Быки и овцы

(Если что, я, автор, не пропагандирую употребление наркотиков, никотина и алкоголя). Если бы Цуна был женщиной, он бы сказал, что Интуиция Вонголы похожа на месячные; он, к сожалению, этого не знал, поэтому каждый раз был для него … был. Утром следующего дня после того, как он отправил Ламбо в поездку к кровной семье, Цуна сел за стол своего кабинета и продолжил заниматься документами, которые ночью задвинул в ящик. Почему никто не предупредил, что боссом Вонголы быть так нудно? Одни сплошные документы, документы и еще раз документы. Эти написать, эти одобрить или отклонить, попаниковать над расходами, выдирая волосы и крича, какие все кретины и как они достали, поразбирать мелкий шрифт через лупу на пактах о мирных договорах, снова покричать, что достали уже использовать девятый шрифт в Майкрософт Ворде, надо еще поизучать новые оружейные проекты и решить, стоит финансировать или нет, а еще надо следить за днями рождения ближних и конкурентов, и еще следует знать, что в самой Вонголе происходит через отчеты подчиненных, и так далее. Цуна мрачно думал, что превратился в тот самый офисный планктон, которым так пугают школьников, только он стал планктоном высшего калибра, с костюмами от Валентино и Армани (которые рвутся как сучки, мать их, почему они такие хрупкие?!), с Бугатти (с которым хрен спрячешься, когда нужно), дорогущим алкоголем (похмелье как от паленой водки) и элитными проститутками, которые все равно иногда попадались с венерическими болезнями. В общем, Цуна был недоволен своей жизнью, но кто его спрашивал. И хотел в отпуск. Реборн ехидно намекал на свадьбу и наследника. Ой, жениться! Куда уж! Знает он этих доморощенных мафиозных жён, которых с колыбели учили раздвигать ноги, жить брендами, подмешивать яд в чай и засовывать бананы в глотку целиком. Ему с ножом под подушкой спать? Нет, спасибо. Если бы Занзас стал Десятым, жить было бы намного, намно-о-ого легче. Никаких мамаш-матриархов с расфуфыренными дочурками, никаких расходных смет с нулями, от которых хочется плакать, никаких документов, и никакого Бьякурана-бисексуала, который достал уже со своими намеками на групповой секс с Юни (которая, в общем, не против, хотя ей сколько там лет? Определенно маловато). А он, Цуна, против! Ему мораль, нравственность и принципы не позволяют! Тем более, что мир завоевывать не хотелось, не хочется и не будет хотеться, а в плане Бьякурана все к этому вело, ведет и будет вести. Он вообще однажды позвонил в три часа ночи и спросил: «а давай устроим революцию пластиковых фламинго и метросексуалов?». Сонный Цуна, который все еще сидел над документами, рявкнул в ответ: «найди себе девушку и занимайся с ней горизонтальным танго на своем гребанном зефире, а меня оставь в покое, спасибо». Бьякуран на это ответил: «или парня». «Что парня?» - не понял Цуна, но потом все же понял, - «да хоть парня, только не Занзаса, Реборна и Хибари. Они тебя не так поймут; а теперь иди в пень, я работаю» - и отключился. Цуна не так себе представлял свое светлое будущее. Он бы с готовностью променял свои дорогущие костюмы, машины, бутылки, швейцарские часы и абонемент в элитнейший бордель всея Италии на среднестатистическую работу баристой, однокомнатную квартиру и быстрозавариваемую лапшу. Впрочем, нет, часы бы оставил, ими очень удобно пользоваться по назначению и ломать челюсти. В общем, утром Цуна с огромной кружкой кофе сел за документы, ему занесли еще две полуметровые стопки, и ему стало плохо. – О, не-е-ет. Нет-нет-нет. Что мы говорим бумажной волоките? Мы ей говорим: «не сегодня». Набрал наизусть номер на телефоне и принялся ждать ответа. Трубку, конечно же, взяли, пусть и очень-очень нехотя. – Мусор, – прохрипел голос Занзаса вместо «слушаю». Цуна поражался способности босса Варии изъясняться сравнительно малым обиходным словарем, хотелось тоже что-нибудь эдакое придумать, и всегда так говорить. Надо ведь еще, чтобы слово было цензурным. Например, «швабра». Но это не очень удобно было бы употреблять при каждом удобном случае. Кто-нибудь скажет: «доброе утро» - а в ответ услышит «швабра». «Мусорным» утро, пожалуй, назвать можно, а вот «швабренным» или как так вообще сказать, нельзя. – Занзас, доброе утро, пошли пить. На другом конце линии зашуршали, что-то где-то упало. Скорее всего часы, на которые суровый босс Варии подозрительно щурился в момент разговора, лежа в своей постели. – Мусор, девять утра, – в его голосе слышалась та матерная версия слова «удивление». – И вторник. – Я решил, что хватит это терпеть. Поехали, нажремся как свиньи. – Девять утра и вторник. – А ты представь их лица, когда они узнают, чем мы занимаемся. Занзас хохотнул и раскашлялся. – Мусор, я болею, – почти виновато сообщил он. – Занзас, твою мать! – не выдержал Цуна. Чего ломается, как девчонка перед первым разом? – Чай с коньяком, глинтвейн и обтирание водкой – лучшие лекарства! – Ну, приезжай. – Ну, приеду. Припаркуюсь у твоего окна, не промахнись, когда прыгать будешь. – В твоих мечтах, креветка, – фыркнул Занзас и отключил вызов. Цуна позволил себе подпрыгнуть на месте и победоносно ткнуть кулаком в потолок с возгласом «о, да!». Затем он в два больших глотка допил свой американо и с пустой кружкой вышел из кабинета. – Пойду на кухню отнесу, – лучезарно улыбнулся он секретарше, то ли Сильвии, то ли Синтии, целенаправленно не обратил внимания на сердечки в ее глазах, и направился вовсе не на кухню. Утром большинство Хранителей были или далеко, или на заданиях, или спали. Хорошо быть жаворонком, когда вокруг одни совы. Цуна незаметно прокрался в одну из гостевых комнат, где своевременно шла уборка и нырнул в окно, в воздухе ухватился за толстую ветку дерева, соскользнул до ствола и, оттолкнувшись ногами, мягко приземлился на траву. Вдалеке, насвистывая, пожилой садовник косил траву и не обращал внимания ни на что, кроме своей работы. Цуна, под действием кофеина, осклабился. В гараже он выбрал скромненький кабриолет, спрятал в портмоне права и снял с крючка ключ. Ослабил галстук, бросил на заднее сидение пиджак, надел чьи-то солнечные очки из бардачка с цветными зеркальными стеклами. Спокойно сел, выехал, махнул сторожу на входе рукой и прибавил газу. И никто из персонала ничего не понял. Боже, Цуна обожал так делать, брать и проскальзывать в никуда с самого видного места. В особняке Варии в жаворонках не было даже персонала, ради их же собственной безопасности (варийских офицеров лучше не злить, а по утрам они особенно злые, если разбудить), поэтому Цуна туда (почти нагло) придрифтовал с крутого поворота под громкое «Don’t bring me down by ELO». Чувствовал он себя отлично. В открытое окно выпрыгнул полуголый Занзас, на лету брызгаясь одеколоном, перекатом ушел с куста гортензий на траву, поднялся, накинул рубашку и кожаную жилетку поверх своего обнаженного торса. Вскинул руку, скалясь, и залез в машину. – А где же коронное «долго гнал, мусор»? – Горло болит как пидор. В Пиренеях простудился. – На заднем сидении чьё-то Розэ завалялось, можешь им прополоскать. – Бабскую машину угнал, мелкий, – усмехнулся Занзас, но бутылку все же из-под сидения выудил. – Сам ты бабский, – доброжелательно огрызнулся Цуна. Приблизительно в два часа дня начал звонить обеспокоенный Хаято. К тому моменту они с Занзасом успели два раза позавтракать, обследовать три бара и сыграть в боулинг, поэтому Цуна уже начинал снова чувствовать себя человеком. На пятый звонок он взял трубку и почти идеально ровным голосом сообщил, что если все так волнуются, могут направить к ним Хибари, но это будет напрасно, потому что тогда они чуть раньше откроют жестяную коробочку с кокаином. Да, Цуна этим делом временами баловался. Не кокаином правда, а слабой травой и перед сном после особенно тяжелых дней и особенно кровавых, мясистых снимков; он немного сблефовал в разговоре с Гокудерой. Дон должен спать, причем спать спокойно и без кошмаров, чтобы по утрам функционировать, поэтому он порой курил косяк-другой в постели. Каждый реагирует по-разному на такие наркотики, на него они действовали успокаивающе и усыпляюще, как и на Хибари. Кёя не то, что бы серьезно «сидел на игле», но серьезно курил, и с этим ничего нельзя было поделать. Он не мог употреблять почти любой алкоголь из-за аллергии, а забыться тоже временами хотел. Оперативные работники, профессиональные убийцы, лучшие из лучших, нуждаются в этом; им тоже хочется спать спокойно, а не смотреть в глаза убитым или на свои окровавленные по локоть руки, а потом просыпаться и снова идти убивать. Хранитель Облака был настоящим интровертом и отказывался от терапий, хотя ему не раз предлагали и настоятельно советовали. Иногда вообще казалось, что Хибари не собирался слишком долго жить, судя по его стилю ведения боя и ведению отдыха. Цуна подозревал, что Хибари многого не мог себе простить и прощать не собирался; воспитание на бусидо сыграло с ним плохую шутку. Ямамото держался куда лучше многих, но он и был везде и нигде, собой и никем. Такеши пил, дымил никотином, имел девушек, дрался со Сквало и проводил много времени с Ламбо (в отличие от большинства Хранителей и, ох, Цуне было стыдно, что он плохо знал своего младшего братика, который всегда так старался догнать своих старших). Кстати о Ламбо. У него в последнее время живот начинал противно ныть, когда в мыслях появлялся Ламбо; что-то должно было случиться, хорошее или плохое. – Бовино нам отзвонились, что вчера добрались до своего особняка? – Извините, Десятый, я не проверял. – Проверь, пожалуйста. Если не звонили, позвони им сам. Будь настойчив, но если не ответят, то пошли туда кого-нибудь из Хранителей. Бовино – очень скрытный клан; я понятия не имею, зачем после стольких лет им мог понадобиться Ламбо. Я чувствую, что Вонголе они не навредят, но вот про него ничего сказать не могу. – Десятый, ваша интуиция молчит? – Нет, моя интуиция не знает. Сделай, как я сказал, Гокудера, потом сообщи мне. – Кого послать в случае молчания? – Лучше, конечно, Ямамото, но сойдет кто угодно. Не отправляйся сам. Все, конец связи, а то меня сейчас Занзас в боулинг обыграет, – и повесил трубку. Безответственное поведение? Да, пожалуй. Цуне никто отпуск не давал, поэтому он сам устраивает себе каникулы на один день; конечно, документов будет в два раза больше, но работа с ними случится уже днем позднее. А пока что можно побыть развязным и пьяным. Они еще поиграют немного, пообедают, а потом за Занзасом приедет Сквало, громкий и немного злой. Уедут вдвоем. Цуна вызовет Базиля, и они тоже вернутся в особняк, где Десятый Вонгола тихо и незаметно пойдет в свою спальню и ляжет спать, укутавшись в одеяло и поджав ноги. Интуиция перестанет беспокоить болями в животе, алкогольный дурман пропадет, и утром будет новый день. И с Ламбо все будет в порядке.