***
В квартире Данилова были задернуты все шторы, поэтому и днем, и вечером в ней всегда сумрачно и прохладно. Степан, расстроенный событиями в общежитии, после которых он явно упал в глазах начальства, дремал на кровати, свесив руки на холодный пол. Котов лежал на мягком белом ковре, рядом стояли пустые банки пива, пара бутылок ликера и бутылка воды. Дотянувшись до последней и чуть ее не уронив, Костя вылил остатки в рот и попытался подняться. Комната плыла перед глазами, голова кружилась, поэтому Котов дополз на четвереньках до кровати и повалился на нее рядом с Даниловым. — Стеееепаа, который час? — спросил Костя, пытаясь рассмотреть время на наручных часах. — Уже много, — проурчал в подушку Степан. — Я не помню, как мы из клуба вернулись, — Котов приподнялся на локтях, пытаясь на чем-нибудь сфокусировать взгляд. — В клубе мы были вчера, чувак. — Это я дежурство свое проспал? Данилов поднял голову. — Если Рогозина не звонила, значит не проспал, — выдал он, разводя руками. — Вообще-то звонила, — помахал перед ним телефоном Костя. — Черт, сегодня уже пятница?! Я к тебе в среду же пришел! — Ну вот поспим и поедем в ФЭС, — зевнул Данилов. — Этот, как его… Иванчич? — Иванчук? — Иванчук сказал, что его скоро убьют, — Котов обхватил холодными ладонями свои щеки. — И что? — Его убили. — Ну такое бывает, это как подсознательное чувство своей скоропостижной кончины. — По-моему, ты полную хрень рассказываешь. — А ты, Котов, бухаешь уже третий день. — У меня веская причина, но ты не поверишь. Мне просто грустно. — Тебе-то что грустно? Это у меня под носом убили двоих человек. Это у меня выговор от Рогозиной! Степа потянулся к плечу Кости и ткнул пальцем. — Почему грустно? Кооостяя? Спишь что ли? — Данилов захихикал и откинулся на подушку, которую не долго думая сбросил на пол. Когда Котов проснулся во второй раз, голова уже не так сильно болела, а настроение заметно поднялось. Данилов храпел, свесив с кровати еще и ноги. После теплого душа, и ароматного геля Котову совсем полегчало как физически, так и на душе. Хотелось лечь посреди поля между колосьев пшеницы и смотреть на звезды. И больше не думать о баллистике, из-за которого он и пытался напиться до беспамятства. К которому последнее время тянет, как магнитом. Костя повесил полотенце на сушилку и осмотрел покрывшуюся тонкой корочкой рану на руке. В голове некстати всплыло недавнее воспоминание из душевой, когда Шустов вытирал ему волосы, а потом грудь, а потом живот. Котов прикусил губу, чувствуя, как в штанах становится тесно. Он опустился на диван на кухне, скрестив пальцы, чтобы Данилов сейчас не проснулся, и расстегнул ширинку. Дорисовать в голове картинку не составило труда. Шустов крепко держит его за руку в лаборатории, а потом притягивает к себе и впивается в губы грубым поцелуем. Он стягивает перчатки — Костя слышит звук хлопающей резины как вживую — бросает их на пол, расстегивает брюки и обхватывает твердый, налившийся кровью член. Вверх, вниз, раз, два — Котов задвигал рукой по члену, представляя, как его ласкает рука баллитика. В кармане завибрировал телефон — звонил кто-то с неизвестного номера. — Капитан Котов, — Костя попытался говорить как можно спокойнее, но голос все равно прозвучал нервно и напряженно. — Добрый вечер! Это Милана Герович, вы мне фотографии с партиями прислали, помните? Надеюсь, я вас не побеспокоила. — Нет, нет, все в порядке. Что-то случилось? — У нас через полчаса концерт, но дирижер пропал! — голос девушки звучал очень испуганно. — А в чем проблема? У вас же их два. — В чем проблема?! — воскликнула Герович, — убили пять человек, а теперь еще наш дирижер пропал! — Так, спокойно. Я сейчас приеду. Где вы играете? — В нашей консерватории, в большом зале. Эрекция мгновенно спала, потому что Котов с ужасом понял, что не помнит, куда дел удостоверение и ключи от машины. Однако обнаружив их в кармане куртки, он облегченно выдохнул. Пистолет бы еще взять, но на круг до ФЭС и обратно не было времени. В фойе консерватории его уже ждала саксофонистка. — Мне нужно на сцену, через номер играем, — девушка заправила за ухо выбившуюся из пучка прядь, — я стащила у директрисы план здания, чтобы вам проще было осмотреть его. — Да, это пригодится, — Котов взял у нее папку, — вы уверены, что он здесь? — Охранник видел, как тот рано утром пришел. — Ясно, — кивнул Костя, — мне еще нужно поговорить с вашим Морковью. — Он сейчас в такой панике, с нами не репетировал почти. Лучше после концерта, — горько усмехнулась Милана. — Я бы с удовольствием послушал ваш оркестр, но не сегодня, — улыбнулся в ответ Костя. Судя по плану, только учебных кабинетов в здании было больше сотни, а еще различные кладовые, комнаты для репетиций, вокальные залы, раздевалки. Логика никогда не была сильной стороной Котова. Он предпочитал вламываться в квартиры и стрелять в ноги преступникам. Дирижера вероятно уже нет в живых, поэтому надо срочно его найти. Просмотрев каждый этаж плана, Костя заметил, что на всех этажах крайние кабинеты сдвоены, а на последнем — кабинет всего один, угол же был пустой. Отталкиваясь от того, что здание прямоугольное и что строители не могли просто оставить пустое место или заложить кирпичами, капитан поднялся наверх и пошел в конец коридора. На стене висел гобелен с изображением Икара, летящего к солнцу, а перед ним стоял внушительных размеров кодиеум. Оттащив цветок в сторону, Костя отогнул гобелен, заглянул за него и снова пожалел, что не вооружен. За гобеленом была дверь. Котов дернул ее, ожидая, что та окажется закрыта. Но дверь распахнулась, а из темноты послышались стоны. Освещая фонариком путь, он забежал внутрь и резко остановился. Из горла вырвался беззвучный крик, когда он увидел привязанного к стулу Храброва, из раны в груди которого сочилась кровь. Рядом лежала виолончель с окровавленным шпилем. — Жив, еще жив, — повторял Котов, прижимая ладонь к ране, одновременно звоня в скорую. Нужно было срочно искать убийцу, который, наверняка еще в здании, но он не мог бросить старика одного. — Шустов, возьми трубку, Шустов! — шептал Костя, считая гудки, — Игорь, пожалуйста… — Решил перезвонить? — в трубке раздался недовольный голос. — Мне срочно нужна помощь! Напали на дирижера в консерватории, он сильно ранен! Просто приезжай быстрее! — Ты видел нападавших? — Никого я не видел! Я сам его еле нашел! Дирижер тяжело и прерывисто дышал. Костя развязал веревки и стащил его на пол, держа голову. — Сейчас скорая приедет, не волнуйтесь! — он сильнее прижал ладонь к ране. — Я видел ее... — Храбров закашлялся, — видел ее. — Кого?! Это женщина? — Я был слишком жесток с ними, — хрипло проговорил дирижер, — гнев — это грех… — КОГО ВЫ ВИДЕЛИ?! Дирижер потерял сознание.***
Морковь сидел на лестнице, всхлипывая и пытаясь попить воду. Но его руки так тряслись, что каждая попытка поднести стакан ко рту заканчивалась неудачно. — Не нервничайте вы так, Александр Захарович, — Костя налил ему еще воды, — может вы заметили в поведении Храброва что-то странное последнее время? — Вчера я подвез его до общежития, мы вместе поднялись на этаж, он пошел к себе в квартиру, — Морковь икнул, — не видел я его больше! Пришел на репетицию, а оркестр говорит, что его нет! — Вы звонили ему? — Звонил конечно… он не брал трубку. Я подумал, что может он… того, все-таки возраст уже. Потом я побежал учить партии, я ведь очень мало дирижировал. Вице-дирижер шмыгнул носом и сделал глоток. — Я тогда к вам в ФЭС приходил, хотел фотографию показать, а вы меня даже слушать не стали! — Что за фотография? — нахмурился Котов. Дрожащими руками Морковь достал из кармана смартфон и открыл переписку с Тругманом в мессенджере. — Это он на крыше во вторник, хотел мне закат показать. Видите время? Три сорок пять. А Малинина убили в семь утра! Для Котова, знающего, что убийца использовал лед, чтобы отсрочить смерть, эта информация была бесполезной. Но он обратил внимание на нечто другое. В руке Тругман держал валторну. — Вы можете скинуть мне скриншот? — Да, конечно. — Спасибо, — Костя похлопал его по плечу, — я наверху, если что. Котов поднялся по лестнице на последний этаж и зашел в комнату, где Шустов и Белая пытались собрать отпечатки, светя друг другу фонариками. — Смотрите сюда! — он показал им сообщение от Владислава. — Видите, что у него? Валторна. А значит в чехле он никак не мог пронести кларнет! — Тогда кто убил Иванчука? Кроме него на крышу до его смерти больше никто не заходил, — Шустов в раздумье вышел в коридоре и опустился на стоящий возле стены диван. — Я нашла чей-то длинный светлый волос, — из комнаты, отодвигая гобелен, крикнула Таня, — он зацепился за колки. Наверное, когда протыкали грудь дирижеру. И еще какой-то порошок был на эфах. — Храбров говорил, что видел женщину, — Костя сел рядом с Шустовым, — нес какой-то бред про грехи и гнев, будто его за эти самые грехи и хотели убить. — Надеюсь, он выживет, ты очень вовремя его нашел, — обратилась к нему Таня. — В скорой тоже так сказали. — Ладно, я поехала, отвезу все в лабораторию, — Белая закрыла чемоданчик и надела куртку, — шерше ля фам. Баллистик проводил глазами Таню и перевел взгляд на Котова. — Ничего не хочешь мне сказать? — Я думал, это ты хочешь, — Костя вскинул бровь, искоса глядя на Шустова, — звонил мне шесть раз. — Почему ты не отвечал? — сердито спросил тот. — А ты мне тут допрос не устраивай, товарищ капитан! — сквозь зубы прорычал Котов. — Успокойся. — Да как я могу быть спокоен, когда у нас столько трупов, а мы не того задержали! — Костя хотел вскочить, но Шустов обхватил его за плечи и прижал к себе, поглаживая по голове. — Успокоился? Котов положил голову ему на плечо и закрыл глаза. — Я был уверен, что валторниста подставили, — безмятежно проговорил он, — выходит, кларнет был в чехле от альта. — Как мы это докажем? Он сейчас в ФЭС. — Трость была сломана, помнишь? Значит, на мягкой подкладке чехла должны были остаться частицы бамбука или эпителий кларнетиста. — Директриса выгораживала своего заместителя, делая ей левое алиби, как мило, — фыркнул Шустов. — Вставай, пойдем искать эту альтистку.