Нашатырь - 2. Охота с элементами дипломатии

      С носителем, которого удалось добыть Шестой, никак не удавалось сладить. Это был первый ее удачный опыт и потому не хотелось все испортить. Тем более что Она приказала беречь носителей, доставлять их аккуратно, живыми и не покалеченными. Яиц было много, носителей — мало.       Сначала Шестая преследовала стаю двуногих, но они успели спрятаться. К счастью, двое отстали, и она переключила свое внимание на них. Один был очень тощий, другой чрезмерно упитанный. Инстинкт подсказывал, что оба варианта не слишком хороши. В других обстоятельствах первый сгодился бы в пищу рабочим особям, а второй пошел бы на корм Ей. Для развития личинок следовало отбирать объекты со средними параметрами, так как истощенные давали слабое поколение, а из толстых с трудом проклевывался молодняк. На практике Шестая этого не видела, но откуда-то знала, что все именно так. Тем не менее сейчас выбирать не приходилось. Проблема состояла в другом: как схватить сразу двух? Или хватать одного, но тогда которого? Недокормленного или перекормленного?..       Решая эту сложную задачу, Шестая невольно замешкалась. Это стало большой ошибкой. Особи успели забежать в одну из пещер и воздвигли перед преследовательницей твердую преграду. И как разгневанная единица в нее ни билась, как ни скребла когтями, сколько ни разбивала внутреннюю пасть, а проникнуть внутрь не удалось.       Внезапно в отдалении раздался звук шагов. Чтобы не выдавать себя раньше времени, Шестая вскарабкалась на потолок и бесшумно пошла на сближение. Коридор свернул дважды, прежде чем она увидела еще одного двуногого. Тот был мельче, чем тот тощий, зато ему некуда было бежать — ход заканчивался тупиком.       Шестая спрыгнула вниз и преградила особи путь. Будущий носитель пронзительно закричал и вжался в стену, закрывая переднюю часть головы верхними конечностями. Шестая сделала к добыче несколько шагов и вдруг замерла в растерянности. Как следовало взять это существо, чтобы не повредить его слишком сильно?       Поразмыслив, Шестая поднялась на задние лапы и двинулась к двуногому, вытянув вперед передние. Двуногий уже не кричал, только трясся крупной дрожью. Шестая подошла вплотную и обхватила объект. Но поняла, что идти с ним вертикально будет неудобно. Тогда единица навалилась на присмиревшую добычу и подмяла ее под себя. Затем, прижала к груди одной лапой и поковыляла на трех, волоча двуногого по полу. Но это оказалось тоже неудобно. Ноша выскользнула и, оставшись позади, резво вскочила на ноги, пытаясь убежать. Шестая отреагировала быстро. Настигнув добычу, единица повалила ее и прижала покрытую мехом голову лапой. Сделала еще одну попытку обхватить, но опять неудачно. Тогда она взялась за ногу пойманного существа и потащила. Двуногий снова заверещал и стал цепляться передними конечностями, вновь затрудняя перемещение.       Шестая остановилась, отпустила носителя и позволила ему забиться в угол. А сама села напротив, обвила себя хвостом и стала думать, от сосредоточенности постукивая кончиком шипа по полу.       На стимуляторах (спасибо Полосатому, что не пожадничал) дела пошли куда лучше. Прекратилась одышка, притупилась боль, мышцы больше не дрожали. Конечно, Сумрак знал, что через сутки организм отплатит за совершенное над ним насилие куда более неприятным набором симптомов, но рассчитывал, что в течение этих самых суток все уже решится, и плохое самочувствие не приведет к большим проблемам. По крайней мере, плохое самочувствие сейчас определенно было в разы опаснее.       После того как сын Грозы убил в коридоре последнего Жесткача, на уровне воцарилась тишина. Тем не менее воин не мог позволить себе слишком длительный отдых. Поэтому, лишь только почувствовав улучшение, он поспешил облачиться в доспехи, предварительно обтершись нейтрализатором. Очевидно, большой баллон этого средства, обнаруженный самцом среди личных вещей двух других пленников, принадлежал Великому Тени, которому важно было замаскировать свой запах в походе за Маткой. Сумрак не гордился тем, что пришлось воспользоваться чужой аптечкой, но необходимость иногда перекрывает приличия. Хотелось верить, что Тень отнесется с пониманием. Ведь Священная Дичь хорошо чувствует запах крови. Любой крови. А также пота, мочи и вообще всего, что выделяет живое существо в окружающую среду. Поэтому очистить шкуру перед новой вылазкой было стратегически важно.       Сойэ тоже пришлось заставить нанести нейтрализатор на тело. Хотя намазалась самка весьма условно. Но самые пахучие места протерла — спасибо и на том. Контролировать ее сил уже не было. Разве что ссадину на ее спине Сумрак все-таки решил обработать сам. Во-первых, не достала бы, во-вторых, опять бы начала это свое подозрительное: «А мне точно от твоих препаратов плохо не будет?». Нет, понятно, что у уманов свой обмен веществ, и большинство их препаратов не подходят яутжам, а большинство яутжевских — не подходят им. Однако антисептик — он антисептик и есть, и нечего тут выделываться. Сойэ предсказуемо развозмущалась, но Сумрак не сделал ничего такого, за что следовало извиняться, поэтому оставил ее протест без особого внимания.       Теперь, получив назад свою амуницию и оружие, воин мог приступать к основной задаче — освобождению Старейшины и Советника. Но здесь-то и притаилась неожиданная проблема… Как предстать перед данными особами и не поставить их в неудобное положение? Ведь они были не только заперты, но и раздеты, лишены оружия и всех знаков отличия. Сыну Грозы как представителю более низкой касты не подобало лицезреть их в подобном виде. Да еще и демонстрируя при этом несравнимо лучшее оснащение! Но не продолжать же путь нагишом из одного уважения к ним. Если бы база не была наводнена Жесткачами, вопросов нет, Сумрак отправился бы за пленными, оставаясь в одной набедренной повязке, чтобы не выделяться. Но в текущей ситуации об этом и речи быть не могло. Взять вещи сородичей и принести им? Тоже так себе вариант. Собственное-то снаряжение весило порядочно, учитывая, что отправляясь во владения уманов, самец выбрал далеко не базовый комплект, а как сражаться и одновременно тащить больше, чем два раза по столько же? То-то и оно. Да и прикасаться к чужому вооружению даже с намерением передать его владельцам, казалось не совсем правильным.       Понимая, что раздумывать дальше некогда, сын Грозы в конце концов выбрал промежуточный вариант, который не являлся идеальным, но и на вопиющий уже не тянул. Свою броню он надел, свое оружие взял, а почетные кольца спрятал в подсумок — нанизывать их было долго (процесс требовал особой сосредоточенности и, желательно, зеркала) да и в принципе не следовало раньше старших. Принадлежащее Великим Сумрак оставил на месте, дабы они могли забрать все сами, но чтобы на первое время они не остались совсем безоружными, прихватил копья, которые не слишком утяжеляли его перемещение. Наручи самец тоже взял, так как лезвия и коммуникаторы могли пригодиться старшим не меньше, чем копья. К их переноске сын Грозы счел возможным привлечь свою спутницу. Доверять подобный груз уману, конечно, было весьма спорным решением, однако Сойэ все-таки заслужила это доверие, а вот Сумраку болтающаяся сетка с четырьмя наручами могла капитально помешать в бою.       — Все, пошли, — закончив приготовления, заявил сын Грозы и слегка шуганул от себя уманку, которой вдруг пришло в голову сомневаться, что он качественно заварил раны. Самочка недовольно пискнула, но под доспехи ему лезть перестала. Дело другое. Должна же она была хотя бы чуть-чуть смекать, когда допустимо включать мамочку, а когда этого делать не стоит.       Несмотря на спешку, Нашатырь задержался еще на несколько минут, чтобы защитить вход в складское помещение сетями. Зоя потрогала одну из них и едва не порезала палец — струны оказались не только очень прочными, но и чрезвычайно острыми.        «Вот надо тебе везде лезть!» — недовольно одернул женщину Охотник.       — Ладно, идем уже, — в тон ему ворчливо отозвалась миссис Джефферсон.       Прежнее заграждение из сетей Нашатырь не долго думая разрезал при помощи своих запястных клинков, предоставив спутнице очередной повод изумиться их остроте, после чего с нетипичной для раненого существа легкостью зашагал вперед. И это притом, что его люминесцирующей кровью был заляпан весь коридор — даже на потолок попало, так они с последним «ксеном» дрались. Потрясающе… Этого последнего «ксена», кстати, «хищник» уделал особенно яростно. Мощным ударом пригвоздив тварь к стене, он оставил висеть прикипевшую за счет кислоты к какой-то арматуре тушу точно чудовищное хеллоуинское украшение. То, что телескопическое копье представляет собой грозное оружие, Зоя знала и раньше, но его способность в умелых руках пробивать бетон внушало какой-то совершенно новый уровень уважения. Сколько ж еще в тебе было сюрпризов, Нашатыркин?       Обратно к лифту двигались быстро и бесшумно. Ксеноморфы где-то затаились и больше на рожон не лезли. Но уровнем ниже на такое везение вряд ли следовало рассчитывать. Именно там, по неприятному стечению обстоятельств, располагались помещения, в которых «ромашковцы» плодили инопланетных монстров, и чтобы добраться до Дедули и Вредины требовалось данный участок как-то миновать. Об этом Зоя честно предупреждала, но Нашатырь философски возразил, дескать, ничто не обязывает животных после освобождения оставаться на том же месте, зато этот путь в разы короче, чем обходной. Как можно было судить по начерченным Охотником схемам, данный вид существ предпочитал структурировать пространство самостоятельно, строя некое подобие муравейника, поэтому сказать наперед, где они устроят кладовку, а где детсад, не представлялось возможным.       О том, как твари размножались, вскользь упоминал Кук, и еще пару моментов потом пояснил клыкастый. Например, что самая крупная особь по аналогии с муравьиной маткой несет яйца, а остальные члены колонии их защищают. На какой-то из стадий своего развития «ксены» паразитировали на других животных — земных, что примечательно, — а потом становились свободноживущими. Насколько миссис Джефферсон смогла понять, тактика ксеноморфов чем-то напоминала тактику, присущую наездникам, только неясно было, как происходит заражение. Что касается детсада, то это даже была не шутка — одну из камер инопланетные паразиты, скорее всего, уже приспособили для содержания своих «живых консервов». Что самое страшное, в роли хозяев вполне могли выступать люди…       Когда Зоя училась в начальной школе, она часто собирала на даче гусениц и наблюдала, как те отъедаются до неприличных размеров, а затем окукливаются и превращаются в бабочек. Интересное всего было узнавать, какое чешуекрылое выведется из какой гусеницы — определителей у второклашки, разумеется, не было. Случались и неожиданности. Например, однажды из шикарной желто-зеленой гусеницы с темными глазка´ми и сизой продольной полосой — мелкая Зоя тогда рассчитывала на что-то сравнимое по красоте с махаоном — получилась нечто вроде черной осы. Как позже выяснилось, это был березовый пилильщик, а гусеница его была ложной. В другой раз юную натуралистку ждал еще более неприятный сюрприз. Утром она обнаружила в банке вместо гусеницы капустной совки пустую шкурку, из которой выползали мелкие белые личинки. Так состоялось первое реальное — не по книжкам — знакомство с наездниками. Тогда Зоя совершила поступок не совсем достойный биолога: от осознания, что гусеница была буквально начинена этими личинками и жила, ползала, питалась, пока они планомерно пожирали ее изнутри, ей стало нехорошо, и девочка побыстрее смыла все потомство наездника в унитаз. Уже потом, гораздо позже, она смогла оценить изящество этого эволюционного решения, а также поняла, что выпусти она личинок в огороде, те через некоторое время, окрылившись, встали бы на защиту урожая бабушкиной капусты. Но тот детский ужас, трепет и неимоверное омерзение — они запомнились навсегда. А ведь это было только на уровне насекомых. Теперь же, возможно, предстояло узреть нечто в разы хуже. И пока миссис Джефферсон не могла сказать с уверенностью, какое чувство она могла бы испытать, узнав все подробности размножения ксеноморфов: простой человеческий страх или восторг ученого, наблюдающего уникальный природный механизм либо потрясающий результат генной инженерии. Жаль, что Нашатырь не мог ответить на большинство вопросов, касающихся образа жизни и происхождения этих странных животных… Хотя сейчас все равно было не время.       Осмотрев шахту и, видимо, заключив, что путь свободен, клыкастый без церемоний подхватил свою проводницу, зажал под мышкой и принялся осторожно спускаться. На лифтовую площадку он выбрался также довольно уверенно, хотя темно было, хоть глаз выколи. Чтобы не потеряться и не споткнуться, Зоя, как только Охотник опустил ее на пол, взялась за какую-то выступающую часть его брони. Так и пошли дальше — медленно, прислушиваясь к каждому шороху.       В воздухе чувствовался непривычный кислый запах, под ноги то и дело попадались какие-то тряпки, сгустки слизи и разбросанные вещи. Зрение абсолютно не желало привыкать к мраку, царящему в подземном каменном мешке, так что ориентироваться приходилось лишь по поведению клыкастого. Один раз он перешагнул что-то крупное, и Зоя сразу же последовала его примеру, но все равно задела ногой нечто плотное, похолодев от догадки, что, скорее всего, шагает через труп.       Но вот санпропускник остался позади. Теперь они, веротяно, находились в небольшом вестибюле, слева от которого располагалась «ксеноморфья ферма». Что за помещения были справа, миссис Джеферсон не знала, Ларри ее туда не водил. Прямо же по курсу располагалась та самая дверь, что вела к изоляторам «хищников». Неужели почти дошли…       Зная, что Нашатырь, в отличие от нее самой, прекрасно все видит, Зоя показала ему «злую руку», обозначив возможное место концентрации тварей. Рептоид, судя по шуршанию гривы, мотнул головой. Значит, проверять это сейчас он не собирался. Что тогда? Впрочем, гадать не пришлось. Сделав шаг к опасному коридору, Охотник достал что-то из сумки и быстро наклонился, заставив землянку отцепиться и в нерешительности замереть позади. По характерным щелчкам креплений Зоя поняла, что он снова ставит сеть. Умно. Если только когти ксеноморфов и впрямь настолько уступают по остроте твоим лезвиям…       — Помогите! — внезапно явственно раздалось справа. Хриплый, изможденный голос, показавшийся оглушительным среди мертвой тишины сектора, заставил миссис Джефферсон вздрогнуть. Нашатырь, установив последний фиксатор под потолком, быстро повернулся на звук.       «Показалось?» — переводя дыхание, подумала Зоя. Секунда, две, три… Зов больше не повторялся.       Охотник чуть слышно фыркнул, взял руку землянки и, добровольно пристроив у себя на поясе, приготовился идти дальше, как вдруг из-за угла снова начали взывать о помощи. Объективно говоря, узнать этот голос было невозможно, но на второй раз он почему-то показался Зое отдаленно знакомым… Да какая, к черту, разница? Знакомый или нет, где-то там погибал человек, и оставлять его на растерзание плотоядным тварям было чудовищно.       — Помогите! Кто-нибудь слышит меня? — взмолился некто, кажется, из последних сил. А потом раздался надсадный кашель и хрип.       — Там кто-то живой, надо его забрать! — переставая соображать, что творит, рванулась женщина.       Дальше все произошло так быстро, что Зоя не успела опомниться. Когти Нашатыря вцепились в плечо, раздирая кожу, и нарушившая правила исследовательница оказалась безжалостно отброшена назад. Уже лежа на полу, она услышала знакомый визг и топот костлявых конечностей. Доспехи Охотника издали лязгающий звук, металл звонко скользнул по металлу, а затем раздался хруст, как будто кто-то с размаху вогнал нож в мерзлый кусок мяса. Нашатырь взрыкнул и совершил еще одно резкое движение. Что-то увесистое рухнуло с высоты, судорожно дернулась, брякнув по полу, и затихло.       Вот чистую правду говорят: самкам на спецоперациях не место! Особенно, если эти самки-научники. Ладно воительницы — понятно, что у них не все дома (прости, дражайшая Глефа, но это так). А у производительниц хотя бы инстинкт самосохранения работает… Но научники — те всегда лезут в воду, не зная броду. Вот и Сойэ отмочила, стоило только Сумраку расслабиться на ее счет и приступить непосредственно к выполнению миссии. Когда где-то вдалеке заголосил кто-то из ее сородичей, уманка ничего лучше не придумала, чем ринуться на выручку. В полной темноте, то есть, с позиции своего вида, абсолютно вслепую и абсолютно не отдавая себе отчета в том, какую ерунду творит.       Сумрак, конечно, среагировать успел, но ведь в последний момент. Жесткач, выскочивший на умановский писк, уже сделал бросок за легкой добычей, но вместо слабой мягкотелой столкнулся с вооруженным воином. Прикончить эту тварь не составило особого труда — в пользу охотника сыграл фактор неожиданности. Убедившись, что животное больше не шевелится и подкрепления за ним нет, сын Грозы повернулся и помог трясущейся от страха Сойэ подняться. Одной рукой она зажимала кровоточащее плечо. Вот гадство…       — Слушаться кто будет? — кажется, уже в десятый раз за время их совместного похода проговорил самец. — Конечно я тебя поцарапал. Конечно ты ушиблась. А кто виноват? Скажи спасибо, что жива. С такими-то выкрутасами… — тут он осекся, осознав, что сейчас разговаривает с напарницей как с мальком, и маска благополучно все это пишет.        «Брат, у тебя как там дела?» — не к месту пиликнул наруч. Сын Грозы стиснул жвала и глухо заворчал. Ох, Кошмарик, и подгадываешь же ты момент…       Мельком осмотрев рану уманки и придя к выводу, что она несерьезная, Сумрак уже было собрался идти дальше, как вдруг снова услышал бедственный сигнал неизвестного мягкотелого. Еще раз опустив взгляд на мертвого Жесткача, воин наконец-то сложил один к одному. Более массивное по сравнению с другими особями телосложение пока не очень внятно, но уже более-менее выдавало в этом животном формирующуюся няньку. И то, как оно оголтело бросилась прямо на копье, тоже свидетельствовало в пользу этой версии. А где нянька, там и «ясли».       Принюхавшись, самец заключил, что Матки поблизости нет. Возможно, уманы-научники просто хранили в том помещении яйца, и Жесткачи решили не тащить их далеко, а устроить выводковую камеру на месте. Н-да… Изначально Сумрак искренне надеялся на то, что здесь окажется не больше десятка тварей, но местные уникумы, похоже, успели поставить их производство на поток. А еще… Что-то подсказывало, что далеко не все поголовье было получено из сельскохозяйственных животных. Побег явно спланировали более смышленые особи, взрощенные на разумных объектах и наладившие эффективный контакт с Королевой. До поры они не показывались, но Сумрак был почти уверен, что это только дело времени. Пока они лишь помогали Ей руководить, бросая в бой особей попримитивнее.       С обнаружением «яслей» и появлением догадки о «мозговом центре» прояснялось и еще кое-что. Когда на фактически безоружного охотника бросились сразу три Жесткача, шансы на успех казались ничтожными. Тем не менее сын Грозы смог выстоять. Сперва он подумал, что все дело в относительно небольших размерах тварей и недостатке у них опыта, однако теперь пришел к иному выводу: его засекли «наверху», и солдаты получили приказ взять яутжа живым. С одной стороны, это было странно — Перерожденцы редко оставались верны Матке, и представляли для улья этакую «бомбу замедленного действия». С другой стороны, если твари сгоряча поубивали почти всех уманов, им требовалось отыскать хоть каких-то носителей. А Перерожденцы были сильны и хитры. И даже до поры послушны, наверное. Линьки после пятой их можно было ликвидировать, пока бунтовать не начали, а до тех пор вполне себе хорошие солдаты получались. Одним словом, знаменитая Жесткачовая политика в действии…       Что ж, Жесткое Мясо, на этот раз вы все-таки просчитались.       — Пойдем, только тихо, не устраивай мне тут, — слегка прижимая Сойэ к своему боку и перехватывая поудобнее копье, проворчал сын Грозы. — Уберем кладку и носителей, пока они нам работы не прибавили.       Дверь в следующее крыло оставалась заперта, и за ней не было слышно ни звука. Поджидать на той стороне могло все что угодно, в связи с чем майор принял решение не вести туда отряд. Возможно, на гауптвахту твари все-таки не прорвались, тогда все задержанные должны были оставаться на своих местах. И там они находились в куда бо´льшей безопасности, чем за пределами карцеров. Если же «ксенам» удалось пробиться, то на гауптвахте вряд ли осталось кого спасать. В любом случае, эта задача не являлась первоочередной. Диверсантами можно было спокойно пожертвовать, а эта несносная контактерша из России… Да, жаль ее немного, зато с ее гибелью вопрос о неразглашении отпал бы сам собой. А уж достойную легенду в правительстве бы сочинили. Что касается объекта «Нэш»….       — Сэр, как вы думаете, то существо — «хищник» — оно все еще там? — тихо спросил лейтенант Родерик, подходя к командиру.       — Если и там, то либо сидит, где положено, либо эти черти его уже сожрали, — фыркнул Шон Вуд. — Мы это сейчас не будем выяснять. Возвращаемся. Продолжим спуск по северной лестнице. Нигде не задерживаемся, вытаскиваем Беста, потом вернемся за остальными. Если еще будет за кем возвращаться и кому возвращаться.       — Как быть с еще двумя объектами? — не сдался Билл.       — Они надежно заперты, — командир отрывисто мотнул головой. — Больше беспокоят их дружки снаружи, но парни сделают все, чтобы их не пропустить. Тем не менее при встрече приказываю стрелять на поражение. Эти ребята не будут выбирать сторону. «Ксены», может быть, для них и угроза, а мы — просто добыча.        «У меня никак не получается их не убивать», — честно признался Яд.       К сожалению, сейчас у сына Броска не имелось поводов ему не верить. Уманы начали оборонять периметр так рьяно, что продвинуться мирно, не попав при этом под пули, становилось невыполнимой задачей. Отпугивать их тоже не очень получалось — только устранять физически. Странным был в этом свете приказ Сумрака. Если он все-таки успел с кем-то на базе закорешиться, почему же эти загадочные друзья не велели охране отступить? Договор, вроде бы, должен быть обоюдным… Разве что у мягкотелых присутствовали проблемы со связью. Только это ведь смешно!       Но Сумрак просто так ничего не говорил и не делал — уж Кошмар брата знал. Значит поблажку мягкотелым все-таки следовало дать. Хотя бы в качестве аванса. Еще бы они ее принимали… В идеале хотелось бы уточнить у сына Грозы пару моментов, но он, как назло, теперь игнорировал сообщения.       Все, что оставалось, — это прекратить движение и затаиться, отключив греющие сети и понизив уровень теплового излучения настолько, чтобы камуфляж гасил его полностью. Перспектива мерзнуть в обнимку с деревом на пронизывающем ветру, который, к слову, снова начал усиливаться, не радовала, но иной не усматривалось.       Разослав новые установки, сын Броска, стиснув челюсти, вырубил греющие элементы и приготовился закаляться. Друг за другом пришли положительные отклики от парней. Нецензурный был только один — от Вулкана. Яд тоже ответил неучтиво, но более приличными словами. А плохо подумали, наверняка, все. Полосатый вместо ответа прислал перечень заболеваний, которые может спровоцировать у молодняка длительное переохлаждение. Броня доложил, что у него и так уже сопли, хотя он ни на что не намекает, просто решил, что командира следует держать в курсе. Потом все еще прислали по одному сообщению с вопросом, сколько им так предстоит сидеть.       «Пока полчаса», — был вынужден ткнуть пальцем в небо Кошмар. На самом же деле он понятия не имел, удастся ли вообще этих принципиальных мягкотелых таким образом обмануть.       Помещение, которое открылось глазам Зои, оказалось «тамбуром» между несколькими промышленными холодильниками и складами. Здесь освещение частично сохранилось, благодаря чему обстановку удавалось различить, но едва-едва. Единственная аварийная лампа слабо мерцала из-под наслоения уже знакомых исследовательнице черных «ласточкиных гнезд». Этими гудроновыми наплывами здесь был покрыт буквально каждый сантиметр. На потолке образовались «сталактиты» из затвердевшей слюны, пол выглядел так, словно сквозь него проросли многочисленные корни деревьев. Дополняли эту сюрреалистическую картину пять человеческих тел. Но они не лежали растерзанные, как все, что встречались ранее. Оплетенные тенетами от шеи до щиколоток, они висели вдоль стены. Четверо не подавали признаков жизни, их головы поникли, и лиц было не разглядеть. Пятый при появлении Зои и Нашатыря измученно повернулся и открыл рот, чтобы позвать на помощь, но вместо этого зашелся в чудовищном кашле, перемежающемся с раскатистой отрыжкой. Миссис Джефферсон остолбенела.       — Фил? — ощущая, как подгибаются ноги и подкатывает дурнота, еле выдавила она.       — Вот это да… Так он вас спас, — попытался улыбнуться сержант, но гримаса, исказившая его лицо, даже отдаленно не напоминала улыбку.       — Фил, что случилось? Мы тебя сейчас вытащим! — возвращая самообладание и гоня прочь страшную догадку, засуетилась Зоя. Но только она попыталась приблизиться, как Нашатырь с рычанием преградил ей путь.       — Наверное, уже поздно, доктор Зои, — тяжело сглотнув и понизив голос до хриплого шепота, проговорил Филипп. — У меня внутри личинка этой твари. Я даже чувствую ее, кажется… Она подрастет еще несколько часов и выйдет через грудь. Как у парня с краю.       Миссис Джефферсон бросила быстрый взгляд на первое в ряду тело и с трудом подавила возглас ужаса. То, что она сперва приняла за торчащие тяжи слюны, оказалось вывернутыми наружу окровавленными ребрами. Женщина поглядела вниз и увидела, что перед каждым из пленников расположен некий объект яйцевидной формы с четырьмя лепестками наверху, раскрытыми подобно венчику мясистого цветка. Внутри виднелась блестящая от слизи полость, походившая на пустую. А еще под ногами каждого человека лежало некое существо, напоминающее мечехвоста со слишком длинным хвостом и слишком длинными лапами. Судя по скрюченному состоянию и поджатым конечностям, все пять существ были мертвы.       — Это их яйца, — тихо пояснил сержант. — Тварь, которую, видимо, убил сейчас «Нэш» — это ведь он с вами? Она тут все охраняла. Штука с лапками вылупляется из яйца и вцепляется в лицо человека. Вводит личинку через рот и дохнет. А потом выходит эта гадость… Я видел, не хочется такого конца, лучше сразу… Может, попросите своего друга… Не откажет, наверное… Наоборот, наверное, с удовольствием прикончит…       Нашатырь, словно догадываясь, что речь зашла о нем, глухо заворчал и попытался отодвинуть Зою подальше, однако женщина увернулась и категорично заявила:        — Ну уж нет! Должен же быть другой способ!        «Хищник» презрительно фыркнул в маску и, очевидно, с целью доказать обратное, вскинул копье. Миссис Джефферсон не успела даже вскрикнуть — острие мелькнуло в тусклом свете и вошло в грудь мужчины, висящего рядом с Филом. Тело конвульсивно дернулось и окончательно обмякло. Нашатырь издал комментирующую трель и под углом повернул оружие, а потом резко вырвал его из раны. Среди ошметков плоти и кусков раскрошившихся тенет выгнулось и замерло нечто вроде гигантского червя с обособленной головой и крохотными лапками.       — Боже, это и есть личинка? — голос Зои дрогнул. Да, наездники из детства тут не шли ни в какое сравнение…       Нашатырь отозвался щелканьем, после чего, пока спутница не опомнилась, двумя быстрыми ударами умертвил остальных находившихся без сознания людей. Представление с извлечением личинки он повторять не стал, видимо, посчитав, что Зоя и с первого раза должна понять. Понять, что выбора нет и смерть от точного удара копья гораздо гуманнее, чем от разрыва грудной клетки изнутри. Похоже, со смертью хозяина погибал и паразит. Погибал он и в том случае, если раньше времени оказывался на воздухе — по крайней мере «червь» больше не двигался.       — Видите, от этого не спастись. Так что… Скажите ему, что я готов, — снова подал голос Фил.       Миссис Джефферсон беспомощно и умоляюще посмотрела на Нашатыря.       Вообще, для этого тщедушного умана была бы великая честь умереть от копья Высшего воина, и Сумрак согласился бы ее оказать, но последствия могли поставить под угрозу оставшуюся часть миссии. Потому что Сойэ оказалась совершенно иного мнения. И пока она не привела сына Грозы к пленным, подвергать ее дополнительному стрессу не следовало. Она и так уже, вероятно, натерпелась больше, чем за всю свою жизнь, а учитывая тесные внутриобщинные связи, свойственные ее виду, гибель сородича от рук вроде как дружественного яутжа могла привести к нервному срыву, потере сознания или еще каким-нибудь нежелательным эффектам. Сумраку же было выгодно, чтобы самочка оставалась спокойной и уверенной в том, что охотник всецело на ее стороне.       Странно, конечно. Этого темнокожего самца Сумрак узнал. Сначала уманка представила его как друга (хотя на вид доверия он и не внушал), потом он на нее напал — когда не удались первые переговоры, теперь же она причитала над ним и, судя по интонации, просила спутника «сделать хоть что-нибудь». Вот она, излюбленная самочья манера… Когда не хочется ни думать, ни брать на себя ответственность. И попробуй это самое «что-нибудь» не сделай — тебя перестанут считать за самца. С Сойэ-то, конечно, это было не принципиально, но в данный момент она обладала иным средством шантажа…       Положение осложнялось тем, что состояние зараженного умана было не самым плохим, то есть действительно имелись варианты. Троих других Сумрак добил без колебаний, так как грудоломы внутри уже находились «на низком старте». Это было великодушно по отношению к жертвам, которых уже все равно ничто бы не спасло, и разумно с точки зрения уничтожения тварей. Последнего умана заразили относительно недавно: он уже был в сознании, но лицехват выглядел более-менее свежим, даже не поблек. Будь заряженным другой яутжа, Сумрак с уверенностью дал бы на медикаментозное изгнание паразита еще часа три-четыре. С мягкотелыми, возможно, все происходило несколько быстрее. Определить на глаз, насколько глубоко вгрызлась личинка, не представлялось возможным. Опять же, кровью, вроде, пока не кашлял… Таким образом, умертвить умана из сострадания сейчас было допустимо, но не обязательно, и Сойэ вряд ли поняла бы это. А уверять ее, что на данный момент это единственный выход, было бы ложью. Еще и сошло бы в ее глазах за недостойную месть.       Оставить «дозревать»? Так с нее ведь потом станется предъявлять претензии, что бездействовал. Влить противопаразитарное? Что ж… Его у Сумрака было в достатке — без него в улей к Жесткачам не ходят. Но вдруг не выдержит и помрет? Препарат-то и для яутжей довольно жесткий. С другой стороны, всегда можно было взять пример с Полосатого и развести руками, сказав: «Ну, во всяком случае, я попытался». А о том, что попытка лечения вызвала смерть еще более мучительную, чем от выхода грудолома, — деликатно промолчать. На подлинный акт милосердия уже, конечно, не тянуло, но на стратегический ход — вполне.       Фила Нашатырь, очевидно, не запомнил, иначе бы, скорее всего, добил с тем же хладнокровием, что и его соседей. Из принципа. Однако «хищник» повел себя иначе. Видя, как судьбой военного обеспокоена Зоя, он неожиданно проникся к ситуации и знаками пообещал помощь. Каким образом тут можно было помочь, миссис Джефферсон пока не понимала, но знала, что уж если Нашатырь что-то пообещал, то слово свое будет держать до конца, так что просто решила довериться и Фила попросила о том же. Парень попытался вяло протестовать, но Охотник уже начал действовать. Несколькими ударами наручных лезвий он по периметру разрезал удерживающий Фила кокон, после чего ухватил человека за спецовку и без каких-либо предосторожностей одним движением оторвал от стены — ладно, хоть не сломал ничего.       Как только рука рептоида отпустила Филиппа, тот повалился на бок, так как ноги его не держали. Зоя бросилась к нему и приподняла, поддерживая голову, в ответ на что Нашатырь неодобрительно рыкнул, но препятствовать не стал. Он извлек из-за спины медицинский набор и раскрыл его на весу. Снизу не было видно, что именно «хищник» оттуда достает, и миссис Джефферсон на миг испугалась, что сейчас в его когтях появится какой-то из тех страшных кривых скальпелей или еще что похуже, но инопланетянин извлек всего лишь два металлических цилиндра разного размера. Потом закрыл аптечку, прицепил ее обратно и опустился на корточки. Хотелось бы видеть в этот момент его лицо. Почему-то ощущалось, что он все-таки не слишком рад тому, что делает.       Взяв Фила, точно щенка, за загривок, Нашатырь бесцеремонно отодвинул Зою тыльной стороной руки, и вручил ей большой цилиндр, оказавшийся колбой с плотной пробкой.       — Что мне с этим делать? — не поняла женщина.       Рептоид фыркнул, очевидно, критикуя ее за недогадливость, и указал на царапины от собственных когтей, пересекающие плечо землянки. Дескать, пока время есть, замажь, а я уж тут без тебя обойдусь. Убедившись, что Зоя последовала его приказу, Нашатырь сковырнул когтем пробку со второго пузырька и сунул лекарство под нос обалдевшему Филу. Парень вытаращил глаза и обеими руками вцепился в неумолимо надвигающуюся руку Охотника. Тот возмущенно рявкнул, с раздражением вырвал конечность из слабых человеческих пальцев и повторил манипуляцию «самолетик залетает в ангар», но более резко и нетерпеливо. Металлический край уткнулся в трясущиеся губы сержанта, а один из когтей поддел кончик его носа.       — Это выпить надо? — не переставая коситься на загадочный флакон, выдавил сквозь крепко стиснутые зубы Фил.       — Боюсь, что да. Доверься ему, — неуверенно проговорила миссис Джефферсон, которая в данный момент сама с опаской наносила на плечо непонятного происхождения гель. Судя по ощущениям, это было то же вещество, которым клыкастый лечил ссадину на ее спине. Ссадина, кстати, больше не беспокоила.       — Пахнет очень… странно, — с трудом сопротивляясь давлению, отозвался парень.       Но тут у Нашатыря лопнуло терпение. Зажав бедолагу локтем, он схватил лицо парня и нажал на жевательные мышцы, заставляя открыть рот.       — Фил, не глупи, внутри тебя такая дрянь, что не время обращать внимание на запах! — запоздало повысила голос Зоя. Но «хищник» уже и сам справился. Вылив все до капли в глотку военного, он бросил пузырек, а закашлявшегося Фила пренебрежительно оттолкнул.       Военный, тяжело дыша, рухнул ничком. Исследовательница хотела склониться к нему, но Нашатырь не позволил, схватив ее за плечо и едва снова не расцарапав. «Нам пора», — показав на себя, на нее и на выход, сообщил он. Потом показал на Фила и вниз: «А этот остается тут».       Но ответить миссис Джефферсон не успела. Рядом раздался тихий металлически звук. Она не сразу сообразила, что это звук отпираемой и открывающейся двери. Реакция Охотника оказалась намного быстрее. Зоя только повернулась, а он уже стоял, нацелив острие копья в шею показавшегося в дверном проеме человека.       — Доктор Джефферсон, прошу, скажите ему, — каким-то чудом сохраняя самообладание, попросил Джон Грин.       Два пролета одолели спокойно, но чем глубже отряд спускался, тем более гнетущее чувство одолевало всем его составом. Даже собаки, воспринявшие начало операции как приключение, теперь притихли и старались не отбегать далеко. С освещением на аварийной лестнице была беда, так что в дополнение к редким уцелевшим светильникам пришлось зажечь фонари. Твари не любили яркого света, поэтому намеренно уничтожили большинство его источников. Разбитые плафоны в подтеках черной слюны говорили о том, что ксеноморфы не только повредили проводку, но и точечно устранили раздражающий их фактор.       По мере продвижения встречались тела товарищей. Майор Вуд отворачивался. Времени всматриваться в мертвые лица не было, а мысли о последних минутах бойцов были слишком тяжелы. Они погибли не от пуль и не от осколков, их рвали и грызли, освежевывали заживо, заставляя орать от невыносимой боли и животного страха. Солдат не должен так погибать.       — Сэр, вам следует это видеть, — внезапно раздался тихий голос Билла Родерика, который шел первым. Отряд остановился, и парни расступились, пропуская командира вперед. Тщательно маскируя не к месту появившуюся одышку, Вуд спустился по залитым кровью и оплавленным кислотой ступеням до следующего пролета, где лучи света выхватили из мрака ужасающее нагромождение изломанных тел.       Люди и чудовища лежали вперемешку. Они целиком погребли под собой лестницу, так что пройти, не наступив на чью-то руку или суставчатый хвост, не представлялось возможным. Остывшее оружие бесполезно скалилось из этого месива, рваный камуфляж стал одним целым с рваной плотью, и лишь лакированные головы мертвых тварей выглядели практически неповрежденными, а их уродливые пасти застыли в подобии жутких усмешек.       Похоже, здесь, в слишком узком для любых маневров пространстве, произошло одно из самых крупных столкновений. «Ксены» двигались наверх, и ребята пытались всеми силами из задержать, но проиграли. Хотя и на тот свет забрали с собой немало. Хотелось верить, что там, на другой стороне, они отправились разными путями…       — Командир, вот увидите, мы за них поквитаемся, — с чувством проговорил один из младших членов отряда, сержант Дин.       — С кем? — помертвевшим голосом вдруг отозвался Вуд.       — Я работал у себя и даже не сразу понял, что произошло, — поглядывая на угрюмо пригнувшего голову и многозначительно опершегося на копье «хищника» без явного страха, но с почтением, говорил специалист Грин. Зоя не знала, имел ли этот человек докторскую степень, но при ней доктором его никто не называл. Впрочем, и самого Джона Грина, пожилого коренастого мужчину с кожей цвета мореной древесины, в чьих чертах явно прослеживалось близкое родство с североамериканскими индейцами, приходилось видеть нечасто. Его один раз представил Нолл, повторно попытался представить Торренс, а затем Зоя несколько раз здоровалась с ним в лифте, вот, пожалуй, и все.       О хранилище биологических образцов, которым заведовал этот колоритный персонаж, миссис Джефферсон также была наслышана, но бывать там не приходилось. Не исключено, что как раз по причине его месторасположения буквально напротив «ксеноморфьей фермы». Говорили, что Грин почти не покидает свих владений, любовно сортируя и обрабатывая попавшие к нему диковинки — части тел инопланетян с разбившихся НЛО, продукты биологических аномалий и результаты различных экспериментов — удачных и не очень. Частенько он даже здесь ночевал. Это был его собственный, закрытый от всех мир, где бренная плоть становилась вечной, а время теряло свою власть.       — Когда я понял, что произошло, то заперся на все замки, — тем временем продолжал заведующий хранилищем. — Здесь надежные двери, в свое время я позаботился об этом, слишком много было посторонних желающих посетить в мое отсутствие «бесплатный музей».       — Мистер Грин, на базе пока небезопасно, — понимая, к чему тот ведет, предупредила Зоя. — Мы не можем вас взять с собой, я для него и так довольно большая обуза, — тут она повернулась в сторону нетерпеливо фыркающего Нашатыря. — Я прошу вас закрыться снова и ждать помощи. И приютите у себя Фила, пожалуйста, за ним сейчас нужен присмотр.       Фил, словно бы в подтверждение, издал жалобный хрип. Получив сомнительное лекарство, он никак не мог отдышаться, а о том, чтобы подняться и вовсе речи быть не могло.       — Конечно, доктор Джефферсон, — кивнул индеец (Нашатырь стоически проигнорировал это движение, видимо, свыкнувшись с тем, что у людей оно не значит ничего оскорбительного). — Мы будем оставаться здесь столько, сколько потребуется. Я рад, что вы и ваш… друг смогли освободиться. Мне с самого начала не нравилось, как развивается ситуация, но вы же понимаете, кто бы меня послушал.       Вместе они подняли Фила и перенесли в помещение, где для него даже нашлась кушетка — ее предусмотрительный Грин установил для себя, чтобы отдыхать, когда работа переваливала за полночь.       — Вы же понимаете, иногда манипуляции с образцом нельзя надолго прерывать, — зачем-то счел своим долгом пояснить заведующий. — Повторная заморозка может его испортить, а консервировать лучше лишь то, что уже готово к консервации, иначе получаем скукоженное нечто с безвозвратно нарушенными структурами…       Внезапно его монолог прервало рычание Нашатыря, раздавшееся снаружи. «Хищник» на мгновение возник в проеме, агрессивно дернул головой и быстро захлопнул дверь.       — Запритесь, сейчас же! — вскрикнула Зоя, и Грин метнулся выполнять. Спустя секунду послышались тяжелые удары, визг тварей и боевые Нашатыркины возгласы.       — Мы вовремя, — выдохнул Грин, отходя от двери. — Он там справится?       — Надеюсь, что да, — поежилась миссис Джефферсон. — По крайней мере, пока он не давал повода сомневаться.       — Ваша история потрясающа, — направляясь к столику, заставленному какими-то банками и посудой, признался мужчина. — Я очень надеюсь, что у нас будет возможность поговорить об этом. У меня было много вопросов, которые так и не посчастливилось задать в более спокойное время. Хотите чай или кофе? Есть еще печенье, вяленое мясо и сандвич, но, боюсь, он позавчерашний. Фил, парень, тебе-то точно нужно попить.       Зоя открыла рот и закрыла снова. Кто здесь и был потрясающим, так это пожилой джентльмен, который спокойно рассуждал о сандвичах и предлагал налить гостям чашку кофе, когда в этот самый миг за дверью его убежища происходила схватка космических монстров, а в коридоре висели трупы убитых инопланетянами солдат.       — Мистер Грин, не знаю, успели ли вы заметить, но ксеноморфы устроили у вас за стеной инкубатор. Фил заражен…       — Но личинка не развивается мгновенно, ведь так? — невозмутимо ответил потомок краснокожих.       — Этот… наш клыкастый друг… — с трудом поднимаясь на локте, просипел сержант, — дал мне какую-то жижу. Миссис Зои считает, что она может меня спасти. Но пока меня просто очень сильно тошнит. Дайте, пожалуйста, воды, пить хочется.       — Это они из холодильника яйца перетаскали, — поднося Филу стакан теплой воды, а Зое чашку растворимого кофе, хмыкнул Грин. — Они умные, эти твари…       — Не то слово, — задумчиво пробормотала Зоя. Ее взгляд отрешенно скользнул по занятому десятками стеллажей хранилищу. Если честно, весьма напоминало запасники родного биофака. Если бы в него вбухали пару лишних миллионов. На полках стояли аккуратно промаркированные коробки, а также ряды папок с подшитыми документами и многочисленные колбы с заспиртованными фрагментами тканей и органов. На самом верху крайнего стеллажа виднелось чучело зверя, напоминающего основательно обглоданную кожеедами лисицу.       — Чупакабрас, — проследив взгляд миссис Джефферсон, прокомментировал Грин. А когда в ее взгляде появился немой вопрос, заговорщическим тоном добавил: — Доктор, вы просто не поверите. Хотя… О чем я говорю?       Промедление, ставшее результатом этой глупой драмы вокруг зараженного умана, не могло не аукнуться, и Сумрак был внутренне к этому готов. Но старик-мягкотелый, что прятался в одном из отсеков, что ни говори, появился очень кстати. Сойэ и ее полуживой подопечный смогли спрятаться в его кладовке, когда Жесткачи все-таки заявились проверять «ясли». Хотя, вероятнее всего, твари пришли на звуки и запахи, потому как носителей при них не было. Сперва показались четыре особи, потом подтянулось еще пятеро, в результате схватка получилась нешуточная. Пришлось даже применить слабый заряд плазмы, едва не опалив собственную же шкуру. После этого охотник окончательно зарекся стрелять в замкнутом пространстве. Впрочем, время и силы этот рискованный трюк все же помог сэкономить. А «тычедебил?» от бати так и так предстояло не раз услышать, если бы тому вздумалось глянуть записи с этой зачистки.       Наконец, разделавшись с тварями и проверив ближайшие коридоры, Сумрак удостоверился, что путь свободен, и постучался в кладовку. Открыли не сразу. Заглянув внутрь, сын Грозы понял, почему: противопаразитарный состав начал действовать, что повергло в шок не только самого «пациента», но и обоих свидетелей его чудесного исцеления.       Несмотря на то, что этот препарат всегда присутствовал в аптечке, применять его на себе Сумраку, слава богам, ни разу не приходилось. Воин с юных лет привык строго соблюдать технику безопасности при уничтожении кладок, поэтому успешно избегал заражения. Но о том, как действует «глистогонка», он хорошо знал. Да что там, все это знали. Как описывал со слов своего покойного брата-близнеца, пережившего данный позор, Кошмарик, это было «когда блюешь так, что в промежутках не успеваешь дышать, а под конец начинаешь ощущать вкус собственных кишок». Да, влипали они регулярно оба, но для Проклятья почему-то последствия всегда оказывались хуже…       Препарат состоял из трех компонентов: анестетика для личинки, мощного рвотного и стимулятора желудочной мускулатуры. Грудолом обездвиживался, после чего организму предстояло от него избавиться. Но так как тварь прочно заякоривалась в стенке желудка, требовались очень сильные спазмы, чтобы ее оторвать. Отрывалось, чаще всего, с кусками слизистой, так что рвота была мало того, что изнуряющей, так еще и с кровью. Еще хуже было, если зараженный не так давно сытно поел. Тогда содержимое верхних отделов кишечника тоже давало обратный ход, отсюда и появлялся «вкус собственных кишок».       Одним словом, даже яутжам, которые, как известно, народ весьма крепкий, пережить подобное бывало нелегко, а правило не совать морду к яйцам Жесткачей запоминалось на всю оставшуюся жизнь… То есть, что будет с уманом, принявшим полную дозу, было страшно себе представить. Сумрак сперва думал выпоить мягкотелому половину нормы, однако потом осознал, что тогда препарат не возьмет грудолома, тот начнет сопротивляться и тупо превратит внутренности умана в месиво. Влить пришлось все до капли, но, откровенно говоря, охотник рассчитывал, что результата лечения ни он, ни Сойэ уже не увидят. Только оставить умана отлеживаться за заграждением из сетей и пойти дальше, как планировал сын Грозы, по понятным причинам не вышло. В итоге сейчас Сумрак с омерзением наблюдал, как темнокожий самец, свесившись с кушетки, исходит пеной и прочими неприятными, дурно пахнущими субстанциями. Сойэ и старый самец метались вокруг и причитали, не понимая, что творится. Раздающиеся в кладовке звуки больше всего походили на жалобы страдающего несварением Бронеголова.        «Ну все, сейчас сковырнется, и самка закатит истерику», — обреченно подумал Сумрак. Однако уман оказался живучим. Его в последний раз свернуло дугой, в результате чего несчастный издал душераздирающее сочетание отрыжки с подвыванием и свалился с кушетки прямо в многоцветную благоухающую лужу, а затем в потоке кровянистой слизи из его рта выскользнула обмякшая личинка. Исторгнуть ее полностью у парня не было сил, но тут на помощь подоспел непрошибаемый старикашка. Он натянул неведомо откуда взявшуюся перчатку и, без тени брезгливости взяв грудолома, аккуратно вытащил его хвост из пищевода сородича.       Сойэ замерла, в шоке созерцая эту картину. Самое время было хватать ее и вести прочь.       — Все, идем, видишь, он выжил, — протягивая к уманке руку, с облегчением прорычал сын Грозы. — Он еще поблюет маленько — полчасика — и все хорошо будет.       Самка сперва не хотела уходить, но старик, очевидно, заверил ее, что присмотрит за болезным, и она сдалась. Но прежде чем они с Сумраком смогли продолжить путь, старый уман вышел в коридор и показал куда-то, где, на первый взгляд, не было ничего, кроме Жесткачевых тенет. Сумрак проверил и не зря. Оказалось, что слои «паутины» маскировали лаз, ведущий в объемную холодильную камеру. Сейчас она не работала, но остаточная температура еще держалась. Внутри были размещены десятки, если не сотни пребывающих в анабиозе яиц. Ну и дела… Охотник настолько замотался, что едва не прошел мимо, подумав, что проклюнувшиеся яйца в «яслях» — это весь запас. Непростительно. Хотя в текущей ситуации и простительно.       А этот умановский старик нравился Сумраку все больше…       О том, что ситуация меняется, Великий Глыба догадывался давно, но поначалу не придавал этому должного значения. Наверное, по причине того, что его тело и дух ослабли в заточении, как ни прискорбно это было признавать…       Все началось с того, что общительная самочка куда-то исчезла… Вернее, не с этого. Все началось раньше. Когда она стала вести себя иначе. Как будто утратив свою фирменную уверенность, она начала смотреть на Великого так, будто ей было что рассказать. Прямо как молодняк, который что-то натворил, а духу отчитаться не хватает. А ты подозреваешь и даже примерно догадываешься, в чем конкретно заключается проступок, однако делаешь вид, будто находишься в полном неведении. И наблюдаешь, с трудом сдерживая смех, как обманутый твоим напускным спокойствием юнец пытается сделать морду кирпичом, но взгляд-то — взгляд все прекрасно выдает…       Только в том проблема и заключалась, что к молодняку у Глыбы всегда свой подход был, а вот как в аналогичной ситуации строить общение с уманами Старейшина даже предполагать не брался. В конце концов, его опыт основывался на наблюдениях, полезных для Охоты, а хитрость в поединке несколько отличается от хитрости в быту. Даже не несколько, а сильно отличается. И уж тем более мужская хитрость отличается от женской, причем последнюю Глыба не смог достаточно хорошо постичь даже на уровне своего вида — правду ведь говорят, что жизни не хватит, чтобы баб понять. То есть в дебри умановской психики не стоило даже соваться. Может, у самочки вообще какие-то личные завихи были. А может, Глыба даже сам ошибочно наделил ее какими-то качествами, которые никак не отражали реального положения вещей. Одним словом, чтобы окончательно не впадать в заблуждение, старый самец изобразил полное равнодушие к происходящему. Как будто он не просто не понимал намеков особи, а вообще не замечал их существования. Если ей требовалась о чем-то рассказать, она должна была рассказать. И вот ей-то прикидываться не стоило — она знала доступные способы.       Но до задушевной беседы так и не дошло. По причине исчезновения уманки. И теперь Старейшина начинал подозревать, что все-таки это неспроста. Не было никаких оснований так полагать, но внутреннее чутье подсказывало. Да и логике догадки не противоречили. То странное знакомство с молодым охотником — оно явно было тут замешано, даже сомневаться не приходилось. И уже не суть важно, при каких обстоятельствах оно состоялось да какие цели преследовали обе стороны, уманы о нем прознали и позвали самочку договариваться с пленными, предполагая, что раз она с тем наивным юнцом договорилась, то и Старейшина ей по зубам окажется. Очень глупо, конечно, с их стороны было так считать. Но что если… Что если у этих двоих остался какой-то канал связи? Маловероятно, но вдруг мелкая ухитрилась сообщить своему знакомому о пленных? И ее поэтому быстренько изолировали?       В том, что их с Тенью место пребывания сородичи рано или поздно отыщут, Глыба почти не сомневался, но переданная уманкой информация могла существенно повлиять на сроки, а также даже не решение Совета. С них бы даже сталось снарядить спасательную операцию. Если так… То оптимизма от этого что-то все равно не прибавлялось.       Однако, пока Великий пытался спрогнозировать дальнейший ход событий, все опять изменилось и опять не в лучшую сторону. В один прекрасный день никто из уманов не явился вообще, свет, который обычно знаменовал начало новых суток, так и не зажегся, а вода в «душе» иссякла. Зато до слуха самца стали долетать отзвуки стрельбы и криков, по стенам пошла характерная вибрация, а в воздухе появился пока еще слабый, но планомерно усиливающийся запах Жесткачей. Стало быть, Матка осталась жива и не просто жива…       Когда из-за решетки отчетливо завоняло Жесткачами, сын Вечного сразу все понял. И то, что уманам точно крышка, и то, что глобальной зачистки теперь не избежать. Неизвестным оставался лишь исход для самого Тени.       С перспективой неминуемой смерти самец уже свыкся и этот аспект его мало волновал. А вот каким образом случится переход в иной мир, его действительно тревожило. Подорваться вместе с базой был так себе вариант, ведь в этом случае речь шла не о самоуничтожении, а об уничтожении силами сородичей. Это все равно, что опоздать на Последнюю Охоту и за неимением иного выхода подвергнуться эвтаназии. Никакого почета, даже если прошлых заслуг не счесть…       Но присутствовала вероятность куда более печальной развязки. Тень мог погибнуть задолго до взрыва и совсем уж бесславным образом — от обезвоживания и голода. Сомнительно, что кто-то спохватился о пропаже Старейшины и Младшего Советника в Сезон, стало быть, если сюда и вылетели, то вылетели относительно недавно, так что… Н-да.       Третий же вариант выходил за все рамки. Но не исключался. Уманы, теоретически, могли сами сравнять это место с землей, осознав, что просто так Проклятие Вселенной им не победить. Что паршивее всего, Тень даже не отличил бы один взрыв от другого. Умереть, гадая, кто именно тебя взрывает, — вот это был бы край…       Больше всего сын Вечного желал, конечно, погибнуть в схватке с Жесткачами. О, идти на Священную Дичь в рукопашную и без доспехов — такое было достойно только великих героев прошлых времен! Но проблема состояла в том, что Тень даже не мог взломать решетки, чтобы выйти наружу и встретить опасность лицом к лицу. Надежда на то, что Жесткое Мясо само пробьется в эту тюрьму, тоже таяла на глазах: Жесткачи периодически долбились в двери, но всякий раз уходили ни с чем. После каждой неудачной попытки — своей или их — Тень ругался нецензурно и уходил сидеть в углу. Сначала он пытался придумать какой-то выход, но затем понял: единственное, что он способен предпринять — это экономить силы и пытаться во что бы то ни стало дожить до чертова взрыва.