Завышенная цена

Невысокий мужчина брел вдоль побережья, вдыхая солоноватый морской бриз, приправленный стойким запахом марихуаны. Рабочая неделя подошла к логическому завершению: об этом свидетельствовали саднящая боль в подушечках пальцев и нервное истощение — а ведь они только начали запись. Кажется, погода ухудшалась: резкий порыв ветра хлестнул по ногам и спине. Мужчина ссутулился, кутаясь в кожаную куртку. Вынужденный спрятаться в воротник, он кривился, ощущая привкус сладковатого дыма от наспех забитого косяка. Курил он редко, только по надобности «отпустить», и вот сегодня был именно такой день. Впрочем, чего греха таить: со дня приезда в Испанию косяк он из зубов не выпускал. До места назначения оставалось совсем ничего, и взгляд уже зацепился за недвусмысленную надпись Paradise, выполненную неоновыми буквами, одна из которых мигала. Мужчина ускорил шаг; в правом кармане призывно звякала мелочь, вперемешку со смятыми купюрами и ключами от виллы. Хоть раз он оказался предусмотрителен и не забыл захватить свою копию. Значит, не придется скулить под дверью, дожидаясь заспанного Флаке. Наконец, двери захлопнулись, и по телу пробежал озноб предвкушения. Качок с хвостиком улыбчиво проводил вовнутрь — туда, где уже ожидала большегрудая сеньора Пеппи, затянутая в красный шелк, то и дело грозивший пойти по швам. Она, формальности ради, напомнила о правилах поведения, кокетливо огладила Пауля вдоль лопаток и протянула почетному гостю массивный ключ от номера. Уже поднимаясь наверх, кое-как хватаясь за перила, освещаемые ярко-красными лапочками, Ландерс предвкушал скорое расслабление. Уход в нирвану. Для него это уже стало нечто вроде ритуала, своеобразный метод успокоения. Он ни разу не шел в бордель для чего-то большего, чем просто желание заполнить внутренний вакуум. Он трахался как хотел и сколько хотел, но самое главное — никто не трахал взамен его душу. И хотя Пауль не мог пожаловаться на нехватку женского внимания, сама идея «купил-пользуй» приживалась в немецком прагматичном сознании куда легче теории о конфетно-букетном периоде. Не потому что ему было жаль тратить деньги и время — просто Ландерс скупился на душевный ресурс. Изменение это произошло одним ранним утром, когда, рассматривая себя в зеркале, Пауль схватился за горло в фантомном приступе нехватки воздуха. Это было тошнотворнее любого похмелья, а в сознании роем гигантских мух кишели мысли. Бремя долга — постоянное, гнетущее, как камень на шее. И фраза «Я люблю тебя» показалась неистово каверзной, изуверской, под стать китайской головоломки. Наконец он осознал, что идет на дно и нужно что-то делать. Так, засунув голову под ледяную струю воды, вперемешку со слезами, стекающими за шиворот спальной рубашки, его голову посетила мысль о купле-продаже. Дверь оказалась открыта. Помещение было темнее, чем он ожидал, так как единственным источником света являлась прикроватная лампа, украшенная дешевыми кристаллами. Запах табака и сандаловых палочек резко ударил в нос. Ландерс не помнил, чтобы она курила, но в этом определенно был какой-то шарм. Ему приносило эстетическое наслаждение наблюдать за тем, как сизые клубы дыма витиевато устремляются к потолку прямиком из пухлого, ярко накрашенного рта. У этой шлюхи — той, что он выбрал на прошлой неделе — был удивительный рот. Неправильной формы, оттенка спелой вишни, мягкие, слегка приоткрытые губы, обнажающие жемчужные зубы. Собственно, эти губы ему так приглянулись, что он без раздумий ткнул в ее фигуру. Мужчина не торопясь прошел вглубь комнаты. Алый бархатный местами протёртый диван, тяжелые, давно нестиранные шторы на рассохшихся от старости окнах и кровать, застеленная некой пародией на тигриную шкуру. Пауль с отвращением скинул покрывало, по-сиротски приземлился на самом краю кровати и слегка откинул голову назад, прикрывая глаза. — Ну, здравствуй, милый, — в проеме между ванной и спальней вырисовывалась темная фигура. Узнать голос подонка было несложно. — Это очень в твоем стиле, Круспе. — Пауль лениво потянулся. — И сколько ж ты ей заплатил? — ему было досадно, что вечер теперь пошел псу под хвост. Он чувствовал разочарование, как будто только что прозевал электричку, и она умчалась прямо у него из-под носа. Хотелось громко чертыхнуться и махнуть рукой, но вместо этого он игриво наклонил голову. — Она согласилась за бесплатно. — Рихард все так же стоял, опираясь на дверной косяк, небрежно стряхивая пепел с сигареты на потрескавшуюся плитку ванной комнаты. — Видимо, ты не так хорош… раз она так быстро убежала. — Он криво усмехнулся поведя волевым подбородком. Широкоплечий, в шелковой рубашке «в облипку» с дурацким галлюциногенным принтом. Круспе затянулся, затем задумчиво посмотрел на сигарету, поигрывая длинными пальцами в кольцах. Он вышел из проема так, что одинокая полоска света из окна упала на его тело. Еще одна затяжка и тяжелый взгляд исподлобья, устремленный прямо в цель. Он был ребенком. Маленьким, капризным, избалованным мальчишкой. Такие, как он, готовы на все ради внимания. Избивают тех, кто слабее, зачинают бойкоты, сыплют дрожжи в школьные унитазы… Они жестоки и мстительны, и едва ли кто-то назовет такое создание «цветком жизни». А сейчас у дитяти отняли любимую игрушку… Но, видит Бог, нянька из Ландерса никудышная. — Тебе что, уже не дают? — пальму первенства в категории «психологическое айкидо» можно было по праву вручить Круспе. — А не боишься загреметь в венерологическое? Ты хотя б о репутации группы подумал? — фамильярничать Рихард любил, как, впрочем, и красоваться, потому и сел аккурат напротив Пауля, вальяжно раскинув руки по обе стороны дивана. — Не стыдно тебе, Ландерс? — Да меня самого от себя блевать тянет… — Пауль серьезно кивнул, затем провел ладонью по гладковыбритой щеке и как ни в чем ни бывало попросил: — Дай сигаретку. Они застыли, глядя друг другу в глаза, вцепившись в одну коробку «Мальборо». Мотор прогревается, осталось его завести... Пауль улыбнулся, щелкая зажигалкой. — Захотел покататься, ковбой? — Круспе с ненавистью раздавил бычок о полированную поверхность кофейного столика. Возможно, показалось, но Пауль, кажется, слышал скрежет зубов. Что ж, остается выяснить, какой будет максимальная скорость их спорткара на этот раз. — Что, Круспе, давно не сосал? Цепкие, длинные пальцы скрутили его запястье так, что от неожиданности Ландерс охнул и повалился вперед, на колени. Сигарета выпала изо рта, теперь прожигая дырку в ковролине. Захват удался на славу: Пауль только и успел, что хрипло вздохнуть. Острая, режущая боль током прошла по руке, вызывая онемение. Мужчина закусил нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть: кажется, на этот раз он недооценил Круспе. — Ну, чего, чего ты там говорил? Повторить не желаешь?! — вены на запястье грозились лопнуть от напряжения. — Пусти. — Ландерс быстро оценил ситуацию, без сопротивления расслабил руку, тем самым повинуясь пульсации захвата Круспе. — Мне кажется, ты торопишься. Мне кажется, Пауль, ты, как обычно, хочешь сбежать…— эмоции Рихарда всегда можно было проанализировать по выражению лица, позе и манере говорить. Он наверняка хотел изобразить хладнокровие и некую степень безразличия, вместо этого капризный изгиб губ и нещадно нахмуренный лоб говорили о противоположном. Увы, Пауль не видел лица противника, зато слышал и чувствовал. Как улавливал ноздрями горьковатый запах одеколона, смешанного с табаком и свежепроступившим потом. Круспе заметно нервничал и именно по этой причине переигрывал. — Я не люблю дешевых шоу, Рихард. — А вот дешевых шлюх ты явно любишь! — Он потянул Ландерса на себя за голову. Ему нужны были его глаза. Что это? Пренебрежение, издевка плещется в зрачках? Удивительно, откуда в этом совершенно трогательном создании была буквально животная жестокость — словно невидимая стена, заслоняющая проход к живому, к самому истоку, там, где у смертных должно биться окровавленное сердце. Круспе смотрел на него сверху вниз и не видел ровным счетом ничего, кроме Сахары. — Говори, Пауль! — В ответ — ничего. — Ты слышишь меня?! Мать твою! Говори!