Профиль убийцы: слэш по-русски

Круглов/Удальцов, R, флафф. ------------------------------ Это было немножко странно, как во сне, когда ты не можешь шевельнуться, не можешь ничего сказать, а просто плывёшь и плывёшь по течению, пока ткань сна медленно разворачивается перед тобой. Круглов чувствовал себя именно как во сне. С его жизнью творилось что-то странное, и от него словно бы ничего не зависело — и это было облегчением. Он старался ни о чём не думать, но мысленно всё равно раз за разом возвращался в прошлое. Щёлк — и он, забыв обо всём, бросается к распластанному на полу чужой квартиры телу, и в голове только белый шум, ни единой мысли, только страх, липкий и противный. Андрей тогда что-то кричал, руки на автомате осуществляли необходимые действия — разрывали одежду, останавливали кровь. Но его сознание словно было не здесь, а далеко-далеко. Наверное, именно тогда он всё понял. Эта боязнь потерять была такой оглушительно-сильной, что потом, когда захлопнулись двери операционной, Андрей даже не сел в кресло в коридоре — просто сполз по стене, обессиленный, опустошённый. ОН тогда отказывался ехать домой, пока Николай не придёт в себя. Так и заснул у его кровати, держа друга за руку. Щёлк — и следующий кадр: он говорит Ире, что не женится на ней. Она тогда как-то стихла, побледнела, но не стала ни плакать, ни кричать. Вообще ничего ему сперва не сказала. А потом вдруг горько улыбнулась и заявила: — Я всегда знала, что однажды ты сорвёшься... Хоть и надеялась, что этого не случится. Она уехала — по странному стечению обстоятельств, в Питер. Круглов почти не чувствовал себя виноватым. Он вообще мало что чувствовал, пытаясь понять, что делать дальше. Андрей работал, как проклятый, а когда мог выкроить время, мчался в больницу. Щёлк — и его надвое, натрое, на миллион кусочков раскраивает взгляд Удальцова. Он иногда смотрел так, словно заживо душу вынимал. Они разговаривали обо всём: о работе, о погоде, о дурацких афишах киноновинок — в общем, о чём угодно, кроме них самих и их отношений. Сперва Андрей не был до конца уверен ни в Николае, ни в себе, а потом просто не знал, как начать. И они просто смотрели друг на друга, а ещё Андрей — иногда — держал Удальцова за руку. Может, решил он в итоге, слова и не нужны. * * * Андрей правдами и неправдами разобрался с работой, чтобы самому забрать Николая из больницы. — Не верится даже, что я выписываюсь, — пробормотал Удальцов, когда Андрей помогал ему влезть в рукав рубашки. — Не будешь в следующий раз подставляться, — буркнул Круглов. Ему до сих пор по ночам снилось, что нож попал в сердце, и сделать ничего не удалось. — Работа у нас такая, — улыбнулся Николай. Он выглядел... счастливым и предвкушающим, пожалуй. И Андрей не мог понять, дело ли в том, что он наконец-то поедет домой, или же в чём-то ещё. — Работа, тоже мне. В следующий раз я возьму твою пушку и пойду первым, понял? — Как скажешь, — Николай бросил на него свой коронный кроткий взгляд из-под ресниц, и Андрей чертыхнулся. Вот ведь зараза. Он не сомневался, что, случись аналогичная ситуация, Удальцов снова бы всё сделал по-своему. Они сперва заехали в магазин, потому что практичный Круглов сообразил, что жрать дома у Удальцова нечего. — Будешь себя хорошо вести, я тебе даже что-нибудь приготовлю, — хмыкнул Андрей, запихивая пакеты в машину. Николай улыбнулся. — Что угодно, только сперва я приму нормальный душ. Он и правда скрылся в ванной, пока Андрей хозяйничал на кухне, соображая обед. Потом они ели, и чистый, пахнущий чем-то травяным Николай казался очень домашним в светлой футболке и тренировочных штанах. — Наверное, мне пора, — запихав посуду в посудомоечную машину, неуверенно произнёс Круглов. Удальцов мягко на него посмотрел. — Мы оба знаем, что ты не хочешь уходить. И что нам нужно наконец-то поговорить. И тогда Андрей уверился: слова здесь совершенно ни к чему. Нужно просто... действовать. Сделать несколько решительных шагов, разделяющих их, оказалось неожиданно легко. И поцеловать — тоже. В голове пронеслось "наконец-то...", и больше связных мыслей не осталось. Только ощущение шершавых губ, совсем не похожих на мягкие губы Субботиной, и рук, которые легли ему на спину, притягивая ближе. Это было правильно и неправильно, реально и нереально. У этого чувства не было начала и конца, не было рамок или правил. Андрей не мог толком сказать, что чувствовал к Николаю. В конце концов, его раньше никогда не влекло к мужчинам. Но сейчас они целовались, и Круглов сам не заметил, как потянул вверх чужую футболку. Николай глухо охнул, когда вскинул руки, чтобы ему помочь. — Чёрт, извини, я... — Ничего страшного, не развалюсь, — Удальцов быстро заткнул ему рот. Не совсем соображая, что они собираются делать (точнее, пока просто об этом не думая), Андрей каким-то чудом переместил их в спальню. Это казалось логичным: Удальцова хотелось уложить на кровать, оказаться сверху и целовать до одури, наблюдая, как темнеют его невозможные глазищи, как расфокусируется взгляд... Ощущать под собой жёсткое мужское тело было до безумия непривычно. Но первоначальная скованность ушла, и Андрей целеустремлённо принялся ласкать Николая, перебираясь поцелуями с губ к шее, а потом ниже, к ключицам... Он был очень осторожен и очень нежен, боясь сделать больно. Швы и повязки с Удальцова сняли, и сейчас на плече багровел свежий, довольно крупный рубец. Андрей почувствовал жгучую ненависть к тому ублюдку, которого даже не смог пристрелить своими руками. Захотелось прижаться губами к больному месту. — Шрам останется, — тихо выдохнул он, не решаясь, впрочем, на само прикосновение. — Не смотри, — вдруг попросил Удальцов. В его голосе слышалось смущение. — Ужасно выглядит. — А как же "шрамы украшают мужчину"? — тихо засмеялся Андрей. И всё-таки поцеловал воспалённую кожу совсем рядом с рубцом. Николай вздрогнул от этого касания и закусил губу. Он вообще был сейчас мягкий, уязвимый, податливый. И Андрей не мог перестать гладить, целовать, лихорадочно лаская. Возбуждение накатывало медленно, но верно, и он чувствовал, что у Удальцова тоже стоит. Штаны мешались, поэтому Андрей стащил их вместе с бельём. Заодно разделся сам, неожиданно краснея под внимательным, изучающим и очень горячим взглядом Николая. Он снова улёгся с ним рядом, чувствуя, как чужая рука скользит по плечу и спине, опускается ниже, чтобы дотронуться до внутренней стороны бедра. Андрей задохнулся, когда Удальцов обхватил его член, двинулся по все длине, пытаясь найти нужный ритм. Сам он не сразу решился сделать ответный жест, но это оказалось просто. Как себе. Николай коротко всхлипнул, когда Андрей сразу стал двигаться быстро и резко, и тут же подстроился под его движения. Большего им сейчас и не было надо. Да Андрей бы и не смог, наверное, пойти дальше, чтобы до конца. Но вот так, постепенно, привыкая друг к другу, замечая, какие прикосновения вызывают ответную дрожь, а какие — стон... Вот так было хорошо, так, как нужно. И стало ещё лучше, Когда Андрей прижался к Удальцову ещё теснее, обхватила оба их члена своей рукой, усиливая трение, возводя удовольствие в абсолют. После ошеломительного оргазма они оба просто лежали рядом, а Андрей подушечками пальцев ласкал припухшую кожу на плече. Мысли текли лениво и неспешно. Удальцов улыбался, глядя на него, и это была умиротворённая улыбка, которую он не видел уже очень давно. Эта улыбка исчезла тогда, когда появилась Ира... А сейчас вернулась, и такой Николай нравился Круглову гораздо больше. — Мой, — хрипло выдохнул он ему в ухо. Это было больше даже, чем признание в любви. — Твой, твой, — тихо засмеялся Удальцов, накрывая руку Андрея своей. — Давай спать? Я месяц о нормальной кровати мечтал. Круглов кивнул и подгрёб Николая под себя, одновременно пытаясь натянуть на обоих одеяло. — И помни: будешь лезть на рожон, я тебя сам убью, — буркнул он, утыкаясь носом Удальцову в плечо и уже почти засыпая. В этот раз Андрею не приснилось ни одного кошмара.