Я не солгу тебе, сказав, что в ту последнюю ночь я видела нечто удивительное. Нечто прекрасное, от чего моя голова шла кругом. Эта была та эйфория, которую человек испытывает лишь раз в жизни. Это не было ни на что похоже. Это было тише, чем молчание, теплее, чем солнце. Это было ярче, чем звезды.
Обжигающая вода с каждой секундой все находчивее заполняла легкие. Рьяно прорываясь сквозь горло по трахее, она жадно наполняла собой органы, заставляя чувствовать ее каждой клеточкой тела, каждым сосудом, каждой мышцей, которые в ответ предательски болезненно сжимались. Ей удалось поймать еще один глоток пресного воздуха, выплюнув немного жидкости, перед тем как ее снова накрыло ударной волной, разбившейся о скалы. Пена и дикое кипение перед глазами не давали подняться на поверхность и издевательски смотрели на то, как беспомощно барахтается их очередная жертва. Мышцы на шее начало сводить в судороге, и создавалось впечатление, что ей в рот вливают расплавленное железо. Девушка инстинктивно поднесла руку к горлу, не обращая внимания в ней на острую боль, когда оно начало рефлекторно сокращаться, пытаясь получить больше кислорода. Но вместо драгоценного воздуха она бессознательно заглатывала очередные дозы соленой воды. В глазах было неприятное жжение и легкая ленивая усталость от слишком сильного зажмуривания. В последние секунды они закрывались сами собой, не справляясь с таким сильным давлением, и уже даже не старались разглядеть пути отхода из этого мутного водоема. Несколько минут назад полное сил и еще отчаянно борющееся за жизнь суетливое тело сейчас начало медленно, но верно наполняться жидким золотом. По венам заструилось нечто опьяняющее, вязкое и тяжелое, что заставляло конечности успокоиться и онеметь. Горло теперь едва ощутимо ныло, напоминая о прежде будто обхваченной вокруг него колючей проволоке, и которое наконец освободили от этих тисков. Вес моментально увеличился в несколько раз. К ногам словно привязали якорь, и все, на что сейчас оставалось сил — это опускаться за ним на самое дно. Боль вслед за секундами все заметнее утихала. Разум погружался в сон. А бледной коже все больше нравились влажные объятья, которыми омывала с ног до головы холодная жидкость. Пелена перед глазами уже не казалась такой пугающей, а скорее приносящей давно утраченное спокойствие и умиротворение. И в этот момент мир словно замер. Самые банальные, как казалось, вещи утратили свое первостепенное значение. Земля перестала крутиться, солнце светить, ветер веять, а огонь гореть… Но на поверхности все также шумели и разбивались волны, без милосердия смывая следы своего недавнего преступления.***
Сухой воздух резко проникнул в нос, раздражая слизистую. Горячая волна прошла через пазухи, направляясь к трахеям и попадая в легкие. В горле до тошноты пересохло, а на языке неприятно ощущался привкус песка. Наташа поворочалась на достаточно жесткой койке. Девушка приоткрыла глаза, привыкая к окружающей ее темноте. Этот мрак разрезали только две тонкие вертикальные линии света в 3 метрах от нее. Первые 5 минут она смиренно лежала, приходя в себя и приводя свое сознание в порядок. Пока в памяти одним за другим не начали всплывать последние воспоминания. Удар о воду. Безумный холод. Невыносимая боль. Романофф широко распахнула глаза и начала осматриваться вокруг себя, вертя головой во все стороны. Она машинально быстро приподнялась на постели, оперевшись на руки, но в эту же секунду через левую руку остро прострелило. Не ожидая такой внезапной боли, девушка рухнула на кровать, издав жалобный стон. Правой рукой она смахнула с себя плед, и потянулась к левому локтю. Обхватив его, она почувствовала под пальцами что-то шершавое; прошлась ладонью до запястья и обратно. Предплечье было перебинтовано. Наташа несильно сжимала руку в разных местах, определяя эпицентр боли. И судя по ее ощущениям, она по меньшей мере сломала лучевую кость и, кажется, раздробила запястье. Девушка сделала глубокий вдох, пытаясь вновь обрести контроль. На этот раз она осторожно привстала, помогая себе правой рукой, и не тревожа левую. Когда ноги опустились на мягкую землю, мысли, как по команде, вернулись в свое русло, напоминая, зачем она здесь. Романофф снова пробежалась взглядом по «комнате». Маленькое круглое пространство сырой земли было огорожено чем-то вроде соломы вперемешку с сеном. Она не разбиралась в основах строительства африканских лачуг. Маленький домик с конусообразной крышей, в которой был небольшой проем для выхода дыма. Наташа осмотрела свое спальное место. Негабаритная, но достаточно плотная и толстая лежанка. И да, тоже из соломы и еще какой-то непонятной травы, которая торчала во все стороны и даже через плотную ткань брюк колола кожу. В темноте было трудно разобрать что-то еще, но словом, больше тут ничего и не было. Романофф с трудом поднялась на ноги: ватное тело прилагалось в комплекте с головокружением. Сделала пару шагов в сторону плотной занавески, заменявшей дверь, и с особой осторожностью выглянула наружу. Не яркий, но достаточно резкий свет заходящего солнца резанул по глазам, заставив девушку зажмуриться и отвернуться. Через секунду, привыкнув к освещению, Наташа вновь просунула голову наружу. Высокие деревья стояли сплошь и рядом, образовывая самый запутанный в мире лабиринт. В нескольких метрах от ее «убежища» небольшими черными кругами продолжала умирать давно сгоревшая трава, местами стояли похожие на ее домик сооружения, или точнее то, что от них осталось. Должно быть прошлых жителей потрепало достаточно. Спустя пару минут созерцания этого зрелища, до ее ушей начал доноситься слишком свежий по ощущениям звук. Наташа всмотрелась в глубь деревьев перед собой и смогла различить блестящие отражения. Водопад с грохотом разбивался о воду, кипение и шум воды никогда не прекращались… Романофф передернуло от наплывших воспоминаний, а кожа покрылась мурашками. Она отступила обратно в жилище, не до конца понимая, как именно оказалась в воде, но хорошо зная, по какой причине. В ее голове машинально запустился поток мыслей. Сколько дней она была без сознания? Возможно, они могли решить, что она утонула… Нет, они не такие дураки. Ей нужно срочно найти его, но она даже не знает, где искать. А что, если они знают, где она? Что, если они уже здесь… Или ее вытащил один из них? В надежде, что не отдаст концы раньше времени. В быстро несущийся вагон ее размышлений на огромной скорости врезался рев приближающейся машины. Романофф была не из тех людей, которые могли паниковать, но сейчас ее пульс точно превышал норму. На автомате она начала проверять здоровой рукой карманы, в поисках своего оружия. «Дьявол.» Наташа резко обернулась, чуть отодвинув штору, в попытке осветить и лучше осмотреть помещение. Первые пару секунд на глаза не попадалось ничего существенного, но потом взгляд упал на маленький темный кусок ткани, торчащий из-под лежанки. Девушка бросилась на землю, переворачивая правой рукой прессованную солому. Ее рюкзак. Романофф почти с нечеловеческой скоростью открыла его и вывернула наизнанку. Затем нащупала одной ей известный спусковой крючок и отвела его в сторону. Потайное отделение открылось. В небольшом карманчике все это время лежал пистолет, верно и преданно дожидаясь свою хозяйку. — Привет, малыш. Пора поработать. — Наташа схватила оружие, крепко зажав в руке, и не раздумывая, выбежала из лачуги. Машина заглушила мотор, остановившись неподалеку. Через несколько секунд дверца с силой захлопнулась, а затем послышались тяжелые шаги. Темный силуэт мужчины решительно направлялся к домику, где девушка лежала без сознания еще полчаса назад. С последним шагом он оказался лицом перед занавеской и внезапно замер. Помедлив пару мгновений, он несдержанно одернул покрывало. Голубые глаза начали блуждать по маленькому пространству в активном поиске. Но вокруг не было ни звука. Здесь почти не осталось следов чьего-то присутствия. Ну, если только почти… Наступившую на пару мгновений мертвую тишину разбил внезапный щелчок. — Очень непредусмотрительно оставлять оружие под кроватью и полагать, что я им не воспользуюсь. — Зиг Зауэр* почти в килограмм был крепко зажат в правой руке и точно нацелен на затылок мужчины. Скорее на автомате, он повел головой влево, в попытке заглянуть через плечо, но Наташа пресекла эти действия. — Я бы не советовала этого делать. Ее тон оставался ровным и решительным, со стороны казался даже слишком самоуверенным. Она достаточно профессионально скрывала эмоции, которые так и грозились прорваться наружу сквозь плотный слой ее скорлупы. Сейчас внутри нее что-то изменилось. Словно появилось нечто, выгрызающее дорогу к ее разуму и сердцу; схватившее ее за нервные окончания и натянувшее их тетивой. Делающее ее голос еще тверже, тем самым почти выдавая себя. Наташа бегло оценила физическую форму противника, отмечая, что при нынешнем состоянии намного уступает ему в силе. И поэтому единственной защитой ей служит пушка, зажатая в ладони. Именно поэтому она только сильнее сжимает ствол, в любую секунду готовая нажать на курок. — А теперь медленно опусти свой нож. — голос по-прежнему спокойный. Достаточно мягкий, с манящими низкими нотками, и недостаточно искренний, чтобы поверить в то, что он плавно шепчет тебе на ухо. Но этого всегда достаточно, чтобы соблазнить кого-угодно, не прилагая особых усилий. Этого оказалось достаточно, чтобы мышцы на мужской спине содрогнулись, и по ней прошла мелкая дрожь. Этого достаточно. Ее без пяти минут пленник неожиданно взмахнул и повел правой рукой, перекатывая холодное оружие между пальцами, отчего сердце девушки совершило кульбит, а дыхание перехватило. — Я сказала медленно! — прозвенело в ушах сорвавшимся голосом. Наташа резко прижала пушку к его голове, пытаясь унять бешенный пульс. Прохладный металл жестко и весьма болезненно упирался в затылок мужчине, абсолютно недвусмысленно призывая к подчинению. — Вот так, хорошо. — лезвие упало на влажную землю с глухим стуком. — Оттолкни ногой. — мужчина отпихнул предмет чуть дальше, так что теперь он был вне досягаемости. — Отлично. По возвращавшимся игривым ноткам в ее интонации можно было сказать, что контроль над ситуацией снова перешел в ее руки. Ну, или просто ей так нравилось думать. По ее тону никогда нельзя было точно сказать, что именно она испытывала. Ведь голос был намеренно вкрадчивым, словно она старалась проникнуть в мысли своей жертвы и свести ее с ума. Наташа с молниеносной скоростью генерировала идеи дальнейших действий, как бурный поток ее мыслей прервал хрипловатый низкий мужской голос. — И это вместо того, чтобы сказать «спасибо». — на одно лишь мгновение в ее лице что-то поменялось, чего он никак не мог увидеть, повернувшись к ней спиной. Но это маленькое «что-то» явно прошлось дрожью вдоль всего позвоночника и отдалось в правом запястье. Ладонь мимолетно дрогнула, но Романофф мгновенно взяла себя в руки. — Ммм, а не много ли чести? — Наташа привыкла заставлять всех (в особенности мужчин) плясать под ее дудку. Она ни каплей не показала, что что-то пошло вдруг не так. Не подала виду, что он смог заставить ее в чем-то засомневаться. А для себя же отметила, что ей просто показалось. Ей не могло не показаться. — За сохранение жизни? — на удивление, он говорил твердо и спокойно для человека, которого держат на мушке. — Ты мог бросить меня в реке! Зачем спас? — ей удалось скрыть внутреннее волнение, но голос все же предательски дрогнул на высоких тонах. — А не должен был? — по правде говоря, его ответы приводили ее в некоторое замешательство. Некоторые вещи может и указывали на то, что возможно он не настолько опасен, как она думает, и что на самом деле ей ничего не угрожает. Но разумеется, она была бы полной идиоткой, доверившись первому встречному в диком лесу третьего мира, где по ее личной статистике 100 наемников на один квадратный километр. Проверку особых личностей еще никто не отменял. — На кого ты работаешь? — Ни на кого. — Кто тебя нанял? — оружие чуть подтолкнуло его голову вперед, так что теперь она была немного наклонена. — Я же сказал никто! — похоже, вся эта ситуация только забавляла его, и по его голосу девушка могла предположить, что он улыбается. Но сейчас ей нужна была любая информация, и он, очевидно, не собирался давать ей ее. — И почему я не верю тебе? — прозвучало с иронией. Наташа первый раз в жизни не могла понять человеческих мотивов. Она понимала мотивы Госдепартамента. Понимала мотивы Совета Безопасности, Генерального секретаря. Мотивы Генеральной Ассамблеи**. В конце концов понимала мотивы миротворцев ООН***, которых заслали за ней в Эфиопию, и которые пасут ее уже несколько дней с момента ее прибытия в страну солнца. Не принимала, но понимала мотивы всех этих людей и организаций. На сухой остаток, даже в какие-то моменты могла осознавать свои мотивы: когда паковала вещи, покупала билет (в один конец), и с одному Богу известно откуда взявшейся уверенностью садилась в самолет. Это были достаточно редкие моменты, так как 90% времени она про себя думала: «Какого черта?», — но все же они были. И теперь единственное, чего она сейчас никак не могла понять — этого человека. — Нынче людям нельзя доверять. — прозвучало негромко с какой-то тоской в голосе. Теперь он будет на жалость давить? Мало того, что времени в обрез… — С меня хватит. — фраза пронеслась на выдохе вперемешку с нервным смешком. — Я не болтать сюда пришла. — лицо украсило некое подобие улыбки. Затем Романофф, не успевшая толком ничего сообразить, лицезрела, как мужчина решительно быстро разворачивается, и вот уже стоит к ней лицом к лицу. — А зачем ты пришла? — отчеканенная фраза ударила под дых, и Наташа инстинктивно сделала шаг назад. Зиг Зауэр все еще был нацелен прямиком на голову. Темные растрепанные волосы ниспадали на лоб и перекрывали глаза. На открытых участках лица, которые не скрывала борода, виднелись свежие ссадины и порезы. От этого человека исходила мощнейшая энергия. Он словно был олицетворением самой Силы. Но девушка пока не могла определить какой именно — защиты или угрозы. Он сдержанно, но тяжело дышал. Будто каждый вдох доставляет ему почти физическую боль. И со стороны они должно быть выглядели весьма странно, но кого это волнует. Наташа металась от одной мысли к другой, не в состоянии принять сейчас хотя бы одно решение. Ее взгляд то и дело опускался на ладонь со стволом, то принимался изучать огрубевшее и немного жесткое лицо, черты которого, как ей казалось, ей были знакомы. — Ты не выстрелишь. Он сказал это таким тоном, будто точно знал, чем это закончится. Будто он видел, что она не сможет предпринять. Чувствовал ее следующий шаг, слышал ее мысли, читал ее саму. А может от того, что ему хватит и трех секунд, а возможно даже и двух, чтобы перехватить этот пистолет и выстрелить в упор. Доказательством того, что она об этом подумала, служили ее широко распахнутые глаза, в которых едва заметно промелькнул неподдельный испуг. Но мужчина продолжал лишь внимательно смотреть на нее, не собираясь переходить к действию. В следующее мгновение выражение лица девушки мимолетно изменилось, что теперь на нем можно было увидеть только холодное безразличие. — Я бы не была так уверена. Ведь ему действительно не стоит быть так в этом уверенным. Потому что в глубине души она была точно не уверена. Но не была уверена, что выстрелит. — Ну, во-первых… — неожиданно он начал поднимать правую руку. Сначала медленно — наблюдал за ее реакцией. А когда никакого протеста не последовало, продолжил то, что начал. «Ну конечно… Тебе интересно.» Мужчина поднес правую руку к левому плечу. Пальцами оттянул тугую черную ткань снаряжения, открывая небольшой потайной карман. Через пару секунд в его руке оказался небольшой прямоугольный черный предмет. Демонстрируя перед девушкой металлический магазин, он вертел его между указательным и средним пальцами. И в этот момент Романофф забыла как дышать. Как черным по белому было ясно, что это были за патроны. И данный факт если и не сказать, что шокировал, то очевидно вызвал глубокое потрясение. Она не выронила пистолет и не выкинула его к чертовой матери, но вытянутая рука лишь опустилась, в одно мгновение потяжелев в несколько тысяч раз, и теперь была направлена на его грудь. — А во-вторых — – мужчина осторожно делает шаг навстречу и натыкается на мертвую преграду. Дуло целиком упиралось в область, где под глухими ударами сердце жадно качало кровь и приказывало растекаться по венам. Зеленые глаза с непониманием уставились на него, время от времени поглядывая на оружие, вонзающееся в свою цель. Пока в конечном счете не застыли на его лице после того, как он продолжил фразу: — Ты все еще слишком наивна для этой работы.