Mon chaton

Он бежал изо всех сил и на каждом шагу проваливался под землю при мысли, что может опоздать. Бок болел, а ноги гудели. И вот, стоя у огромных вырезных дверей,  места прибытия, сердце мальчишки затрепетало от восхищения, замерло в ожидании… Он небрежно открыл дверь,  ударив меня по спине. Мальчишка торопясь и краснея от своего поступка начал часто кланяться и извиняться,  что выглядело на мой взгляд глуповато. Это заставило позабыть меня о боли и слегка улыбнуться.  Когда я с ним встретился,  он был довольно скрытым и назвал лишь имя с виноватой улыбкой. Так как я за свою «длинную» жизнь хорошо научился читать людей,  то увидел сильного человека в этом молодом пареньке,  который был каким-то коротышкой. Он поправил свой галстук так, чтоб тот был ровно посередине. Галстук-бабочка был словно из прошлого века, изношенный и потерявший свой насыщенно-черной цвет. В целом, весь вид мальчишки говорил о его бедности. И всё же такой нищенка посмел явится к дверям богатого дома, а точнее театра. — Мальчишка,  кто ты такой? И что ты тут делаешь? — Моё имя Билли.  Я сын своей матери.  Житель этого города и слуга своего будущего хозяина — Графа Берлина. — гордо пробарабанил он. — Что-то я не припоминаю,  чтоб у меня было в слугах такое грязное отродье,  как ты. — Эта грязь — земля, благодаря которой вы питаетесь и живёте,  сударь. Как твердо он произнёс.  Как дерзко он ко мне обращается!  Да кто он,  и кто я! Я стиснул зубы. — Только слуги — крестьяне,  как ты,  на коленях ползают и роются в земле, подобно крысам,  пока МЫ, высшее общество, наслаждаемся жизнью. — на мои слова у него не было никакой реакции, что разозлило меня еще больше. На этой ноте началась война,  наша война. В ней были только трое:  я,  он и она — девчонка,  послужившая разгоранию нашей войны. Девчонка была дочерью владельца театра,  и звали её Зои. Её характер выделял её среди других девочек богатых семей,  которые были обучены манерам.  Она была быдлом,  пацанкой,  к мальчишкам,  которые к ней клеились на званных ужинах,  она относилась холодно. К нам с Билли по началу  она не относилась никак. Ей было наплевать на нас,  но со временем всё изменилось. Я бы описал её высокомерной, самовлюбленной и избалованной, совместно с этими чертами она была очаровательна, грациозна (если была под наблюдением нянечки)  и притягивала всё внимание, как мальчишек,  так и взрослых мужчин.  Не будет для вас удивлением, что именно она была одной из главных актрис,  которая почти всегда сияла на сцене. Из-за чего все её время уходило на репетиции и учебу. И из-за неё наши с Билли взгляды всегда были устремлены на сцену. Думаю,  вы понимаете, какие чувства нас троих связывали. И, самое главное, я и Зои были актерами в театре,  а Билли суфлером. Однако, не смотря на нашу детсткую войну,  которая только сплотнила нас настолько близко, что мы могли твердо доверять друг другу,  жизнь для каждого сложилась по-своему. Сам я родом из близ находящегося поместья,  наследую титул своего отца — Графа Берлина. «Я Граф Берлин Второй. " — нашептываю себе, смотря в зеркало,  а потом начинаю громко восклицать и говорить более уверенно и чётко кто я такой и из какого теста слеплен. Всё не так просто, потому что я хочу быть несгибаемым,  холодным и сильным как мой отец. Я горжусь им. Мы никогда не были близки, но мне достаточно того,  что он всегда приходил на мои выступления в театре и заглядывал проведать меня в мою комнату, пока я спал. Мне зачастую было одиноко, пока в моей жизни не появились Билли и Зои. Земля на которой стоит театр пренадлежит моему отцу,  а сам театр находился под властью отца Зои — хозяина театра. Они выплачивали какую-то часть суммы от продажи билетов на выступлениях,  сладостей, сувениров. Мы с Зои были что-то вроде дальних родственников по какой-то Бог знает какой семиюродной дочери двоюродной пробабки моей мамы, которая была для Зои тётей. Дом в котором жила отделялся от театра небольшим садом,  в котором у нас троих осталось много воспоминаний. Дома, в поместье Берлинов,  я бывал раз в год ровно на 28 дней, всё остальное время я проводил в доме Зои.  Плюс ко всему этому ко мне прицепили мальчишку, того самого Билли, который был обязан за мной следить после моего побега в город. Как тягостно… так мы и жили,  поддерживая друг друга. Всё время цапались, особенно я с Билли, дрались, ругались, мирились,  смеялись. Мы были друзьями до того дня. Я помню, в тот вечер всё было спокойно. Мы тогда были еще подростками и читали интересную книгу,  лёжа на мягком ковре возле камина. За окном уже было темно и мелкие капельки начали бить по крыше и окнам. Самой младшей из нас была Зои. В то время мы с Билли договорились, что она не достанется ни ему, ни мне. Зои навсегда останется нашей маленькой сестренкой. По всему дому раздался крик. После чего в нашу комнату ворвалась служанка,  она сказала спрятаться и сидеть тихо и, закрыв нас внутри, исчезла. И она правда думала,  что мы после этого спрячемся и будем сидеть тихо? Смешно… Смешно.  Билли и Зои уже спустились в тайный проход и ползли в коридор, а я за ними. Свечи потухли: стало темно. Билли шёл впереди. Я слышал как он судорожно дышал, но как всегда на его лице не было испуга, он неуместно улыбался. Мы вышли в зал. Камин был погашен. Это было непривычно, ведь его всегда зажигали по вечерам. Мы прошли в коридор. Никого не было видно. Послышался шум с второго этажа,  куда мы отправились. Я наступил на что-то  жидкое, а под обувью Зои заскрипел пол.  — Тихо. Слышали???  Тут кто-то  ещё есть.- раздался незнакомый голос.  Мы увидели людей. Там было двое мужчин крупного телосложения, они осветили себя и нас огненными фонарями. — Ку-ку,  детишки!  — на их лицах были злобные ухмылки, а на одежде кровавые пятна, как и под нашими ногами разлитая жидкость оказалась лужей крови. Что-то пошло не так и именно Зои выдернула шпагу с настенного украшения.  Она встала впереди,  защищая нас. — Пираты. — Ого,  храбрый пацан защищает двух дрожащих от страха девчонок. — они приближались к нам. Я снял со стены вторую шпагу,  а Билли схватил Зои и потянул за собой обратно на первый этаж. Я рванул за ними,  ибо геройствовать и рисковать жизнью не было в моих планах. Звуков погони не было. Мы спрятались на кухне — это ближайшее место,  где был шанс укрыться. Кто же знал, что служанка говорила о пиратах. Билли, зайдя на кухню, позвал маму.  Его мать была кухаркой. Мы с Зои притихли увидя кровавые следы рук. Словно кто-то пытался бежать и,  опираясь на стол, его рука соскользнула и он упал на пол. Билли стоял молча. Он пристально смотрел, не моргая. Мы подошли к нему со спины. Зои глубоко вдохнула,  распахнув глаза, от увиденного. — Билли, не смотри! — закричала она и повернула его к себе,  закрывая глаза и прижимая к груди,  как мать младенца. Я перевёл взгляд с безжизненного тела на ребят. Они дрожали, как тростинки.  Мне тоже было страшно. Стояла мертвая тишина. Постепенно в мою голову заползали страшные мысли. А если родителей Зои тоже убили?! Эту мысль я оставил при себе. Я заметил, как Билли не отводит взгляд от окна, которое было справа от ребят. Мой взгляд устремился туда. Там стоял мужчина,  оперевшись на стекло обеими ладонями и лбом. Его глаза светились как у кошки. Меня сковал ужас: я не мог ничего сказать. Темная фигура со светящимися глазами отошла.   Внезапно в окно влетел камень, разбивая стекло на мелкие осколки. Зои испуганно вскрикнула. Все осколки со звоном вылетили из оконной рамы, попадая на ребят, камень просвистел над её головой. Они начали убегать. А вслед за камнем из окна вылезли поочередно пираты. Один из них схватил Зои за волосы, после чего я ударил его своим мечом, отрубив ему руку. Пират издал протяжный крик, который даже наверное смахивал чем-то на вой. В этот момент я увидел, кака в темнотелаборатории блеснул меч: кто-то замахнулся. Но я уже был готов отразить удар. — Хэй! Стой! Они нужны нам живыми! — говорил человек с бархатным красивым голосом.Тот самый,  у которого светились глаза. Он спокойнло сидел на кухонном столе, закинув ногу на ногу. Главарь, у которого и светились глаза, щелкнул пальцами и, как по приказу,  они нас схватили. Он посмотрел на нас и сразу определил кто и кем является. Я не помню что было дальше. Меня ударили по голове. Помню, что очнулся уже в окружении солдатов.  Я выяснил, что с Зои и Билли всё было хорошо. Пиратов прогнали.  В тот день погибло много слуг и было украдено достаточно много драгоценностей. В доме буквально текла река крови. После этого о этом злополучном месте ходило много слухов среди аристакратов. Семья Зои стала почти банкротом и не могла оплачивать актеров. В тот момент мы открыли в Билли талант к актерству,  что было несомненно кстати. Но.  Ему было достаточно тяжело после смерти матери. И как же он смог с этим справится?  Нашёл ей замену. -Дай мне шанс… ты ведь, — он дрожащими руками приподнял ее лицо, чтобы смотреть в глаза полные растерянности. «Она настолько хрупкая… настолько нежная…» — думал он, казалось одно неверное движение и тонкие миловидные пальчики, эти задумчивые голубые глаза, источающие только холод, сладкие алые губки, которые так и тянут попробовать их на вкус, бледная и гладкая, словно шёлк, белоснежная кожа, черные, как смоль, волосы — всё, сие прекрасный портрет разобьётя в дребезги. — ты ведь мой маленький вакуум. Стоит тебе взглянуть на меня, и я начинаю задыхаться… Парень не понимал, что был по уши влюблен в девушку. Он не понимал о чем говорит, не понимал, что чувствует. Он не хотел взять её в свои объятия и на утро проснуться в одной постели, не отпускать её до тех пор, пока на губах не останутся синяки от страстных поцелуев. Нет, ему достаточно того, что она была рядом, была, как ему казалось, счастлива. И он возжелал сделать всё, чтоб она могла беззаботно улыбаться каждое утро. Если цветок понравился — его срывают. Если цветок любят — его берегут, не вырывая с корнями из земли. Именно так относился он к Зои. Он любил её нежно… любил искренне… И знаете что? Я всё видел. Она ответила ему взамно! ЕМУ, А НЕ МНЕ! МЫ ОБЕЩАЛИ ДРУГ ДРУГУ, ЧТО ОНА ОСТАНЕТСЯ НАШЕЙ МАЛЕНЬКОЙ СЕСТРЕНКОЙ!  Глаза наливались кровью. Сердце наполнилось болью и ненавистью.  Мои ногти невольно впились в стену и оставили на ней несколько кровавых царапин. Я всё видел. С тех пор я избегал их. Наши встречи случались редко на балах или каких-то  приёмах, но мы не обменивались ни одним словом. Я смотрел на них с презрением так, как смотрит на людей мой отец. Я не знал, что это настолько больно и тяжело. Быть одному. Быть сильным. Я наблюдал за ними. Видел как они обнимались, ворковали, переглядывались. Я замечал всё, что её радовало и делало ей приятно. И, когда пришел  день мести, я делал всё наоборот,  причиняя ей боль и сильное смущение. В порыве страсти я посадил её на стол и поднял шикарную юбку. После чего, конечно, получил смачную пощечину. Она была против, но если бы была против до конца, то наврятле бы сейчас сидела с раздвинутыми ногам, упераясь в меня. Я приподгял её подбородок, чтоб она смотрела мне в глаза... И я не увидел отвращения.. Это было так приятно, ведь я видел в её глазах интерес, словно её интригует что будет дальше. Я всё ещё был зол, поэтому оставался груб с ней. Целовал губы оставляяя укусы и синяки. На теле старался не оставлять, но это было довольно сложно, особенно, когда она впивалась мне в спину своими ногтями. Я бы рассказал, что было дальше, но думаю вам будет не интересно. И в конце концов для меня было главным месть. И я повторял эту месть, пока меня не отправили на военную службу. Вскоре выяснилось,  что Зои была беременна,  между слугами начали ходить слухи,  которые в итоге дошли и до Билли. Она торопилась скрыться, пока парень не нашёл её, но было поздно.Билли стоял за её спиной.Сначала она почувствовала чьё-то присутствие. Он, как призрак, ходил по комнате, смахивая пыль с никому ненужных вещей.Её сердечко застучало от страха, но не стала придавать этому значения. Она собирала вещи быстрыми рывками, запихивая их в чемодан.Это продолжалось, пока девушка не почувствовала на себе пристальный взгляд со спины. И вот перед ней на стене видна тень. Дыхание замерло, и, казалось, биение сердца остановилось в ожидании неизбежного. Как выстрел,  прозвучал до боли знакомый голос. —Теперь я всё знаю.— они словно поменялись ролями, и теперь он смотрел на неё так же холодно как раньше смотрела на него она. «Нет! Меня заставили! Прошу не смотри на меня так… Не будь таким жестоким!» — Как… долго…  ты собиралась… скрывать? Или ты…  даже не думала…  рассказывать правду? — он говорил почти шёпотом, обрываясь на каждом слове. — почему ты всегда со мной так жестоко поступаешь? На её глаза навернулись слёзы. Зои хотелось кричать. Кричать от безысходности. Но только что она могла ответить? Ведь она носила под сердцем чужого ребенка. Когда ей дали слово для оправдания, она невольно стиснула зубы и зажмурила глаза. Как оправдать себя? Как защитить себя в глазах любимого? Ответ прост — никак. Нужно сказать правду. Но почему она не может пошевелить языком? Признаться во всём. Это не гордость. Зои полностью приняла свою вину и смирилась со своим положением. Она не сможет закрыть этот грех жалким извинением. Внутри рвались все ниточки которыми она была связана с желанием жить. Быть может, если бы она что-нибудь сказала, то всё сложилось бы иначе. Она бежала от него в насквозь промокшем платье, по щекам был сильный дождь, и что-то стало ослеплять. Потом сильный удар и вот, уже не чувствуя боли, она лежала на дороге вся залитая кровью. Повозка, сбившая девушку, остановилась. Кучер подошёл к ней. Он пытался услышать дыхание,  но увы…  Мертва. Вокруг девушки стал скапливаться народ. Кто-то кричал «Позовите лекаря! Здесь есть врач?! Девушку сбила повозка!» К тому времени как нашли лекаря и приехали здешние лица правопорядка, кучера и след простыл. Беловолосая девушка принесла известие о несчатном случае Билли только на следующий день, когда тот собирался выходить на сцену перед публикой. У него не было ни одной эмоции на лице. Он развернулся и слабо зашагал на сцену, оставляя мисс в недоумении. Всё его тело охватила слабость. Он начал хвататься за шторы, так слабо сжимая мягкую ткань в своих руках. Свалился на колени. А публика ждёт. — Вам что,  плохо, молодой человек? — словно с издевкой спросила беловолосая. — Всё нормально… — Лгать вы совсем не умеете. — на эти слова она получила порцию презирающего взгляда. — Моя ложь сравне с правдой. — злобно усмехнулся он и, найдя силы в самых дальних уголках себя, вышел на сцену. — ведь я актёр. — Тогда соответствуйте своим словам. И он играл свою роль с той самой жестокостью, равнодушием и хладнокровием, которыми должен обладать его персонаж. Теми чертами,  которыми прежде не мог обладать такой чувствительный человек. Он взял паппенхеймер из рук секунданта и встал напротив своего противника в дуэли. Мечи были настоящими, но чтобы не убить друг друга, они были тупозаточенными и обезопасены на наконечнике,  ведь это было только выступлением. Он произнес свою речь, заученную до корней зубов и нанёс первый удар слишком сильно. Его противник еле сумел отразить удар. И каждый последующий удар Билли наносил не так как они заучивали на репетициях.  Словно он забыл,  что это лишь спектакль.  Дуэль стала настоящей. И вместе с душой он отпустил всю свою человечность. Внутри стало легче, словно рамки, сдерживающие его, исчезли. Походка стала лёгкой, и позади него не было уже ничего: никаких печалей и сожалений. Он смотрел в будущее, не вспоминая прошлого. В этот же вечер неизвестный устроил страшный пожар. Огонь сжег театр,  уничтожил сад и добравшись до поместья избавился от него и от людей находящихся внутри. Есть много свидетелей,  уверяющих,  что пожар устроили пираты,  а вместе с ними был Билли,  плечом к плечу с капитаном этой шайки — Биллом Сайфером. Местные говорят,  что видели, как они пожали друг другу руки после чего был яркий синий свет,  шедший неизвестно откуда и осветивший всё в ближайших 5-10 километрах. Билли написал мне письмо в вечер «Великого пожара»,  которое подтверждало соучастие в поджоге.  Последняя его фраза гласила: «Не жизнь такова, а я таков.»