живи ради меня

Юнги знаком с Чимином, наверное, всю жизнь. Их квартиры расположены на одной лестничной площадке прямо друг напротив друга и если это не судьба, то что это вообще такое, мать вашу? Чимин был лучшим другом для Юнги — Юнги бы скорее сказал, что он его знакомым никем — и упорно добивался его расположения. Это ещё не было первым и светлым, но уже далеко за рамками обычного желания дружить. Трезвонить по тысяче раз в дверной звонок, пытаясь вытащить Юнги погулять. Защищать его в школе от нападок Сехуна, потому что Мин часто приходит в синяках и грязной одежде. Обрабатывать ссадины, в благодарность получая лишь недовольное шипение. Ждать его на лестничной клетке, когда уже далеко за полночь, просто чтобы убедиться, что он дополз живым, и остаться перед закрытой дверью. Это уже не большое и светлое, а что-то тёмное и постыдное, недозволенное. Чимин был готов хранить это в себе, даже не надеясь на взаимность. Но Юнги выплевывает ему свою правду в двадцатый день рожденье Чимина, когда тот впервые признаётся в своих чувствах. — Грёбаный педик. Чимин принимает это, как и всё, что даёт ему Юнги. Как и всю грязь, которую он выливает на него. Следующим утром, когда Чимин с красными заплаканными глазами приходит в универ, на стене висят плакаты с его номером телефона и рекламой интимных услуг. Он захлебываясь в рыданиях, рвёт каждую бумажку, пока свистящая толпа снимает его на телефон и отпускает пошлые шуточки. Юнги вроде как похуй. Чимин позорно сбегает домой и закрывается в ванной, толком не решив, что собирается делать, лишь бы больше никогда-никогда не видеть его. Оставленное на раковине лезвие режет взгляд, как решение всех проблем. Глупое, жалкое решение его проблем. Впрочем, как и сам Чимин. И всё же: мама не заслужила этого, папа не заслужил этого. Чимин умывается ледяной водой и кладёт лезвие на место. Это не выход. Когда Пак уже почти успокоился, выпил четыре чашки чая, заев все это успокоительным, ему приходит рассылка в какао. « Говорят, Чимин спит с ректором! » « Я так и знала, иначе бы не сдал эту сессию лучше меня. » « Хах, кто бы мог подумать, что наш Чимини окажется шлюхой? » Кто бы мог подумать, что Юнги окажется таким ублюдком. Чашка разбивается в щепки, расплескивая остатки чая на пол, следом летит телефон и растоптанные чувства Чимина. Лезвием по венам — больно. Видеть Юнги — невыносимо. Первый надрез выходит неаккуратным, руки трясутся и Чимин с трудом смагивает горячие слёзы. Дальше же всё идёт как по маслу, с каждым надрезом все больше крови и все меньше боли. На грани ускальзывающего сознания Чимин слышит, что пришло новое оповещение. « Ещё одно слово об этом и я ваши кишки на кулак намотаю »  — присланное от Юнги, так и остаётся непрочитанным. Юнги всё это не нужно, ну, пожалуйста, забери, забери, забери! Отдай свои чувства кому-то другому, господи, зачем ты мне своё сердце в ладони суёшь, Чимин? Пошёл бы ты нахер. Ему даром не нужна любовь, правда. Юнги итак хорошо, нет боли, нет проблем, всё просто и понятно, зачем же усложнять? Чимин не умеет и не хочет просто. Он слепым щеночком тыкается в ладони, надеясь на ласку — каждый раз расшибает лоб в кровь, наталкиваясь на стену из безразличия. Чимин, умоляю, перестань, тебе же только больнее от этого. Ты что слепой, не видишь? Но он не слепой, а упёртый. Ходит за ним тенью, дует на ранки, ждёт его по вечерам, когда от недосыпа и усталости сам готов по стене растечься. Заглядывает в глаза, надеясь на что-то. На что, Чимин? Я разве давал какую-то надежду? Неужели, ты не понимаешь, что я никогда не отвечу тебе? Не хочу и не могу терять, ранить, страдать… Когда же ты поймешь, что я хочу как лучше для нас обоих? Даже и не думай об этом, никогда, я принесу тебе лишь боль, я… — Я люблю тебя, Юнги. — ножевым в самое сердце. Что мне делать с твоей любовью, ты подумал? Я свою-то с таким трудом уничтожаю. — Грёбаный педик. Чёрная дыра разрастается не только в твоей груди. Чего ещё ты ждал от меня? Что я засунув в задницу все свои принципы, резко сменю приоритеты? После твоего ухода, я ещё долго не мог прийти в себя, потому что, какого вообще ты творишь? Зачем? — А я давно догадывался. Он тебе чуть ли не в рот заглядывал, — О Сехун. Я надеялся, что обойдётся. На следующий день я понял, что нет, не обойдётся. Столько боли и недоверия в твоих слезах, только не смотри на меня так. Ах да, ты же не знаешь о то, что Сехун всё слышал. А ведь он так ненавидит тебя из-за того, что ты постоянно защищал меня. Чимин… Зачем? Я ведь столько раз говорил тебе, чтобы ты не подходил ко мне, даже не смотрел в мою сторону. Я ведь знал, что принесу тебе боль. Я приношу боль всем, кого люблю. Трезвоня в твою дверь, я молился всем богам, чтобы ты просто уснул и не слышал, или слишком громко работал телевизор или… — Не-е-ет! Я солгал, когда сказал, что не нуждаюсь в ответных чувствах. Я всё-таки заставил тебя страдать.