Правила поведения, или возможно ли найти лучшее отношение к людям и инструкциям?

Катя в полубессознательном состоянии сидела в каморке и разрывалась между отчаянием и неверием. Задавала себе один вопрос за другим, и каждый раз ответы менялись. Казалось, что её голова вот-вот взорвется от бесконечных «если» и «может быть». Самым болезненным был призрак по имени «не может быть»… Она потеряла чувство времени. Сколько длится это ожидание? Пять минут или несколько часов? Ощущалось, будто столетие. Какая-то часть её уже и не помнила, что в этой жизни было что-то кроме этого мучительного ожидания. Катя вздрогнула от звонка, поняла, что забыла трубку в кабинете, и услышала, как Андрей здоровался с человеком, которого она окрестила своим палачом:       — Да. Привет. Уже в Праге? Как дела? Катя подкралась к двери и присела на корточки, заглядывая в узкую щель.       — На каком столе?       — …       — Я надеюсь, ты его спрятал?       — …       — Ты что, с ума сошел? А если его кто-нибудь найдет? Подожди, сейчас вернусь, не отключайся! — Жданов вернулся довольно быстро, с Пакетом в руках, схватил трубку и вылетел в конференц-зал. Катя осторожно выглянула из каморки — дверь, которой воспользовался Андрей, была приоткрыта, и эхо доносило его ворчание: — Ай, Малиновский, твое счастье, что ты сейчас далеко, а то бы я тебе сейчас настучал по голове! Ты соображаешь, что ты делаешь?! Ты же оставил пакет на столе! Твоя Шурочка могла уже раз сто зайти к тебе в кабинет! Катя держалась за ручку своей двери и пряталась за этой хлипкой преградой в надежде, что дымчатое стекло послужит достаточной ширмой, если Жданов забежит обратно быстрее, чем она успеет спрятаться. Но Андрей бросил пакет на овальный стол и захлопнул таки за собой дверь. Теперь Катя могла подглядывать в конференц-зал так же, как она до этого следила за событиями в президентском кабинете из каморки, и созерцала театр одного актера: — Шура не любопытная? Ты еще скажи, что женсовет не сплетничает! Надеюсь, там ничего конкретного нет?!       — …       — Письмо? Инструкция?! Ромка, ты в солдатиков в детстве не наигрался? А если ты в продолжение утреннего разговора хочешь меня успокоить и подбодрить, то не надо разбрасывать компромат по всему офису!       — …       — Нет, Катя в порядке, у себя сидит.       — …       — Ты знаешь, чего я переживаю. Сам утром спрашивал: как узнает? И почему-то вариант в твою светлую голову только про меня пришел, а сам! То у меня в офисе языком треплешь, то записульки свои стал разбрасывать!       — …       — Да, да. Ты молодец, и я бы без тебя не справился. Но будь осторожнее!       — …       — Я серьезно, чтобы больше подобного не было! — под эту перебранку Андрей открыл желтый конверт и стал читать письмо. — Малиновский! Какая же ты скотина! — заорал он во всю мощь своих президентских легких. — «Не ори»?! Что значит «не ори»? — продолжил он, ничуть не сбавив децибелы, затем начал бегать по залу и заговорил кричащим шепотом: — А как я должен реагировать на такое?! Я тебе еще утром сказал, чтобы ты не смел так о ней говорить! В который раз, Малиновский! Ты что, слов не понимаешь? «Монстра»?! — Сам ты монстр! И я вместе с тобой. Зачем ты так? Как тебя вообще земля носит?! Я тебе каждый день говорю о том, как мне все труднее обманывать её, — перевел дыхание. — Что она — чистый и светлый человек. Я тут из последних сил пытаюсь не рехнуться, а ты… Неужели ты просто не можешь помочь, без всех этих мерзких шуточек?       — …       — Да, но не о ней! Она столько для нас сделала, неужели ты не способен хоть в благодарность вести себя по-человечески?       — … — Да, я тоже этого боюсь, но это не повод сочиться ядом хуже Воропаева!       — …       — Если ты хочешь, чтобы я успокоился, смени лексикон! Андрей сделал глубокий вдох, задрал голову и несколько секунд сосредоточенно изучал потолок, потом протяжно выдохнул, сел, передернул плечами и продолжил читать… Но его спокойствия хватило ненадолго:       — Отвращение?! Какое отвращение?! Ты с ума сошел?! Додумался же такое написать после того, как я сказал тебе, что она лучше всех прочих, что мне с ней необыкновенно хорошо! Да она стоит тысячи твоих кукол! После всего этого отвращение у меня вызываем только мы с тобой: один — трус, другой — циник, и оба — подлецы! А я — еще и предатель… — Андрей сжал зубы и чуть не застонал от досады. Заставил себя продолжить, но в голосе чувствовалась его усталость. — Я не понимаю, чего ты ожидал этим письмом добиться? Мне и без этого яда невыносимо думать о том, что мы натворили. Еще утром ты сам пытался меня убедить, что если ничего не обещать и подарить счастье хоть на время, мы будем не так омерзительны… но… н-но, — вскочил и прорычал сквозь зубы: — Вот ЭТО!!! Да как ты мог такое написать?! Ты только хуже сделал. Мне и так почти невозможно через себя переступать. Как можно обманывать её? ЕЁ?! — голос сорвался. — Она — самый лучший человек, которого я встречал! Я не могу и не буду дальше читать эту пакость! — Жданов пару раз разорвал инструкцию пополам и яростно скомкал оставшиеся кусочки, но связи со своим собеседником не прервал. — Хорошо, я поеду сегодня домой. — выжатый, как лимон, он осел в одно из кресел, — Нет! ВСЕ! Я не могу сейчас с тобой разговаривать, точно что-нибудь сломаю. Если есть советы по делу, напиши на электронную почту или смс: кратко, по сути, а сейчас оставь меня в покое! — нажал отбой и бросил телефонную трубку на стол с такой силой, что она, проскользив по деревянной поверхности, шмякнулась на пол, от телефона отлетела задняя крышка и выпала батарея. Андрей отдышался, поставил локти на стол, обхватил голову руками. Весь сжался… Отчаяние и стыд накрыли новой волной. Катя тоже сидела — на коленках, на полу, пальчиками держалась за раму стекла в двери, уткнувшись носом в кулачки, подглядывала через прозрачную полоску на кромке стекла… и не могла пошевелиться от шока… можно сказать даже — от двух. Это правда — её обманывают, снова используют, снова по мерзкому и циничному плану, но… но… она ему не безразлична?!.. В самом деле? Ей казалось, что она одна. В холодном, бушующем, враждебном океане? Нет, это просто космос: невозможное, безвоздушное пространство. Метель жалящих мыслей и сводящих с ума вопросов превратилась в торнадо. Катю разрывало пополам, как завесу в церкви в Новом завете… Она не могла поверить… Не знала, во что невозможнее, невероятнее поверить: в предательство или в настоящие чувства… Она совсем потерялась в этом лабиринте… Будто попала в зазеркалье, где все наоборот и не понятно, кто сошел с ума: ты или все вокруг…