Повесть Сэра Джона Мандевиля
Предисловие
Сия повесть была навеяна чтением «Приключений Сэра Джона Мандевиля" [1], в которых подлинно описаны царство абхазов и окутанная тьмою земля Ханисона [2]! Я рекомендую прочесть этот красочный трактат четырнадцатого века всем любителям вымысла. Представьте себе, в одной из глав Сэр Джон сообщает о размножении алмазов естественным путём! Истинно, мир был прекрасным местом в те славные времена, когда практически все верили в подлинность таких чудес. Итак, в странствии своём, Сэр Джон Мандевиль достиг границ той удивительной провинции Абхазского царства, что носит имя Ханисон; и, если конечно он не был сбит с толку теми, у кого он справлялся о пути, то, в двухдневном переходе отсюда, лежало Грузинское царство, куда он и направлялся. Взгляду его открывалась река, берущая исток в Ханисоне, краю недружелюбных идолопоклонников, над которой довлело проклятие всечасной тьмы; и, как гласила молва, людские голоса, лошадиное ржание и крики петухов доносились до слуха тех, кто приближался к его границе. Но не задержался он, дабы проверить подлинность этих чудес, ибо его прямой маршрут пролегал через другой регион; к тому же, Ханисон был тем местом, которое ни один человек, даже самый отважный, не посетил бы без особой нужды. Однако, когда он продолжал свои странствия с двумя включёнными в его свиту армянами-христианами, до него доходили слухи, распускаемые жителями этой части Абхазского царства, о не менее жуткой местности, именуемой Антхар [3], пролегавшей прямо на его пути в Грузинское царство. Россказни эти были в равной степени смутны и ужасны, и содержание их разнилось. Одни толковали, что та земля являет собою пустошь, населённую лишь поросшими лишайником мертвецами и омерзительными призраками; другие рассказывали, что над ней властвовали пожирающие трупы гули и африты, жестоко и кроваво пресекавшие всякие посягательства смертных на границы их владений. Но были и те, кто шёпотом передавал известия о тех вещах, что слишком отвратительны, чтобы их описывать, и о зловещих чарах, что, подобно могучей руке императора в странах света и порядка, простирали своё господство в самые дальние уголки этого края. Все эти многоязычные рассказы сходились в одном — некогда Антхар был одной из самых прекрасных земель Абхазского царства, оставшись такой навек в памяти человеческой; но неизвестная эпидемия опустошила её дозги, и ныне её поднебесные города и необъятные поля, оставленные всеми, обернулись пустыней, приютившей и воскормившей таких дьяволов и тварей, что единственные могли обитать в её пределах. И все, кто сообщал эти сведения Сэру Джону, единодушно предостерегали его от посещения этого региона, предлагая избегнуть этого гибельного места, пройдя по дороге, что ловко огибала Антхар с севера; ибо Антхар был местом, куда уже долгое время не ступала нога человека. Славный рыцарь с причитающейся ему серьёзностью внимал им; но, будучи стойким христианином, к тому же, носившим в сердце доблесть, он не позволил каким-то слухам отвратить его от намеченной цели. И даже когда последняя обитаемая деревня была оставлена далеко позади, а он, подойдя к развилке, явственно увидел, что устремлявшийся прямо в Антхар путь уже много поколений не был тронут следом человека или зверя — даже тогда он не изменил своего решения и решительно двинулся вперёд, ведя за собой охваченных тревогой, протестующих армян. Однако же, он не был слеп к тем всевозможным дурным приметам, начавшим являть себя его взору, едва он ступил на путь. На глаза не попадалось ни одного дерева, ни одной травинки, ни даже лишайника, которые приличествуют любой полной жизни земле; вместо них взгляду открывались низкие, изъеденные, словно проказой, солью холмы да обнажённые подобно костям мертвецов хребты. Вскоре он достиг перевала с жавшимися друг к другу холмами, нависавшими над путниками с каждой из сторон, с пронзающими небо крутыми темнокаменными утёсами, медленно крошившимися в мелкую пыль, принимая при этом столь дикие, кошмарные и причудливые формы, будто их сокрушали нечистые духи и сам Сатано. В камне проступали морды, имевшие подобие гулей и гоблинов, которые, казалось, двигались и кривлялись, когда путники проходили мимо; и Сэр Джон, как и его спутники, был встревожен обличьем этих морд и их схожестью друг с другом. Так много их было схоже меж собою, что, казалось, первые из них забегали вперёд, чтобы там вновь встретить путников и глумиться над каждым сделанным ими шагом. Кроме тех образин, что были подобны обликом гулям и гоблинам, встречались и те, что носили черты языческих идолов, грубые и отвратные глазу; иные же своей недвижностью напоминали угрызаемые червями лики мёртвых; они также повторяли сами себя на каждой из сторон в колеблющейся и безумной манере. Армяне были готовы повернуть назад, ибо могли поклясться, что камни наделены движением и жизнью — и это в землях, где окрест ещё не было встречено ничего живого! и они пытались отговорить Сэра Джона от его рискового предприятия. Но, возгласив: «Следуйте за мной, и да пребудет воля Его», он продолжил путь средь утёсов и скал. Но вот, в древней пыли давным-давно заброшенных дорог, их глазам предстали следы существ, которые не могли принадлежать ни человеку, ни любой из земных тварей; следы те были в столь большом количестве, имели столь необычайную форму и, в добавок. были столь гигантски, что даже Сэром Джоном овладело беспокойство; армяне же, увидев их, зароптали ещё более открыто, чем до этого. Они продолжали свой путь, а вершины перевала продолжали взрастать, стремясь быть равными гигантам, рассекаясь подобием могучих членов и телес, одни из которых были безглавы, другие же носили головы тифонианской чудовищности. И тень их затмляла перед путниками солнце больше, чем тень, отбрасываемая самими скалами. В самых тёмных глубинах ущелья Сэр Джон со спутниками встретили одинокого шакала, который спасся от них бегством, но не скуля, как иные из его рода, а изрыгая гулким замогильным, словно у демона, голосом членораздельные слова, призывающие их повернуть назад, так как земли, лежащие дальше — запретны. Это неимоверно испугало всех, поскольку без влияния тёмного колдовства шакал не обрёл бы голос; это было против природы, и предвещало нечестивое зло и опасность. Армяне возопили о том, что не сделают больше ни шагу вперёд; и, едва шакал скрылся из поля зрения, они тут же бежали прочь, словно гонимые незримыми дьяволами. Сэр Джон был разгневан бегством своих спутников; также он был встревожен предупреждением шакала, и мысль о путешествии в Антхар уже совершенно не нравилась ему. Но, уповая на Спасителя нашего, дабы отвёл он от него все зловещие чары и чёрное колдовство Сатаны, он повёл своего коня дальше средь скал, пока не покинул, наконец, их уродливую тень; и вот, взору его открылась серая, словно укрытая пеплом мёртвая земля, освещаемая погасшими небесами, равнина. При виде этого края, сердце его отяготилось мучительными опасениями; много большее отторжение, чем от кривлявшихся в камне морд и рассеченных омерзительнейшим образом вершин перевала, испытал Сэр Джон — ибо путь его означали своей жалкой белизной многочисленные кости людей, лошадей и верблюдов, а верхние ветви устремлённых ввысь мёртвых деревьев вскидывались от засыпавшего древнейшие сады песка будто воздетые в молитве руки. Всюду виднелись остовы разрушенных зданий, словно приглашающих в отворённые навеки двери вечную кочевницу-пустыню; гробницы медленно тонули в дюнах. Едва же Сэр Джон пришпорил коня, стараясь быстрее миновать эти места, небеса над ним потемнели; но не от бега облаков или приближающегося самума, а, скорее, наполнившись чужеродным, как на пике затмения, сумраком, вычёркивающим из мира и его тень, и тень его коня, и заставляющим все здания и гробницы растаять, словно призраки. Не успел Сэр Джон отъехать далеко, как пред ним предстала рогатая гадюка, кераста [4], уползающая, извиваясь в дорожной пыли, прочь из Антхара. Человеческим голосом молвила она ему, проползая мимо: «Будь предупреждён, человече, и не отправляйся вглубь Антхара, ибо то царство запретно для всякой живой твари, и лишь мёртвым должно пребывать в нём». Тогда всю душу свою обратил Сэр Джон к молитве Всевышнему, к Иисусу Христу, Спасителю нашему, и ко всем благочестивым Святым, ибо воистину познал, что прибыл в место, коим правит рука диаволова. И, покуда молился он, мрак продолжал сгущаться; и вскоре дорога перед ним была закутана во мрак непроницаемой ночи, в котором ничего нельзя было различить. И, хотя он и намерен был продолжить свой путь, его верный боевой конь застыл истуканом во мраке, не реагируя на шпоры и лишь мелко дрожа, словно поражённый параличом. И тогда из сумерек, перераставших во тьму, вышли гигантские фигуры, безмолвные и закутанные в чёрный траур погребальных нарядов, под которыми, как понял Сэр Джон, не было ни ртов, ни глаз. Ни единого слова не сказали они ему, и сам он не мог ни выдавить из себя хоть слово в окутавшем его пеленой бессилия ужасе, ни обнажить свой клинок. Своими бесплотными руками вырвали они его из седла и, почти лишившегося чувств от ужаса, который несли в себе их прикосновения, потащили прочь путями, которые он едва мог осязать, как если бы был тем, кто низвергается в вечную тень смерти. Он не ведал, в каком направлении и как далеко они ведут его; он не слышал ни звука во время этого перехода, лишь откуда-то издалека донёсся до него затухающий жалобный крик его коня, подобный крику души, терзаемой смертным страхом и агонией — ибо шаги его пленителей не рождали даже шороха, и он не мог с уверенностью сказать, были ли они всего лишь призраками, или же настоящими демонами. Холодное дыхание ветра пронзало его, но не было в нём ни шёпота. ни шелеста; и воздух, что он вдыхал, был густым смрадом разложения, что могла исторгнуть из себя лишь разверзнувшаяся букетом нечестивых запахов гробница. Рухнув на какое-то время в блаженный обморок, наконец настигший его, он не видел ни окружения своего мрачного пути, ни закутанных фигур, хранивших в каждом шаге своём погребальную тайну. Придя же в чувства, он увидел, что вокруг него высятся дома, и теперь они движутся по улицам города, едва различимым в ночи, упавшей без единой звезды на землю. Однако, он видел, или, скорее, предполагал, что в этой ночи сокрыты высокие особняки, широкие проспекты и рынки; среди них, стоило ему приблизиться, возникло здание, имевшее вид большого дворца, чей фасад блекло мерцал, а купола и башни были наполовину поглощены опустившейся тьмою. Когда Сэр Джон приблизился к фасаду, он увидел, что мерцание исходит изнутри, смутно изливаясь сквозь открытые двери и меж необъятных колонн. То был слишком слабый свет, чтобы быть светом факелов или кандил, слишком тусклый, чтобы быть исторгнутым любой лампой; и Сэр Джон поразился его порождающей ужас бледности. Но, подойдя ближе, он заметил схожесть этого странного свечения со свечением фосфора, отрождающегося в склепах в непостижимом процессе разложения. Ведомый непреклонной волей тех, кто правил его беспомощностью, он вступил внутрь здания. Пленители вели его сквозь величественную залу, чьи резные колонны и богато украшенная мебель воплощали в себе роскошь древних королей; покинув её, он очутился в огромном зале для приёмов, с вырастающим из высокого подия престолом золота и чёрного дерева, освещённым лишь мертвенным свечением разложения. Но не какой-то лорд или султан из рода людского восседал на том престоле, нет — серая, чудовищная тварь, высотой и объёмом во много раз превосходящая любого из людей, и являвшая всей своей непомерно разбухшей тушей точное подобие могильного червя. И червь был один; и кроме червя, и Сэра Джона, и тех созданий, что привели его сюда, зал был пуст, как мавзолей древних дней, чьи обитатели давным-давно были пожраны разложением. Стоя там, подле того ужаса, который ни один человек не мог и представить себе, Сэр Джон заметил, что червь внимательно изучает его своими маленькими глазками, глубоко погружёнными в непристойную раздутость его морды. Затем ужасный и торжественный глас, обращённый к нему, донёсся до ушей рыцаря: «Я — властитель Антхара, по праву завоевания и пожирания его смертного правителя и всех тех, кто был его подданными. Знай же, что земли эти в моей полной власти, и вторжение в них незаконно и не может остаться безнаказанным. Безрассудство и глупость, которые ты продемонстрировал, явившись сюда, поистине выдающиеся; ибо прежде был ты предупреждён народом Абхазского царства, а после вновь, и шакалом, и гадюкой, которых встретил ты по пути в Антхар. Твоя безрассудная смелость, бесспорно, заслуживает достойной кары. И вот тебе мой приговор, который будет исполнен до того, как я дозволю тебе покинуть мои владения: ты будешь заточён средь мёртвых, пребывая, как пребывают они, в непроглядной тьме могилы, познавая все изыски их существования и те вещи, которые не должно видеть глазам живых. Да, именно так — всё ещё живой, ты должен спуститься в самое сердце смерти и гниения и оставаться там столько времени, сколько, как я сочту нужным, будет достаточно, чтобы исправить твою глупость и наказать твою самонадеянность». Сэр Джон был одним из самых достойных рыцарей христианского мира, и доблесть его стояла вне всяких споров. Но, стоило ему услышать речь вопрестольного червя и суд, которому он предал его, ужас внутри него достиг таких пределов, что он вновь был близок к тому, чтобы упасть в обморок. И в этом состоянии он вновь был подхвачен теми, кто привёл его в этот зал для приёмов, и унесён прочь. И где-то во внешней тьме, среди скопления гробниц, могил и кенотафов за пределами покинутого тусклого города, он был брошен в каменный гроб, и бронзовая дверь гробницы захлопнулась за ним. Лёжа там, в объятиях вневременной непроглядной тьмы, Сэр Джон был окружён лишь незримыми для него трупами да теми министрантами тления, что ещё не до конца исполнили возложенную на них миссию. Будучи сам наполовину мёртвым, на воспалённом пределе своего страха и отвращения, он не мог сказать, день или ночь сейчас в Антхаре; и за все те бесконечные часы, что он лежал там, ни единого звука не донеслось до его ушей, кроме биения собственного сердца, вскоре ставшего невыносимо громким и тягостным, словно гвалт и буйство огромной толпы. Преисполненный скверны от шума своего сердца, напуганный тем, что пребывало в не имеющем конца безмолвии подле него, и потрясённый всем поразительным и жутким чародейством случившегося с ним, Сэр Джон был погружён в отчаяние и практически не питал надежд на своё возвращение из заключения средь мёртвых, на то, что ещё когда-нибудь, обычным живым человеком, увидит он солнечный свет. Всё, что оставалось ему, это познавать вечную пустоту смерти, делить с такими же обитателями гробницы мерзость запустения да постигать невыразимые таинства разложения; и быть при этом не просто бесчувственным трупом, но тем, чьи душа и тело пока ещё неотделимы друг от друга. Плоть его содрогалась, а вместе с ней и дух его, когда он чувствовал извивающиеся прикосновения червей, с жадностью устремлявшихся к источающемуся трупу или отступающих от него в пресыщенной медлительности. Всё это уверило Сэра Джона в том, что его пребывание в гробнице в том состоянии, в каком он был туда помещён, значительно хуже самой смерти; и даже много позже он не отступился от своих убеждений. Наконец, по прошествии множества часов или дней, оставлявших тьму гробницы нерушимой для всякого луча и тени, что могли проникнуть в неё или выйти наружу, до Сэра Джона донёсся угрюмый лязг металла, и он понял, что бронзовая дверь его темницы открыта. И впервые, в тусклых сумерках, проникших внутрь, он смог со всем страданием и отвращением увидеть то, с чем всё это время пребывал бок о бок. В болезненном омерзении, захватившем его после этого открытия, он был изгнан из гробницы теми, кто вверг его в неё; и вновь рушась в обморок от их ужасающих прикосновений, трепеща от их гигантских призрачных фигур и погребальных нарядов, чьи чёрные складки не выдавали под собой человеческого облика, вновь прошёл он через Антхар дорогой, по которой вступил в это скорбное царство. Его проводники, как и прежде, были безмолвны; и тьма и уныние, разлитые над землей, были такими же, как тогда, когда он только ступил в этот край, подобными тени вечного затмения. Но, наконец, в том месте, где он был пленён, он был оставлен своими поводырями, чтобы вернуться на свой путь и в одиночестве пройти через землю разорённых садов к ущелью крошащихся утёсов. Ослабевший от своего заточения, в замешательстве от всех своих злоключений, он проследовал по дороге, покуда тьма не рассеялась, и он не покинул эту землю теней, выйдя под свет бледного солнца. Среди пустошей он встретил своего боевого коня, скитавшегося по поглощённым песками полям; оседлав его, он поспешил покинуть Антхар через перевал странных валунов с глумящимися мордами образин. Через какое-то время он вновь оказался на северной дороге, по которой путешественники обычно направлялись в Грузинское царство; там с ним вновь воссоединились два армянина, ждавшие его у границ Антхара, молясь о его безопасном возвращении. Вскоре после того, как он вернулся из своего странствия на Восток и к народам дальних островов, он поведал об Абхазском царстве в книге, повествующей о его путешествиях; сообщил он там и достоверные сведения о провинции Ханисон. Но ни словом не упомянул он о Антхаре, царствии тьмы и разложения, правит коим вопрестольный червь. Примечания: [1] «Приключения Сэра Джона Мандевиля» (фр. Livre des merveilles du monde) — знаменитая книга путешествий XIV века, описывающая как реальные факты, так и подлинные небылицы [2] Ханисон — легендарная «Земля тьмы», окутанная вечной тьмой. Чаще всего её местоположение отмечали в Абхазском царстве, но иногда и в районе Северного Урала [3] Антхар (ориг. англ. Antchar) — скорее всего, отсылка к анчару, ядовитому дереву [4] Кераста — самая обыкновенная рогатая гадюка Vipera cerasta в античных и средневековых бестиариях принимала весьма гротескную форму