Неисчислимое множество мелочей

      Если всех знатных и достойных родственников Тао Рена выписать на листе бумаги — лист наверняка получится такой длины, что им можно будет обмотать землю по экватору. Возможно, даже не один раз. В понимании Хоро-Хоро, именно это и значит «породистость».       Впрочем, Рену никакого километрового генеалогического древа не требуется, чтобы доказать свою «породистость». Она у него на лице написана. А ещё — что он копытом в зубы даст любому, кто сомневаться начнёт.       Иногда Хоро-Хоро хочет проверить свои догадки и задать вопрос, но так никогда и не произносит его вслух. Потому что в решающий момент на языке всегда оказывается что-то вроде «а правда, что ты такой же породистый, как твой конь?» — а к коню Рена ведь и правда применимы все те же характеристики, что и к его хозяину, — и такой вопрос задавать уже совсем не годится. Это ж ещё один верный способ получить в зубы. Поэтому Хоро-Хоро продолжает тихонько думать про себя.       О том, например, что к словам «генеалогическое древо» удивительно подходят слова «династический брак». Как всегда рядом были.       Хоро-Хоро слабо представляет себе, как работает внутренний механизм «династических браков», и так же слабо справляется с тем, чтобы нарисовать себе полноценную картинку. В его воображении всё выглядит ярким-ярким и почему-то всё расцвечено сплошь золотым и красным. Наверное, потому, что эти цвета кажутся ему самыми благородными. И торжественными. Дальше — больше: за пределами цвета картинка и вовсе начинает рассыпаться, разваливаться на куски. Почему-то Хоро-Хоро рисуется стылый пустой собор, похожий на склеп, но с уходящими куда-то далеко ввысь сводчатыми потолками, и всё в этом соборе — чёрно-синее и холодное. Одиноким пятном в нём пламенеет платье невесты, алое с золотом; здесь воображение мечется и выдумывает то облегающее ципао с дерзким разрезом, из которого нога видна почти вся, то наоборот, глухой традиционный халат до самого пола. И в центре этой фантазии Хоро-Хоро непременно рисуется лицо Рена, торжественное и очень серьёзное.       Это мрачно-красиво, и Хоро-Хоро таскает эту картинку за собой, не умея от неё отказаться. Когда-нибудь, думается ему, всё именно так и получится.       Иногда они разговаривают на эту тему, и получается всегда одинаково. Как будто играют в игру с давно известными правилами и никогда не меняются в ней ролями. Как будто читают пьесу, текст которой уже обоим набил оскомину.       — А вот если ты станешь Королём-шаманом, — заводит Хоро-Хоро и заранее знает, какую гримасу скорчит Рен, услышав окончание вопроса, — какая у тебя будет королева?       — Почём я знаю? — передёргивает плечами Рен. У него это всегда звучит на грани грубости. — Тебе вообще какая разница?       — Интересно, — кротко отвечает Хоро-Хоро. Он всегда не оставляет надежды узнать побольше, но всегда разговор заканчивается одним и тем же.       — Интересно советов мне напихать? — фыркает Рен. И обрубает и без того нескладный диалог: — Нет уж, спасибо. Я как-нибудь сам разберусь, нужна ли мне будет королева вообще.       Глупое сердце Хоро-Хоро каждый раз делает кульбит при этих словах, как будто они звучат впервые. От них веет призрачным разрешением надеяться — на то, что Рен окажется достаточно своевольным для того, чтобы поломать все обозримые уклады. Сердцу мерещится, что в этих словах даже есть какое-то смутное, хрупкое обещание.       — Как же её может вообще не быть? — всё же возражает он, продолжая осторожно прощупывать почву. — Уверен, твоим родителям такое не понравится. Это… ну, как будто не в традициях? Как же красивая китайская свадьба и всё такое?       Рен опасно щурится в ответ. Кажется, ещё чуть-чуть, и начнёт гипнотически раскачиваться, как ядовитая змея перед броском.       — Сам разберусь, — упрямо повторяет он. — Как-нибудь сам пойму, что мне делать! Без пафосных традиций. У меня своя жизнь, а не практикум по этническому задачнику. Захочу, и мужа себе заведу. Вообще плевать.       Хоро-Хоро повторно давится собственным сердцем.       — А что китайские традиции говорят по поводу мужеложества? — осторожно интересуется он, как только снова обретает способность нормально дышать.       Рен смотрит на него неожиданно снисходительно.       — По губам читай, дурачина. И на лбу себе наконец уже высеки, — почти ласково советует он. — Плевать мне, ясно? Запомнил теперь?       Хоро-Хоро обязательно забудет — ради того, чтобы услышать это ещё раз.