Малодушие

      На вопрос «куда подевалась та девка?» Андерс отвечал всем одно и то же, но разными словами — ушла ночью на охоту, чтобы своими руками поймать медведя или крупного волка, дабы выпендриться перед остальными, но хвастунишке не повезло — её съели. Члены племени пожимали плечами и уходили заниматься своими делами. Пока Андерс был им полезен, они не говорили ничего против него.       Несколько лет провёл Андерс в том лагере. Он выучил местный язык и стал полноценным членом племени. Волосы он не стриг, и, может, это благотворно повлияла нетронутая природа или же «освобождение» от гнёта храмовников, но они снова начали сиять. К сожалению, Андерса можно было назвать солнышком опять-таки только по внешним признакам, его недавний поступок слишком очернил его душу, чтобы её можно было сравнить с солнцем, с добрым светилом без единого греха.       В один прекрасный день в поселение залетел голубь, ранее здесь никогда не виданный. Андерс в то время расчёсывал шикарную копну своих волос, заранее деля её на три части, чтобы заплести позже косу. Голубь уселся на плечо, куда заботливо была отложена первая прядь, и благополучно запутался в ней. Маг разозлился, когда понял, что опять кто-то пристаёт к его волосам. Обычно покоя причёске Андерса не давали дети, которых привлекал светлый цвет волос, в отличие от их чернявого. Или одомашненные волки, которые рассматривали волосы мужчины как вкусный и питательный корм.       — Курлык! — поприветствовал Андерса голубь, если это можно было так назвать, ведь весь его словарный запас начинался и заканчивался этим словом.       Андерс замер. Кто может ему писать? Те храмовники? Упаси Создатель. Но письмо он всё равно раскрыл.       Хоук. Сообщает, что пока его не было, Киркволл испытал на себе то, о чём настойчиво предупреждал Аришок. Обрушившийся на город гнев кунари заставил и магов, и храмовников быть на одной стороне. Андерс улыбнулся. Что-то с трудом ему представляется Мередит, идущая в бой с Орсино и готовая грудью защищать его. Наверняка Мариан преувеличивает — Варрик давно желал обучить её искусству красивого, но до страшного нелепого вранья. Также Мариан обнадёживает его: храмовники больше не снуют вокруг да около его лечебницы. Она списала это на то, что из-за переполоха с кунари всем стало просто не до отступников, скрывающихся прямо под носом храмовников. Возможно, что и это помогло. Но Андерс искренне верил, что именно жертва Кэтлин спасла ему шкуру. Хоук звала его обратно. Пусть она и была сыта по горло тайком от Фенриса бегать помогать Андерсу, но где такого другого талантливого целителя ещё разыщешь? Андерс сказал себе, что как только выполнит поставленную перед собой особую цель, то немедленно ретируется сюда. Родных всё равно в Киркволле нет и не было, а Мариан в последний момент стала вести дела амурные с бывшим рабом.       А голубь, похоже, запутался окончательно. Ему осточертело сидеть, и он попытался взлететь, но с таким же усилием шлёпнулся обратно на Андерса, сильно дёрнув его за волосы. И мужчина принял решение, что раз он возвращается к старым друзьям, то и выглядеть он должен привычно, так, как раньше.       Поэтому он, недолго думая, зажал в одной руке истерично трепыхающегося голубя, рвущегося в полёт, а другой полез за пазуху, чтобы достать кинжал. Срезать волосы оказалось непросто, они налились силой, или же это просто острие затупилось. Но спустя нескольких попыток отпилить, а не отрезать волосы, всё вышло. Голубь издал звук, похожий на рычание, как будто он был дикой собакой, а не птицей, и, встрепенувшись, поспешил улететь куда подальше, словно обидевшись на волосы мужчины. И Андерс, достав из кармана обрывок верёвки, соорудил с помощью него небольшой хвостик чуть ниже затылка. Он был готов идти хоть сейчас, гигантского мешка со скарбом маг никогда не таскал с собой, поскольку он всегда был готов к бегству от храмовников или недоброжелателей, а оно могло быть затруднено с тяжёлым кулём за спиной.       Пусть Андерс и многое сделал для племени, но все равно нужно было оставить что-то в качестве прощального дара. Тут же пригодились те самоцветы, которые он вынул из посоха. Андерс раздал их всем, кому хватило, по одному, убедив недоверчивых соплеменников, что некоторые жадные торговцы готовы отдаться демонам, лишь бы заполучить такую красоту. А детям и вовсе сказал, что камни эти волшебные (что, в принципе, правдиво — ведь они вынуты из посоха) и приносят удачу.       Андерс посчитал, что посреди дня уходить неразумно. Могут начаться расспросы, а особо наглые могли и вовсе задержать силой мага у себя. И он скрылся в чёрном лесу, когда солнце укатилось за горизонт отдыхать. В племени потом поговаривали: — Ночь забрала их обоих и подарила им покой в своём тёмном царстве. Спрятала за своим плащом от нашего взора. Как летучая мышь, одним крылом прикрыла мага, другим — охотницу, и крепко прижала к себе, не отпуская.       Андерс шёл один, без «гири», прикованной к его ноге тяжёлой цепью. Из-за этого путь проходился гораздо быстрее, но мужчина не мог не скрыть от самого себя факт того, что время от времени задерживает взор то на коре тополя, в бороздах которой он видел заходящиеся в крике лица, то прислушивается к стуку клюва дятла о дерево, думая, что он хочет этим образом что-то ему передать некое тайное послание. Так чутко чувствовала природу Кэтлин, и она, сама того не ведая, обучила этому мастерству мужчину. Он не раз размышлял, что её место не среди отребья Нижнего города, а среди аристократии Верхнего, как Хоук. Ведь она явно человек искусства, разве могут закадычные вояки так тонко ощущать вибрации окружающего мира и пропускать их через себя, смакуя их на вкус?       И Андерс понимал, да, осознавал на высшем уровне, что человек, который, во-первых, отвлёк его внимание от проблем магов, спас от одержимости этим, а во-вторых, не по своей воле освободил его из-под дамоклова меча храмовников, убит. Зверски, нечеловечески, по его приказу и осознанному желанию.       Странная тоска от утраты расползалась по его жилам к сердцу, по такому же принципу медленно движется скверна от места ранения к мозгу, стремясь захватить его, окутать своим чёрным пламенем, сделать вурдалаком. Только вот тоска сделала Андерса глубоко несчастным человеком. И вместе с тем умным.       Как он мог посметь уступить место разуму, дать верх животному страху? С чего вдруг он решил, что парочка продажных храмовников так уж надёжна? Почему до него не дошло, что храмовники существуют не только в Киркволле, пусть это и их основной оплот, где они вершат свои самые страшные зверства. Кровавый след отступника тянется за ним из Ферелдена, пускай храмовники там — более мягкий народ, но всё же! Свои обязанности по ловле грязных малефикаров они выполняют исправно. Андерс водил кратковременную дружбу с Героем Ферелдена и оставил о себе положительные впечатления, но это ни в коем случае не спасло бы его от преследования храмовников, так как они подчиняются Церкви, что стоит выше на голову любой монаршей власти.       Умел ли Андерс страдать? Скорбеть? Сложно дать ответ. Он много кого потерял в своей жизни, но среди них было как раз мало тех, по кому он серьёзно плакался. Первый — это Сэр Ланселап. Рыжий кот, идеально подходящий под цвет его глаз. Но Андерс любил его не из-за вопросов моды. Небольшое, покрытое пушистым мехом существо было готово отдать свое махонькое сердечко на поражение врагу, лишь бы спасти хозяина. Второй — Карл. «Друг» из Круга магов. Именно он помог ему скрасить серые дни в Круге, он же тщательнейшим образом покрывал Андерса перед храмовниками за его маленькие (иногда не очень) шалости. Мог ли этот список однажды кем-нибудь пополниться? Однозначно не Хоук, она горой была за Фенриса и подстраивалась под его радикальные антимагические убеждения, за что Андерс мигом отнёс её в категорию «забыть и положить на дальнюю полку памяти, заставив чем-нибудь, как только это дерьмо закончится». Может, тогда Кэтлин? Но лишь частично. Он не любил её и не испытывал симпатию как к женщине — она была слишком несерьёзна, вечно витала в облаках, прямо как Мерриль, и Андерс мог поклясться, что Кэтлин и эльфийка как две чудные натуры часто проводили время вместе. Кэтлин помогала Мерриль освоиться в эльфинаже, а она — не заскучать Кэтлин среди компании суровых, обременённых непростой жизнью воителей.       Андерс — чудовище. Он исказил доброго духа Справедливость, испортил его, сотворив из него Месть. Месть — чудовище. Андерс не был способен контролировать ни себя, ни духа внутри себя. Фенрис был прав… Маги — чудовища, но не все, нет. Только маги крови, любители демонов и подобные ему, Андерсу, люди, которые сотворили из себя нечто. Ради нормальных магов Андерс должен исполнить задуманное, спасти их всех, узников Казематов…

***

      Андерс прибыл в Киркволл в самый разгар раздора между Мередит и Орсино и тут же стал чувствовать себя в своей тарелке, качая права магов при каждой возможности. За напускной уверенностью в себе и своём деле он скрывал зияющую дыру в душе, чьи края обваливались каждый день, пропадая в бездне без возможности вернуться обратно, затянуть рану. А все из-за лжи, которую ему опять пришлось плести. Хоук как особа чрезвычайно любопытная, начала выпытывать у подозрительного спутника, куда подевалась его сопровождающая. Из-за душевных страданий он не мог придумать успокаивающего бдительность ответа, сообщив, что девушка осталась жить среди того племени (Андерс в этой части лгать не стал), поскольку ей там спокойнее, чем здесь. Хоук, пустив смешок, шутливо попыталась выведать у Андерса местонахождение лагеря, чтобы сослать туда Мерриль. Шутки шутками, но Хоук не могла быть полностью уверена в правдивости слов Андерса, масла в огонь подливал Фенрис, который давно подстрекал Хоук на открытое противодействие сумасбродному магу.       Порою Андерсу хотелось обрести Создателя, как однажды сделал это Себастьян. Чтобы прекратить испытывать это дурацкое чувство вины за убийство невинного, действительно невинного мага, тем более уж того, кто своим даром не злоупотреблял, а напротив боялся как волки огня. «Создатель прощает любые грехи, Андерс. Главное, признаться в них Ему, исповедаться пред ликом Его, попытаться устранить ошибку. Но он не обещает, что люди простят тебя». Андерс убивал многих, Варрик однажды решился подсчитать количество павших от руки мага, и это… Впечатлило гнома. Но не Андерса, у него, собственно, никогда не вызывала интереса статистика своих боевых похождений. Но и на гладкой дороге может попасть под колесо камень, заставив обратить на себя внимание, мягко говоря.       Столкновения с храмовниками и вступившими с ними в союз магами больше не вызывали всплеск гнева и появления Справедливости, теперь скорее… Страх. Страх того, что его могли узнать Освальд и Родерик, которые за убийство своих собратьев могли донести на него Мередит. Андерс тщательно осматривал каждый раз поле боя якобы ради трофеев, на самом деле пытаясь при помощи магии понять, тот ли, кого он ищет, лежит на полу у его ног. К сожалению, он не мог просто снять с трупов крылатые храмовничьи шлемы — Освальд и Родерик во время своего «визита» в племя пожелали сохранить анонимность, и в лицо маг их не знал.       Попытки Андерса давить на Орсино, дабы тот перестал быть тряпкой; сцены разборов полёта мага с Мередит на высоких тонах — все это настраивало друзей Хоук против Андерса. Он не просто лил вёдрами масло в огонь противостояния магов и храмовников, он щедро подбрасывал в него дрова, чтобы пламя не гасло, охватывало всю большую площадь. Однажды Андерс понял, что костра недостаточно. Нужно больше огня, чтобы свет революции заполонил весь мир, чтобы дошёл до всех его краёв, чего не сумела сделать Песнь Света. Больше запугивания, решительных действий. Почва для этого была подготовлена сильнейшей ссорой Мередит и Орсино, которая не предвещала примирения. Конечно Хоук было глубоко фиолетово, собираются ли держаться лидеры храмовников и магов за мизинцы и говорить «мирись-мирись-мирись и больше не дерись». Для неё было важнее спасти свою вторую родину, хотя и Фенрису она сказала когда-то, что именно Ферелден и только он будет её домом. И Хоук собиралась исполнить задуманное вне зависимости от того, придёт ли к соглашению «сладкая парочка». И он, и она хороши. Если понадобится, она убьёт их.       Пока Хоук пыталась остудить пыл Орсино и Мередит, Андерс зря времени не терял, улизнул из-под её носа, хотя она попросила его — такое бывает! — составить ему компанию сегодня, правда, причиной тому было обыкновенное потребительство.       — В любом случае, Хоук отдаст голос за храмовников, если не примет нейтральную позицию, — рассудил про себя Андерс. — И я ни за какие коврижки не буду ей помогать. Пусть Фенрис станет козырём в её колоде, я же давно пас в её игре.       «Дерево свободы нужно поливать время от времени кровью патриотов и тиранов, это для него естественное удобрение».       Андерс взорвал церковь в Киркволле без невольной помощи Хоук, хотя он особо на неё и не рассчитывал. Великие дела вершатся в одиночку, доверие к другим сулит провал. В один момент могучие золочёные фигуры Андрасте и Создателя пали, разрезанные на части по золотому сечению лазером. Целого квартала как не бывало. Почти сразу же раздался крик Себастьяна. Он недоумевал, отчего Эльтина не послушала его, не исполнила повеление Сестры Соловей. Он упал на колени и запричитал, не понимая, за что Эльтину, рабу божью, Создатель забрал к себе.       Виновник происшествия бесстрашно явился к Хоук, её друзьям, Мередит и Орсино. Говорят, что некоторые особо опасные преступники и психопаты стремятся не утаить то плохое деяние, которое они совершили, а напротив заявить о нём всем и вся. Андерс как раз к такой категории и относился. Его хотели уже поставить к стенке и негуманно казнить, как Хоук попросила минутку поговорить с ним с глазу на глаз, чтобы самой решить его судьбу.       На самом деле она не знала, как с ним поступать. С одной стороны, магов в последнее время и правда сильно прижимали. С другой — кто давал ему право устраивать теракт, повлёкший за собой смерти тех, кто никак не причастен к делу магов и храмовников: зажиточных граждан Верхнего города, они не без греха, но смерти не заслуживают, прихожан церкви. Хоук склонялась к тому, чтобы дать возможность Андерсу искупить свою вину, помогая ей, а потом заковать его в кандалы и отправить на суд к Верховной жрице. Если будет ёрничать — нож в горло.       Андерс сам не знал, что подтолкнуло его сказать правду о Кэтлин. Возможно, это осознание скорой смерти. Или то, что он и так во многом сейчас покаялся перед Хоук. Она была как… Монахиня, которая нависала над ним, Андерсом, и ждёт признания в грехах, в одной ладони держа прощение, в другой — наказание в виде короткого кинжала. Маг раскрыл правду во всех подробностях, рассказал все гнусные моменты. Невообразимое отвращение отобразилось на лице Хоук, словно под её носом на ящиках сидит не Андерс, сопартиец, а мешок с навозом. Она могла презирать меры Мередит и мягкотелость Орсино, но то, что сотворил Андерс вкупе с убийством того, кто был в него влюблён, кто был послан на его защиту, выходило за все рамки. Являлось исключением из правил.       Себастьян тем временем не отходил ни на шаг, он наворачивал круги вокруг Хоук и Андерса, злобно дыша в спину последнему. Не броситься на него Ваэлю мешали только принципы морали, которым он был обучен на отлично в Церкви. Себастьян слышал все речи отступника, и известие о том, что он предал своего ближнего во имя своего благополучия, довело его до бешенства. Рука Ваэля то и дела сама как-то тянулась за спину за луком, но останавливалась на полпути. Иногда он молился за спасение душ своих врагов, чтобы Создатель помог им очиститься. Но не в случае с Андерсом. Себастьян намеревался презентовать ему кошмар наяву.       Когда маг закончил, повисла неуютная тишина. Андерс напряг лицо, как если бы собирался зарыдать, возможно, оно бы и случилось, по крайней мере, глаза его увлажнились. Он не чувствовал вину за взрыв церкви. Но зато с новой силой сполна ощутил давление совести из-за убийства Кэтлин.       — Хоук, прошу тебя, дай мне дозволение решить судьбу этого богохульного убийцы. Я имею на это право как принц Старкхевена и преподобный брат, — Себастьян заикнулся. Эльтина строго-настрого наказала ему не злоупотреблять своими полномочиями и не идти на поводу у желаний. Но почему это должно его волновать? Ведь та, которая ему это говорила, мертва, и стрелка его морального компаса вновь сбилась с верного направления.       — Что ты задумал, Себастьян? — спросила Хоук, как будто не зная ответа на вопрос.       — Мести. Андерс ведь всю свою жизнь о ней мечтает. Скажу прямо: я собираюсь казнить его. И предупреждаю, что если здесь есть его поклонники, то их мнение не учитывается.       Андерс смиренно молчал.       — Если ты мне позволишь казнить его, то я клянусь тебе, Хоук, если ты опять попадёшь в неприятности, то я обеспечу тебе поддержку Старкхевена. Если же нет… То берегись меня и гнева Создателя. Я направлю свои армии против тебя и Андерса, и никто не сможет его спрятать у себя, — возбуждённо вещал Себастьян.       — Вы как? — Хоук кивнула головой в сторону поодаль стоящих товарищей.       Фенрис был чрезвычайно доволен, Авелин была целиком «за», Варрик честно в нецензурных словах признался, что понятия не имеет — он задолбался с этими магами и храмовниками, а Мерриль что-то робко и невнятно сказала, просто она немного поддерживала Андерса, но признай это она вслух — её заклюют и убьют вместе с Андерсом.       — Все согласны со мной! Хорошо, — Себастьян наконец достал лук из-за спины — подарок от дедушки, следом полез в колчан. Сделав все приготовления, принц натянул тетиву лука и приготовился стрелять, но его оборвала Хоук:       — Последнее слово, Андерс?       — Мне искренне стыдно только за то, что я сделал с Кэтлин. Она… Многое сделала для меня и моего мировоззрения.       — То есть, совести твоей не хватило на то, чтобы как минимум застыдить тебя за то, что ты сделал с Эльтиной? — угрожающе спросил Себастьян.       — О да. Её не хватило. Потому что я шёл на это осознанно. Должен же был кто-то это сделать. Мне. Не. Стыдно, — гордо, с вызовом ответил маг.       — Мерзавец! — Ваэль выстрелил мужчине в висок. Он не сразу упал как тюфяк, а как бы призадумался, умирать ему или нет. И пока Андерс «думал», Себастьян выпустил вторую стрелу, хотя не собирался это делать, но приступ истерики всё сделал за него. Как только стрела вошла в тело Андерса, неспешно сползающего с ящика, принц с силой отбросил в сторону любимый лук и колчан, отчего стрелы рассыпались по камню ровной дорожкой. Еще никогда никто не видел Ваэля плачущим, но потери ломают пополам самых сильных из нас.

***

      В Андерсе жило две стороны одного духа: Справедливость и Месть. Андерс вершил свои дела во имя этих добродетелей, который он воздвиг себе сам. Но в конечном счёте получилось так, что они провели свой суд над ним и пересмотрели своё отношение к его неблагочестивым поступкам. И вынесли приговор: смертная казнь. Справедливость и Месть пробудили Совесть в Андерсе, чтобы он стал исполнять наказание сам над собой, без содействия извне, верша самосуд духовными истязаниями. Однако приговор вступил в силу и в другом плане. Если душа его погибла, то телесная оболочка жила. Но и её умертвили. Тогда дух Справедливости, исполнив свой долг и освободившись от своего второго «я» — Мести — отправился обратно в Тень, сохранив в памяти то, что это не его удел — разделять одно тело со смертным. Пусть этим занимаются демоны. Он, добрый дух, испортил Андерса даже больше, чем сделал бы это демон. Хорошее всегда развращает больше, чем плохое.       История Андерса закончена. Память о нём запрут за семью печатями, поскольку то, что он совершил, не должно оставаться в сердцах живых. Оно должно быть предано забвению. А что Справедливость? На какой-нибудь тропинке в Тени он опять предложит помощь заплутавшему мага, искренне надеясь, что всё не обернётся так, как с Андерсом.