Плод ревности

      Беременность протекала не так уж гладко. По ночам парня мучили кошмары, от которых он в диком ужасе и холодном поту просыпался и часто кричал так, что просыпались все. Но кошмары были лишь цветочками. Первые месяцы Кён страдал только ими, Лукаон всячески подбадривал его, выполнял прихоти, и, в принципе, жили они припеваючи. Но позже, после четвертого месяца, когда беременный живот стал виден, началось самое "веселое". По ночам помимо кошмаров парня начала преследовать тошнота, а днем он был похож на выжатый лимон. Ребенок забирал все силы, но супруг пытался восполнять их, стал меньше уделять времени работе и больше проводить его с Кёном. Они могли просто лежать, обнимая друг друга и о чем-то разговаривая, могли вместе готовить, а когда носителю плода становилось совсем плохо, аристократ лично готовил ему, не обращая внимание на взгляды других слуг. В искусстве кулинарии, несомненно, помогала Хельга, направляя парня в нужную сторону: - Так, вот здесь, пожалуйста, чуть-чуть подсолите, а то вкус будет пресным и неприятным, - она подала аристократу солонку, а тот начал солить, - Стоп, вот так! Из господской спальни послышались крики, и Сельвиор сорвался к супругу. Тот лежал на полу возле кровати - видимо, пытался лечь, но не получилось. Кожа парнишки стала очень бледной, не хуже его одежды и волос, под ней были видны, пусть и совсем слегка, синие венки: казалось, что Кён умирает. Лукаон помог ему лечь в постель и укрыл одеялом: - Ты как? - Все болит, ребенок опять пинался... На этот раз очень сильно, - лицо беременного аж перекосило от действительно пронзившей все тело сильной и постоянной боли, которая сейчас снова утихла, - Он, кажется, чувствует твое присутствие, успокаивается, когда ты рядом, - когда муж собирался уже уходить, он остановил его, приподнявшись и схватив за руку, - Не уходи, пожалуйста! Стой! - Кён, мне нужно приготовить тебе бульон! Твердую пищу ты не ешь, а бульоны тебе помогут. - Тогда я пойду с тобой, - парнишка приложил немалые усилия, чтобы встать, но все же последовал за любимым. В конце концов, он уже встал, а значит, держать его уже бессмысленно.

***

- Хельга... Хельга, помоги!       Прошло уже восемь месяцев, девятый прошел больше, чем наполовину. Дитя ломало ребра Кёну, давило настолько, что он почти не мог ходить. Глаза впали в глазницы, губы уже несколько месяцев не могли нормально увлажниться и все время были сухими, потресканными и бледными. Парень похудел еще сильнее, от него остались кожа да кости, суставы практически не держали тело, и колени с громким хрустом сгибались, и мученик падал прямо на твердый пол. И все это во время отъезда Лукаона. - Я иду, Кён, иду! Ох, ты же не рожаешь?! - служанка помогла Кёну подняться и отвела его в спальню, где уложила на кровать. - Я позвоню господину... - Не надо, - остановил ее парень, - Мне был назначен срок на позавчера... Переходил немного, значит, мальчик будет, - он закрыл глаза и вздохнул. Да, это несомненно здорово, что у Сельвиоров есть наследник, однако, будет очень плохо, если этот наследник не сможет родиться в случае чего.       Но вот послышался щелчок входной двери и уважительные приветствия. Лукаон, войдя в свою спальню и из прислуги поздоровавшись лишь с Хельгой, обомлел от увиденного ужаса. На кровати лежало что-то похожее на его любимого Кёна, но этот Кён под определенным углом даже человека не напоминал, казался лишь живой беременной мумией. Впалые глаза, острые скулы, синие губы... Тут внезапно он вскакивает и кричит. Аристократ, подбегая и хватая его на руки, чуть ли не бегом направляется к выходу и заскакивает в стоящую во дворе машину и приказывает направляться в роддом.

***

      Роды длились почти двое суток. Кён все никак не мог разродиться, но хирургическое вмешательство было опасно, потому что скальпелями они могли задеть ребенка, который, к слову, выходил на свет... ногами вперед. В самый последний момент дитя перевернулось в обратную сторону и теперь лежало к выходу не головой вниз, а ногами вниз, что значительно затрудняло родовой процесс.       Малыш все же родился, а от силы, с которой сжимал Кён запястья Лукаона, у аристократа появились синяки. - Мне жаль, но малыш умирает, - сообщил хирург, - Я могу доставлять его сразу в морг, - взгляд его упал на родившего, внимательно осмотрев и оценив ситуацию, - Но у Вашего супруга, как ни странно, почти ничего не повредилось, хотя, должно... Роды были очень тяжелыми и длительными, все должно было порваться. Можете даже забрать его домой, только не тревожьте по пустякам. А ребенка я сейчас... Не успел доктор договорить, как аристократ оттолкнул медсестер и забрал на руки уже обмытого новорожденного. Мальчик. Он еще не открыл глазки, потому парень не смог посмотреть их цвет. Приказав собрать Кёна, он направился к выходу, держа маленький сверток так бережно, как не носят хрустальные вазы и римские амфоры. Семья устроилась в машине, Лукаон сел спереди, устроив мужа на заднем сидении: - Лежи. - Почему мы забрали Марка? - голос парнишки был хриплым и тихим, а взгляд мутным и пустым, ведь он тоже слышал, что у мальчика случилась асфиксия во время родов. - Марка? - горько усмехнулся брюнет. - Я думаю, он должен умереть дома, а не в стенах больницы. Пускай так и будет. - Нет, он выживет, Лукаон, - сказал Кён более твердо и приподнялся, - Мы позаботимся о нем.

***

Всю неделю пара не знала отдыха. На каждые два часа были заведены будильники, и супруги по очереди сменяли друг друга и сидели с маленьким Марком, давая сменному поспать, пусть и немного. Но оба все же выходили малыша и несметно обрадовались, когда вместо криков и истерик они услышали ровное дыхание и сверкающее ядрышко в груди. Кажется, оно и было причиной всему, ведь от союза слуги и аристократа часто получаются полукровки. Но нечасто эти полукровки выживают, если им суждено родиться с ядром. Но Марк выжил. Родительская любовь вернула его к жизни и дала новые силы для возрождения. Любовь. Без всяких моргов.