***
Три года она рикошетом принимала на себя его ненависть к гриффиндорцам в целом и к Гарри в частности. Его колкости доводили ее до слез, его жестокая несправедливость заставляла ее краснеть и ненавидеть его так же сильно. Она считала его ужасным учителем, не потому что он плохо знал свое дело, а поскольку позволял себе смешивать преподавание с личными симпатиями и антипатиями. И это развязывало ей руки, когда речь шла о помощи Гарри. Она подожгла его мантию на матче по квиддичу, она выкрала из его кабинета ингредиенты для оборотного зелья. Она применила к нему разоружающие заклятие в Визжащей хижине одновременно с Гарри и Роном. В конце концов, она лишила его Ордена Мерлина, когда помогла сбежать Сириусу Блэку. Теперь, когда она спешила все вниз и вниз по лестницам, становилось очевидным, сколько личных счетов у него могло быть к ней. Если бы он знал, конечно… Все переменилось за несколько мгновений… В те леденящие несколько секунд, когда он, оцепенев от ужаса, закрывал их собой от оборотня. Ненавистный Поттер, несносный Уизли и всезнайка Грейнджер. Тогда они были для него просто детьми, за которых он обязан отдать жизнь, если потребуется. Тогда она внезапно увидела не преподавателя, а человека. Человека, который не так много прожил и мог так страшно умереть. Он принял на себя первый удар и упал, невольно увлекая их за собой. И, даже падая, протягивал руку, преграждая оборотню путь. Гермиона знала, что после этого никогда не будет так, как прежде. И, если бы тогда он погиб, в мире стало бы на одного смелого человека меньше. Человека, готового идти до конца. Сколько раз засыпая она теперь думала о стереотипах факультетов, о «продажных слизеринцах», об «отважных гриффиндорцах». Ее по-прежнему начинало мутить, когда она вспоминала, как Петтигрю умолял о спасении, вцепившись в край ее мантии. Как, о боже, как это существо могло быть распределено Шляпой на Гриффиндор?! Знания были ее страстью, тем, ради чего она могла не есть и не спать. Желание понять Снейпа, разгадать эту загадку распределения, заставляло ее возвращаться к его личности снова и снова. Перебирая в голове все связанные со Снейпом события, Гермиона понимала, что налицо дефицит информации. Дефицит наблюдений за ним в обычной обстановке, когда сброшены маски преподавателя и злого гения Поттера. Когда-нибудь Гарри обязательно ее поймет и простит…***
Снейп привычно обходил класс зельеварения, проверяя его после занятия. За маленькое пятнышко на полу или парте можно было отвести душу на любом из факультетов, кроме собственного, разумеется. А отвести душу ему было сейчас необходимо более, чем обычно. Глубочайшие раздражение и разочарование продолжали разъедать его. События последнего учебного года словно перечеркнули десятилетия, отделяющие его от старых обид и унижений. Столько лет он говорил себе, что судьбам обидчиков теперь никто не позавидует: Поттер-старший и Петтигрю мертвы, Блэк раздает крохи своего рассудка дементорам, Люпин нищенствует, невостребованный из-за своей особенности. И вот… Имя младшего Поттера гремело на весь волшебный мир, как если бы его отец восстал из могилы и продолжил свое триумфальное шествие по жизни. Всякий раз, когда Снейп различал в толпе его худощавую фигурку с всклокоченными волосами, ему хотелось на всякий случай коснуться своей волшебной палочки и спросить, который на дворе год. Когда же их взгляды скрещивались, Снейпу словно давали пощечину. Потому что это было крайней степенью издевательства со стороны природы — на него смотрели глаза Лили. И смотрели они обычно с неприязнью. В дополнение к этой повседневной пытке прибавилась новость о побеге Блэка из Азкабана. Снейпу хотелось биться головой о стену, когда ему представлялись масштабы гениальности беглеца. Впрочем, его голова отчаянно болела и без этого, поскольку Гарри снова был под ударом. И при этом, словно издеваясь, шлялся мимо дементоров в Хогсмид, черт бы его побрал! В довершение всех злоключений Дамблдор представил ему нового коллегу — будем рады знакомству, господин вервольф! — который любезно взял на себя курс по ЗОТИ. Иногда Снейпу начинало казаться, что директор методично и уверенно сводит его с ума, нажимая на самые больные точки и требуя невозможного. Пожать Люпину руку, поздравить с назначением и готовить ему каждый месяц лекарство. Этому_чертову_оборотню! Что и говорить, нервы у Снейпа были напряжены до самого что ни на есть предела, поэтому ситуацию в Визжащей хижине могла предсказать даже профессор Трелони за чашечкой кофе. Однако, он за этот год усвоил — «хуже всегда есть куда». На финишной прямой к заслуженной награде его оглушили три подростка, Блэк немыслимым образом сбежал, Орден Мерлина накрылся. И самым унизительным было то, что после всего этого он, Северус Снейп, позволил себе непростительую истерику при всех — при Дамблдоре, при (боги!) министре магии и Поттере. Вот тут уж ниже падать было, действительно, некуда. Снейп присел на школьную скамью. Он лишился доверия Дамблдора. Позволил эмоциям взять верх, поставил под угрозу тонко выстроенные директором планы. В отличие от него, Дамблдор прекрасно умел скрывать свои подлинные чувства, и Снейп понял его без лишних слов. Человек, мстительно открывший всем тайну Люпина, вынудивший директора отказаться от его услуг, — недостоин доверия. Таким его и застала Гермиона, добравшаяся, наконец, до подземелий. Она стояла в дверном проеме и смотрела на преподавателя зелий, в задумчивости сидящего за школьной партой. «Колин Криви, где ты со своим фотоаппаратом?..» — Гермиона сделала маленький шажок вперед. Зачарованные ею подошвы ступали бесшумно. Глубоко вздохнув, Снейп поднялся со скамьи и вернулся к преподавательскому столу, заваленному письменными работами. Пододвинул к себе ближайшую стопку, сел. Движения его также противоречиво переходили от плавных к резким, как и в присутствии учеников. Но в отличие от учебного времени, можно было беззастенчиво долго за ними наблюдать. Снейп небрежно встряхнул пергамент и приступил к чтению. В какой-то момент тонкие губы чуть изогнулись, выдавая сарказм. Быстрый росчерк пера — работа отброшена в сторону. «Завалено, следующий!» — весело откомментировала про себя Гермиона. Снейп работал быстро, но вдумчиво. Многолетний опыт позволял ему оценивать уровень написанного за рекордно короткое время. Некоторые пергаменты задерживались в его руках чуть дольше, но лишь потому что фамилии учеников уводили его мысли к их родителям и родственникам. Этого, Гермиона, разумеется, знать не могла. Ее взгляд возвратился от подрагивающего пера к длинноносому профилю за неровной занавесью черных волос. Сказать, что Снейп красив, — значило бы погрешить против истины и весьма серьезно. Однако наплевательское отношение к чистоте волос парадоксально сочеталось с педантичной аккуратностью в одежде, а во всей болезненности облика сквозила цепкая сила. Скупая мимика не могла скрыть до конца палитру эмоций, в темных глазах светился живой ум. Гермиона поймала себя на одной из самых идиотских улыбок, которые прежде предназначались блистательному Локонсу. Что поделать — власть харизмы… Устав стоять на одном месте, она присела на край дальней скамейки, которая тут же предательски скрипнула. Снейп моментально вскинул голову от очередной работы, а Гермиона вмиг заледенела от собственной глупости. Черные глаза Снейпа буравили пустоту, рука отбросила перо и схватилась за палочку. Едва он раскрыл рот, как из одной стены в другую, брякая цепями, гордо прошествовал Кровавый Барон. — Мое почтение, профессор, — холодно произнес он, прежде чем край его камзола поглотила каменная кладка. — Иди ты… — выругался Снейп, когда Кровавый Барон уже не мог его услышать. Гермиона зажала рот руками, обуреваемая ужасом и каким-то необъяснимым весельем. Надо было неслышно встать и не теряя достоинства вернуться в башню факультета. Но, как известно, скрипящие при нажатии доски имеют обыкновение скрипеть повторно, когда с них встают или сходят. Придется, о ужас, ждать, когда Снейп пройдет мимо, чтобы выйти из класса. Или надеяться, что у Кровавого Барона замкнутая траектория. Снейп закрыл глаза и, поморщившись, потер виски. Затем резко встал и направился в кладовку. Гермиона вскочила — доска заскрипела снова — и бросилась к двери, которая тут же захлопнулась перед ее носом. Она оглянулась: Снейп мрачно смотрел в ее сторону, не опуская палочку. Затем обвел ею помещение и медленно произнес: — Гоменум ревелио. Гермиона обреченно осознала, что ее накрыла пролетевшая над головой тень. Еще не поздно было ударить Снейпа заклятием и скрыться, однако гнев профессора падет на голову Гарри. А она даже не успела ему рассказать… — Шпионите, Поттер? — зло бросил Снейп в никуда. — Не наигрались за прошедший год? Он рассек палочкой воздух над головой и с потолка посыпалась какая-то серебристая пыль. Гермиона все поняла в тот же миг, когда Снейп оказался рядом и дернул мантию-невидимку на себя. — Грейнджер?! — в этом восклицании злости было ничуть не меньше, чем когда она была направлена на якобы Гарри. Это почему-то задело Гермиону до слез и совершенно вышибло из головы все мысли. — Как вы посмели явиться сюда?! — продолжил гневно Снейп, комкая в руке отобранную мантию. — Вас Поттер подослал?! — Он толкнул ее обратно на скамейку. — Отвечайте, иначе я не буду подбирать средств, чтобы заставить вас говорить! Гермиона попыталась приподняться, опираясь на дрожащие руки. — Нет, профессор… я… Гарри тут не причем… Снейп, побледнев от ярости, выпрямился и навел палочку прямо в лицо Гермионы. Та поднялась ему навстречу, даже не пытаясь защититься. У нее перед глазами всплывала круглая, дикая луна и оборотень, широко размахнувшись, наносил удар. — Послушайте меня… — сорвалось с ее онемевших губ. — Всенепременно послушаю, — бросил он в ответ. — Легилименс! Ее глаза широко раскрылись, когда их мысли соприкоснулись. Снейп же ожидал обнаружить что угодно, но не страх за него, не этот подавленный в прошлом крик отчаяния, когда он падал, считая свою жизнь без минуты завершенной. В сотую долю секунды перед его взглядом пронеслись все ее мысли о факультетах, все сомнения и мотивы… И вдруг, будто открыв еще одну дверь, он увидел ее запрокинутое лицо, которое он же сам целовал в распахнутом ему сознании. Это словно наотмашь ударило его — он отшатнулся, разорвав контакт. Скорее по инерции, чем по своей воле, они глядели в лицо друг другу еще полмгновения. По шокированному виду Гермионы Снейп понял, что переступил черту. Все, с чем она пришла к нему, само по себе было очень личным, однако теперь она была хуже чем голая. Снейп увидел больше, чем Гермиона позволяла себе. Но кто же мог знать?.. Снейп круто развернулся и пошел к столу. В одной руке он по-прежнему сжимал мантию-невидимку. — Уходите. Уходите немедленно, Грейнджер, — тяжело упали его слова. — Я не могу вернуть вам мантию-невидимку, равно как и повернуть время вспять. Вы должны меня понять. — Разумеется… — кажется, дар речи стал возвращаться к ней. — Я все понимаю. Пойду сброшусь с Астрономической башни. Снейп в бешенстве стукнул ладонью по столу. — Вы издеваетесь надо мной, мисс Грейнджер? — угрожающе-тихо спросил он. — Давайте пойдем к директору, если вам так хочется вернуть мантию обратно и, ко всему прочему, заставить меня принести извинения! Чья это была затея, в конце концов? — Никто не просил вас влезать в мои мысли, профессор! — скрипнув зубами, процедила она. — Зачем задавать вопрос, если ответ не нужен? Фраза, некогда сказанная Роном, подлила масла в огонь. — Может, проще, в таком случае, стереть вам память? Вам сразу полегчает! — выкрикнул Снейп, но тут же попытался взять себя в руки, потому что истерики легко входят в привычку. И потом он увидел, что у Гермионы задрожали губы. Кажется, она по-настоящему испугалась. Для человека знаний память была одной из высших ценностей. Помимо прочего, это ставило Снейпа в более выгодное положение в данной ситуации. Она молниеносно выхватила палочку: — Про… — Экспеллиармус! — палочка Гермионы отлетела в сторону. — Чтобы неожиданно меня атаковать нужен не один год тренировок, мисс Грейнджер, — мягко заметил он. От страха Гермиону прошиб холодный пот и сильно зазнобило. Она бросила взгляд в сторону палочки, но поняла, что это, в любом случае, было бы не равным сражением. С самого начала ее затея была обречена на провал. И пусть это послужит ей уроком, если, конечно, она будет его помнить… Ноги девушки подкосились, она неловко села на скамью и спрятала лицо в ладонях. Снейп смотрел на то, как ее трясет озноб и понимал, что победил. И при этом снова вернулся к варианту полета с Астрономической башни. В такое положение его могла поставить только лучшая ученица Хогвартса. Значит, последнее слово все равно за ней?.. — Ну же… не надо бояться, — примирительно произнес он, поднимая с пола ее палочку. — Все хорошо, Грейнджер. Никто не узнает. И потом, что взять с Гриффиндора? Я давно привык к головной боли… Сдавленный смешок-всхлип. — Это пройдет. Гермиона взглянула на Снейпа с благодарностью, а он снова видел перед собой просто ребенка, напуганного минуту назад до полусмерти ребенка, которого надо было защитить. — Я верну вам мантию вечером, не обессудьте, — произнес он все так же мягко, но Гермиона поняла, что спорить бесполезно. — Ваша палочка… Она приняла из его рук свою палочку. — Спасибо. Простите… Все это было очень глупо. — У вас ужасный возраст, мисс Грейнджер, — ответил он иронически. — Он сплошь состоит из глупостей, вам придется смириться и просто пережить это. Кажется, она улыбнулась этим словам, прежде чем выйти из класса, но Снейп не был уверен до конца.