Ночной разговор

Лестница. Небольшая площадка, поворот направо, еще один пролет, узкий коридор и снова лестница. Тусклые светильники через каждые полсотни ступеней и через каждую сотню шагов. Идущий впереди шел уверенно, звук его шагов разносился на два, а то и на три уровня вверх и вниз. Следующий за ним отставал ровно на два корпуса: не рвался догонять, но и не замедлял шаг. Отстанет – сзади в него врежется третий участник процессии и, если очень не повезет, опалит ему волосы пламенем факела, поднятого над головой под самый потолок. Толку от того факела было немного, света хватало лишь на то, чтобы не спутать человека с его тенью. По этим коридорам редко ходили, эти лестницы мели раз в год, щели в этих стенах заделывали раз в столетие. На камнях поблескивали тонкие вены замерзшей влаги. В выемке одной из ступеней скопилась вода, с прошлой ночи она успела превратиться в лед. Человек во главе процессии спускался через две ступени сразу, не глядя под ноги. Следующий за ним поскользнулся на ледяной корке и взмахнул рукой, чтобы опереться на стену, свет факела отразился в гладких звеньях цепи на его запястьях. Пленник оступился, потеряв опору. Идущий впереди него не обернулся и не замедлил шаг, лишь резко поднял левую руку, перегораживая проход. Пленник ударился о его плечо, выпрямился и поспешно отстранился, восстанавливая дистанцию. Темница, куда они наконец пришли, была похожа на келью отшельника: довольно просторная, но с низким потолком. Ни одного окна, только небольшое смотровое окошко в толстой двери, а в нем вместо стекла – густая решетка. В дальнем конце – лежак, похожий на широкую скамью, у двери – квадратный стол с вросшими в каменный пол ножками и еще одна скамья, прикрепленная к стене цепями. Не дожидаясь распоряжения, пленник пересек свою временную камеру и сел на лежанку. Его конвоиры подошли к нему вплотную: один, чтобы осветить наполовину скрытое плотной маской лицо, другой, чтобы ткнуть в эту маску пальцем и спросить: – Обещаешь не колдовать, если я сниму с тебя это? Пленник прищурился и сначала пожал плечами, а затем медленно кивнул. Второй конвоир потянулся было к нему, чтобы открыть замок на маске, но первый оттолкнул его так, что тот едва удержался на ногах. Факел в его руке качнулся, на стенах заплясали безумные тени. – Оставь факел на стене в коридоре и ступай, – распорядился старший, снимая с пленника цепь. – Запри дверь снаружи, как будто он здесь один! Утром вернешься, отведем его к Одину. – Но… – Стражник растерянно топтался на пороге камеры. – Но ведь не положено! – Ты будешь со мной спорить, идиот? – Цепь и маска полетели в сторону двери. – Делай, что велят! Света факела, проникающего в камеру сквозь смотровое окошко, едва хватало, чтобы различить две фигуры: сидящего на краю широкой скамьи человека с неестественно прямой спиной и поднятой в дерзком вызове головой, и другого, который, пятясь, отошел к столу и опустился на скамью. – Ты все еще веришь моим обещаниям? – в голосе Локи звучали насмешка и… удивление. – Ты же сам говоришь, что я упрямый болван, – с усталым безразличием ответил ему Тор. – Не хотел тебя разочаровывать, брат. В полумраке Тор не заметил, как поморщился Локи, когда тот назвал его братом. – Зачем? – спросил Локи, растирая пальцами щеки и подбородок. – Зачем сам? Что, во дворце нехватка исполнителей? Этот, – он мотнул головой в сторону двери, – рад был сделать все за тебя. – Ты – принц Асгарда. Локи запрокинул голову и зло рассмеялся. – Сегодня ты решил поиграть в королевское благородство и братскую любовь, завтра при большом скоплении подданных Всеотец будет играть во вселенскую справедливость и отцовскую мудрость. Во что бы мне поиграть... брат? В раскаяние? Прости, я не учил эту роль!