Правила поведения, или возможно ли найти лучшее отношение к людям и инструкциям?

      — Андрей… Это ты не со мной… Ты с Кирой, — уточнила она, предвидя его возражения.       — Катя, ты же знаешь…       — Нет, Андрей, я очень мало знаю про вас с Кирой: сплетни женсовета да ваши публичные скандалы… Но ведь это не все? Мне кажется, ты сам уже не знаешь… что происходит между вами… и между нами, наверное, тоже…       — Кать…       — Не перебивай, пожалуйста, дай мне сформулировать.       Катя еще немного прильнула к нему, положила голову на плечо, а свою трогательную ладошку ему на сгиб локтя. Тем самым обезоружив своего некогда кумира…       — Я не думаю, что ты для Киры просто сделка. Ты ведь тоже это видишь? Если не прятаться, а подумать? Я не могу поверить, что вы друг к другу безразличны… Или, что твой интерес ко мне… надолго. Я знаю, сейчас твой порыв — возражать на все, что я говорю. Но если честно? Андрей, когда ты последний раз задумывался о том, что происходит в твоей жизни? Мне кажется, ты сейчас слишком боишься думать о последствиях. У тебя перед глазами цель: свобода компании, исправление ошибок, которые мы совершили, восстановление справедливости, так сказать… Ты не видишь ничего между собой и этой целью… Но, Андрей, ты уже был в таком состоянии, когда надеялся на сделку с поставщиками из Ташкента! Помнишь? Давай не будем торопиться, пожалуйста. Иначе, это может ранить людей и очень глубоко.       Они уже смотрели друг другу в глаза.       — Андрей, я знаю, что ты добрый человек, — озорно хихикнула, — хоть и вспыльчивый… Я вижу, как ты запутался. И я не могу быть с тобой в такой ситуации. Это подло… И у нас нет никаких оправданий, по-настоящему нет, это просто эгоизм… и я тоже очень виновата. Но я пытаюсь исправиться.       Он тихонько поцеловал ее в макушку и стал увещевать тихим голосом. Сжал ее руку в своей, как отражение своей мольбы.       — Катя. Катюша, мне, правда, очень горько от того, что тебе приходится через это проходить, но ты так нужна мне!       Она тихонько поцеловала его руку, уперлась лбом в его плечо.       — Я буду тебя поддерживать… Но только не романом за спиной у Киры.       — То есть, ты требуешь, чтобы я расстался с ней сейчас?       Катя отпрянула, после короткого взгляда ему в глаза, замотала головой, отрицая.       — Андрей, я… Я не знаю… Я никогда не считала себя вправе от тебя что-то требовать. Я и не надеялась ни на что никогда. У меня и сейчас это плохо получается… Я тебе уже называла свои причины. И головой, и сердцем… мне кажется, что… я тебе объясняла логику и параллели… помнишь? От понимания легче не становится… Мне кажется, если ты расстанешься с Кирой после совета, ей будет еще больнее… И если тебя это не трогает, — Катя немного отстранилась, обхватила свои колени, горько вздохнула и продолжила, — от этой боли и еще осознания свежего обмана она может захотеть отомстить… или сбежать. Мне кажутся возможными и скандал, и новый совет, и даже продажа Воропаевыми своих акций. Тебе сейчас совет кажется финишной прямой, землей обетованной, но и после него будет жизнь… — Катя сделала паузу, посмотрела Андрею прямо в глаза и максимально отстраненным голосом закончила: — Я думаю, ты не решишься отменить свадьбу.       Андрей подскочил и стал расхаживать вдоль стены. Его грызли обида и досада.       — Значит, вот таким вы меня видите, Катенька?!       — Андрей Павлович, мы с вами оба уже давно увязли в делах и поступках, которыми не можем гордиться. Разве это не так?       Её простота и искренность, в который раз уже, переполнили его, вытеснив все остальное. Он выдохнул, выпуская из себя все напряжение и негатив, снова пристроился рядом со своей маленькой упрямицей, попытался её подбодрить.       — Катюш, но ведь мы договаривались о том, что со всем справимся вместе.       — Если у вас получится… То, что вы говорили… После совета, я… У нас будет возможность снова быть вместе, не так уж много времени осталось ждать, если это то, чего вы, правда, хотите.       Он немного развернулся и выдохнул в ухо своей помощницы:       — Ждать я не хочу, Ка-ать, — снова он говорил голосом, который столько раз сводил её с ума. Её имя на его устах было каким-то волшебным заклинанием, невероятной силы, но она помнила и другие слова, лед которых даже такое пламя растопить не могло, только добрый, теплый свет, которого им обоим так не хватало. А Андрей не сдавался, пытаясь убедить её.       — Катюша, так многие люди живут, это неприятно, но ведь, если мы будем вместе, нам ничего не страшно? Мы преодолеем трудности. Мне бы хотелось иначе, но…       — Многие?! Вы считаете, это нормально только потому, что кто-то еще сделал подлость… То и нам можно?       — Мне тоже неприятно об этом думать, но я не могу.       — Это я не могу, Андрей Палыч, сколько раз мне… — она опустила голову и продолжила тихо и печально, — ты все время меня спрашиваешь, что сильнее — любовь или… страхи, вина, угрызения совести. Сейчас… в нашей с тобой жизни столько обмана, что я не могу его вынести… Если мы продолжим эти игры, мы сами разрушим все, что нам дорого между нами.       — Нет, Кать.       Снова присвоил её ладошку, на этот раз она не сопротивлялась, пока, просто развернулась и теперь смотрела ему в глаза. Этот взгляд обезоруживал. В который раз. В её взгляде была такая грусть! Он знал только один способ успокаивать, но медлил, потому что помнил, как она его совсем недавно оттолкнула… Катя же второй ладошкой стала поглаживать его щеку, Андрей обрадовался и, уж было подался к ней, но она отстранилась, освободила руки, отгородилась от него выставленными вперед коленками, хотя взгляда не отвела… Она заговорила тихим, казавшимся спокойным, точнее успокаивающим, голосом.       — Помнишь то утро, накануне нашего первого удачного показа? Тогда ты мне открылся… Рассказал, как тебе трудно. Ты и раньше говорил об этом. Я знаю, у тебя есть и совесть, и сочувствие к другим людям тоже… Но тогда ты сказал, что тебе тяжело… То есть, не просто трудно, но и, что тебя физически изматывает груз вины, что ты не спишь… ты был такой измученный. Я вижу, что и сейчас на тебе висит этот груз… Но мне кажется, тебе стало легче. Мы ведь выбираемся из кризиса. У нас за плечами уже столько побед! Вот только я… Андрей, я не смогу жить с этим… Я не могу быть твоей любовницей. Я этого не вынесу. А ты запутался: в своих чувствах, в жертвах ради спасения компании. Мне кажется, ты не скажешь Кире «нет». Ни ей, ни своим родителям. Ты почти никогда не шел против них открыто… Наверное, не мне об этом судить, но я думаю, что ты оттягиваешь решение… И подсознательно надеешься, что решать не придется, но… Это не тот случай. Если ты используешь Киру, она этого так не оставит. А если продолжишь плыть по течению… Этого не вынесу я. Поэтому прости, но я прошу тебя позаботиться обо мне, понять меня, принять… Позволить мне остаться собой. Сохранить то достоинство… Его остатки, которые мне нужны для того, чтобы продолжать жить…       — Кать, ты преувеличиваешь, — стал поглаживать её пальчики, — от этого еще никто не умирал. Да, нам не просто, но мы со всем справимся. Ведь когда любишь…       — Нет, Андрей, любовь не эгоистична. Она должна менять людей к лучшему, а не оправдывать грязь. Любовь не освобождает от моральных обязательств, наоборот, зависит от них.       — В любви и на войне все средства хороши?       — Я в это не верю. Ты сравнивал меня с книжным персонажем — Катериной из «Грозы» Островского. Привел красивую цитату критика. Точное описание меня? Вот только… Она покончила с собой. Поддалась соблазну, но не вынесла этого. Классическая литература, чаще чем хотелось бы, ударяется в крайности отчаяния… Я — борец, и у меня чудесная семья, поэтому я всегда буду держаться за жизнь и не сдамся, но меня мучает то, что я позволила себе так поступить с Кирой… И вообще… Это раскаяние никуда не денется. А по поводу твоего «мы все преодолеем». Есть еще одна история, которая кажется мне очень подходящей. «Бедная Лиза» называется, автор — Карамзин. Повесть о том, как простая, чистая девушка, крестьянка, влюбляется взаимно в дворянина. Он к ней относился с очень глубоким трепетом и теплотой. Она… Они поддались соблазну. Он хотел на ней жениться. Там об этом говорится от его имени. Он сам искренне верил в это, не просто ей обещал ради… исполнения… эмм… Менее возвышенных желаний. Но то, какими были их отношения, убило в его глазах ее свет и чистоту, он разочаровался, охладел, исчез из её жизни. Вынужден был жениться по расчету. А она… Ну ты знаешь, как и Катерина — в речку головой. Почему-то в этих книжках такое смертельно. Не знаю, каким образом. Тогда высоких мостов не было… но это не важно.       — Кать, это просто книжки, фантазии.       — Это рассказы о жизни — вечные, поэтому и классика… И, может, я дура, говоря о книжках, ориентируясь на них, но у меня нет опыта, знаний, других ориентиров.       — Поэтому надо идти своим путем.       — Своим? Но это не мое… Я поняла, что сама не вынесу этой грязи. Если и не сорвусь, то меня затошнит от самой себя, я перестану быть тем человеком, который тебе дорог. Фундамент подлости не позволит нам построить хоть какое-то будущее. И ты… Ты… Я не думаю, что для тебя это на самом деле нормально и приемлемо. Ты запутался и тебя тяготит эта грязь. Ты просто прячешься, стараешься не задумываться, но, если с этой грязью не бороться, дальше будет только хуже. Единственный наш шанс, если мы хотим сохранить наши чувства и решим за них бороться — начать с чистого листа, с правды. Это единственный фундамент, на котором можно хоть что-то построить, иначе смысла нет.       — Мы не можем все рассказать сейчас, мы вынуждены скрываться.       — Вынуждены скрываться мы только по работе. Наши отношения, обман твоей невесты — это другое. Залог для защиты имущества компании, нужно держать в секрете. То, что было между нами, если у нас получится все скрыть — это не кончится для Киры безболезненно, не принесет в конечном итоге пользу. Это гадко и жестоко. Тут не может быть оправданий. Поэтому я говорю нет. Я не знаю, смогла ли убедить тебя, доказать… Просто прими как данность — я не могу продолжать так, как сейчас. Это сломает меня. Если я тебе дорога, прошу, не дави на меня.       Протянул руку к её лицу, Пушкарева резко схватила его за запястье.       — Нет. Ты хочешь получить все и сразу, не думая о том, кому это может навредить.       Андрей руку убрал, но продолжил внимать каждому ее слову.       — Я думала границы, где я скажу тебе стоп, просто нет и не может быть. Я была готова идти за тобой в огонь и в воду, отдать себя на растерзание, быть наказанной за все, что мы сотворили, вынести и простить тебе любую боль, но я ошиблась! Мы с тобой заигрались.        Ни один из них не готов был уступить. Жданов хмурился все больше, Катя упрямо продолжала:       — Я не буду бить в спину невинного человека, — поняв по его лицу, что он собрался возразить, Пушкарева накрыла губы Андрея своими пальчиками и поправила себя — Хорошо, да, невинных не бывает.       Он вновь перехватил ее руку, стал целовать, Кате пришлось опять вырываться и прижимать руку к себе. После небольшой паузы девушка продолжила:        — Но я не буду поступать с ней так. Участвовать в том… Андрей, так поступили со мной! Эта мысль убивает меня. Не заставляй в этом участвовать, не заставляй смотреть, как это делаешь ты! Пожалуйста, вернись на землю! Реши, что для тебя важнее: люди или собственные желания и прихоти! Я все сделаю для тебя по работе, как и делала раньше. Но на этом все. Если я тебе дорога, остановись, пожалуйста.       — Это запрещенный прием.       — Чем же? Я просто прошу пощады.       — Я не хочу тебя ранить, но я не знаю, как быть…       — Работать вместе, как раньше.       — Но как же… Кать…       Катя горько вздохнула. И добавила уже другим тоном:       — Остаток дня я поработаю из дома, до завтра.       Не дожидаясь его согласия или возражений, она убежала, а Андрей так и остался сидеть неподвижно, слыша, как Катя вернулась в каморку и как через пару минут за ней захлопнулась входная дверь президентского кабинета.