Правила поведения, или возможно ли найти лучшее отношение к людям и инструкциям?

      Следующие дни прошли как во сне. Андрей помнил их урывками. Поставки оборудования, звонки родителей, их планы на визит в Москву, желание поговорить с Катей…       Жданов стал рассеянным. Не мог думать, боялся чувствовать, безуспешно пытался рассуждать и просто вспоминал: её глаза, её слова, свои страхи и надежды. Он постоянно пытался не думать о ней, но получалось из рук вон плохо. «Катя принесет, Катя напишет»… «Катя меня оттолкнула»… «Катя меня любит»… Как слепой котенок, он тянулся к ней, потому что она была теплом, и, казалось, если он ее вернет, придут и безопасность, и счастье, которые он как будто потерял. Был соблазн попытаться её переубедить, настоять. Иногда, он почти верил, что сможет: все будет так, как он скажет. Он, а не она! Но какая-то часть него тихо нашептывала, напоминала, ее слова о том, как он убивает в ней то, за что любит. Любит?! То чем так очарован… Вот, это больше похоже на правду. Но он прятался от этих мыслей, прогонял прочь угрызения совести.       В какую-то из ночей он проснулся от того, что Кира его колотила и кричала на него. Проснулся, чтобы услышать, что она все знает про его любовницу — Катю и его нежное с ней воркование. А ему снился тревожный сон. Сначала они были в залитом солнцем парке, он пытался убедить, поймать, сломить Катю, но она ускользала… В конце концов, он остался в темном лесу, совершенно один, без Кати… и только эхо… возвращало его голос, страх и одиночество… Теперь перед ним уязвленная Кира. Во гневе: никаких слез сегодня. Пришлось увещевать её, что беспокоят его производственные вопросы, смеяться, что ему не мог присниться эротический сон с участием Екатерины Пушкаревой… Самому было совсем не смешно… Зато Кира развеселилась. Это вызвало неприятный осадок… Но он смолчал, как всегда. Обнял её и попытался уснуть, но смог успокоиться, только когда невеста задремала, и он снова повернулся к ней спиной…       Утром, по пути на работу, из радиоприемника, которым они пытались заглушить неловкую тишину, Мадонна выражала свои чувства «I've got you under my skin». Андрей чуть не рассмеялся: вот уж точно! Пушкарева стала его наваждением! Мысли о ней — как заноза, от которой не избавиться. Он злился на себя за это. Получалось так, что он сам не может понять, что происходит. Его отношение к Кате стало таким странным. Он реагировал на эту девочку-женщину как-то противоречиво, особенно когда она была рядом: подписывала у него документы или рассказывала об их планах на день, он чувствовал, что успокаивается, расслабляется, будто груз на его плечах становился меньше, и, одновременно, она волновала его, и мысли приходили в голову совсем не рабочие. Даже Рома заметил его взгляды и начал потешаться!       Было обидно и тревожно, он не мог сформулировать, почему его так тянуло к ней? Почему он так по ней скучает? Снова хочет быть с ней? Ведь нет? Но… Договариваться с собой становилось все труднее: это желание и загадка её притягательности сводили с ума, грызли его день и ночь. Он очень скучал. Не хотел в этом себе признаваться, но хотел её душой и телом, и только разум метался между страхом и желанием, разными желаниями. Он хотел повернуть все по-своему, он боялся сделать еще хуже своим упорством, он хотел продолжить жить как прежде, но не мог. Было пусто, грустно и даже противно, когда Кира пыталась добиться… пыталась вернуть его. Он тонул и ненавидел это болото лжи, в котором сам же себя и топил. А выплыть можно, только ухватившись за Катю. Только для этого, скорей всего, придется развязаться с Кирой, и Андрей никак не мог понять: то ли Кира — это пристань, голос на Совете, который его спасает и защищает, то ли это камень, который тянет его на дно.       Он уже очень четко видел, что не хочет, что не может по-настоящему быть с Кирой. Хотелось спрятаться и забиться в самую дальнюю щель, так как он не мог ни к кому обратиться с этой болью. Ни к Роме, ни к Кате, ни к родителям. Он понял, что Катя права: он не сможет отменить свадьбу после совета. Он надеялся, что все образуется, но распутье было слишком ощутимо, слишком близко. Он напоминал себе персонажа из мультика — бедолагу, который пытается удержать невообразимую гору посуды, а на него наваливают все больше и больше…       Он не мог обижаться на Катю: понимал, что она сделала все, чтобы его освободить. Он не мог вернуться к прежней жизни: тоска по Кате, желание сбежать, все бросить… И вот тут он всегда себя останавливал: он хотел бросить только Киру. Он хотел спасти «ЗимаЛетто» и хотел в ней работать, приносить пользу, хотел видеть расцвет этой компании и участвовать в нем, он верил в возможность этой победы, но он боялся: отца, Киру и своего вечного соперника Александра. Андрей понимал, что стал слишком уязвим и не мог с этим смириться. А еще он хотел вернуть Катю, те свет и тепло, которые у них были ДО обмана, и то, что случилось после… после того, как она призналась, что любит его… Как же это открытие все в нем перевернуло! Как она стала нужна ему! В ту ночь, их первую, чудом случившуюся ночь, он вспомнил все хорошее, что у них было, и открыл себе нечто новое, потрясающее…       Это был невозможный выбор. Он знал, что не может ломать Катю, пытаясь оставить её при себе… не знал только, что его останавливает: страх или сострадание. И, даже если бы мог… Даже на расстоянии от Кати он потерял способность притворяться перед Кирой. Скоро свадьба, скоро приедут родители, скоро все узнают… И тут Андрей начинал ругать себя последними словами: за страхи, за неспособность делать то, что нужно. Ему было так плохо и страшно, так раздражала эта зависимость, что он бы совсем потерял способность сочувствовать Кире, если бы не Катины о ней слова. Он старался вспомнить хорошее о Кире. Но в памяти всплывали все больше их конфликты. Тогда он попытался убедить себя забыть про Катю.       Андрей хотел поверить, когда не получилось забыть, пытался убедить себя, что засматривается на Катю с голодухи, а Кирой не интересуется из-за стресса. Но проблема была в том, что загулять с кем-то новым он не мог — тоже из-за Кати — риск разоблачения слишком велик. Или это тоже самообман?       Он не ночевал у себя, но, даже проводя ночи у невесты, все время был на расстоянии, говорил Кире, что слишком устал и… она, натянув улыбку, вторила ему, надеялась, что после совета, все у них наладится… Андрей сбегал то в ванную, то на кухню, а в мыслях его крутилось совсем иное оправдание: «просто нужно получить свое от Кати, и тогда все будет хорошо… точнее как раньше…», он возражал так себе, но прошлое уже не казалось хорошим, притягательным. Он не знал, как быть с той, что ждет его в спальне, и унывал от этого еще больше. Вот где тупик, выхода из которого он не видит… Кроме того, к которому не готов: расставание с Кирой, о котором, как ему иногда казалось, и просила Катя…       А потом случилось «Страшное». Ему действительно приснился… сон… сон, который он еще недавно называл невозможным, сон, в котором они с Катей… Он проснулся с колотящимся сердцем, и единственным облегчением было то, что он не разбудил Киру. Объятия невесты напрягали, ластящееся к нему женское тело — тело Воропаевой — вызывало отторжение. После такого яркого сна о другой это еще больше выбивало из колеи, как признак того, что привычному мироустройству приходит конец. Он не хотел об таком думать, скинул с себя руку «суженой» и сбежал в душ.       Немного освежившись, он долго стоял у окна кухни и, вглядываясь в ночную тишину за окном, пытался восстановить душевное равновесие. Медленно думал и вспоминал… Понимал: «хочу перемен, мне не нравилась моя повседневная жизнь, но не таких. Не хочу зависеть, не хочу любить. Что за чушь: это невозможно, не её!» Но что-то внутри отчетливо ощущало собственную уязвимость, потребность и принимало её. «Катя мне была не просто нужна, а жизненно необходима с первого дня нашего знакомства» — пытался оправдаться Жданов. Эти слова — возможно, последняя попытка сделать вид, что… он может с Катей просто дружить. Точнее, что они могут просто заботиться друг о друге, помогать… А капризный мальчишка в нем кричал: «Катя не может быть отдельно от меня. Так не должно быть!». Андрей знал, что не может больше быть Кате другом потому, что слишком её… желает. А еще не мог поделиться этим с Ромой, отчего казался себе еще более одиноким. И снова приходилось себя успокаивать, вразумлять, ведь сознательно он понимал: Катя права, он сам загоняет себя в ловушку, на путь, которым больше не хочет идти. Но где взять решимости, если не на остановку, то хотя бы на паузу, он не знал.       В своей жизни он был решительным, но в других ситуациях. Тут нужна была именно решимость удержаться, настоять на своем, а не та дурная и короткая, которая приходила к нему с азартом, успехом или приступом жадности… За верой в себя он ходил к одному человеку… к Кате. Но что в этой ситуации можно сказать? Они уже все обсудили. Новых слов ждать не приходилось. Своего выхода он не видел. Опять Катя права, он плывет по течению. С тяжелым сердцем Андрей пошел пытаться уснуть и снова отложить все на завтрашний день.       Увы, это не могло продолжаться… Вечно?       Напряжение и усталость сыграли с ним злую шутку… Да и Кира не выдерживала тоже… Она стала скандалить, прямо с утра, понемногу огрызалась в машине и с новыми силами продолжила в офисе, переключила свое внимание на Катю, оскорбила её. Почему-то, именно сегодня Жданов этого не выдержал и закричал на Киру в ответ, совершенно неожиданные в своей дерзости, невозможные ранее вещи:       — Когда ты успела превратиться в такую стерву? Ты ведь была доброй! Когда я влюбился в тебя, меня покорила твоя добрая и светлая улыбка. Как ты можешь так обращаться с людьми?!       Андрей сам обмер от своих слов. С ужасом и надеждой ждал реакции, но Кира ничего не сказала. На её глазах появились слезы, губы задрожали, она развернулась и рванула прочь… Попытался побежать за ней, поймал в коридоре, но она расплакалась, сквозь слезы отбивалась от него:       — А я, вообще, больше не улыбаюсь, Жданов! Ты спрашиваешь когда я начала злиться? А когда ты начал мне изменять? Сейчас ты меня вообще игнорируешь! Одиночество, унижение и обида как-то не способствуют проявлению доброты и улыбкам!       Некогда любимая девушка развернулась и убежала. У него не было сил сейчас её догонять. Да и что он мог ей сказать? Снова убеждать в своей верности? Не было сил. Было тошно от себя. Хотелось оправдаться, обвинить во всем Киру, Андрей злился… Но все это было с одной стороны, а с другой он вспоминал слова Кати. Кажется он понимал её все больше… а еще ему казалось, что Кира больше не выдержит.