***
Виктор спорит и всячеки выражает недовольство, но в конце концов сдается под натиском Королевы. К тому же, Снежка с Девидом поддерживают Реджину, прекрасно понимая, что Эмме необходим домашний уют, чтобы окончательно прийти в себя. Они почти сразу сходятся на том, куда должна отправиться Эмма после выписки; лофт и раньше был слишком мал для троих, и хотя он вполне комфортен для здорового человека, но для человека в Эммином состоянии вряд ли подойдет. Поэтому единогласно решается, что сейчас Эмме лучше переехать к Реджине. – Она и так практически жила там, – услужливо напоминает Генри, игнорируя удивленные и слегка смущенные взгляды взрослых. Другой вопрос состоит в том, где Эмме спать. Но и он решается достаточно быстро. – Где мы обычно спим, – устало говорит Эмма. – Я просто хочу уже куда-нибудь приземлиться. Мать, отец и сын целуют её на прощание, а затем Реджина ведет шерифа наверх. – Я скучала по этим простыням, – бормочет она. – И по моим подушкам тоже, – замечает Реджина, накрывая их обеих одеялом, как можно более нежно прижимая Эмму к себе. – Да. Мне очень нравятся твои мягонькие подушки*. Это последнее, что произносит Эмма перед сном, но спустя всего три часа просыпается от собственного крика. Они вместе в ванной под едва теплыми струями душа, Эмма плачет и дрожит в руках Реджины. Пять минут назад Эмма проснулась, крича от приснившегося кошмара об Оуэне, а затем, до того как Реджина успела её успокоить, вскочила с постели и даже с больной ногой что было мочи сиганула в ванную. Возможно, так она пыталась заглушить всхлипы. Но это не сработало, потому что Реджина тут же последовала за ней в ванную и затем под душ, где они сейчас и находились. Реджина хочет извиниться и продолжать извиняться до саднящего горла и пересохших губ, но слова не помогут, и это совсем не то, что сейчас нужно Эмме. Эмме нужна ее сила, ей нужно услышать, что все будет в порядке. Ей нужно точно знать, что так оно и будет. Она держит Эмму в объятиях и шепчет ей на ухо ласковые слова, которые не должны бы ничего значить для женщины, пережившей столько, сколько пережила Эмма. Но очевидно они значат много, потому что Реджина чувствует, как Эмма расслабляется. Поэтому она придвигает Эмму еще ближе и целует её щеки, скулы и шею. Она задерживается там, где бьется пульс, ощущая, как вена вибрирует под её губами. Реджина снова и снова повторяет три коротких слова и кажется, что вместе с ними наружу вырывается живительная сила, такая яркая, пульсирующая и целительная, что Реджина не смогла бы её остановить, даже если бы очень хотела. Вода остывает, и Эмму начинает бить мелкая дрожь, но она не отстраняется. Утром ей будет очень больно, но осазнание этого не останавливает Эмму. Она берет руку Реджины своей и направляет её вдоль своего тела так осторожно, словно эти прикосновения нужны ей больше, чем воздух. Она зажмуривает глаза и постанывает от проходящего через тело удовольствия. Перед глазами взрываются звезды, и Эмма впервые за несколько недель позволяет себе почувствовать что-то помимо боли и страха. Когда всё заканчивается, Реджина все еще обнимает прижатую к стене Эмму, вода почти ледяная, и теперь они обе дрожат, но Эмма еще и улыбается. – Можешь встать? – спрашивает Реджина, выключая холодную воду. – Здесь тоже неплохо, – протестует Эмма, пристраиваясь на коленях Реджины. Бывшая королева все ещё в пижаме, но она промокла насквозь. – Мы не будем здесь спать, – отвечает Реджина. – Не думаю, что у нас есть выбор; я не смогу встать. – Попытайся. До кровати всего несколько шагов, – посмеивается Реджина, медленно высвобождаясь, затем поднимается на ноги, протягивая руку Эмме. – Это тест? – лениво тянет Эмма, закрывая глаза. Она считает, что после того, что только что случилось, просто нелепо заставлять её подниматься на ноги, но она также знает, что через секунду-другую всё равно попытается. Потому что, очевидно, Реджина нашла способ вернуть ей прежнюю стойкость. – Нет, дорогая; Я бы предпочла, чтобы Генри не обнаружил нас в таком неловком положении утром. Он, может, и понимает, что мы близки, но не думаю, что даже Арчи сумеет справиться с последствиями, если Генри застукает нас голыми в душе. Эмма фыркает, представив такую картину. – Да, пожалуй, это не лучшая идея. Хорошо. Я смогу встать. Реджина кивает и просто ждёт, все ещё протягивая руку. Наконец, Эмма подает ей свою, и Реджине совсем непросто поднять шерифа, но когда та поднимается, они какое-то время просто смотрят друг другу в глаза. Понимая, что они наконец сдвинулись с мёртвой точки. Затем Реджина усмехается и говорит: – А тебе и правда понравилось в душе. Эмма смеется, потому что у неё болит абсолютно всё, но с этим ничего нельзя поделать. Так что она наклоняется и обхватывает руками Реджину, прижимаясь губами к её лбу. И думает, что и правда нет места лучше дома.***
Арчи наблюдает за ними несколько минут, переводя взгляд с одной женщины на другую. Они молчат, но не потому что в ссоре, а потому что убедили себя в том, что ни одна из них не в праве рассказывать историю другой. Это, конечно, не так, но поскольку сеанс предполагает обсуждение их общих проблем, Арчи считает, что было бы неплохо, если бы одна из них наконец заговорила. – Арчи ненавидит, когда я так делаю, – наконец вздыхает Реджина. – Он всегда напоминает мне, сколько прошло времени с того момента, как я говорила в последний раз. – Произнося это, Реджина смотрит прямо на Арчи, желая спровоцировать отрицательный ответ. Но доктор Хоппер просто кивает в знак согласия. – Мы можем ждать столько, сколько вам обеим нужно, – заверяет их Арчи. – Но мы пришли сюда не просто так, – протестует Эмма. – Именно. Поэтому почему бы нам не начать с чего-то, на что будет несложно найти ответ. Реджина, есть какие-нибудь проблемы с магией? – Нет, – отвечает она. – Все ещё держусь. – Её тон даёт понять, как сильно ей претит отношение к магии как к одержимости (Арчи выслушал немало о том, что магия – часть её сущности, использование которой никогда не воспринималось как проблема, и сейчас он надеется, что Реджина была права, ведь тот факт, что в прошлом она крайне редко использовала магию во благо, заставил их пойти на полный запрет её использования). – Хорошо. А как Ваши дела, Эмма? Как самочувствие? – Лучше, – говорит она, глядя на Реджину странным, но полным обожания взглядом, который Арчи не может верно интерпретировать. – Я могу двигать ногой почти без ограничений, запястье и ребра – тоже в порядке. Я даже собираюсь вернуться к работе на полставки на следующей неделе, чтобы проверить, смогу ли вернуться на полный день. Реджина поджимает губы, но не говорит ни слова. – Реджина? – подталкивает к ответу Арчи. – Вас что-то беспокоит из сказанного Эммой? – У доктора Хоппера тихий и мягкий голос, и однажды она обязательно выскажет ему, как сильно её раздражает этот его тон. – Нет. – Да, – поправляет Эмма. – Она пока не хочет, чтобы я возвращалась к работе. – Ох. Почему нет? – Потому что она ещё не до конца восстановилась, – отвечает Реджина таким тоном, что сразу становится ясно, что она обо всём этом думает. – Для того, кто хотел, чтобы я поскорее встала на ноги, ты слишком беспокоишься, паникуя всякий раз, когда замечаешь малейшие проявления боли, – комментирует Эмма. – Эти вещи вообще никак не связаны, – выговаривает ей Реджина. – Я хотела, чтобы ты перестала себя жалеть, а это не одно и то же с твоим желанием вернуться к работе прежде, чем твое тело полностью восстановится. Что если придётся кого-нибудь преследовать, а ты ещё не в состоянии нормально бегать? – Самое страшное преступление, произошедшее в городе с момента нападения, – это кошачьи разборки, причиной которых была кошачья мята. Реджина злобно смотрит на Эмму, но получает лишь хитрую усмешку в ответ. – Ты не расстроена, – замечает Арчи. – Ты просто раздражена. – Для неё это типично. Такая чрезмерная опека вообще-то порядком... – Замолчи, – ворчит Реджина. – Понятно, – отмечает Арчи, и затем что-то записывает в блокноте. – Значит физически вы обе в порядке. А что с вашими отношениями? Повисает долгая пауза, а затем Реджина говорит тихим голосом, который одновременно холоден и неуверен: – Я показала ей свой дневник. – Ваш дневник? – Который я вела, когда была Королевой. Я вела его постоянно до того, как Король... до того, как я убила его. Потом я вела его нерегулярно, но все равно не бросала совсем. – Понятно. Как подробно Вы все описывали? – Достаточно подробно. Допустим, если бы мы были в Зачарованном Лесу, и там бы организовали трибунал, одного дневника было бы достаточно, чтобы приговорить меня. – Весьма неприятное чтение, – признает Эмма. Она смотрит на Реджину, которая выглядит идеально, как всегда, и замечает как та сцепляет руки, что лучше любых слов говорит, что Реджина напугана. Даже не задумываясь что делает, Эмма протягивает руку и опускает на сцепленные ладони Реджины, уверенно сжимая их. Подобные жесты, вероятно, не очень уместны на таких приемах, но Эмму никогда особо не заботили приличия; она просто хочет поддержать Реджину так же, как та поддерживала её на протяжении нескольких непростых месяцев. Всё будет в порядке. Всё наладится. – Знание о прошлом Реджины Вам помогает? – спрашивает Арчи. – Не думаю, что «помогает» – правильное слово, – отвечает Эмма. – И не уверена, что когда-нибудь смогу узнать всё, но я думаю... думаю, что у нас получается рассказывать друг другу о прошлом. Это наша фишка. Реджина рассказывает мне одну из своих историй, я ей – одну из своих, и мы обе помним, что для нас действительно важно. – Вы согласны? – спрашивает Арчи Реджину. – Мы часто не сходимся в том, что следует считать важным, а что нет, – поправляет Реджина, – но да, думаю, разговоры идут нам на пользу. Он медленно кивает. – Хорошо. А что насчет головных болей? От него не укрывается обеспокоенный взгляд, которым Эмма одаривает бывшую Королеву, что дает ему понять, что эта тема часто всплывает между ними. – Они под контролем, – уверяет Реджина. – Хотя в такие дни, как сегодня, всё становится сложнее. – Из-за стресса? Реджина смотрит прямо на него, и Арчи понимает, что не имеет значения, какого прогресса они достигли, и как сильно Реджина ему доверяет, из-за многочисленных демонов прошлого Королевы неизбежно будут возникать ситуации, когда она не сможет показаться слабой при свидетелях. – Но Вы даете друг другу знать, когда вам больно? – спрашивает он. – Стараемся, – отвечает Эмма. – От некоторых привычек сложно избавиться. – Конечно. Могу ли я спросить, на какой стадии в данный момент находятся ваши отношения? Женщины переглядываются, а затем Реджина вздыхает. – Эмма переехала ко мне. – Разве это плохо? – Конечно, нет. – Плохо, что я теперь знаю? Эмма ухмыляется. – Плохо то, что... – Ох, ради всего святого, очевидно, что это совсем не плохо. Плохо, что её недалёкие родители так и норовят оказаться рядом. Они полагают, что раз мы больше не скрываем наши отношения, то должны притворяться, что мы этакая счастливая дружная семья. – И это Вас беспокоит? – Не желаю видеть Снежку в своем доме, – ворчливо отвечает Реджина. Эмма снова хихикает. – Мне кажется, я что-то упускаю, – замечает Арчи. – Она не может примириться с тем, что они с моей матерью теперь неплохо ладят. И с Нилом тоже. Думаю, ей легче, когда враги остаются врагами, а теперь они у неё заканчиваются. – Ой, да ладно, я перенесла в этот мир тысячи бесполезных крестьян, которые все ещё меня ненавидят, – язвительно отвечает Реджина. – Найти врагов в этом городе не так уж и трудно. – Именно поэтому эти самые крестьяне единогласно переизбрали тебя на новый срок. – Моим единственным конкурентом был какой-то задохлый поросёнок, которого Руби по своей глубости забыла съесть, – парирует Реджина. – Плюс, не то чтобы кто-то еще в этом городе знал как сводить бюджет. – Сдается мне, что Вы испытываете некоторые трудности при выстраивании доверительных отношений с жителями города, – замечает Арчи. – Вы можете меня в этом винить? – Если они смогут вам снова доверять... Реджина фыркает. – Как будто мне есть дело, что они думают. – Но мне есть дело, – замечает Эмма. – И мне нравится, что мы можем сходить на ланч в кафе «У Бабушки» не беспокоясь, что подумают другие. И кроме того, ты такая врушка. Тебе на самом деле нравиться, что ты победила в одну калитку. – Я люблю побеждать. – Хорошо, давайте немного сменим тему, – предлагает Арчи. – Как Вы ладите со Снежкой и Дэвидом? Отношения с ними продолжают улучшаться? – Нет. – Брехня. Они с моим отцом водили Генри на верховую прогулку. – И как все прошло? – интересуется Арчи. Реджина игнорирует вопрос и поворачивается к Эмме. – Ты ведь знаешь, что я никогда не буду близка с твоими родителями, правда? Я могу поддерживать с ними цивилизованные отношения и даже делать всё, чтобы забыть прошлые обиды, но они никогда до конца не исчезнут. Твоей матери и мне нужно очень много сил, чтобы окончательно простить друг друга. Между нами всегда будет стоять наше кровавое прошлое. – Знаю, поэтому и не ожидаю чего-то большего, чем мы уже имеем. Я рада, что мне не нужно выбирать. – Мы никогда бы не допустили того, чтобы тебе пришлось выбирать, – уверяет ее Реджина. – Я думаю, что в этом вопросе наше мнение сходится. Эмма сжимает руку Реджины в знак одобрения. – Хорошо, мы поговорили о работе, о прошлом, о ваших отношениях и о Реджининой головной боли. Эмма, как Ваши кошмары? – Они приходят и уходят. В последнее время стало лучше, но они всё ещё со мной. – Реджина, а Ваши? – Они – часть меня, – просто отвечает Реджина. – И что вы делаете, если обе просыпаетесь от кошмаров? Женщины обмениваются игривыми взглядами, а затем Эмма ухмыляется. У Арчи глаза лезут на лоб, когда он понимает значение этих взглядов. – Я не хотел... Я не собирался слишком навязчиво влезать в вашу ситуа... – Расслабьтесь, доктор, – подчеркнуто медленно тянет Реджина. – Мы используем боксерскую грушу, которая висит в гараже. Этот способ хорошо работал в доме на пляже, поэтому мы решили, что здесь он тоже может пригодиться. – А уже потом мы делаем то, другое. Реджина бросает на Эмму испепеляющий взгляд, а Арчи кашляет, пытаясь разрядить обстановку. Эмма же улыбается во весь рот. – Хорошо. Что ж, отлично. А что по поводу Генри? Как он? – Вы с ним видитесь каждую неделю, – напоминает ему Эмма. – Позвольте я уточню: как у него отношения с вами? – Думаю, он... – Реджина замолкает, пытаясь подобрать слова. – Думаю, он рад, что мы обе есть в его жизни. И кажется, он счастлив... в целом. – Соглашусь с Вами, – отмечает Арчи, снова что-то записывая в блокнот. – Так, Арчи, – побуждающе говорит Эмма. – Скажи же нам, как мы справляемся? Арчи выдает улыбку. – У вас неплохо получается, – говорит он. – И только это сейчас имеет значение. – Я ещё не разучилась распознавать вранье, – напоминает ему Реджина. – Прошу прощения. Я имел в виду, что если бы несколько месяцев назад меня спросили, смогут ли Злая Королева и Спаситель найти путь к настоящей любви, я бы сильно усомнился в положительном исходе. Даже после дома на пляже вы продолжали хранить секреты, пытаясь защитить друг друга вместо того, чтобы укрепить имеющуюся связь. Нехорошо так говорить, но Оуэн, возможно, оказал услугу вам обеим, заставив по-новому посмотреть на ваши отношения и принять, что именно несовершества заставляют их работать. – Ему правда нужно было меня так увечить, чтобы до нас дошло? – ворчить Эмма. – Возможно, и нет, но сделанного не воротишь, и в результате вы обе стали только сильнее. Вы смогли построить нечто действительно стоящее, что-то что существует вопреки конфликтам и трудностям. – Да, – соглашается Эмма, крепче сжимая руку Реджины. – Хорошо. Реджина способна лишь моргнуть в знак согласия, внезапно перехваченное дыхание лишает возможности произнести хоть слово; то, что на обломках боли и страданий она сумела построить что-то хорошее, кажется нереальным. Но у неё получилось, и доказательством тому рука Эммы, крепко сжимающая её собственную. – Думаю, на сегодня мы закончили, – мягко говорит Арчи. – На улице такая чудная погода, думаю, Понго не откажется ею насладиться. Вам следует сделать то же самое. Мы снова встретимся в следующую среду, не так ли? – Конечно. Реджина встает, вытирает глаза и затем улыбается ему. Возможность увидеть эту открытую приятную улыбку выпадает нечасто, поэтому Арчи с удовольствием улыбается в ответ. Реджина выдыхает, и Эмма, мягко положив руку ей на спину, говорит: – Что скажете, мадам мэр? Не желаете отправиться на полуденную прогулку с шерифом? Реджина в ответ закатывает глаза. – Не думай, что так ты сможешь отлынивать от работы. – Я еще не вернулась на полный рабочий день, помнишь? А тебе самой что можно прогуливать работу? – А почему нет? Мне можно немного побыть легкомысленной. – Не знала, что тебе знакомо это слово. – Просто обхохочешься, дорогая. Мой пиджак, пожалуйста. – Конечно, – тянет Эмма, помогая Реджине надеть пиджак. У нее странная походка из-за недолеченной ноги, но ни одна из них не придает этому значения, потому что они полностью поглощены своей маленькой перебранкой. Арчи видит, как Эмма прижимает Реджину ближе к себе и шепчет на ухо что-то непристойное; непристойное на столько, что это заставляет бывшую Королеву покраснеть и с недовольным рыком отпихнуть от себя шерифа. Звук скорее похож на изумленный вздох. Когда они покидают офис, Арчи продолжает наблюдать за ними из окна, провожая взглядом до кафе «У Бабушки». Они не похожи на обычную пару и никогда не будут похожи. Реджина никогда не сможет спокойно проявлять чувства на людях, а Эмме никогда не быть примерной домоседкой. Арчи полагает, что они всегда будут толкать друг друга в крайности. Но, возможно, в их случае именно так и должно быть. Только потому что Злая Королева и Спаситель влюбились друг в друга? Это звучит так неправдоподобно, что только сумасшедшим подстать писать о таком в романах. О подобных отношениях в этом мире разыгрывают спектакли и слагают баллады. Их оказалась о войне и мире, семье и любви. И о том, что только продравшись через пелену вражды, Реджине и Эмме удалось обрести мир. Мир, который включает семью, любовь и новые начала. Арчи поворачивается к Понго и говорит: – Готов прогуляться, приятель? Понго машет хвостом и коротко гавкает. Тихий мужчина, некогда являвшийся сверчком с разбитым сердцем, трусом, совершившим ужасную ошибку, размышляет над тем, как много странных и замечательных вещей в конце концов могут принести счастье даже самой несчастной душе. Затем он снова смотрит на улицу, замечая как удаляются фигуры Спасителя и бывшей Королевы, и думает о тех историях, которые когда-нибудь будут написаны об их отношениях. Не сейчас, конечно. Потому что ещё столько всего предстоит рассказать. Он улыбается этой мысли и закрывает окно.