К. Э. Смит. Стихотворения в прозе

      Из глубочайших снов своих, из бездны за пределами солнца и озаряющих летейские отмели и туманные земли дремлющих видений звёзд, бесшумный чёрный поток нёс меня к тёмному порогу грёз. Переступив его, я обнаружил себя стоящим в конце длинной залы, чьи стены, пол и потолок были покрыты эбеновым деревом; неведомый свет освещал внутреннее пространство, и ни солнце, ни луна, ни какая-нибудь лампа не были его источником. Зала была лишена дверей и окон, но в дальней стене виднелось обрамлённое её чёрной толщей овальное зеркало. Стоя в этом странном месте, я забыл всё, что когда-то было; иные сны и грёзы, видения моего рождения и того, что было после него — всё это исчезло из моей памяти. Было позабыто и имя, которое я присвоил себе, блуждая среди людей; и те имена, под которыми знали меня дщери грёз, также были забыты. Летопись моей памяти брала начало с моего прихода в эту залу. Но я не был поражён или обеспокоен этим, мне не виделось в этом ничего странного — ведь тем потоком, что нёс меня к порогу, за которым оказался этот зал, был поток Леты.       Мне не было ведомо, почему, но вскоре ноги понесли меня к дальней стене залы, к овальному зеркалу, и я вынужден был безвольно подчиниться им. И в зеркале я увидел измождённое лицо — и лицо это было моим; увидел я и алую отметину на своей щеке — где во гневе своём моя любимая поразила меня; увидел и ещё одну — на шее, где целовавшие меня губы её оставили знак своей любви и преданности. И, глядя на эти метки, я вспомнил всё, что когда-то было; иные сны и грёзы, видения моего рождения и того, что было после него — всё это вновь вернулось в мою память. И вновь восстало из забвения имя, ставшее моим под светом земного солнца; и те имена, что звучали под солнцем сна и мечтаний, вновь вернулись ко мне. И я был чрезвычайно поражён и обеспокоен этим; всё казалось мне предельно странным — ведь всё вернулось на круги своя.