Почти эпилог
Поправив вуаль и накидку, которая чуть сползла с плеча, Акорос аккуратно положила букет цветов на мраморную могильную плиту, после чего выпрямилась и вздохнула. — У них все хорошо, — негромко проговорила она, — и я позабочусь о том, чтобы и дальше все было просто замечательно, как я тебе и обещала. Спи спокойно, дорогой брат! Она всегда приходила сюда, когда ей становилось тоскливо. Без малого восемь лет уже прошло с того черного дня, когда Норова не стало, но Акорос до сих пор трудно было смириться с тем, что его больше нет. Нушрок тоже, пусть и старается не показывать вида, до сих пор сильно переживает. Акорос постоянно твердит ему, что не стоит казнить себя из-за той давней ссоры, поскольку сам Норов очень быстро, как говорят, остыл и перестал сердиться на сына. Последние дни он только об этом и говорил, и у Акорос сердце кровью обливалось, настолько ей было жаль брата. — И зачем я только наговорил ему весь этот вздор? — сокрушался Норов. — Будто я лишу его наследства, или что больше не считаю себя его отцом. Он мне этого не простит, Акорос, — вздохнул Норов, — ты же знаешь, какой он гордый и упрямый. — Весь в тебя, — усмехнулась она. — Но ты не должен так переживать, брат, вот увидишь, он, так же, как и ты, больше не сердится и скоро вернется. Такие разговоры велись у них в доме ежедневно, но время шло, а ничего не менялось. Племянник не возвращался, а брат, казалось, совсем потерял вкус к жизни. Целыми днями он сидел у себя в спальне или в кабинете, перебирал старые письма, различные безделушки, которые, как оказалось, заботливо хранил, и которые напоминали ему о пошлом, и не желал никого видеть. — Так нельзя, Норов, — тщетно пыталась втолковать ему Акорос, — ты же так себя в гроб загонишь! — Вот и прекрасно, если так — огрызался Норов. — Оставь меня в покое! Может быть, если бы Нарав был жив, то сумел бы помочь лучшему другу. Но увы, буквально через несколько недель после размолвки брата с племянником, Нарав серьезно заболел и вскоре скончался. Его смерть также стала для брата ударом. — Мы все время были вместе, Акорос, — сказал он ей вскоре после похорон Нарава, — а теперь его больше нет. У меня это в голове не укладывается! — Ты прав, — кивнула она. Ей самой было очень трудно смириться с уходом того, кто некогда был ей дороже всех на свете. Даже несмотря на все, что между ними произошло, он по-прежнему был дорог ей. Вернее, даже не столько он сам, сколько память о временах юности, когда она была влюблена и счастлива. Пусть даже счастье это было мимолетно, словно взмах крыльев бабочки… Она знала, что Норов несколько раз писал сыну, но ответа, увы, так и не дождался. — Если бы я только знал, — сказал он ей однажды, после того, как отправил очередное послание, — что он больше не сердится на меня. И знает, что я давным-давно позабыл о нашей ссоре и очень сожалею о тех словах. Акорос попросила брата написать об этом племяннику и отправила письмо от своего имени. В ответ Нушрок написал ей, что очень признателен за беспокойство, понимает, что она любит своего брата, но просит ее не тратить времени попусту, поскольку он ни за что не станет унижаться «перед дражайшим батюшкой». Она не стала говорить об этом письме брату, чтобы не расстраивать его, соврала, что Нушрок ничего не ответил. — Вот видишь, — вздохнул Норов, — он злится на меня, упрямый мальчишка! Черт бы с ним, пусть женился на этой девице, мне уже все равно, только бы мы были все вместе, одной семьей! — Он, кажется, с ней уже порвал, — пожала плечами Акорос. — Во всяком случае, именно так я поняла из его последних писем. — Тем более! — развел руками Норов. Он хотел было поехать в столицу, чтобы поговорить с сыном и помириться, но тут как раз им стало известно, что Нушрок снова отправился в поход к северным границам. Брат же к этому времени окончательно сдал, и Акорос не на шутку волновалась за него, несколько раз она приглашала лекаря, но Норов выгонял его, не пуская даже на порог. В конце концов ей все же удалось убедить брата показаться врачу, а потом — регулярно принимать лекарства. — К чему это глупое упрямство? — злилась она. — Тебе же не пять лет, Норов, доктор велел тебе пить эти капли, и — самое главное — перестать изводить себя попусту. — К черту все эти лекарства, — махнул рукой Норов, — я, кажется, слишком загостился на этом свете. Моя любимая, мой лучший друг, наши родители, — все они ждут меня там. И самое время мне собираться в путь. — Ради бога, Норов, — взмолилась она, — перестань! Тот день Акорос помнила прекрасно: с утра у нее раскалывалась голова, она встала позже обычного, спустилась вниз, велела накрывать стол к завтраку. С удивлением отметив, что брат тоже еще не встал (обычно он поднимался чуть свет), она позвала Кочревса и велела ему пойти и спросить, как господин себя чувствует. Старый слуга ушел и вскоре вернулся, смертельно бледный: — Госпожа, — пролепетал он, — я даже не знаю, как сказать… как это могло случиться! Я вошел, а там… Акорос почувствовала, как внутри все похолодело; она бросилась наверх в спальню брата. Он лежал в кровати, и на первый взгляд казалось, будто он спит спокойным сном… Акорос приблизилась ближе, села рядом, взяла похолодевшую руку брата в свои ладони и расплакалась. Нушрок вернулся через три дня после того, как Норов обрел свое вечное пристанище. Акорос сидела у себя в спальне, пытаясь не думать о том, как теперь жить дальше, вдруг она услышала на лестнице торопливые шаги. Нушрок рывком распахнул дверь, стремительно вошел к ней, обнял, а потом опустился рядом с ее креслом, взял за руку, нимало не стесняясь своих слез. — Тетушка, — тихо проговорил он, — что же я наделал? Я… ведь это все из-за меня. — Не говори так, — она ласково погладила его по голове, — твой отец… его подвело здоровье. Ему было уже немало лет, а врачей он, ты сам знаешь, недолюбливал. Все в этой жизни происходит с благословения всевышнего, мой мальчик. Значит, пришло время… — Но если бы я не был таким глупцом, тетя, — стоял на своем Нушрок, — кто знает, может быть… — Ты должен знать одно, — твердо произнесла она, — твой отец не сердился на тебя. Он раскаялся в том, что по глупости и горячности наговорил тебе. Он очень любил тебя, мальчик мой. И постоянно думал о тебе. — Я тоже его любил, тетушка, — вздохнул Нушрок, — и никогда не прощу себе, что не ответил на его письма. Как же все это тяжело! — покачал он головой. Акорос же лишь вздохнула в ответ, она знала, что тут словами не помочь, и должно пройти время, которое, как известно, лучший лекарь. Нушрок вышел в отставку и поселился в замке, он говорил, что больше не хочет покидать родной дом и оставлять тетку одну. Она, разумеется, говорила племяннику, что ему негоже хоронить себя заживо в четырех стенах, ведь он еще так молод. Вскоре в королевстве произошли перемены: скончался его величество Топсед Шестой, и трон занял его старший сын. Куап, который по-прежнему занимал пост первого министра, написал Нушроку, что хотел бы видеть его рядом с собой, в память о его отце и просто потому, что он ценит его и не желает, чтобы молодой человек «зарывал в землю свои таланты», как он выразился в письме. На балу в честь коронации его величества, куда племянника умудрился-таки вытащить его закадычный приятель, Нушрок и встретил ту милую девушку, Акбулог. Акорос несказанно обрадовалась и возблагодарила бога, что наконец-то в их семью возвращается счастье. Племянника с того дня словно подменили, он был всецело поглощен делами королевства, похоже, господин первый министр возлагал на него большие надежды, и любовью. Все же мысли Нушрока отныне были заняты только одной Акбулог. Акорос была одновременно горда своим племянником и несказанно рада за него. Ей очень нравилась эта кроткая и застенчивая девушка, казалось, что Нушрок будет с ней счастлив. — А я смогу умереть спокойно, — частенько повторяла она. — Тетя, ради бога, — морщился Нушрок, — не надо говорить таких мрачных и неприятных вещей. Вы будете жить очень долго! Во всяком случае, своих внуков непременно проводите к алтарю. — Это и мое самое заветное желание! — смеялась она. Подготовка к свадьбе была уже в разгаре, но тут все снова пошло наперекосяк. Для начала Нушрок смертельно разругался со своей невестой. Он кричал, что она такая же обманщица, как и все остальные, зря он ей поверил, и отныне не хочет слышать даже упоминания ее имени в своем доме. А потом девушка трагически погибла; более того, вокруг открыто говорили, что она, не вынеся позора (узнав о ее измене, племянник разорвал помолвку), покончила с собой. Нушроку же, казалось, было все равно, он лишь пожал плечами, когда узнал о трагедии. А вскоре он огорошил Акорос известием, что намерен жениться на госпоже Афэ, сводной сестре своей несостоявшейся невесты. — Если ты будешь с ней счастлив, — пожала она плечами, — и если ты хорошо подумал… — Именно так! — отрезал он. Афэ, честно признаться, нравилась Акорос гораздо меньше, нежели ее сестра. Она была слишком эгоистична и избалованна. Поначалу девушка держалась чересчур высокомерно, выказывая открытую неприязнь, и Акорос со своей стороны тоже в долгу не оставалась, всячески подчеркивая, что именно она является хозяйкой в доме, и Афэ обязана ей во всем подчиняться. Жена племянника злилась, но ей ничего не оставалось, кроме как признать правоту Акорос. Но чем больше проходило времени, тем яснее Акорос понимала, что Афэ с каждым днем все больше привязывается к Нушроку и любит его все сильнее. Достаточно было лишь перехватить взгляд молодой женщины, брошенный на супруга, чтобы понять: она в нем души не чает. Именно это начало потихоньку подкупать Акорос, и она стала относится к Афэ значительно теплее, перестала придираться к ней, и та, казалось, была ей за это благодарна. Во всяком случае, Афэ перестала огрызаться на любое, даже самое невинное замечание и делать все наперекор воле Акорос. Акорос радовалась, что жизнь стала понемногу налаживаться, но тут снова (уже в который раз!) случилось непредвиденное. Во-первых, в очередной раз сменился правящий монарх: Топсед Седьмой занял трон вместо своего трагически погибшего старшего брата Нарита Второго. Причем, ровно за день до этого события Нушрок отправил ее вместе с Афэ в летний дом у Голубых Озер, чем, признаться, удивил до крайности. Они уже много лет не выезжали на озера, брат с юных лет не любил там бывать, а племянник за всю свою жизнь посетил его всего несколько раз. — Я умоляю, тетушка, — не терпящем возражения тоном сказал ей Нушрок, чем очень напомнил покойного Норова, — не спрашивайте меня ни о чем. Просто поезжайте и поживите там некоторое время. — Как скажешь, милый, — пожала она плечами. — Госпожа Акорос, — испуганно взглянула на нее Афэ, — как вы думаете, это… ему ничего не угрожает? — Будем надеяться, что нет, дитя мое, — вздохнула она. К счастью, беспокойство оказалось напрасным, через три дня они с Афэ вернулись домой, а ее племянник к тому времени уже был первым министром его величества Топседа Седьмого. Акорос отказывалась думать, каким опасностям подвергался Нушрок, ведь яснее ясного: имел место быть заговор. — Не переживайте, тетушка Акрос, — сказал ей Абаж, когда через несколько дней нанес им визит, дабы поздравить друга. — Я всегда говорил, что Нушрок родился под счастливой звездой. — Не придумывай! — усмехнулся Нушрок. Афэ же при этих словах довольно улыбнулась и взяла мужа под руку. Вместе с радостью, как это частенько бывает, в дом вновь пришло несчастье. Нушрок смертельно поругался со своей супругой и заявил, что не желает больше о ней слышать. Выяснилась, что именно она оговорила Акбулог, дабы отбить у нее жениха, и бедняжка ни в чем не была виновата. Возможно, Нушрок добился бы развода, тем более, ему это не составило бы труда, но Афэ к тому времени уже ожидала ребенка. Нушрок решил, что жена останется в замке до рождения малыша, а потом покинет их дом и больше никогда не будет давать о себе знать. Афэ была вне себя от горя, она плакала, просила мужа простить ее, раскаивалась в том, что сделала, но Нушрок был непреклонен. Акорос пыталась убедить его не рубить с плеча, но он не желал ее слушать. Ей же, честно признаться, было жаль Афэ. И именно в те дни она сблизилась с женой племянника, старалась, как могла поддержать ее, убеждала, что все, рано или поздно, образуется, они с Нушроком непременно помирятся, и в семье наступит долгожданный мир. — Почему вы так добры ко мне, госпожа Акорос? — несколько раз спрашивала ее Афэ. — Я ведь была, скажем так, не слишком-то почтительна к вам. — Во-первых, я не люблю бессмысленных споров и склок, дитя мое, — улыбнулась Акорос, — что было, то прошло. А во-вторых, каким бы странным это не могло показаться, но… словом, поверьте, я очень хорошо понимаю, что вы сейчас чувствуете, Афэ. Это была правда: Акорос попросту видела в этой молодой женщине себя. Некогда она точно так же, потеряв голову от охватившей ее страсти, совершила страшную ошибку. Ошибку, которая чуть было не стоила жизни ни в чем не повинной женщине. Пусть Акорос не любила ее и считала виноватой в своих бедах, но она ни в коем разе не имела права лишить ее жизни. Один единственный шаг отделял Акорос от непоправимого, и только чудо спасло ее. Афэ же повезло гораздо меньше. — Если бы можно было все вернуть, — с тоской проговорила Афэ, — я поступила бы иначе, госпожа Акорос. Я… да, я отдала бы его ей. Не потому, что мне жаль ее, нет, а только ради того, чтобы он был счастлив. Мне казалось, я смогу сделать его счастливым, даже если он и не любит меня, то это все равно. Моей любви хватит на нас двоих, — думала я. Но, увы… не хватило! — Афэ отвернулась и смахнула слезы с щек. — Не надо так терзаться, дорогая, — вздохнула Акорос, — что толку? Все равно это не в нашей власти, вернуть прошлое. Лучше подумайте о будущем. — У меня нет будущего, госпожа Акорос! — горько вздохнула Афэ. — Неправда, — покачала головой Акорос, — вы должны думать о своем ребенке. Ведь он и есть ваше будущее. — Вы же знаете, — голос Афэ дрогнул, — что мой супруг не позволит мне остаться здесь. Меня одно лишь утешает: мой ребенок будет расти рядом с ним и с вами. И вы будете любить его. Пообещайте же, госпожа Акорос, что он ни в чем не будет нуждаться! — Я вам уже не раз говорила, — мягко улыбнулась Акорос, — что нет нужды брать с меня эту клятву. Это так же само собой разумеется, как и то, что завтра наступит новый день. Но вот увидите, вы и сами сможете позаботиться о своем ребенке, дадите ему свою материнскую любовь и заботу. — Я так хочу верить в это, — отозвалась Афэ. Через неделю после этого разговора Афэ не стало… Она родила девочку и через четыре дня скончалась от горячки. Акорос все время находилась рядом с ней, как могла, старалась помочь, облегчить страдания молодой женщины. — Она такая милая, такая хорошая, — прошептала Афэ, глядя на новорожденную девочку, — доченька… красавица моя! — Афэ, — Акорос убрала со лба Афэ спутанные волосы и переглянулась с врачом, — вам нужно отдохнуть. — Нет, — с трудом разлепив пересохшие губы, прошептала Афэ, — пожалуйста! Еще немного… позвольте мне посмотреть на нее еще чуть-чуть! Я ведь… не увижу ее больше. Девочка моя… Как жаль, что я не увижу, как она растет… Она не улыбнется… мне. Пусть же он… любит ее и за меня тоже, госпожа Акорос. — Да, милая, — с трудом сдерживая слезы, проговорила Акорос. — Как пожелаешь. — Имя… дайте ей имя в честь матери господина Нушрока. Акорос кивнула, и, предоставив новорожденную малышку заботам кормилицы, а Афэ — заботам доктора, отправилась к племяннику. Следовало сообщить ему о том, что у него родилась дочь, и о том, что жизнь Афэ, похоже, в смертельной опасности. Нушрок лишь кивнул и отправился к Афэ; он находился подле жены в ее последние часы. — Я сказал ей, что… все забыл, — негромко проговорил он, когда все уже было кончено, и они сидели вдвоем в пустой гостиной. — Сказал, что теперь мы будем все вместе, у нас же… семья. — Ты правильно поступил, — вздохнула Акорос. — Знаете, — грустно усмехнулся он, — я даже и не знаю, сказал я это только потому, что она хотела услышать эти слова, или… потому что я действительно хотел это сказать. — Как бы там ни было, — отозвалась она, — теперь это уже не так уж и важно. — Вы правы… Что ж, — вздохнул Нушрок, — вновь придется все начинать с самого начала. Но нам, — он взглянул на тетку и грустно улыбнулся, — не привыкать к этому, верно, тетушка? Акорос кивнула в ответ. Акорос вошла в гостиную, сняла шляпу и отдала ее подошедшей служанке. — Господин у себя? — спросила она. Кажется, Нушрок не собирался сегодня ехать в город, где он временами пропадал чуть ли не на целую неделю, а то и больше. Как он любил повторять, дела не терпят, а оных дел у господина главного министра, разумеется, хватало. А с тех пор, как он стал заниматься этими зеркальными мастерскими (Акорос не вникала во все тонкости, ей это было вовсе ни к чему) свободного времени у него оставалось очень мало. — Да, госпожа Акорос, — поклонилась служанка, — он в кабинете вместе с молодой хозяйкой. Акорос кивнула и жестом отпустила служанку; нужно будет распорядиться насчет обеда, но сначала она решила заглянуть в кабинет. Как и сказал тогда Нушрок, они действительно начали новую жизнь, и маленькая Анидаг как никто помогла им в этом. Девочку и сам Нушрок, и Акорос обожали и баловали что было сил. Акорос иной раз даже казалось, что племянник слишком многое позволяет дочери, но он вечно отшучивался, что тетка, дескать, и сама хороша. Честно признаться, трудно было с ним не согласиться, ибо Акорос тоже ни в чем не могла отказать малышке, как некогда и ее отцу, когда он был еще мальчиком. Акорос осторожно заглянула в кабинет племянника. Он сидел на диване, стоявшем около окна, напротив книжных стеллажей, обняв дочь за плечи. Анидаг сидела рядом, прижавшись к отцу и положив голову ему на плечо, она, как успела заметить Акорос, мирно спала. Нушрок заметил тетку, кивнул ей и приложил палец к губам. — Я распорядилась подавать обед, — шепотом проговорила Акорос, с умилением глядя на спящую девочку. — Она попросила почитать ей историю о войне трех королей в Стране Теплых Морей, — так же тихо отозвался Нушрок, — и вот — уснула. — Не заболела? — обеспокоенно спросила Акорос, осторожно дотрагиваясь до лба внучатой племянницы. — Нет, — покачал головой Нушрок, — слава богу. Просто устала, я возил ее с собой на прогулку верхом. В эту минуту девочка открыла глаза, потянулась и, увидев Акорос, радостно улыбнулась. — Тетя, вы вернулись? — спросила она и спрыгнула с дивана. — Где вы так долго пропадали, мы по вам уже соскучились, правда, отец? — Да, принцесса, — согласился Нушрок. — Мне нужно было отлучиться по делам, моя красавица, — Акорос поцеловала девочку и ласково потрепала ее по голове. — А сейчас, мне кажется, уже время обеда. Посему, милая моя, мне кажется, вам стоит пойти к себе и переодеться. — Хорошо, тетушка! — кивнула Анидаг. Она обняла отца, чмокнула Акорос в щеку и выпорхнула из кабинета. — Я была на кладбище, — сказала Акорос, перехватив взгляд племянника. Он молча кивнул и грустно посмотрел на нее. — Мне бы тоже стоило навестить их всех: отца, маму… Афэ. Акорос села рядом и нежно провела рукой по его волосам. — Кстати, тетушка, — вспомнил вдруг Нушрок, — мне тут пришло письмо от Абажа. — Вот как? Ей было прекрасно известно, что последнее время Нушрок не слишком-то ладил с другом детства. Она не знала, какая именно кошка пробежала между ними (у самого племянника ей этого так и не удалось узнать), но они стали очень редко видеться и исключительно по делу. И вот, кажется, Абаж решил растопить эту ледяную стену, что вдруг выросла между ними. — Да, — усмехнулся Нушрок, — вот, взгляните. Он пишет, что приглашает, так сказать, на дружеский обед. Акорос пожала плечами: — Вы же и так видитесь с ним практически каждую неделю. — Это другое, — возразил Нушрок, — на этот раз он хочет, чтобы моя дочь приехала вместе со мной. — Зачем? — не поняла Акорос. — У Абажа ведь тоже подрастает сын, ну и вот, мой заклятый друг, — Нушрок при этих словах снова усмехнулся, — высказал, надо сказать, вполне здравую мысль. Этот мальчишка может стать для моей дочери хорошим товарищем. И я, знаете ли, впервые за много лет, полностью с Абажем согласен. Анидаг полезно будет общаться со сверстниками, ну и вообще… думается, нам это тоже пойдет на пользу. Все-таки когда-то мы были с ним настоящими друзьями, — задумчиво прибавил он. — Вот и славно, — улыбнулась Акорос. — Я полностью с тобой согласна мой дорогой. И прямо сейчас пойду, с твоего позволения, скажу обо всем внучке. Заодно напомню, что ей следует вести себя так, чтобы никто не посмел бы пенять нам, что мы плохо ее воспитываем. Надеюсь также, — поспешно добавила она, — что и мальчик примерно воспитан и не станет обижать нашу маленькую Анидаг. — Думаю, — рассмеялся Нушрок, — об этом, дорогая тетушка, не стоит беспокоиться. Уж кто-кто, а Анидаг в обиду себя не даст. В конце концов она моя дочь, — в его голосе ясно слышалась гордость. Акорос улыбнулась и кивнула: с этим, пожалуй, действительно не поспоришь.***
Анидаг поцеловала тетушку, махнула ей рукой и быстро забралась в коляску к отцу. Ей трижды пришлось повторить отцу и тетушке, что она прекрасно помнит все хорошие манеры и будет вести себя так, как и подобает благовоспитанной барышне. Просто удивительно, но ей показалось, тетушка Акорос заметно нервничала! Хотя, что скрывать, Анидаг и сама немного побаивалась, она же раньше никогда еще не выезжала в гости, и ей действительно не хотелось опозорить своего отца. Именно поэтому она дала себе слово, что господин Абаж, которого она почему-то представляла себе мрачным и хмурым человеком, и его семейство не будут иметь ни малейшего повода сказать о ней хотя бы одно плохое слово. Кроме того, ей было безумно интересно посмотреть на их дом, ну и, разумеется, познакомиться (тетушка несколько раз подчеркнула, что ни в коем случае не стоит грубить и уж точно — не затевать никаких шалостей) с сыном господина Абажа. Интересно, он умеет ездить верхом? И есть ли у них лошади? Надо будет попросить этого мальчишку показать ей их конюшни, если им позволят, конечно же. — Не переживай так, — улыбнулся отец, — в конце концов, это просто поездка в гости. — Я и не переживаю, — пожала плечами Анидаг, — я точно знаю, что не подведу вас, дорогой отец. — Я в этом и не сомневаюсь, — отец обнял ее за плечи. — Как и в том, — проговорил он, поцеловав ее в макушку, — что вам будет очень весело, дочь моя. А еще, кажется, теперь все действительно возвращается на круги своя. Анидаг радостно кивнула, у нее отлегло от сердца (в самом деле, к чему волноваться!) и принялась увлеченно смотреть в окно. Поскорее бы они приехали! Ей уже не терпелось познакомиться с новым другом.к о н е ц