« I will honor Christmas in my heart, and try to keep it all the year. I will live in the Past, the Present, and the Future ». Charles Dickens
Я буду чтить Рождество в своём сердце. Буду жить в Прошлом, Настоящем и Будущем. Чарльз Диккенс
… «Газовые лампы ярко горели в витринах магазинов, бросая красноватый отблеск на бледные лица прохожих, а веточки и ягоды остролиста, украшавшие витрины, потрескивали от жары. Зеленные и курные лавки были украшены так нарядно и пышно, что превратились в нечто диковинное, сказочное, и невозможно было поверить, будто они имеют какое-то касательство к таким обыденным вещам, как купля-продажа». … «Лорд-мэр в своей величественной резиденции уже наказывал пяти десяткам поваров и дворецких не ударить в грязь лицом, дабы он мог встретить праздник как подобает...и даже маленький портняжка, которого он обложил накануне штрафом за появление на улице в нетрезвом виде и кровожадные намерения, уже размешивал у себя на чердаке свой праздничный пудинг, в то время как его тощая жена с тощим сынишкой побежала покупать говядину». … «В курятных лавках двери были еще наполовину открыты, а прилавки фруктовых лавок переливались всеми цветами радуги. Здесь стояли огромные круглые корзины с каштанами, похожие на облаченные в жилеты животы веселых старых джентльменов. Они стояли, привалясь к притолоке, а порой и совсем выкатывались за порог, словно боялись задохнуться от полнокровия и пресыщения. Здесь были и румяные, смуглолицые толстопузые испанские луковицы, гладкие и блестящие, словно лоснящиеся от жира щеки испанских монахов. Лукаво и нахально они подмигивали с полок пробегавшим мимо девушкам, которые с напускной застенчивостью поглядывали украдкой на подвешенную к потолку веточку омелы. Здесь были яблоки и груши, уложенные в высоченные красочные пирамиды. Здесь были гроздья винограда, развешенные тароватым хозяином лавки на самых видных местах, дабы прохожие могли, любуясь ими, совершенно бесплатно глотать слюнки. Здесь были груды орехов — коричневых, чуть подернутых пушком, — чей свежий аромат воскрешал в памяти былые прогулки по лесу, когда так приятно брести, утопая по щиколотку в опавшей листве, и слышать, как она шелестит под ногой. Здесь были печеные яблоки, пухлые, глянцевито-коричневые, выгодно оттенявшие яркую желтизну лимонов и апельсинов и всем своим аппетитным видом настойчиво и пылко убеждавшие вас отнести их домой в бумажном пакете и съесть на десерт». … «А бакалейщики! О, у бакалейщиков всего одна или две ставни, быть может, были сняты с окон, но чего-чего только не увидишь, заглянув туда! И мало того, что чашки весов так весело позванивали, ударяясь о прилавок, а бечевка так стремительно разматывалась с катушки, а жестяные коробки так проворно прыгали с полки на прилавок, словно это были мячики в руках самого опытного жонглера, а смешанный аромат кофе и чая так приятно щекотал ноздри, а изюму было столько и таких редкостных сортов, а миндаль был так ослепительно бел, а палочки корицы — такие прямые и длинненькие, и все остальные пряности так восхитительно пахли, а цукаты так соблазнительно просвечивали сквозь покрывавшую их сахарную глазурь, что даже у самых равнодушных покупателей начинало сосать под ложечкой! И мало того, что инжир был так мясист и сочен, а вяленые сливы так стыдливо рдели и улыбались так кисло-сладко из своих пышно разукрашенных коробок и все, решительно все выглядело так вкусно и так нарядно в своем рождественском уборе…» «… Но вот заблаговестили на колокольне, призывая всех добрых людей в храм божий, и веселая, празднично разодетая толпа повалила по улицам. И тут же изо всех переулков и закоулков потекло множество народу: это бедняки несли своих рождественских гусей и уток в пекарни... В положенное время колокольный звон утих, и двери пекарен закрылись, но на тротуарах против подвальных окон пекарен появились проталины на снегу, от которых шел такой пар, словно каменные плиты тротуаров тоже варились или парились, и все это приятно свидетельствовало о том, что рождественские обеды уже поставлены в печь….» Диккенс опустил книгу на колени и посмотрел на людей, собравшихся вокруг него в кружок, и с наслаждением слушали его рассказы. - Вот что творилось в канун Рождества вокруг мистера Скруджа, однако он, в силу особенностей своего характера, не обращал ни малейшего внимания на это всё. Вам также, дорогие мои, известно, что для него этот праздник и волнения людей были ни чем иным как чепухой. Старина Чарльз взял бокал с пуншем и осушил его в один присест, причмокнул губами и вытер усы, снова углубился в чтение своей повести… Рождество пришло в Лондон. Снова люди, богатые и бедные, старые и молодые, сирые и живущие под крышей, рабочий люд и повесы – все преисполнились великим чувством праздника и счастья. В поместье на площади Королевы Анны было шумно и людно. Прислугу отпустили по домам, однако в доме и без того было не продохнуть: пришли все старые знакомые четы Венто, их друзья и коллеги по «ремеслу», среди которых, не считая всех знакомых, можно назвать: старину Чарльза Диккенса, который любезно согласился прочитать свои труды, в честь праздника (тем более что он часто устраивал публичные чтения; на них собиралась тьма народу, все с радостью приветствовали человека, который стал легендой при жизни, а его произведения тотчас же были возведены в ранг классики, золотой мировой классики.; следующим гостем был учёный-эволюционист Чарльз Дарвин, который занимал всех присутствующих разговорами об зоологии, флоре и фауне; ещё одним значимым гостем был основоположник теории социализма и коммунизма (движения марксизма) товарищ Карл Маркс; один из видных ученых-практиков, изобретатель телеграфа, лингвист, изобретатель, талантливый инженер и просто замечательный друг Александр Грейам Белл. Кроме них присутствовали и другие гости, среди коих назовём ассасинов-близнецов Иви и Джейкоба Фрай, мистера Генри Грина, главаря лондонского штаба ассасинов, лекаря больницы Ламбета мисс Найтингейл, которая следила за здоровьем мистера Дарвина; много детей-беспризорников под руководством умной и милой девочки Клары О’Ди, которая привязалась к Иви Фрай. А какой же праздник без шулера? И конечно, на сегодняшнем торжестве присутствовал Роберт Топпинг собственной персоной, лучший (по его собственным словам) букмекер в Лондоне! А также в толпе затерялся лучший инспектор Скотланд-Ярда, как всегда, под глубоким прикрытием сержант Абберлайн. А какой-же праздник без наших «Золотых масок»?! Ни дать не взять никудышный! Поэтому назовём старых знакомых: Талию и Дарима Венто, Гажила и Леви, Эльзу и Жерара. Кагуру и Зигрейна, Нацу и Люси, Грея и Джувию, Кану и Лексуса, Мираджейн и Фрида и других. В поместье царил дух праздника, праздничный переполох. После творческого перерыва в компании скряги Скруджа и Чарльза Диккенса, все приступили к украшению дома, потому как до праздника оставалось всего ничего. Рассредоточившись по дому, каждый выполнял часть работы по приведению дома в праздничное состояние: кто вешал гирлянды на веревках по стенам, увешанным старинными картинами и гобеленами из старой, плотной ткани; кто вешал рождественские венки и омелы в гостиных и спальнях, подсвечивая их разноцветными огнями; а кто-то вместе с детьми украшал внутренний дворик и внешний фасад дома; все были при деле. Если посмотреть на Лондон с высоты птичьего полёта, то можно заметить, как город преображается, становиться одным большим праздничным огнём, как весело трещит огонь в печах пекарен, и каминах домов обычных горожан, как валит дым из печных труд, образуя в воздухе густую дымовую завесу, накрывающую город словно куполом, скрывая и без того тёмные улочки в непроглядной тьме, ведь даже масляные фонари не могли осветить все улицы огромного города… Окна домов бедняков, сельские дома были украшены свечами. Зажжённые свечи также являлись символом праздника. В старые времена непременно можно было наблюдать рождественские гуляния, однако сейчас рождество стало чисто семейным праздником, однако традиция дарить подарки не изменилась. Многие люди, от мала до велика, и стар, и млад, предвкушали и готовили праздничные блюда и подарки, чтобы порадовать домочадцев какими-нибудь вкусностями. Кроме того, в обычае было дарить открытки, по-рождественскому украшенные. Многие церкви города в канун Рождества объявляют о так называемом «boxing-day» - в этот день у церквей устанавливают специальные коробки для подношений. Многие богачи города жертвовали немалые средства на обустройство больниц, школ, домов для детей и стариков, часть средств направлялись на покупку подарков для бедняков и неимущих, которые мечтали о том, чтобы в этом году к ним в дом пришло чудо.*** *** ***
Закончив украшать библиотеку красивыми еловыми и сосновыми ветками полки с древними и не очень фолиантами, Леви уже было хотела присоединиться к остальным в холле первого этажа, где стояла самая большая рождественская и новогодняя ель в доме. Сделав несколько шагов к двери, она вдруг заметила что-то светящиеся за одним из книжных шкафов. Она подошла ближе к шкафу, пытаясь всмотреться в щель между стеной и задней стенкой шкафа, однако ничего нельзя было рассмотреть. В связи с тем, что она любила разгадывать загадки, Леви отыскала в поместье Гажила и Лексуса и попросила их отодвинуть шкаф, предварительно освободив его от тяжёлых книг. Два могучих крепких парня, попыхтев несколько минут, всё-таки отодвинули злополучный шкаф (при этом Гажил проклинал Леви на чём свет стоит, хотя ему в глубине души было даже интересно, что же там такое). Им предстала странная картина: за шкафом оказалась дверь из тёмного, потрескавшегося дерева. Она была чуть приоткрыта. Из щели бил странный золотистый свет. К нашим трём героям присоединились все остальные. Им также стало интересно, что скрывается за дверью. Вдохнув и выдохнув несколько раз, Леви взялась за резную ручку двери, отдалённо напоминающую морду дракона. Дверь распахнулась. В глаза нашим героям ударил яркий сноп искр, отчего им пришлось закрыть глаза. Когда они снова смогли открыть глаза, перед ними предстала вполне обычная комната, украшенная разноцветными огнями и рождественскими ветками. Стены, увешанные различными трофеями и оружием, искрились яркими огнями. Ввалившись в комнату, наши герои огляделись. На столе лежала куча бумаг, свитков, и безделушек. Однако то, что излучало этот таинственный золотистый свет, лежало в древней шкатулке из тёмно-вишнёвого дерева. Облизнувшись, Леви подошла к столу и откинула крышку: внутри лежала ветка золотой омелы. Ничего больше. Вполне обычная на вид ветка омелы. Однако что-то не давало Леви покоя. Она недоумённо посмотрела на присутствующих. Никто ничего не понимал, все просто смотрели на содержимое шкатулки. Осторожно, она взяла эту ветку и подняла над головой. И снова комната озарилась золотым светом. Все завороженно смотрели на ветку, их глаза блестели таинственным не понятным огнём. Внезапно омела загорелась ярким пламенем. Все вскрикнули от неожиданности, однако огонь не обжигал, а лишь обволакивал приятным теплом. - Положите её на место, мисс Макгарден, это очень опасная вещь! – послышался чуть хрипловатый мужской голос. Все обернулись. В дверях стоял Чарльз Диккенс. Всё те же потрёпанная одежда и всклокоченные волосы на голове и борода, торчащая в разные стороны, однако глаза, ещё полчаса назад искрившиеся радостью и весельем, сейчас настороженно и тревожно смотрели на ветку золотой омелы в руках юной девушки. - Отчего, мистер Диккенс? – непонимающе спросила Леви. Ей вторили остальные присутствующие. - На ней лежит… Однако договорить он не успел. Комнату озарила яркая вспышка, все закричали, а в следующую секунду всё погрузилось во мрак. Когда глаза снова привыкли к полумраку, Чарльз прошёл в комнату, пытаясь помочь тем, кто очнулся. Крепко обхватив голову руками и закрыв глаза, Дарим пытался прийти в себя и понять, что происходит. Не почувствовав ничего странного, он отнял руки от лица и посмотрел на своё тело и… это было тело его жены, Талии. Широко расставленные крепки груди, плоский живот, длинные ноги. Правда, ещё одна вещь доказывала, что он находится не в своём теле: он не чувствовал того, что должно было находиться между ног. Испарина покрыла его лицо, он нашарил рукой своё тело, лежащее рядом и позвал своим глубоким голосом: - Талия! Талия! - Ммм… ну, что тебе надо, а? Не видишь, у меня голова расскалывается… - Дорогая, прости, конечно, но мне кажется, что я нахожусь в твоём теле, а ты в моём… мы, кажется,… - Поменялись ТЕЛАМИ!