Малышка Кагуя

      Тучи расступились, и первые за день лучики света спустились на грешную, укрытую кровью землю. Люди даже не радовались, а бессильно сидели на траве, смотря пустым взглядом в даль.       Кагуя сидела на холмике, и все ужасы войны открылись перед ней, как на ладони. Кто-то втихаря плакал и вытирал слёзы кончиком пальцев, а кто-то беззвучно истекал алой кровью, даже не замечая этого. Но солнце уже смотрит на своих детей — значит, всё будет хорошо.       Её белая фигура отличалась на фоне остальных. Словно богиня, правительница, она, выпрямив спину и сложив ноги, сидела на багровой траве. Небо нависло над её головой, не давая мыслям свободно передвигаться. Здравый рассудок испарился, и теперь куноичи просто смотрела вдаль, пытаясь понять, что делать дальше.       Важный выбор стоял перед ней, и по какой-то причине решения, казавшиеся раньше простыми, превратились в уму недосягаемые. Убить ли друзей, уничтожить ли мир? Или лучше остаться и жить так, как некогда ранее, испытавая каждый день новые эмоции?       Странное чувство в груди не давало покоя. Кагуе даже на миг показалось, что раньше оно было незнакомо для неё. Хотелось извиниться перед всем миром, перед собой, перед сыновьями, но причины всё же найти тяжело. За что ей просить прощение? Ведь она всего лишь делала то, что следует. Обманывала, предавала, притворялась — всё ради того, чтобы получить желаемое. Разве это так плохо?       Хината слабо улыбнулась и, преодолевая нечеловеческую боль в ногах, помчалась навстречу Наруто, по пути крича его имя. Но Узумаки не слышал — он целенаправленно шагал к холму, где сидела Кагуя, смотрел только в её сторону и думал только о ней. Саске положил тяжёлую руку на плечо Хинаты, и она прогнулась под её весом. — Тебе ведь тоже тяжело смотреть на них двоих? — Хьюга мученически скривилась, ожидая ответа от друга. Она давно подозревала, что Саске безответно влюблён в Кагую, но Учиха никак не признавал это, считая такую любовь слабостью. — Тебе больно каждый раз, когда сестра говорит его имя? — Нет, — неестественным голосом ответил Саске, надеясь, что сможет когда-то убедить себя в этом. — Я просто переживаю, что если они станут парой, то наша командная работа может испортиться. — Не ври, — тихо засмеялась Хината, любовно смотря на спину Наруто, такого родного, такого… далёкого. — У вас никогда не было командной работы.       Саске искривил губы и поправил свои короткие волосы. Кого он обманывает? Себя? Хинату? Мир? Увы, лгать он не умел, зато Кагуе это хорошо удавалось годами. Наруто медленно приблизился к Ооцуцуки. Она даже не шелохнулась, ведь знала, кто это, и, что бы он не делал, чувствовала равнодушие ко всему. — Пожалуйста, сиди неподвижно, — Узумаки наклонился над Кагуей и притронулся дыханием к её уху. Мощные, сильные руки легли на её одежду джоунина Конохи, и он обнял девушку всем своим телом. — Я… Я люблю тебя, Кагуя, — ритм сердца сбился, и теперь Наруто дышал быстрее, глотая воздух. — Ничего не отвечай мне, просто выслушай.       «Пожалуйста, не трогай меня, — она хотела кричать. — Я не на твоей стороне, я ненавижу тебя, Саске, Коноху, всех!»       Кагуя не пошелохнулась. Девушка не чувствовала своего тела, и она не понимала эмоций Наруто. Любовь — слишком человечно, и только люди могут тянуться всей своей сущностью к другому человеку. Но Узумаки сильно сжал одежду Кагуи, так, что побелели костяшки пальцев, глаза взблестнули от слёз. — С первого дня, когда я тебя увидел в Академии, активирующую Бьякуган, когда ты ела со мной и сенсеем Ирукой, когда... — Наруто задыхался в своих чувствах, его сердце разрывалось на кусочки от каждого безучастного выдоха Кагуи, — когда ты стала членом моей команды, когда ты переехала в соседнюю комнату, когда мы ели с тобой вместе…       Уткнувшись носом в волосы девушки, он почувствовал запах первого снега, запах зимы, ледяного воздуха, который бывает только в холодную пору, и этот запах показался таким родным, что напомнил ему о маме, хотя Наруто видел ту лишь однажды, да и характеры Кушины и Кагуи очень различались. Но рядом с ними двумя очень легко, спокойно и хорошо. Хотелось всегда касаться хотя бы кончиками пальцев её кожи, всегда дышать одним воздухом с ней, всегда вдыхать запах её волос. — Когда смеялись, жили, когда я ушёл из Конохи, когда я вернулся, когда мы всё время ходили на миссии вместе с Саске, когда ты помогла мне победить Девятихвостого и обрести новую силу…       «Я не должна быть рядом с тобой, Наруто, — мученические мысли одна за другой появлялись в пустой голове куноичи, и та широко открыла пустые глаза, скривилась в гримасе боли. — Я в бабушки тебе гожусь!» — Когда ты спасла меня от одиночества, когда помогала мне жить…— лёгкая страдальческая улыбка, слёзы, застывшие в глазах. — Я всё это время, наверное, уже любил тебя.       И тишина. Кагуя молчала, не смея сказать ни слова, и Наруто с болью в глазах отвернулся, убирая сильные руки с её тела. Узумаки поднялся, ведь не хотел и, одновременно, противоречиво хотел услышать её ответ. Наверное, он просто не заслуживает любви. Внутри Кагуи уже были тайно запечатаны почти все Биджу — кроме Однохвостого, Восьмихвостого и Девятихвостого, от них — только маленькие кусочки, но с такой силой она уже превратилась в Богиню, бесчувственную, безудержную и безэмоциональную. Ей было почти что всё равно — вот во что верила она сама. — В детстве я любил Сакуру, но меня обогнал Саске, — задумался ниндзя. — Неужели он занял твое сердце, неужели он опять меня обогнал?       «Нет, Наруто, — вдруг догадка осенила девушку. — Ты тот человек, с которым я провела бы хоть всю жизнь, только вот я не тот человек, который нужен тебе.»       Кагуя продолжала упрямо молчать, но послышались тихие шаги, и на холм поднялось третье действующее лицо этой драмы. Саске положил руки в карманы и улыбался, ведь приготовил небольшой сюрприз для своих друзей. Шаг за шагом — и он был уже совсем близко к воркующему Наруто и безразлично-спокойной Кагуе. — Ты опоздал, Наруто, — медленно протянул Учиха, наслаждаясь ситуацией. — Если бы ты признался ей перед битвой, всё могло бы обойтись, и вы любили бы друг друга до конца своих дней, — Узумаки искривился в гримасе боли. — Она немного другая, да, Кагуя Ооцуцуки?       Куноичи моментально подняла вверх голову, но не повернулась к друзьям. Глаза Наруто расширились, и он опустил взгляд, досадливо сплёвывая на землю. Довольный эффектом, Саске продолжил свой рассказ. — Во время битвы с Обито я погиб, в подсознании встретил Мудреца Шести Путей, выслушал всю историю и был воскрешён благодаря тебе, Наруто. Так вот, она — Прародительница чакры, переродившаяся в теле маленькой девочки, мать создателя Ниншу. Много тысячелетий назад её запечатали внутри естественной клетки — Луна хранила тело Кагуи всё это время, пока одним зимним днём она не появилась в Конохе. Её цель — уничтожить всех шиноби и вернуть себе чакру!       Кагуя продолжала молчать, а потом поднялась на ноги и посмотрела вдаль, где, наверное, не было ни войны, ни страданий, ни боли. Что ей делать? Что-то в сердце осело тяжёлым грузом, и Ооцуцуки не понимала, что с ним делать. Она медленно повернулась к друзьям, и те взглотнули. Девушка протянула руки к ним и схватила длинными бледными пальцам за подбородки, у Саске и Наруто одновременно расширились зрачки, будто бы страх поселился внутри тех, кого она считала друзьями.       «Что я творю? Зачем мне это делать? Чёрт, почему я хочу плакать?!» — Раз я такая плохая, то запечатайте меня обратно. — Холодный взгляд пронзил Узумаки и Учиху, и те в очередной раз запутались: на какую сторону им встать? Убить друга или убить человечество, оставив её в живых? — Саске, — умоляюще посмотрела на своего друга Кагуя, — я заключу в гендзюцу Наруто, чтобы он не отказывался. Надеюсь, хоть ты, здравомыслящий ниндзя, сможешь без моей помощи меня заключить опять внутри луны. — Зачем тебе это? — поражённо, Учиха убрал руку Кагуи со своего подбородка. — Почему так хочешь обратно? — Я почти убила собственных сыновей, чуть не разгромила планету, которой так дорожила, а потом обманывала всех, — задумчиво, мученически улыбнулась Ооцуцуки. — Возможно, во мне проснулась совесть.       Третий глаз посмотрел на Наруто, и тот вдруг упал на землю, после чего поднялся, и в его глазах отразилась пустота, зрачок то увеличивался, то расширялся, и, в конце концов, Узумаки протянул Саске свою руку, на которой, словно краской, был выведен рисунок солнца. Учиха грустно кивнул Кагуе, и они втроём, будто по ведению богов, взлетели, затмив свет долгожданного солнца. На мир упала тень, и все посмотрели вверх, где творилась история.       Мягко прикоснувшись к её телу рукой, Саске шепнул: — А ведь я тебя тоже люблю, Кагуя Ооцуцуки.