Эпизоды

Миюки любит контроль — как на поле, так и в жизни. Он всё просчитывает на несколько ходов вперёд, тщательно изучает окружающих, провоцирует их колкими высказываниями, проверяя реакцию — и препарирует их у себя в голове, вытаскивая наружу всё тайное. Фурую он препарировал ещё в старшей школе. Никакого контроля, говорил он. Одни эмоции, так не годится — повторял, возвращая едва не улетевший за спину мяч. Ты что, совсем не доверяешь кетчеру? Фуруя не то чтобы не доверял, но... — Встань, — говорил Миюки. — расставь руки в стороны и падай назад. Не бойся, я поймаю. Верь мне. Фуруя не боялся, но в первый раз всё равно оглядывался через плечо и, едва начинал заваливаться назад — делал шаг, снова выпрямляясь. — Всё-таки не доверяешь, — делал вывод Миюки. — Давайте ещё раз, — просил Фуруя. От страха сердце долбилось в груди до боли сильно, сбивалось дыхание и потели ладони, и когда Миюки в первый раз поймал его — Фуруя тут же вцепился в его руки. Они выпрямились вместе, а Миюки всё не отпускал, и Фуруя, закрыв глаза, чувствовал его уверенность и силу, надёжность этих объятий. Больше он не боялся доверять. Сколько бы лет ни прошло, доверие к Миюки только крепнет, и теперь Фуруя позволяет ему гораздо больше, чем тогда, в старшей школе. Фуруе это нужно — чувствовать чужой контроль, когда своего не хватает. Миюки-семпай направит по нужному вектору, поможет сделать верный выбор, всегда поддержит, никогда не предаст. Фуруя протягивает ему руки и завороженно наблюдает, как верёвка ложится на кожу, стискивая предплечья от локтей до запястий. Миюки оплетает его, как паук пойманную бабочку, но Фуруя не чувствует себя жертвой. В конце концов, он верит Миюки, и тот не причинит ему боли. Миюки продевает верёвку в кольцо под потолком над кроватью, натягивает и закрепляет, оставляя Фурую стоять на коленях, будто молящегося грешника. Образ возникает в голове — и тут же рассеивается. На лодыжке затягивается причудливый узел, Миюки прокидывает верёвку под кроватью, тянет — нога Фуруи отъезжает в сторону, вторую он отводит сам, расставляя их так широко, что приходится удерживать равновесие, опираясь только на верёвку, спускающуюся с потолка. Миюки обвязывает вторую лодыжку, и Фуруя остаётся стоять перед ним раскрытый, с одной неустойчивой точкой опоры, неспособный и шевельнуться. Матрац прогибается под весом тела Миюки, он проводит по спине грубыми от мозолей руками, а за его прикосновением по коже пробегают мурашки. Фуруя глубоко вдыхает и откидывает голову назад, когда влажные прохладные пальцы касаются между ног. Миюки не нежничает, уверенно проталкивает пальцы внутрь, поворачивая запястье, движется, растягивая тугие мышцы для себя. Фуруя не сопротивляется, его тело давно подстроилось и всегда готово принять Миюки. От предвкушения болезненного удовольствия всё внутри поджимается, и с губ срывается тихий стон. — Семпай, — выдыхает Фуруя, пытаясь выгнуть спину, но едва ли ему удаётся балансировать на коленях. Миюки поддерживает его сам, медленно натягивая на свой член. Вжимается полностью, и у Фуруи всё тело дрожит от этого болезненного ощущения наполненности. — Пожалуйста, — просит он. Весь контроль — у Миюки. Он раскачивает Фурую, оплетённого верёвками, направляет каждое его движение, давит на поясницу, заставляя поднимать зад как можно выше, и медленно скользит внутри, растягивая натёртые края до невозможности широко. Фуруя знает это ощущение, но всё равно жар стыда как в первый раз выбивает из тела горячую испарину. Миюки растирает пальцем смазку вокруг своего члена, раздвигающего гладкие мышцы — прикосновение обжигает, но Фуруе это нравится. Он полностью раскрыт, полностью подчиняется — он принадлежит Миюки, и сейчас это чувствуется как никогда ярко. Миюки берёт его, и Фуруя тает в надёжных руках, доставляющих столько удовольствия. — Ты мой, Сатору. Ты — мой, — льётся в сознание голос Миюки, но у Фуруи не хватает дыхания ответить. Это и не вопрос, Миюки уверен в своих словах. Он гладит по спине вдоль позвоночника, сжимает пальцы на боках и дёргает Фурую на себя. Фуруя не сдерживает стонов, ему вообще не нужно сдерживаться с Миюки, ведь с ним можно абсолютно всё. Стонать, просить, признаваться в любви или кусать губы на грани оргазма. То, что Миюки хотел взять под контроль, он взял в самом начале, а больше ограничений нет. Фуруя порой задумывается: как можно связывая, дарить свободу? Объяснить он этого не может, а у Миюки просто получается. — Я люблю вас, семпай, — задыхаясь, шепчет Фуруя. Собственное тело будто не принадлежит ему. Чистое, мучительное удовольствие сокращает каждую мышцу, но Миюки всё ещё удерживает Фурую, его член всё ещё наполняет изнутри мощными толчками. Фурую накрывает — это состояние уже за пределом его понимания, он будто проваливается в другое измерение, где у ощущений совсем другое восприятие. Тонет, тонет в этом запредельном, неясном чувстве... — Знаю, Сатору. Я тоже. Голос Миюки-семпая раздаётся будто в самой голове. Верёвки слабнут и отпускают, запястий касаются тёплые губы. Фуруя улыбается.