«Дай мне слово быть со мной навеки… одиночество мое развей… разреши мне быть всегда с тобою… ни о чем другом я не молю. Кристина, я так тебя люблю!»
1872г. 2 Июня
Этот вечер не отличался от других подобных вечеров: такой же унылый, лишённый уюта и тепла прекрасного летнего сезона. Сад фруктовых деревьев был наполнен красками различных цветов и изумрудными оттенками листвы. Кристина де Шаньи сидела в уютной беседке, окруженной кустами алых роз, которые настояла посадить в прошлом году. Как никогда она чувствовала себя одинокой и опустошённой. Брак с Раулем не был таким сказочным и прекрасным, каким она его представляла. Грезы о любви сменились волнениями и страданиями. Он крутила в руках засушенную красную розу, перевязанную атласной черной лентой. Цветок со временем утратил красоту, но все же остался для нее чем-то особенным. Все мечты о музыке и счастье сгорели вместе с театром. Воспоминания о той ночи до сего момента волновали молодую девушку. Она помнила лицо своего Ангела музыки, боль в его глазах, чарующий и голос и их первый поцелуй. « Я дрожу, как осиновый лист, слезы душат меня так же, как удавка на шее Рауля. Музыкальный гений стоит в озере в черных брюках и белой рубашке, обнажающей грудь. Он сжимает в руках веревку и с яростью смотрит на меня. Вижу, как он мучается, борясь с надеждами, желаниями и отчаянием. Он не хочет сделать мне больно, но делает, когда я ошпариваю его как кипятком своим предательством. Серо-зеленые глаза горят огнем, прожигают мою душу насквозь. Медленно иду навстречу Ангелу. Его грудь тяжело вздымается и опускается. Я стою рядом с ним, все еще сгорая под невидимым натиском его взгляда. На долю секунды меня охватывает желание сделать то, что собиралась не потому, что он заставляет меня. Фантом чуть наклоняется ко мне, а я кладу руку ему на шею и привстаю на мысочки. Я целую его по-настоящему, искренне и страстно. Все напряжение ослабевает, Призрак отвечает на поцелуй. Он нежен настолько, что слезы катятся из глаз, оставляя на щеках соленую дорожку. Поцелуй заставляет забыть все на свете…» Стук копыт вернул Кристину в реальность. Девушка встала и расправила платье, направилась к дому, который был для нее тюрьмой. Виконт де Шаньи зашел в просторный зал через парадный вход и огляделся. - Кристина! - Рауль, я здесь, - отозвалась шатенка, встречая мужа натянутой улыбкой. Де Шаньи жестом подозвал жену к себе. Девушка чувствует запах вина и дешевых женских духов. Мужчина сжимает ее лицо одной рукой, впиваясь пальцами до боли в ее скулы, и грубо целует губы. Шатенка чуть охает, но продолжает терпеть. - Как прошел твой день? – кротко спрашивает она, помогая хозяину дома раздеться. Рауль ответил нечто невнятное и засмеялся. - Я гуляла с Мэг сегодня днем, в одном театре нужны хористки. Я подумала… - Я сказал нет, говорил тысячи раз и повторю вновь : нет! - Музыка - моя душа. Неожиданно Кристин получила пощёчину, от неожиданности она упала на пол, на мраморные ступени, прижимая руку к пульсирующему месту. Виконт сел на корточки , потер переносицу. - Я не хочу, чтобы ты пела и выступала в театре. Ты можешь получить что угодно. Я боюсь, что он, этот дьявол заберет тебя у меня. Переоденься к ужину, буду тебя ждать. Нанеси румяна, мне нравится, когда ты красивая.***
Смотрю на свое отражение в зеркале, как прежде надеясь, что Голос снова откликнется на мою молитву, ласково назовет мое имя, успокоит, и мой Ангел вновь явится ко мне тайной тропой из страны Зазеркалья. В моих мечтах он всегда был со мной, особенно, когда мне было особенно одиноко и грустно, как сейчас. Angel of music, guide and guardian, Grant to me your glory. Angel of music, hide no longer. Come to me, strange Angel1 А теперь он молчит… Исчез из моей жизни, словно его в ней никогда не было. Как же я любила этот глухой баритон, ждала его каждый вечер, покорно сидя в гримерной. Я была восхищена и благодарна ему, но как могла до этого не понимать, насколько влюблена в него. Касаюсь пальцами гладкой и холодной поверхности стекла. Где же это лицо, скрытое полумаской теперь ? Воспоминания возвращают меня к Дон Жуану, к нашему последнему дуэту. Его гипнотический, вкрадчивый голос заставлял дрожать от восхищения. Стая мурашек бежала по спине, когда он шептал слова арии возле моего уха, а его рука властно и нежно касалась моей шеи, а потом скользнула по моей руке. Дышать стало невозможно от бури эмоций, когда его губы на короткий миг коснулись моих пальцев, когда он чуть притянул меня и отошел сам, оставляя выбор за мной. Я растворилась в волшебном звучании его голоса, забыв о плане, а Рауле, с ревностью наблюдающем за действиями на сцене. Ангел двигался грациозно и плавно, словно был рожден для игры в театре. Каждый шаг и движение выполнены идеально четко, без тени фальши. Глаза Призрака наполнены страстью, этот огонь заставляет отдаться музыке полностью. На мосту он обнимает меня, прижимая к себе. Его руки скользят по моему телу : от талии к шее. Маэстро зарылся лицом в мои волосы, а я невольно растаяла в его объятиях, наслаждаясь звучанием наших голосов. Прекрасная мелодия медленно утихла, оставив нас одних , застывших в объятьях друг друга. Мои глаза закрыты, мысли далеки от реальности. Кажется, есть только я и Ангел музыки. Зрители и жандармы исчезли из зала. Внезапно мой любимый голос начал новую арию, созданную для меня одной. Песня нежная и тихая ласкает меня, как и его прикосновения. Сердце замерло в груди. Say you'll share with me One love, one lifetime… Lead me, save me From my solitude… Say you want me with you, Here beside you… Anywhere you go let me go too – Christine, that's all I ask of…2 Я прикоснулась к его лицу, заставив его вздрогнуть от неожиданности, сорвала его маску, украв последнюю защиту от этого мира жестокого и мрачного. Крики разнеслись по залу подобно снежной лавине. Навеки я запомнила взгляд этих зеленых глаз, наполненных разочарованием непониманием, даже нотками страха. В горле застрял ком, хотелось исчезнуть, лишь бы не видеть эти глаза и боль. - Прости меня, - прошептала я. – Прости меня. Мне очень жаль. Слеза катится по щеке, я закрываю лицо руками, сотрясаясь от рыданий.***
Я был готов ко всему. Почти ко всему… Каждый вечер приносил все больше страданий. Ее слова как казнь звучали в моей голове. Нет, разумеется, я к этому привык, прячась в подземельях. Только теперь вдали от театра и моего ангела стало невыносимо тяжело испытывать все это, как в первый раз. Несколько дней я метался по дому, выкрикивая проклятья, ненавидя себя за то, чем я являлся - чудовищем из недр ада. Многочисленные осколки зеркал отражали все еще мое лицо. Вскоре я закрыл глаза, не в силах смотреть на себя. И она не могла… Мысли, неожиданно острые и неприятные, роились в моей голове подобно диким пчелам, жаля и кусая, оставляя раны в душе: убийца и монстр… Неожиданно для самого себя я метнулся к роялю, к своему единственному утешению и наслаждению. Музыка... только она и ее присутствие могли помочь, исцелить хотя бы поверхностно, на первое время. Черные и белые клавиши манили. Давно я не смел вернуться к творчеству – прошел уже целый год, а в моей новой опере не появилось ни одной записи. Я поднял перевернутый стул, много раз пронзенный шпагой, опустился на него, положил руки на клавиши, осторожно опробовал первые ноты. Клавиши радостно задрожали от слабых нажатий, приветствуя меня. Вдруг я заиграл, осознав, как сильно скучал по музыке. Сначала она была угнетающей, как и мое состояние, потом аккорды стали более раздраженными, резкими и дикими. Ритм становился все быстрее, я даже перестал дышать, выливая всю страсть в музыку. С яростью откинул тетрадь, в очередной раз сокрушая клавиши, которые заплакали от моих резких ударов, сотрясая все пространство в комнате. Пальцы начали болеть, но это мало меня волновало. Ее имя слетало с моих губ, как прощальная лебединая песня. В памяти всплыл последний ее образ: Она была прекрасна, как ангел в белоснежном свадебном платье. Я помнил, как изгибаются ее губы в робкой улыбке, как поет, дрожа от волнения, ожидая моей критики. Я любил ее голос, любил всегда с самого начала и до конца, даже когда ее уважение сменилось гневом. Помнил, как пахнут ее духи цветами, какие у нее нежные руки... Только одно прикосновение - сладкое, нежное и первозданное. Я не привык к прикосновениям, но это я не забуду никогда. До сих пор помнил, как она отдернула руку, помнил, как вздрогнула в ужасе, как смотрела на меня с жалостью, возвращая кольцо. Все же я питал надежды, что она вернется, что мое признание что-то для нее будет значить. Иллюзии всегда были мне близки, ведь кроме них я ничего не мог получить. Я прокрутил то самое кольцо, предназначенное ей одной в целой вселенной, что теперь весит у меня на шее на тонкой цепочке вечным напоминание о разбитом сердце. «Она не вернется. Не вернется, потому как возвращаться уже некуда. Она не любит меня, никогда не любила. Она любит мальчишку, глупого, напыщенного мальчишку.... Кристина не придет. Она ненавидит меня. Боится. Никогда не вернется. Никогда. Пора отпустить ее». Глубокий вдох и выдох…Стало немного легче…Снова приступил к своей игре. Теперь мелодия нежная и ласковая, как девушка, какой я представлял музыку, свою музу, какой была Кристина. - You alone can make my song take flight - it's over now, the music of the night3***
Мадам Жири приехала сразу, как получила письмо. Карета быстро привезла ее к дому де Шаньи. Слуга открыл двери после минутного ожидания. Немое приветствие одним кивком головы. Не снимая верхней одежды, Антуанетт Жюри взбежала по лестнице, зашла в первую комнату. Кристина лежала на кровати и тихонько плакала, уткнувшись в подушку. Горячие слезы утопали в мягкой ткани. Женщина присела рядом и положила руку шатенке на плечо. - Что случилось, девочка моя? - Он не позволил мне танцевать. - Ты не сказала ему? – изогнула бровь Жири. - Нет, он бы разозлился сильнее, узнав о пробах и моей главной роли. Я так скучаю по нему, по Призраку. Мне очень жаль, что так все сложилось. Это моя вина. - Эрик, - глухо произнесла женщина, словно это имя могло обжечь ее голосовые связки. – Его зовут Эрик. - Эрик, – повторила девушка. – Ты знаешь, где он? Гостья лишь пожала плечами. - Но ты виделась с ним после. - Виделась. Он хочет побыть один. Ему больно. - Куда он мог отправиться? – встрепенулась девушка, отрываясь от подушки. – Ты знаешь его лучше, чем кто либо. Антуанетт молчала, весь словарный запас будто улетучился. - Я не знаю, - безразлично произнесла она. - Ты просто не хочешь сказать мне. Ты любишь его, верно. - Люблю, отрицать не буду. Я не хочу, чтобы ты мучила его.