтобы дотянуться как можно быстрее, переступить с ноги на ногу. Черное блестящее дуло упирается Сэм между лопаток, ткань рубашки проминается, — ломаются сине-красные клетки. Она поднимает руки следом, уловив его движение. Завтра Сэм будет язвить и считать синяки, но сейчас послушно замирает, — ситуация повторяется до обидного часто. Все это отмечается само, нехотя и в оставленные до активных действий секунды. Дин смотрит на подрагивающие руки будущего трупа и все, что приходит сейчас в голову: Сэмми, наверно, холодно. — Вот так. Отойди к стене. Лицом ко мне! — Дин послушно отступает на два длинных шаркающих шага и вслепую бьет по выключателю, который заметил раньше. Тварь визжит, пытаясь спрятаться от яркого света. Этой задержки Сэм хватает, чтобы дотянуться до пистолета и выпустить в него всю обойму серебряных пуль, прямо в голову. Труп они сжигают вместе со всем содержимым подвала. Сэм выливает последнюю канистру бензина рваными, резкими движениями. У нее отходняк — почти трясутся руки, хоть она никогда в этом и не признается. Дин кидает зажигалку и стягивает с себя куртку. Сэм в ней почти тонет, сначала подворачивает рукава, а затем натягивает их до самых пальцев, ловит Дина за руку и требовательно целует. До номера они добираются в рекордные сроки. По пути заглядывают только на заправку — бензин почти на нуле, Дин берет еще пачку сигарет и новую зажигалку. Сэм не комментирует, вертит в руках Мальборо, пожимает плечами и успокаивается до самого мотеля. В душе опять нет горячей воды, и Дин затаскивает Сэм с собой, прямо в одежде. Она отфыркивается и немного истерично смеется, через минуту выскальзывает обратно, пытаясь стянуть с себя рубашку и штаны одновременно. Когда Дин возвращается в комнату, два раза едва не навернувшись на холодных лужах, Сэм уже сидит на кровати. Стягивает с себя футболку и приглашающее откидывается на спину. — Я тут вспомнил Стива — пересеклись как-то на гарпиях. Зубастые твари перерезали семью, и он сделал охоту на них делом всей своей жизни. Знакомо, правда? — Дин лениво подпирает голову, вертит между пальцами захваченную с собой сигарету. — Он всю дорогу трепался, пока сидели в засаде. Не знаю, как его не сожрали. Особенно обожал байки про сигары. Ну, там, как знойные мулатки скручивают их на своих обнаженных бедрах. Каково, Сэмми? — Это невозможно, — фыркает Сэм, настойчиво подается бедрами вверх, ближе к его пальцам. — Дин… — У тебя сильные руки, — Дин гладит ее по внутренней стороне бедра, смеется в ответ на раздраженный выдох. — Ты знаешь, самые дорогие сигары действительно скручивают на женских телах, — Дин ведет сверху вниз — под ладонью напрягаются мышцы. На коже остается табак, скатывается крошками около пупка. Сэм задерживает дыхание на вдохе и смотрит на него, как на вконец поехавшего. Под пальцами ломается фильтр, когда он очерчивает по очереди тазобедренные косточки. — Устраивают из этого целое шоу, за которое жирные засранцы готовы платить любые деньги. Я сигары не курил… Но у меня шоу покруче. Дин облизывает розовый ореол соска и зарывается носом туда, где мокро от пота и слюны, собирает губами катышки бумаги и табака. — Я могу не только смотреть. Сэм всхлипывает и выгибается, зарываясь пальцами ему в волосы. Нетерпеливо ерзает, еще больше раскрываясь. — Хватит болтать, давай уже. И Дин дает. Прикусывает ключицу и основание шеи и плавно входит до середины. Сэм вскидывается и шипит сквозь стиснутые зубы, стискивает пальцы у него на плечах до побелевших костяшек. — Тише, — Дин замирает, целует ее в кончик носа. Сэм смешно фыркает и постепенно расслабляется. Она сама насаживается до конца, и Дину приходится сжать в кулаках простынь, чтобы не начать двигаться в тот же момент. Сэм горячая и громкая, запрокидывает голову — он видит, как натягиваются сухожилия и под кожей проступают вены. Дин прикусывает кожу над гортанью, чувствуя под губами вибрацию. Сэм двигается сама, выворачивается из-под него и пихает в плечо. — Перевернись, — Дин послушно ложится на спину и кладет руки ей на бедра. Сэм улыбается, тянется вперед и закрывает ладонью глаза. Гладит пальцами брови и веки. Затем убирает руку и опускается, полностью принимая его в себя. Шикает на Дина, когда он рефлекторно подбрасывает бедра вверх. Сэм над ним издевается — нарочно двигается медленно, не давая перехватить инициативу. А потом резко наклоняется и сжимается — у Дина под веками вспыхивает фейерверк. Сэм стискивает его пальцы и утягивает вниз.***
Сначала возвращается слух. И то, что он слышит, ему совсем не нравится. –… тебя. Мы теряем время. Здесь скоро будет толпа, а он идти не может! — Бенни старается говорить спокойно, но все равно срывается на рык. — Приближение чужаков я почувствую. Время у нас еще есть. «Еще есть». Дин открывает глаза, щурится на серый свет. Сесть получается со второй попытки, желудок явно протестует против резких движений, к горлу подкатывает желчь. Рвет Дина долго и с чувством. Бенни молча протягивает непонятно откуда взявшуюся тряпку сомнительной чистоты, но Дину плевать. Он вытирает лицо и руки, стараясь дышать глубже и медленней. Сэм сидит перед ним на корточках и внимательно наблюдает за всеми движениями. — Ты как? — Бенни оглядывает его с головы до ног, протягивает руку. Дин осматривается, ждет, пока восстановится координация движений. — Жить буду. Сэм ободряюще улыбается ему. … Чем дальше они идут, тем больше меняется местность. Редеет лес, приходится обходить серые валуны. От частых поворотов Дина мутит, но он крепче стискивает рукоятку ножа и начинает считать камни. Сбивается на девяносто пятом, начинает сначала. — Дин, твой друг уверен, что портал существует? — Кас чуть отстает, чтобы подобрать больничный браслет, свалившийся с руки. Дин давит усмешку и с интересом ждет реакции Бенни. — Да, его друг уверен, — вампир даже с шага не сбивается, — разве вы не верите в божественную силу? — Да не особо, — Дин хмыкает, продолжая следить по сторонам. Кас пожимает плечами и молчит. — Но даже мне не понятно, каким образом этот лаз выборочно пропускает кого–то. Ответить Бенни не успевает. От треска закладывает уши, и начинают болеть зубы. У самой границы горного подъема пространство скручивается в кривую спираль, засасывая в себя каменную пыль и долетевшие листья. Раскрывшаяся воронка пульсирует рваными краями, и Дину требуется время, чтобы отвести взгляд. — Он реагирует на тебя, — довольно поясняет Бенни. — Ты человек, ты здесь чужой. Сэм рядом кривится, и по ее лицу проходит рябь. Дин достает нож. Заклинание жжет кожу. Порез неглубокий и сильно кровит. Бенни неверяще хмыкает, хватается за руку. Дин зачитывает наизусть древнюю тарабарщину на латыни и чувствует, как немеет предплечье. Душа красными всполохами укладывается между мышцами и костями. Дин сгибает и разгибает пальцы, проверяя чувствительность, и кивает Касу. — Ну, погнали. Кас скептически осматривает его руку и переводит взгляд на портал. Естественно, просто так пройти у них не получается. Кас соскальзывает с тропы и дергает Дина на себя. Они чуть не валятся в ущелье, когда в то место, где они только что карабкались, врезается очередная партия левиафанов. Разобраться с ними быстро не выходит. Зубастые твари явно чувствуют слабину и не спешат подходить на расстояние замаха. Когда Дин все же вырубает одного, то чуть не попадает в пасть ко второму. Тварь визжит, и нож пропарывает ей бок. Дин вгоняет его как можно глубже и проворачивает. Когда Левиафан оседает на камни черной лужей, Дин отпинывает в сторону зубастую голову и замечает, что портал начинает схлопываться. Граница обдает холодом, чуть не сбивает их с ног. Дин быстро перешагивает рваный край воронки. «Дин». Сэм стоит совсем близко. Она протягивает к нему руку, и пальцы искрят, проходя насквозь. Дин старается не смотреть. — Хватайся! — Кас игнорирует его ладонь, с силой толкая в портал. Воронка стремительно схлопывается, и Дину физически больно стоять на месте. Пространство сжимается, вынуждая его отступать все дальше. Первыми выключаются звуки, Чистилище оплывает серой пленкой. Сэм закрывает глаза, и Дин повторяет за ней.