Любопытство не порок...

      Пока Акшок сидела в темнице, ее ребра благополучно срастались, и с каждым днем она чувствовала, как силы возвращаются к ней. Чтобы не умереть от скуки, она подслушивала разговоры на улицах, благо окно темницы выходило не в тюремный двор, а на дорогу, по которой ходили подмастерья-зеркальщики. Из их болтовни она почерпнула много интересного.       Она узнала, что хозяином зеркальных мастерских является Главнейший Министр Нушрок, что он — один из богатейших людей в Королевстве, что зеркальщикам надоела его экономия на их труде: он никак не желал заменить ртутную амальгаму серебром — а это было бы гораздо безопаснее для рабочих. А уж про оплату и говорить нечего — это были чистые слезы. В среде рабочих были очень нехорошие настроения — они злились день изо дня все сильнее, и только неистовый страх перед Нушроком пока что не давал им расхрабриться до такой степени, чтобы устроить массовые погромы. Однако, Акшок отчетливо поняла, что достаточно маленького толчка, чтобы злость и раздражение рабочих вылилось в бунт. И когда через несколько дней в дверном проеме возникла стройная фигура Главнейшего Министра, Акшок улыбнулась.       Нушрок стоял в дверях и смотрел на то, как девчонка наблюдает за ним и задумчиво улыбается. Не иначе, как что-то задумала, подумал он, какую-то каверзу. Все это время Министр получал донесения от охранявшей ее стражи, они описывали все — что она ест, что делает, во сколько ложится спать, как долго сидит у окна. Никакого буйства Акшок не выказывала и была совершенно спокойна. Наконец, Нушрок решил, что настало время задать ей кое-какие вопросы. И вот, сейчас он смотрел на Акшок и понимал, что ошибся в своем первичном суждении насчет нее. Она не была помятым цветком. Она была кошкой, со всеми кошачьими повадками. «Во что ты со мной играешь, девчонка?» — подумал он.       — Ты на меня так смотришь, словно кто-то нарисовал на мне узоры, а я этого не заметил! — Нушрок решил, наконец, прервать затянувшееся молчание.       — О, нет, господин Министр, — хихикнула она. — Все у вас в полном порядке, наводите ужас, как и всегда.       — Но не на тебя, — уточнил он.       — Считайте, что я несколько слабоумна, и поэтому не в состоянии постичь все величие исходящего от вас кошмара, — она почесала свой бок — ребра все еще зудели, хоть и почти срослись.       — Я вижу, тебе уже лучше, — мрачно усмехнулся он. — В прошлый раз ты была не так весела.       — О, я себя чувствую прекрасно, — она потянулась на своем ложе из соломы, ее майка слегка задралась, обнажая полоску кожи на животе. Нушрок подавил в себе желание облизнуться. Воистину, кошка, подумал он. — Чего нельзя сказать о ваших рабочих-зеркальщиках, — промурлыкала она.       — Эта чернь вечно чем-то недовольна! — раздраженно отмахнулся он, злясь на себя за свои реакции на Акшок.       — Эта чернь голодает, господин Министр. Вполне естественно, что она недовольна. Ни одно кривое зеркало не сможет исказить того, что чувствует голодный желудок. Попробуйте не есть хотя бы один день, и вы поймете. Не очень хорошо поймете, но все-таки…       — На что ты намекаешь? — Нушрок нахмурился.       — Я готова даже не намекать, а сказать откровенно, если позволите, — она смотрела на него, слегка прищурив свои черные глаза.       — Позволяю! — он двинулся в ее сторону, но Акшок резко сказала:       — Не подходите ко мне!       — Ты указываешь, что мне делать, в МОЕЙ тюрьме?! — Нушрок побагровел от злости.       — Господин Министр, я не была в ванной уже несколько дней, поскольку банные дни в вашей тюрьме проводятся нечасто! — поспешно затрещала Акшок. — И я не думаю, что запах, исходящий от меня, вам понравится!       Нушрок остыл. Он прислонился плечом к стене тюрьмы (по счастью — эта камера была сухая), и повелел:       — Рассказывай!       — Слушаюсь, господин Министр! — пропела она. — Так вот, из того, что мне удалось услышать от проходящих мимо зеркальщиков, я поняла одну вещь: вы похожи на человека, который удобно устроился на пороховой бочке и даже уже успел поджечь фитиль. И осталось совсем чуть-чуть подождать, когда вы и все это Королевство с весьма впечатляющим грохотом взлетите на воздух.       — Вот как… Продолжай!       — Люди очень злы, господин Министр. Им негде жить и почти нечего есть. Яд, которым вы покрываете свои зеркала, разрушает их тела. Они больше не могут так существовать. И когда чаша их терпения переполнится, вам не помогут даже хорошо обученные Королевские войска. Они задавят вас числом. Вы ведь знаете, что происходит, когда начинаются массовые бунты?       — Да… От вседозволенности эти людишки сходят с ума, убивают всех, кто мало-мальски прилично выглядит, громят все, что попадается им на пути, страна ввергается в хаос и разрушения, — задумчиво проронил Нушрок.       — И вам очень повезет, если вы успеете сбежать куда-нибудь далеко, — кивнула Акшок. — И это неизбежно. Вы точно хотите именно такого решения вопроса?       — Не говори ерунды! — фыркнул Министр. — Раз уж решила поделиться своими мыслями, так делись.       — Ну, я не деловой человек, во всех этих финансовых вопросах разбираюсь плохо, — пожала она плечами. — Но мне ясно одно: корова, которую не кормят, перестает давать хорошие удои и подыхает. Но если корову хорошо кормить, держать в холе и тепле, то молоко и сливки она дает отменные.       — Ты намекаешь на то, чтобы я сменил ртутную амальгаму на серебро? Это влетит мне в копеечку! — возмутился Нушрок.       — Ну, чтобы много получить, надо хорошо вложиться. Кроме вас ведь никто больше не делает зеркала по королевскому заказу. У вас монополия, конкурентов нет. А значит, вы можете поднять цену, чтобы это все окупилось. Кроме того, можно поощрять рабочих. Простым можно платить столько, чтобы они могли прокормить семьи. А если рабочий высококвалифицированный, то ему можно дать и хорошее жилье. Когда людям показываешь пряник, они начинают лучше работать, гораздо лучше, чем когда им показываешь кнут.       — Ну, а если они распоясываются и начинают отлынивать?       — Нерадивых можно увольнять. На такое хорошее место будет много охотников, которые будут прекрасно работать и держаться за это место руками и ногами.       Нушрок обдумал ее слова.       — На ванну ты себе заработала, — буркнул он. — Идем.       — Вы меня выпускаете? — она чуть не привзвизгнула от восторга.       — Не обольщайся. Ты по-прежнему будешь под стражей. Только это будет стража в моем замке. Не пытайся убежать, я тебя из-под земли достану, — пригрозил Нушрок.       — Слушаюсь, господин Министр, — смиренно сказала Акшок, но он явственно видел, что ее глаза так и сверкают озорством. Он тихо порадовался, что научился за многие годы сохранять угрюмое выражение лица — Министру не полагается весело ухмыляться. Да и нечего ее баловать. В конце концов, она все еще преступница.