Решение

В спальне прохладно, несмотря на лето. Дамблдор бросает в камин Инсендио. Дрова тут же вспыхивают огнём, и неровный свет заливает небольшую круглую комнату. Ни одного острого угла. Искусные чары расширения пространства. Портьеры тёплого абрикосового цвета и такая же, возможно на тон темнее, постель. Два прикроватных столика, столь старинные, что Гермиона побоялась бы ими пользоваться, если бы была здесь хозяйкой. — Ванная там. — Сперва вы, профессор. Дамблдор скрывается за непримечательной дверцей, и Гермиона закрывает лицо руками. Ей нестерпимо хочется смеяться. Почему она всегда думала, что место отдыха Директора столь же экстравагантно, как и мантии, которые он носит? Почему-то они все считают его странным, но здесь… всё такое… обычное. Камин; кресло, на котором лежит позабытый плед; мягкие тапочки возле левой половины кровати; несколько книг на круглом столике у окна; каменный пол утопает в ковре. Уютный покой, в котором хочется быть. На стенах — несколько картин. В отблесках огня они кажутся ещё более нереальными, чем есть на самом деле. Неподвижный собор Дуома, узкая венецианская улочка, вид на Палаццо Веккьо. Кто бы мог подумать, что Директор любит Италию?.. — Их подарил мне Геллерт. В тридцать девятом. Гермиона вздрагивает. — Вы меня напугали. — Простите. Просто вы так засмотрелись на картины… Мне показалось, что они заинтересовали вас, — в голосе Дамблдора сквозит затаенная печаль. После выхода книги Риты Скитер, его личную жизнь не обсуждал только ленивый. И если бы она знала об этом подарке, то не преминула бы потоптаться по чьей-то памяти. Она оборачивается, чтобы ответить, и замирает. Перед ней прежний Дамблдор, но, в то же время, он какой-то другой. В домашнем длинном халате, без всегдашней шапочки он кажется более беззащитным. — Я… сейчас… Слова застревают где-то в горле, и Гермиона почти бегом направляется к спасительной двери. Она оказалась не готова к сошедшему с пьедестала божеству. Если сбежать, он поймёт, только второго шанса уже не даст. Ещё несколько минут уходит на решение: раздеваться здесь или в спальне. — О, Мерлин… — Гермиона снимает мантию, затем брюки и блузку. Дрожащими руками нащупывает застежку бюстгальтера. Избавившись от трусиков, она трансфигурирует верхнюю одежду в халат и заворачивается в него, как в кокон. Наконец, приведя себя в относительный порядок, Гермиона набирается смелости выйти. И слишком громко выдыхает от облегчения. Дамблдор уже расстелил постель и лег, укрывшись одеялом почти до подбородка. Альбус тактично отворачивается, когда она подходит ближе к кровати. Шорох сползающего с её тела халата переплетается с другим — шорохом простыней. Как давно никто не ложился здесь, рядом с ним. Всегда один, в задушенной надежде, что кто-то всё же займёт вторую половину. Мисс Грейнджер невольно исполнила его желание. Пусть и не по-настоящему. Гермиона не двигается. Дамблдор закрывает глаза. Как он так может понимать её? Едва дыша, она протягивает руку к его лицу. Очерчивает линию скул, трогает кончиками пальцев слегка вьющиеся седые волосы. Такие тонкие и мягкие, пахнущие чем-то сладким. Обводит маленькую родинку на левой щеке и спускается ниже — туда, где борода Альбуса соприкасается с тканью. Гермиона тянет одеяло на себя. Теперь она видит часто вздымающуюся бледную грудь Директора. Седые курчавые волоски жёсткие на ощупь. Все ещё сильные руки, но уже с немного дряблой, покрытой старческой гречкой кожей. Длинные тонкие пальцы сжаты в кулаки. Альбус распахивает глаза, когда губы мисс Грейнджер касаются его губ. Она словно переходит невидимую черту «учитель-ученица», оставляя только мужчину и женщину. Он поднимает руку, замирает в милиметре от её кожи, прикасаясь осторожно, словно Гермиона — экзотическая бабочка. Один неверный шаг, и она выпорхнет из его объятий. Поцелуй едва уловимый, трогательно доверчивый. Он гладит её пушистые волосы, нежную шею. Гермиона жмурится от подзабытых ощущений внизу живота. И едва слышно стонет, когда горячая рука Альбуса накрывает полушарие груди. Неужели от такого простого касания может быть так хорошо?.. — Я не буду делать то, чего ты не захочешь. Кажется, что его руки повсюду. Неспешно ласкают её плечи, поглаживают спину, опускаются чуть ниже, выводят замысловатые узоры на пылающей коже. Гермиона выгибается дугой, когда Альбус повернувшись на бок, прижимает её к себе. Борода задевает набухшие соски, и девушка ерзает, усиливая трение. Ей хочется дотронуться до его члена, но Гермиона не знает, как сказать об этом, и застывает в нерешительности. Дамблдор перехватывает её руку, пристально смотрит в глаза, как будто знает, о чем она думает. — Ты не должна спрашивать разрешения, — выдыхает он. Она снова целует его, более глубоко и чувственно, стараясь скрыть смущение от услышанного. Страх сделать что-то не так понемногу отступает, Гермиона расслабляется и кончиками пальцев трогает привставший член. — Не так, как ожидала?.. — беззлобно поддевает её Дамблдор. Гермиона молчит. Вместо ответа она резко перемещается вниз и берет сморщенную головку в рот. Он не направляет, не подсказывает, только едва слышно стонет, когда девушка задевает языком особо чувствительные места. — Так хорошо? — Гермиона смотрит в льдистые голубые глаза, ожидая… одобрения? — Да, девочка моя… Альбус тянет её на себя. Усердие мисс Грейнджер может сильно ускорить процесс, а на второй круг его не хватит. Хватило бы хоть на первый. Поглаживая мягкие тёмные волоски, он внимательно следит за её лицом. Пальцы медленно опускаются ниже, раздвигают лепестки плоти, смазывают их обильной влагой. Чуть задевают горошину клитора. Гермиона стонет. Он не спешит. — Приподними бёдра… Едва она слушается, Альбус осторожно вводит палец в узкое пылающее лоно. — Не больно? — кто знает, как прошла магловская операция. — Немного… Он двигается очень медленно, боясь найти какую-либо преграду. Ничего не обнаружив, Альбус ускоряет тепм. — Ты готова? — От собственного желания плавится кровь, ещё немного, и Альбус перестанет себя контролировать. Она кивает, не в силах произнести ни слова. И едва Дамблдор заполняет её всю, Гермиона чувствует, как тугая пружина страха, злобы и вины раскручивается, отпускает её разум, оставив лишь жгучее первобытное желание единения с мужчиной. Оплетая его бедра ногами, Гермиона вынуждает Дамблдора двигаться глубже. Ей никогда не было так сладко, как сейчас, с этим, по сути, чужим человеком. Она верит ему, отдаёт своё тело и разум… — Альбус! — будто сквозь вату Гермиона слышит собственный крик. Движения Дамблдора становятся рваными, она вжимается в него так сильно, как только может. Мгновение, и надколотая чашка снова становится целой.

***

— Эрин Дамблдор! Одиннадцатилетняя девочка заметно нервничает. Распределяющая Шляпа долго молчит, прежде чем распределить её. — Гриффиндор! — звучит в напряженной тишине Большого Зала. Она вскакивает с трехногой табуретки, улыбаясь, как чеширский кот, и идёт к столу своего факультета. — Ты должна мне десять галеонов, — удовлетворенно бормочет профессор Лонгботтом сидящей рядом профессору Грейнджер. Рассеянно кивнув, Гермиона поворачивается к висящему позади преподавательского стола портрету. Нарисованный Альбус Дамблдор салютует ей кубком. Их дочь поступила в Хогвартс.