Мой заклятый друг

Она повзрослела. Ни следов подростковой пухлости и того, что когда-то её нежной кожи касался такой человек как он. Отросшие локоны без подпалённых кончиков и никаких синяков, ссадин или царапин — самых чувственных отпечатков его безудержной любви. Такая стройная, высокая и… по-прежнему беззащитная, с зияющей прорехой в барьере, которым она закрыла себя от всего мира — прямо на груди. И только он, Стас, безумие и ранимая дерзость, сумел бы это разглядеть. Такая строгая с этим недетским взглядом и такая же непокорная, упрямая, как и раньше. Вот только зелёное платье… Либо драные, как от юзания по щебню, джинсы и его серая толстовка, либо ничего. Либо та Тома, какой она всегда была, либо та, какой она могла бы стать только рядом с ним. — Она счастлива. Не разрушай её снова. Слова ударяют по вискам. Егор напряжённо барабанит пальцами по коленям и ждёт, пока он произнесёт что-то крышелётное и безрассудное, но Стас только стискивает зубы и глядит мимо него. Туда, где сошёлся клином свет одинокого фонаря. Серебристый туман мягко обводит её худые плечи. Так беспощадно близко — каких-то несколько чёртовых метров — и так непросительно далеко. А она, наверное, замёрзла. Стас чувствует озноб, представляя, как тепло бы ему было сейчас сидеть вместе с ней на той злополучной скамейке. А руки этого придурка холодные — Стас это видит. Разве могут её согреть чьи-то чужие руки?! Тем более какого-то мальчишки с зализанными набок волосами… которого выбрала она сама. — Уезжай. Никто не узнает, что ты был здесь. Никогда. В голосе друга нет злобы, лишь мольба и сожаление. На какой-то миг это решение действительно кажется единственно правильным, а потом ударяет по затылку. Нет. Сейчас он выпрыгнет из машины и набьёт морду этому смазливому идиоту, который возомнил себя тем, кто может занять его место. Обхватит отвыкшими от ласки ладонями её тонкую талию, а Тома несмело стиснет его широкие плечи и уютно, до сладкой дрожи уткнётся лицом в грудь. — Она и тогда считала тебя чуть ли не святым, — Егор тоже смотрит туда, но совершенно безразлично, настолько, что хочется влепить подзатыльник и закричать: «открой глаза, придурок, ты смотришь на НЕЁ!». — Искала оправдания твоим поступкам. Пожалела, дурёха. Давай, сломай ей жизнь. И Стас замирает. В салоне жарко от его частого дыхания, но свет фонаря за стеклом холоден, как и бледные пальцы девушки, которых ему больше никогда не придётся коснуться. А этот дурак даже не догадался накинуть ей на плечи пиджак. Он запоминает её такой навсегда — озябшей, немного помятой и непросительно не его.

***

— Ты уверена? — мой голос срывается и летит в тартары. — Абсолютно, — Дашка безустанно любуется своим безупречным маникюром — единственным, что теперь красит её после выпускной ночи. Я присаживаюсь на её прикроватную тумбочку. В дашкиной спальне всегда не на что завалиться, когда ноги не держат. Рубиновый рассвет багрянит кремовые стены, а меня тянет опорожнить желудок прямо тут. Борясь с приступом тошноты, я вновь поднимаю взгляд на подругу. Она зачем-то подкрашивает размазанные губы и улыбается своему отражению в настенном зеркале. — Тогда я просто обязана с ним увидеться, — глухо выдавливаю я. — Ты спятила? Идти к нему после всего, что было?! Я опускаю глаза и натыкаюсь на измозоленные голые ноги, прикрытые подолом всё ещё надетого на мне платья. Дашка раскуривает сигарету и начинает ходить по комнате в одном тонком халатике на голое тело, приглаживая распустившиеся кудри и продолжая возмущённый монолог: — На какую встречу ты рассчитываешь с психопатом, благодаря тебе оказавшемся в соответствующем заведении? Да он посмеётся над тобой, глупая, если не придёт на ум чего похуже! В её словах есть резон. Я слушаю вполуха, но даже так невыносимо больно. Ему придёт на ум похуже. Он не упрекнёт и не выслушает, а просто меня не примет. В открытое окно дует по-летнему тёплый ветер, совсем не такой, как прошлой ночью. Если бы он был рядом тогда — такой настоящий и согревающий своими объятьями — я бы ни о чём не жалела. Всего одна ночь. Разве я так много хотела? Провести несколько часов с тем, от кого тебя не тошнит, а напротив, ходят ходуном всё внутренности. Пусть он даже меня ненавидит. Дашка подходит и становится рядом, подставляя лицо солнечным лучам. Я вынимаю сигарету из её рук и делаю затяжку, впервые с тех пор, как мы с ним детьми делали это за гаражами тысячу лет назад и клялись друг другу, что больше никогда. «Мы либо убьём друг друга, либо будем вместе». Ну что, теперь доволен? Взаимно и навсегда, как и хотели. Убили. — Тебе не о чем переживать, Дашка. Я не пойду к нему. Прочь от маленького городка несётся в машине мальчишка, щурясь от яркого света, а в распахнутое окно старенького дома пускает клубы дыма девушка, целясь в хохочущее слепящее солнце. Новый день разгорался в полную силу, потерянный в череде предстоящего бессмысленного лета.