Под утро солнечные зайчики попрыгали по комнате. Джексон уже принял душ и вернулся назад в комнату. Марк еще крепко спал. Ван одел свои джинсы и пошел к шкафу, чтоб взять футболку парня, ведь свою ночью он слегка порвал. Когда китаец перебирал футболками, то нашел маленькую скомканную бумажку возле тетрадь па рабочем столике Марка. Ван одел красную футболку где нарисован баскетбольный мяч. Она идеально подошла ему. Джексон тихо закрыл шкаф и пошел к столику. Бумажка не очень большая, скорее вырванная с блокнота. И бумажка точно не старая, он ночью писал?.. Когда Джексон ее взял, то услышал тихий стон Марка. Он просыпается. Джексон быстро забросил бумажку себе в карман и подошел к парню.
— Утра, милый. — китаец целует нежно парня, а потом улыбается ему в губы. Марк улыбается в ответ.
— Давно проснулся?
— Нет. Только успел принять душ. — Ван сел рядом и положил левую руку на его груди. Они теплые.
Марк ничего не ответил на это. Он взял парня за руки и потянул на себя, опять поцеловав его пухлые губки. Поцелуй был долгим, жарким. После они хватали ртом воздух и улыбались друг другу. Но будет ли долго эта любовь? Китаец в глазах парня улавливает легкую насмешку, а из нее выходят сомнения.
Джексон прикрывает глаза, чтоб не смотреть на парня. Может, ему просто показалось?
— Пошли кушать, — Туан поднялся, но прежде чем слезть с кровати, Джексон положил его обратно и сел сверху. Он хочет продолжить ночь. Он хочет наслаждаться им теперь, а если Марк его бросит, то это будет уже будущее, не теперь, все там, куда он уже не хочет смотреть.
Одежда опять летит на пол, но в этот раз Марк перехватывает руки парня и переворачивает, а сам садиться сверху. С его уст выдираются горячие слова смешаны со стонами: «Теперь я сверху… всегда». Джексон не успел и ответить, как выгнул спину и простонал жарко. Марк уже в нем. Сладкие стоны было слышно по всей комнате, и как хорошо, что комната, ну и весь дом имеют стены что не пропускают звуки.
На кухне парни уже ели еду. Мать Марка очень радовалась, что их Марк наконец-то ест нормально, да еще и с таким аппетитом, вот и ляпнула:
— Давно он не ел так.
Джексона это слегка задело, но он продолжал есть, чтоб Марк ничего не заметил. Но все же на душе ему не спокойно. Марк ведет себя иногда странно, но его глаза… Они многое ему не обещают. А еще та бумажка в кармане… Она ему не дает успокоиться. Что же там пишет? Что Марк мог писать ночью? Ибо днем ее еще не было, а теперь… Что же он скрывает? Забыл выбросить? Но почему ночью?
— Спасибо, было очень вкусно. — Джексон поднимается со стало и берет свою миску, чтоб помыть. Но его перехватывает мать Марка и забирает посуду, потом мило улыбается и идет мыть. Марк уже также доедает.
— Пошли гулять. Мне скучно дома, — заявил Марк. — Заедем на озеро?
— Ладно. Пошли…
Они правда приехали на озеро. Джексон остановился возле небольшой будки. Здесь всегда не людей, и эта будка пустует почти шесть лет. Людям уже не интересны отдыхи на озёр, все едут на море, пляж, а другие в бассейны, или сидят дома. Это место вызывает одиночество, но как только парни слезли с мотоцикла, будто все расцвело. Сама природа не хочет опускать свой шанс, не хочет терять их.
Туан снял шлем и поставил рядом со шлемом китайца. Они пересмотрелись еще раз, а потом Марк достал большой теплый плед. Парень застелил его почти возле озера, на зеленую траву, он сел на тот плед и поманил к себе Джексона. Тот уже знает его намеренье. Нет-нет, Ван будет все еще молчать. Он видит, что у американца нет чувств к нему, а только… Ему скучно, как всегда. Джексон как игрушка для него, но все равно он не собирается отступаться. Джексон дурак, да, он полный дурак, ведь он готов даже быть куклой, только чтоб принадлежать этому парню с красными волосами. Любовь? А что это? Разве кто-то говорил, что она всегда взаимна? Пускай китайцу будет уже больно, но он будет радоваться каждому дню, которой провел вместе с Марком. Но все равно на душе тяжело, но не возможно заставить Марка полюбить его так сильно, как Джексон полюбил его.
Китаец садиться рядом. Туан улыбается ему и сразу же взял за ключицы. Джексон не сопротивляется. Ну, а зачем? Должен терпеть невзаимность. Когда Марк уже был сверху, Ван прикрывает глаза. Он не хочет смотреть на него, ведь глаза у него горят ложью, предательством… Марка все устраивает, ведь тот не сопротивляется, а наоборот, помогает снимать одежду. Теперь только он будет сверху, а все потому, что не хочет впускать в себя Джексона. Правда кукла?..
— Марк!.. — вырывается сладкий стон со рта Джексона. Туан двигается жестко, ему нравиться делать парню боль. Ван выгибает спину под ним, а сладкие стоны срываются с его рта, пальцы зарываются в красные волосы, и китаец начал сжимать их и слегка тянуть с каждым толчком. В ответ ему стонет и американец, он все время ускоряется и сжимает бедра парня, он не дает ему забросить ноги себе на талию. Но им двоим теперь так хорошо. Их дыхание бьется в одном ритме, и это очень радует парня снизу, ведь хоть так они смогут побыть частичкой одного целого. Их теперь не интересует, есть ли кто-то рядом, или нет, увидит ли кто-то их, или будет кто-то снимать на камеру… Им теперь все равно, они сосредоточены на главном — отдаться полностью друг другу. Опять имя Марка вырывается у Джексона, и он отбрасывает голову назад, сладко издавая стоны. Туан двигается жестко, входит до конца и не дает парню даже передохнуть. Это больно, но Джексон терпит… На сколько этот парень влюблен в лжеца? Почему он продолжает отдавать себя ему? Марк даже не пытается прикасаться к его телу, ему нужно просто выпустить пар. Теперь то он все понимает, но парень не сможет уйти от американца, слишком сильно привязан к ему. Но почему? Опять вопросы возникают. Даже теперь, когда в голове туман, Джексон стонет так, как нравиться парню, и кроме стоном он перебирает все мысли, что делают ему еще больнее. Кроме физической боли, он получает еще одну… И именно с этой, второй, очень сложно бороться, она почти неизлечима. Лжеца любить трудно, но такова его сущность.
Марк стонет сладко и кончает глубоко в него, а потом выходит и падает на плед, рядом с парнем. Они ждут, пока выровняется их дыхание, и мысли опять сойдутся в одну кучку.
— Марк… — хрипло издает их себя Джексон, когда ему стает слегка холодно.
— М?
— Ты любишь меня?
Туан молчит… Ван поворачивает к нему голову и видит, что тот смотрит в небо. Ах, это большое глубокое голубое небо! Как оно начало раздражать Джексона. И почему он не отвечает? Неужели мысли китайца правдивы? Он всего только марионетка?
— Марк?..
— Пошли домой. Уже холодно. Будешь сегодня у себя дома, я домой пешком дойду. — Туан поднялся и быстро оделся. Ван опускает голову. Комок застрял в горле, и он душит его.
— Я отвезу тебя… — выдавливает из себя китаец, а потом хватает ртом воздух. Все, на этом их день заканчивается.
***
Джексон едет улицей к себе домой. Он уже отвез Марка. Дорога была очень долгой, они оба молчали, нет даже слов… Даже простое «Пока» не вырвалось с них. Вот так глупо разошлись: Марк слез молча с мотоцикла и пошел к себе, не оглядываясь. Джексон все время смотрел в его спину, а сердце его кричало «Посмотри на меня!» Но никто его не слышит. Джексон теперь не сможет уснуть, боль уже возле горла, нет слов, остались только воспоминания. Возможно, когда наступит завтра, все измениться? Ван очень сильно верит в это, и будет ждать утра с этой бессонницей. А к утру еще столько время… будет о чем подумать.
***
— Джексон, ты где? — раздался голос по квартире. Чтоб тебя! Джексон быстро соскакивает с кровати и вытирает мокрые глаза. Это его мать. Что она делает здесь? Когда успела прилететь? И откуда ключ?..
— Мам? — Ван вышел с комнаты и увидел женщину одетую в черное платья к коленям. Волосы ровные, черного цвета. Его мать осматривалась, — Ты как вошла?
— Дверь открытой была… С тобой все хорошо?
Джексон молчит. Он вчера не закрыл дверь. Слишком много мыслей летало в его голове, и все о Марке. Неужели это правда конец? На часах 12:30, а Туан так и не позвонил ему… Опять комок в горле, и подлые слезы подскакивают к его глазам, а там уже начали стекать по щекам. Джексон плачет, и его мать этому свидетель…
