— Урд, просыпайся! Слива зацвела, — распахивая сёдзи, в комнату босиком забежал мальчишка, невесомо ступая по тёмным доскам. Чёрный хвост выбивался из-под ткани юкаты, а в коротких, но растрепанных волосах запутались ярко-розовые цветки, касаясь кромки лисьих ушей.
— Риг… Ради всего, если ты просыпаешься раньше, это не повод будить и меня, — выглядывая из-под футона, пробурчал донельзя сонный голос, а после сверкнули два голубых глаза. Джиллес ужасно хотел спать — всю ночь он находился в додзё, медитируя и тренируясь в ударах. Но посмотрел на бледное лицо названного брата, в его искрящиеся тёмные глаза, Урд издал тяжёлый вздох, выбираясь наружу. — Ты ведь вообще не спал, да?
— Отцу не стоит знать, что я всю ночь просидел в его библиотеке, — приложив указательный палец к губам и прищурив один глаз, лукаво усмехнулся Стаффорд, хватая мальчишку за руку и сквозь его протесты, выраженные шипением и виляющим светлым хвостом, потащил на улицу. Снег, который почти тут же таял под босыми ступнями, был мягок и вызывал судороги своим холодом. Но даже это не помешало где-то пять минут любоваться припорошенными за ночь цветами умэ, пока оба ребенка совсем не продрогли, быстро возвращаясь в свои постели. Оба старательно закрывали на эту выходку глаза последующие несколько дней, стараясь справиться своими силами с кашлем и чиханием, но украдкой смеялись от этого, оставаясь одни в библиотеке.
Но беззаботное детство имеет тенденцию проходить даже у тех, чья жизнь гораздо длинней человеческой.
— Я повторю ещё раз, — упорно пытаясь сохранить спокойный тон голоса, Джиллес ходил перед братом с баккеном в руке. — Стойка должна быть устойчивой, держать рукоять крепко нужно лишь мизинцами, безымянными и большими пальцами, остальные должны быть чуть расслаблены.
Как зачастую бывает, у каждого свои таланты. Так было и в тот момент: Риг преуспевал в колдовстве, в свои двести уже пытаясь создавать новые заклинания, а Урд преклонял голову перед фехтованием, обгоняя многих старших в искусстве владения мечом. Однако оба брата встречали на протесты лишь одно:
«— Вы — будущие наследники. Поэтому вы должны владеть любым искусством в совершенстве. Это поможет вам не только при дворе, но и в битвах против наших врагов.»
Врагов… С самого детства в их головы вкладывали мысль, что тэнгу — враги, которых нужно незамедлительно уничтожить, стоит только увидеть. И эта мысль закреплялась от раза к разу, стоило только увидеть раненых и иногда мёртвых собратьев после боя. Запах крови бил в нос, вызывая всепоглощающую ярость по отношению к тем, кто пустил им кровь.
Поэтому Риг был вынужден учить брата новым заклинаниям, а он в ответ — тренировать. Изо дня в день, из недели в неделю. Желание учить нечто, претящее обоим, возникало лишь из-за близкого друга рядом, что редко мог отвесить лёгкий подзатыльник за витание в облаках.
Но даже подкрепляемые ненавистью, никто из них не рвался в треклятый бой, стремясь отложить этот момент за неумением чего-либо.
Однако они оказались посередине поля ликорисов, возле небольшого горного пруда. Стоя спина к спине, оба юноши смотрели на кровь на своих руках; на кровь, что медленно капала с их пальцев на цветы, а с них — на землю. Взгляды гуляли от одного тела к другому — они убили порядка четырех тэнгу на этом месте буквально парами минутами ранее. И оба не шевелились, глубоко дыша носом. Тёплая кровь поверженного врага начала будоражить скрытых под плотью и кожей демонов, их персональных тёмных сторон. Что Стаффорд, что Джиллес — оба чувствовали своё могущество над чужими, столь хрупкими жизнями, которые можно было так легко и быстро переломить, словно стебель цветка. Наконец в их головы пришло осознание — они сильнее многих, даже своих собратьев. И это чувство окрыляло.
Но оба той ночью так и не смогли заснуть, рассматривая свои руки, с которых смылся багрянец, и после, уходя каждый по своим делам: Риг — тренироваться, Урд — учиться.
Теперь ежедневной рутиной стала не учеба — это была борьба. Борьба за своё место, за свою душу, за свой разум, за самого себя целиком. И дело было не только в стычках с воронами — их было достаточно немного. Всё таилось в том саднящем под кожей желании уничтожать ещё и ещё, дабы удостовериться — они сильнее многих. Оно выбивало почву из-под ног, лишая покоя и сна. Заставляло теряться в самих себе, уродливыми когтями скреблось под рёбрами до немого крика в одиночестве и головной боли. И так до очередного боя или пыток, на время которого оно замолкало и сменялось на садистское удовольствие от чужих криков и вывороченной наизнанку плоти.
Самым отвратительным, что изредка проскальзывало в мыслях, было то, что это поощрялось Шикамаду. Их жестокость была предметом гордости их Отца – эта мысль вызывала лишь приступ тошноты.
Лишь фигурки на шахматной доске, у которых не было выхода, кроме как подчиняться королю. Потому что именно этот король подкармливал их внутренних демонов новой кровью и болью, а без этого тьма братьев грозилась уничтожить всё вокруг них.
— Выйти босиком на снег? Глупо, — облокотившись на одну из балок, Урд выдохнул облако пара, смотря на безоблачное ночное небо. Риг не отвечал, смотря туда же, куда и брат. Только шесть хвостов нервно вздрагивали от глубоких и тёмных раздумий.
— У меня плохое предчувствие, — коротко осведомил брата Стаффорд, только после этого разворачиваясь и усмехаясь уголками губ. — У тебя ведь тоже, да? — Не копайся в моих мыслях. — Мне не нужно накладывать на тебя чары, чтобы понять, о чём ты думаешь, брат — у тебя всё на лице написано, — прикрывая нижнюю часть лица рукавом, кицунэ тихо засмеялся, запрыгивая на веранду в следующий миг. — Так я прав? — Ты уже получил ответ, — отталкиваясь от балки, Джиллес подошёл к ёкаю, глубоко вдыхая холодный воздух. Этой ночью в воздухе витал запах скорых кардинальных изменений в жизни двоих уже почти мужчин, отчего один из них чувствовал тревогу, а второй — лёгкий озноб и новую головную боль. — Да. Словно завтра что-то пойдет не по плану и кто-то из нас пострадает. Впервые чувствую такое напряжение перед боем. — Тоже, — разворачиваясь и смотря в глаза, Риг тяжело выдохнул, снимая маску веселья на миг, чтобы вновь ободряюще улыбнуться. — Предлагаю пойти сейчас по комнатам, выпить чаю и лечь спать. Что думаешь? — Согласен, — позволяя себе слабую улыбку, Джиллес пошёл вслед за братом.
Но даже так в душах обоих продолжали роиться тревога и опасения.
И чутьё не подвело. В разгар боя кицунэ не заметили ловушки, к которой их привели тэнгу, и новая волна лисьего пламени растопила скрывавшиеся в тонком слое льда печати, порождая тем самым несколько мощных взрывов. Секундное затишье на склоне горы тут же сменилось хаосом — взрывы и тепло, выделенное из-за них, вызвали обвал и грязевой сели из талой воды, и комьев земли. Контуженные взрывом лисы не успели окончательно прийти в себя, как поток под их ногами стал слишком сильным, смывая Рига с уступа и заваливая камнями. Наверняка, это бы убило его, если бы не созданный уже в падении барьер, что, однако, не спас от удара об землю.
В сознание он пришёл лишь ближе к ночи. Одежда, пропитанная влагой, стала твердой и окостеневшей. Озноб, уже не эфемерный, а самый что ни на есть настоящий, как и жар, давали понять — до своего дома он вряд ли дойдет. Сейчас он был слишком легкой добычей для о’ни — состояние организма, да и раны, полученные в ходе битвы и падения, не позволят полноценно сражаться. Осторожно поднявшись и облокотившись на дерево, Риг начал осматриваться, глубоко дыша ртом. Вокруг не было ни души. Неужели его даже не искали? Еще раз осмотревшись, на глаза попался обрывок красного рукава знакомого хаори – Урд тоже пострадал при том обвале. Но ни его запаха, ни его магического следа не было поблизости. Это могло значить две вещи: либо он погиб, либо его нашли их разведчики, а поисками второго наследника остальные решили заняться на рассвете.
Стоило ли вообще ждать помощи?..
Раздраженно фыркнув и отломав сухую ветку дерева, Стаффорд оперся на нее, начиная осторожно идти вперед. Чуть ниже должна была быть тропа – он помнил этот участок горы. Наведя на себя морок и сменив внешность на юного монаха, кицунэ медленно шел во тьму. Нужно было найти место, чтобы переждать ночь и подлатать раны. Но с каждой минутой становилось лишь хуже — слабость накатывала всё новыми и новыми волнами, а из-за жара мысли смешивались в общую кучу. Перенаправляя магию к ранам для их скорейшего залечивания, Риг лишь ухудшал своё состояние: он больше не терял кровь, но использование магии в таком положении сильно изматывало. В итоге Стаффорда повело в сторону, через миг швыряя с новой силой в густую тьму — он потерял сознание, перед этим подумав лишь об одном:
«Инари-сама, позвольте мне умереть в грядущем беспамятстве…»
Он морально был готов к смерти. К тому, что его раздерут в клочья безмозглые демоны, пожирая плоть.
Но этого не случилось — Риг начал постепенно приходить в себя, щурясь от мягкого света. Тело приятно ныло от окружившего его тепла, а нос уловил запах зелёного чая.
Однако… Это место не было похоже на какую-либо комнату во дворце.
—Он очнулся, — неожиданно раздавшийся сбоку детский голос, принадлежащий мальчику, заставил дернуться, а после зашипеть — от резкого движения тело запротестовало болью. Однако краем глаза Риг смог рассмотреть этого ребёнка — в тёмной юкате, с фиолетовыми, большими глазами, какие могли быть только у ребёнка, и короткими чёрными волосами. Но неприятный холодок прошелся по спине, когда Стаффорд увидел за спиной ребёнка чёрные, как смоль, крылья.
Ворон тэнгу?..
— Спасибо, что присмотрел за ним, Сакаэ, — приятный баритон коснулся лисьих ушей в тот же миг, как к ним зашел высокий мужчина в белой юкате, к которому тут же подскочил мальчишка, обнимая. Большие чёрные крылья старшего ёкая своими перьями касались пола, и, наверное, впервые в своей жизни Риг подумал, что эти самые крылья были безумно красивы и сильны. Старший дух отправил Сакаэ спать, закрывая за собой сёдзи, в упор смотря на неподвижного Рига: — Я надеюсь, ты понимаешь, что будет, если о тебе прознают? Не двигайся. Твои раны даже под влиянием чар будут затягиваться не очень быстро.
— Почему… Почему ты притащил меня сюда? — вопреки предостережениям, Стаффорд сел, смотря из-под бинтов в светлые глаза. — Ты… Ты знаешь, кто я?
Ситуация с каждой секундой казалась всё более и более отвратительной. Прямой взгляд начал пробуждать тьму в душе, а осознание ситуации — противную тревогу. Сейчас он был полностью в руках этого ёкая. Но внезапная усмешка возможного оппонента заставила удивиться, напрягаясь еще больше, а после – широко раскрыть глаза от услышанного: — На помощи тебе настоял Сакаэ. Странный ребенок. Защищать возможного убийцу его наставника… — Стоп, погоди. Ты позволил какому-то ребенку, который едва пережил свою метаморфозу, забрать в своей дом меня, вашего врага, просто потому что он настоял на этом?
Это было смешно. Нет, скорее, нелепо. Да, именно нелепо. И Риг мог поклясться, что был готов рассмеяться, если бы не режущая боль в груди и слабость, а также полная открытость перед врагом, на чьем поясе была закреплена катана.
Однако эта баталия взглядом вскоре прервалась, и Стаффорд остался один в небольшой комнате, наедине со своими мыслями и рассуждениями. Ситуация, в которую он попал, была двоякой: с одной стороны, эти тэнгу казались ему невообразимо глупыми — оставили его одного, перед этим притащив в свое поселение, но с другой – чувствовался подвох. В конце-концов, как они разрушили чары его уровня? И вера в слова ребенка взрослым…
— Ты не пытаешься бежать, — и снова этот голос, раздавшийся буквально позади него. Детский. — Не боишься заходить к страшному лису без наставника? — Риг буквально лелейно пел, плавно вставая и скрепя зубами от боли. — Он ушёл. — Ты безумно глуп, Сакаэ-кун, — кицунэ бросил придирчивый взгляд через плечо на мальчишку, что стоял с двумя тяванами чая, и тихо хмыкнул. — Всё равно не попытаешься, — присаживаясь напротив, тэнгу демонстрировал совершенное спокойствие, улыбаясь уголками губ. — Ты в замешательстве, ослаблен и не способен использовать чары. Тебе не выгодно и опасно идти в таком состоянии против множества вооруженных воинов. — Не могу использовать чары? — усмешка становилась только шире, но следующие слова заставили нервно вздохнуть и закатать рукава одежды: — Не можешь — Оотока-сан применил на тебе печати, что завершил мой прошлый наставник. Иероглифы выведены на твоем теле его кровью и смоются лишь при определенном заклинании. А его уже знаю только я. Без магии ты не проникнешь в моё сознание и ничего не узнаешь. — Какого?.. — смотря на тонкую вереницу иероглифов на светлой коже, Риг не мог поверить — он… действительно в ловушке? Нет. Нет, быть не может! — Ты лжешь. — Проверь… Но я не знаю, какая будет реакция, — всё так же спокойно пробормотал Сакаэ, расставив небольшие пиалы на столике. И это спокойствие, это доверие к нему начали злить лиса; пальцы сами собой приняли удобнейшую позицию для удержания лисьего огня, приятная волна тепла разлилась от живота до плеч… И с обжигающей болью отдалась во всем теле, заставив упасть на колени и закашляться. Взбешённый алый взгляд уперся в обеспокоенные фиолетовые глаза ребёнка, что встал и сделал к нему шаг.
Получается, что недоросль всё же не лгала, с досадой подумал ёкай, присаживаясь напротив столика. — Допустим, я теперь не могу ничего сделать, чтобы покинуть… это место. Тогда другой вопрос — почему ты настоял на помощи мне, Сакаэ-кун? — Потому что мне нужны были ответы, а их гораздо легче получить от того, у кого нет иного выхода, кроме как отвечать на них. — Вот как, — справившись с дрогнувшим от нервного тика веком, Риг взял вторую пиалу, отпивая чай. Согревает. — Ответы на что ты хотел узнать?
Подумать только — они, два враждующих вида, просто сидят друг напротив друга и пьют чай, беседуя. «Маразм», — был готов закатить глаза Стаффорд, но тогда бы согласился, что этот самый маразм настиг его.
Чай успевает едва коснуться губ кицунэ, когда всё же звучит вопрос: — За что и почему кицунэ и тэнгу воюют?
Риг замер. Он перевёл взгляд с пиалы на мальчика, чьей взор посуровел, опустил тяван на столик и непонимающе посмотрел на тэнгу перед собой.
— Как давно ты пережил свою метаморфозу?
— Пятнадцать лет назад. И кого бы я не спросил, все в ответ говорили, что не знают, за что готовы умирать, что это идет из прошлого. У тебя же шесть хвостов — ты живешь шесть веков и знаешь больше. Поэтому… Сможешь ли ты ответить, почему происходит так? И за что сражаешься конкретно ты?
«Невообразимо», – эта мысль мелькнула в голове лиса, когда он удивленно смотрел на тэнгу перед собой. Пятнадцать лет по меркам духов — совсем дитя, но он задался вопросом, который не приходил ему, Ригу, в голову на протяжении всей жизни.
И он так и не смог ответить. Думал всё то время, что был в этой деревне, но не смог найти ответ, о чём и сказал вновь пришедшему к нему Сакаэ.
— Тогда, получается, все эти жизни… были отданы за идею, которой уже нет?
И снова вопрос остался без ответа. Всего два изречения ребёнка поселили во взрослой душе кицунэ смуту и во время нахождения в поселении, и уже на свободе. Это неясное волнение и тяжесть в груди не исчезали ни в момент встречи с живым братом, ни при отдыхе в комнате, ни при тренировке юного лиса — вроде, его звали Ферид. Библиотека и свитки истории стали друзьями едва ли не на столетие, а тварь внутри улеглась, придавленная тяжестью этих вопросов, вырываясь только во снах, заставляя ёкая просыпаться в холодном поту.
— Что происходит, Риг? — отловив Стаффорда ночью, когда он старался выскочить за врата, Джиллес едва ли не припер его к стенке. Тревога и отдаление давнего друга очень не радовали семихвостого, как и его странное поведение в последнее время.
— Я… решил прогуляться, — почти натуральная улыбка дрогнула в уголках губ, выдавая с головой.
— А если ты не будешь лгать? — на этих словах точёные черты лица исказились – на нём проступили многолетняя усталость и тяжесть, что до этого скрывались под маской шута. — Ты перестал рваться в бой, прекратил как-то интересоваться всем своим окружением, хотя раньше только и делал, что трепался. Что происх-…?..
— Я должен кидаться в бой, не зная, за что отбираю жизни? — печальная усмешка, настоящая, появилась на лице, а звучащий тихо-тихо голос добрался до самых недр сердца, заставляя Урда отшагнуть назад и нахмуриться. — Я должен убивать, просто потому что… должен? Потому что нам это в головы вкладывали?
— После той пропажи ты как не в себе… Что тогда произошло?
— Если я скажу, что мирно поговорил с юным вороном тэнгу и он раскрыл мне глаза, ты поверишь? Или тебе больше придется по душе версия об умопомешательстве от одиночества? — тёмная тварь приподняла свою голову, тихим рыком прорываясь в голосе начавшего медленно идти кицунэ. Все семь хвостов нервно вздрагивали, выдавая недовольство и разочарование. — Я задам лишь два вопроса: за что мы сражаемся и из-за чего это всё началось?
— Тебе затуманили разум!
— Ну, раз версия с «затуманили» тебе больше нравится — верь в неё, — вновь надевая маску улыбки, кицунэ двинулся к веранде, глубоко дыша носом — чужая глупость и недальнозоркость несказанно злили.
Новый витраж разлетелся у бледных ладоней, оставляя лиса в глубокой тьме один на один с воспоминаниями. После этого пререкания, на следующей неделе Отец устроил серьёзный разговор с ним, приходя к выводу, что лучше ликвидировать такую угрозу в лице Рига, говоря, что кицунэ убивают ради доказательства превосходства над другими. — Тогда я не буду кицунэ… — осколки осели на кожу снегом, тут же обращаясь в синий огонь. Тогда он взял себе имя Сайто. Тогда он, стараясь убить Шикамаду, ради прекращения его тирании, перебил множество своих же, что… столь слепо верили словам диктатора и не думали своими головами. Мягкий свет пламени освещал не дальше двух метров во все стороны. Медленно дрейфуя в этой тьме, Сайто тяжело дышал — будто что-то сдавливало грудь и голову; он что-то забыл, важное, но недавнее. Но где-то на задворках сознания была мысль — сейчас он перейдет последний рубеж и… Исчезнет? Да. Он — одинокий лис-изгнанник, уничтоживший многих вместе с собой. Это был естественный конец. Но… Что он так яростно защищал, раз решил принять смерть? Впереди показалась белая фигура, источающая слабый свет. С каждым шагом её силуэт становился всё более и более отчетливым, пока перед ёкаем не предстала красивая девушка в бело-рыжем кимоно. Она смотрела на него с мягкой улыбкой, протягивая свою ладонь, не двигаясь. — Инари-сама… — Сайто слабо улыбнулся богине, что встретила его в этой тьме. Лисий огонь погас в его руке. — Я так часто взывал к Вашей помощи, что от этого становится стыдно. Простите меня. Короткий поклон отдаляет момент ухода, но после пальцы тянутся к чужому свету, чувствуя его тепло и ласку. И когда их ладони почти касаются друг друга, лис чувствует прикосновение к руке. Взгляд скользит по ткани кимоно, с удивлением обнаруживая там большое чёрное перо. Богиня недоуменно моргает, отпуская его руку и смотря на эту вещь с таким же непониманием, что и ёкай. Перо жесткое, воронье, но… «Слишком большое», — думает Сайто, вертя его в пальцах и рассматривая в тусклом свете. Но его структура кажется слишком знакомой пальцам, как и запах. И как же неожиданно приходит осознание, чьё это перо. — Госпожа, — слабо улыбнувшись и убрав перо в рукав, кицунэ отшагнул назад. — Я… не могу взять Вас за руку. В чужих глазах мелькает осуждение. — Я должен пока что пожить. Иначе этот своенравный ворон помрет без меня. Богиня наклоняет голову чуть набок, к плечу, моргая пару раз, и неожиданно вновь улыбается, тоже делая шаг назад. От каждого её шага по этой тьме словно идут концентрические круги, а свет становится лишь ярче и ярче, пока не начинает слепить. — Очнись, чёртов подонок! — громкий крик над ушами заставляет раскрыть глаза и жадно вдохнуть, дернувшись вперёд, но тут же взвывая от боли в теле и веса на нем, что не дал подняться. — Гурен?.. Во имя всего, что ты кричишь?.. — голос безумно слабый и тихий, но даже он заставляет тэнгу подскочить и неверующим взглядом уставиться на едва улыбающегося, всего в бинтах, кицунэ. И, поймав этот взгляд, дух задерживает дыхание, сквозь боль поднимаясь на локтях. — Гурен? — Ты… Ты, ублюдок, чуть не сдох тут, а теперь что-то возникаешь?! — хлесткий удар по щеке заставил охнуть пострадавшего, а после повалиться обратно на футон под тяжестью чужого тёплого тела. — На мне и так живого места нет, Гурен, — насколько мог, жалостливо протянул лис, поглаживая по непослушным волосам Ичиносэ. Ворон даже не пытался сопротивляться — он просто лежал рядом, уткнувшись носом в шею Сайто, и мелко дрожал, сжимая в пальцах футон. — Ты идиот… Вымотать себя до такого состояния, чтобы едва не помереть… — Ты волновался обо мне?.. — Заткнись. Это заставило улыбнуться и замолчать, сквозь боль поворачиваясь на бок и смотря в уставшие фиолетовые глаза, в которых не было ни ненависти, ни ярости – только облегчение и покой, а так же усталость. — Как долго я лежал?.. — Двое суток. — И ты заботился обо мне? В ответ — закрывшиеся глаза и поджатые в недовольстве губы, как и появившийся на скулах румянец. «Чертовски мило», — мелькает в голове, когда все девять, немного подпаленных хвостов, укрывают тэнгу, а в лоб его невесомо целуют. Но это не вызвало никакой реакции — Ичиносэ слишком вымотался, как морально, так и физически, и просто заснул. Чёрное большое крыло спрятало под собой израненного кицунэ, что тоже закрыл глаза, обняв своенравного юношу, и провалился в сон.