***
Гарри неспешно ласкает его, размазывая влагу, чем заставляет Эггзи нетерпеливо, несдержанно вскидывать бедра, издавать неразборчивые звуки, которые сам юноша с большим трудом смог бы назвать сексуальными. Однако, Харт получал удовольствие. Оно плескалось на дне его взгляда, было горячим, как его поцелуи. Оно тянулось веревкой, которой Анвин был едва ли не насмерть привязан к кровати, бессильный, чтобы выпутаться, бессильный, чтобы контролировать процесс. – Мне нравится, как ты скулишь, мой мальчик. – Гарри сцеловывает соленые капли пота с виска, удостаивая затем и влажные, воспаленные губы. «Мой мальчик». Это были особенные слова, особенное сочетание слов. Эггзи считал их настоящим заклинанием, ведь они приносили в его душе умиротворение, спокойствие и уверенность, как в себе и завтрашнем дне, так и в том, что он не один. Они говорили, что он под защитой. И Гэри, росший без отцовского тепла, цеплялся за Гарри в такие минуты еще сильнее, еще крепче и отчаяннее. Харт называл его так только тогда, когда никто не слышал. Во время секса, после миссий, мужчина дарил ему это осмысленную своей бессмысленностью фразой, опаляя кожу и сердце. Эггзи трепетал, мучился и желал. Желал своего наставника и те наказания, которые ему предназначались. Галахад первое время переживал, что его фантазии не хватит удовлетворить юное либидо. Однако в этом агент жестоко ошибся. Они были в восторге друг от друга, каждый в своей манере. Они говорили, шептали друг другу пошлости. Опять же каждый в своей манере, стремясь раззадорить другого. Харт был жесток, суров, а Гэри с готовностью и охотой принимал это, даже более того. Готовый подставить себя под ремень и ладонь, встать на колени и прижаться щекой к его бедру, мальчишка создавал собой квинтэссенцию страсти, желания и внешне покорной непокорности собственного, его, Гэри Анвина, сознания. Однако, в моменты, когда Гарри вколачивался в напряженное от удовольствие тело Эггзи, последний ждал лишь одного. Гарри знал, чего именно, знал, когда нужно произнести заветные слова, крепко сжав мальчишку руками. И это был словно сигнал для тела его юного протеже. «Я здесь. Я рядом. Папочка защитит тебя». И, вы не поверите, но ни одна изощренная пошлость не доводила юношу до большего исступления, чем слова, доказывающие, что любимый рядом, что сам он в безопасности, что нет никого в целом мире, кто мог бы разрушить их союз. И Гарри Харт знал это.2.
21 сентября 2017 г. в 21:14
Весь вечер, начиная с шести часов пятнадцати минут, если быть точным, а Гарри всегда предпочитал быть точным, Гэри Анвин делал практически все, что было в его силах, дабы отвлечь Галахада от его законной и необходимой работы. Как ребенок он заглядывал в кабинет мужчины с какими-то несерьезными и нереалистичными причинами. Потом и вовсе, игнорируя вежливые намеки и упреки, обосновался по другую сторону стола своего наставника, даже не придумав никакой правдоподобной отговорки. Даром что на колени не залез, отгораживая документацию спиной, чтобы получить хоть немного внимания. Это в любом случае, уже ни в какие ворота не лезло.
Харт слегка раздраженно, но не грубо, как полагается джентльмену, отложил ручку, сцепил пальцы и смерил юношу суровым взглядом.
– Сначала я закончу свою работу, затем мы поужинаем. А после вы получите то, на что так напрашиваетесь, юноша.
– Я ни на что не напрашивался! – восклицает Эггзи. Его тело несколько напряжено, словно готово к прыжку или отражению удара, Гарри отлично видит это. И ему бы было приятно думать, что это он натренировал своего протеже всегда быть наготове, однако с внезапной горечью Харт сознает, что это не так. Это не боевая готовность и внимательность, а подкожный страх ребенка, которому много раз делали больно. Тем не менее, они оба знали, что нравится этому обиженному судьбой ребенку. И Гарри соврал бы, если бы сказал, что он чувствует себя виноватым.
– Неужели? – вскидывает бровь мужчина. Он не любит дурное поведение Эггзи, но вместе с тем по-своему обожает. Разве можно было бы в полной мере наказать кого-то покорного? Или воспитать кого-то уже послушного? Отнюдь.
Гэри усмехается так, что в сердце щемит. Такой контрастный, такой простой и одновременно такой сложный. Выросший в боли и страхе, пропитавшийся и тем и другим, как одежда сигаретным дымом, Эггзи тянется за жесткой ладонью Галахада, ластится, прижимается к ней губами с преданным обожанием. Подставляет себя под её удары с томным удовольствием. И все равно не остается униженным, не падает в глазах Харта. Или же они оба давно рухнули в Ад? Если ответом служит наглый изгиб губ его мальчика, то, определенно, Ад не так плох, как о нем говорят.