Таинственная миледи

      Присев в кресло, Павел Петрович махнул рукой служанке, чтобы та ушла, и начал свой рассказ, погрузившись глубоко в бездну своих воспоминаний. — Россию по праву можно считать Великой Державой, ведь никогда в мире не было такой огромной, величественной страны, которая бы смогла сплотить бесчисленное многообразие культур, традиций и народов, совершенно не похожих друг на друга. Но управлять этим могущественным государством не так уж и просто, поэтому во главе всегда стоял мудрый монарх — император. В правлении ему помогали бесчисленные количества подданных разных титулов и происхождений. Но была среди всех этих фамилий та, что сторожила покой государя за пределами его владений. Эту важную и, часто грязную работу, выполняли князья Севастьяновы. Должность Министра Иностранных дел передавалась в этом роде из поколения в поколения по старшинству, а в их обязанности входило поддержание отношений России с иностранными государствами и защита государя-императора светлейшей империи за ее пределами.       В то время как голова короля Людовика XVI скатилась в корзину гильотины, русская самодержавная императрица Екатерина II еще доживала благополучно свой пышный век. А цесаревич Павел, опальный, но ревниво мечтавший о короне, не хотел верить, что его судьба будет подобна судьбе несчастного короля. Больше всего он боялся предательства как со стороны своих подданных и родных, так и со стороны иноземных правителей. У него была паранойя. Именно поэтому, когда Павел I пришел наконец-то к власти, он первым делом окружил себя людьми, в которых ни капли не сомневался. На должность вышеупомянутого министра был поставлен князь Севастьянов, который замечательно исполнял свои обязанности, находясь за границей. Начиная с этого момента, фамильный дом Севастьяновых крепко укрепил свои позиции как защитник императорской фамилии на международной арене. Однако это Павла не спасло. Он был предан своим собственным сыном и убит бесславно, как его коронованный «брат», правда, не всенародно, а в собственной дворцовой спальне руками пьяных гвардейцев.       С тех самых пор вот уже с десяток поколений род Севастьяновых контролирует отношения с другими государствами и защищает громкое имя императорской семьи. Севастьяновы прекрасно справляются с этой задачей, несмотря на слухи и сплетни за спиной. Некоторые говорят о них как о беспородных псах в бриллиантовых ошейниках, которые перегрызут глотку любому, кто встанет у них на пути. Эти люди — завистники, считающие, что своими жестокими методами послы не сохраняют в спокойствии отношения между государствами, а лишь порочат, обливают кровью трон, на котором восседает наследник престола.       Но все-таки большинство видят в Севастьяновых благородную династию, которая знаменита на все Европу тем, что всегда находится на защите империи. И ведь неспроста этот фамильный дом ассоциируется с грифонами — мифологическими существами, символизирующими могущество, власть и бдительность. Эти звери с головой, крыльями орла и телом льва изображались на щите герба этого семейства, увенчанные императорской короной, скрестив свои мечи над двуглавым орлом. Это означало покорность и вечную службу монарху на благо самой монархии. И я так говорю не потому, что так говорят и остальные, а потому, что я лично знал последнее поколение этой семьи.       Эта история началась много лет назад, когда я был еще совсем юным четырнадцатилетним мальчишкой. Мой отец ведал одной крупной компанией и мог обеспечить своим сыновьям, коих было трое, достойное образование. Я был средним ребенком в семье и потому никогда не рассчитывал на то, что отцовское состояние достанется мне. Смирившись с этим еще в раннем детстве, я стал подумывать о том, чтобы всерьез заняться медициной. Родители знали мои намерения и после домашнего обучения отправили меня в Англию, дабы я получил там достойное дальнейшее образование, а затем поступил в престижный университет. Гимназия-пансион в Лондоне, куда меня отправил отец, славилась своими традициями, уставом и первоклассным обучением. По-началу, учеба там не сложилась, но в скором времени я познакомился с одним очень занимательным молодым человеком — Александром Севастьяновым. Его фамилию я знал не понаслышке, ведь он был наследником знатного дворянского рода, по статусу уступавшему лишь царскому роду Романовых. Он был моим ровесником и говорил на том же языке, что и я, поэтому подружиться нам не составило никакого труда.       Это был высокий юноша стройного телосложения, имеющий настоящую аристократическую внешность: длинное лицо с высоким, прямым лбом, тонкий нос с легкой горбинкой; очень светлая тонкая кожа. Правильные пропорции его лица обрамляли прямые каштановые волосы, а темно-карие, почти черные глаза его затягивали внутрь, словно омут. По правде сказать, он совсем не походил на будущего политика, если только внешне. Внутри же это был еще совсем молодой мальчик, который даже не знал, чего же он хочет от жизни. Бремя наследника свалилось на него случайно, без каких-либо предупреждений. Его старший брат перед свадьбой отправился в путешествие по Италии, где почувствовал недомогание: после ушиба у него начались сильные боли в спине, от которых он вскоре слёг и скончался от воспаления спинного мозга. Так и получилось, что бедная девушка стала вдовой, даже не успев стать невестой, а следующему по старшинству ребенку в семье, которому пророчили блестящую карьеру военного, пришлось стать наследником титула и государственной должности.       Кто бы что не говорил, а воин из него получился бы отменный: непоколебимый нрав, стойкость духа, аналитический склад ума, благородство, умение проявлять холодность и искусное владение оружием. Именно все те качества, которыми он обладал, и сделали из него умного, благородного, местами высокомерного дипломата-тактика. Но до этого еще, прямо скажем, далеко… В окружающих он мог вселить страх лишь одним своим леденящим душу взглядом, но для тех, кто знал его намного ближе, он был самым остроумным собеседником, самым верным другом и самым преданным товарищем.       Время летело, а вместе с ним летели годы пребывания в гимназии. И должен сказать, что это были лучшие времена в нашей жизни. За столько лет мы стали так дружны с Алексом (будем называть наших героев на иностранный лад, как это и делали в те времена), что пообещали друг другу всегда оставаться такими же близкими друзьями. И вот нам уже 18 лет. Это возраст, когда ты уже не юноша, а самый настоящий мужчина, который в праве решать сам за себя и отвечать за свои поступки, как истинный джентльмен и представитель сильного пола. Близились выпускные экзамены, после которых каждый выбирал свой путь, ну, а за кого-то это решали порядки и традиции, как это и произошло с Алексом. Зато он был волен выбирать себе будущую жену, коей стала молодая графиня София.       Мы не выбираем когда и в какой семье нам родиться. Софи была еще совсем маленькой, когда ее мать Луиза скончалась. Луиза Датская — датская принцесса, старшая дочь принца Кристиана, который, после ее смерти, по воле великих держав станет наследником бездетного датского короля. В детстве маленькая принцесса не отличалась красотой, но была добра и отзывчива ко всем. За эту простоту и незатейливость ее обожали младшие сестры — Александра и Дагмар, с которыми она делила комнату. Отношения между сестрами были настолько теплыми, что они ничего друг от друга не скрывали. Не скрывала девочка от своих сестер и то, что всегда мечтала найти того самого, с которым они бы разделили любовь и умерли в один день. Когда же Луизе исполнилось восемнадцать лет, она была выбрана королевой Викторией в качестве супруги ее старшего сына. Но девочка мечтала совершенно о другом и посмела отказать королеве, а после этого вышла замуж по любви за юношу из знатного графского рода. Спустя три года счастливого брака и родилась малышка Софи. Но роды были не столь очень удачными, как хотелось бы, и понесли за собой серьезные последствия. К 24 годам молодая графиня совсем обессилила и умерла, оставив на мужа трехлетнюю дочь. Но в скором времени тяжесть горя и утраты потянула в могилу и графа, сделав девочку сиротой.       Как бы не печальны были все эти события, но Софи обрела новый дом рядом со своей тетей Александрой, которая, в отличии от своей горячо любимой сестры, приняла предложение королевы Англии и к тому моменту уже была женой будущего короля. С того самого момента племянница принцессы Уэльской воспитывалась при дворе. Ее любили все, даже сама королева Виктория. Любили за звонкий смех, ясную улыбку, небесно-голубые глаза и золотистые локоны; за превосходные манеры, доброту и мягкость, что унаследованы были от матери. Девочка росла со знанием того, кто была ее мать, кто был ее отец, кем и кому она приходилась из царствовавших в то время династий. Иными словами, София знала всю свою родословную и с детства понимала свое положение в обществе и место при дворе. У малютки был талант к изучению языков, и поэтому к восьми годам она уже знала в совершенстве английский, французский, и немецкий. С раннего детства склонна была к музыке, которой ее обучала тетя. Рисовала, училась петь и танцевать Софи под руководством гувернанток. Девушка жила при дворе вплоть до того момента, как вышла замуж за Александра.        Познакомились они совершенно спонтанно: на одной из узких улиц Лондона столкнулись два экипажа. Из одного из них вышла обворожительная юная девушка лет восемнадцати. Грациозно выпорхнув из тесного кэба, она увидела красивого и стройного молодого мужчину, которому на том момент было уже двадцать с лишним лет, а если точнее — двадцать два года. Этот харизматичный дворянин, признав вину своего кучера в содеянном, нежно взял руку барышни и, поцеловав, уже больше никогда не отпускал. Это была любовь с первого взгляда, которая породила ту искру, что разожгла в двух абсолютно разных людях глубокое и сильное чувство, на которое, казалось бы, не способны простые смертные.       Свадьба не заставила себя долго ждать, и вот уже через год после совершенно случайного знакомства на торжество были приглашены самые влиятельные и знатные люди со всей Европы. В списке приглашенных был и я — Павел Дубровин, выступающий в качестве ша́фера жениха. На тот момент я был уже начинающим врачом и готовился к командировке на Балканы, где обстановка накалялась все сильнее с каждым днем. Русско-турецкая война была уже не за горами, а войска могли быть отправлены на поле боя в любой момент. Но сейчас не об этом.       После роскошной свадебной церемонии последовали не менее роскошные похороны, потому как заболевший внезапно старый князь скоропостижно скончался, сделав новоиспеченных супругов светлейшим князем и княгиней. С этого момента Александр Андреевич Севастьянов — министр иностранных дел, главный государственный посол и, по совместительству, глава посольства Российской империи в Англии. Вместе с новой должностью молодой князь получил огромное состояние, родовое поместье в Петербурге и большое влияние при императорском дворе. Твердый характер и деловая хватка стали верными спутниками молодого князя, который, несмотря на свой возраст, показал всем задатки лидера и заинтересованность в ведении политических дел. Юноше не пришлось сражаться на поле боя в качестве бравого война, за то, он не упускал возможности «сразиться» на политической арене с другими, более опытными дипломатами. Оперируя фактами, словно искусный хирург, и используя свой талант красноречия, он делал так, что любые переговоры заканчивались безоговорочной «победой», при этом находя положение наиболее удобное для обеих сторон. Но даже если в какой-то момент что-то шло не по плану, князь все равно выходил сухим из воды, лишний раз доказывая, что самое главное в этой нелегкой работе — это далеко не опыт, а стремление, которого у него было хоть отбавляй.       И вот после свадьбы, я вернулся к работе и вынужденно покинул Лондон, где теперь было семейное гнездышко Алекса. Приехав ненадолго в Петербург по не отложенным делам, я встретил свою будущую супругу, с которой через полгода приехал снова в Лондон, узнав о скором прибавлении в семействе лучшего друга.       Пришёл май. И спокойные акварельные краски апреля сменились сочными, кричащими мазками разгара весны. Это самое горячее время года, когда деревья, кустарники, травы как бы сбиваются с векового ритма и начинают беспорядочно и торопливо облекаться в дорогие праздничные одежды весеннего карнавала. Уже стоит неумолкаемый гул пчёл над ликующими вишнями. Только-только начинает раскрывать бутоны ароматная черёмуха, как уже высоко в небо взметнулось белое пламя на нетерпеливых грушах. Огонь тотчас же перекинулся на соседние яблони, и они мгновенно вспыхнули бледно-розовым заревом. Не заставив себя долго ждать, сирень вслед за ними выбросила на зависть тысячи роскошных белых, кремовых, лиловых, фиолетовых букетов.       Так много красок собралось в саду усадьбы Севастьяновых, что не хотелось покидать это место. Попивая чай из великолепного фарфорового сервиза, все обитатели столь богатого семейного дома в то утро собрались на открытой уютной террасе. Во главе стола сидел хозяин дома, который готовился стать отцом. По правую руку от него сидела его дорогая женушка, с лучезарной улыбкой и заметно округлившимся животом под кисейным платьем. Алекс ни на шаг не отходил от своей беременной княгини, постоянно держа ее за руку. К слову сказать, Софи, которую еще ласково, по-русски, называли Сонечкой, к лицу было материнство. Молодая, румяная она была в том возрасте, когда девушка распускалась, словно бутон, и становилась самой настоящей женщиной — хранительницей семейного очага. По левую же руку владельца особняка сидел я со своей женой Дарьей, которая была на год старше будущей мамы, сидевшей напротив.        Через несколько дней, весь дом стоял на ушах, в ожидании того самого момента… С раннего утра слуги неустанно грели воду, шныряли вверх-вниз по лестницам дома. И так снова и снова. Весь день Алекс не находил себе места, нервно меряя шагами кабинет. Как бы я не пытался, я не мог ничем отвлечь его. Ну, а тем временем, все поместье и все его окрестности уже погружались, окутывались во тьму. Приближалась ласковая майская ночь. Все окна и балконные двери в поместье были открыты, впуская в неспящий дом запах распускающихся белых роз, что раскинулись большими и пышными кустами под окнами хозяйского дома. На темном небе после утомительного дня появилась низкая полная луна и редкие далекие звезды. Луна сияла — открытая, недоступно далёкая, безмерно печальная; смотрела на землю, заливая её до горизонта печальным светом, и словно тайну какую-то несла с собой. Она делала местность все более таинственной, а освещено-синее огромное небо прохладным после жаркого майского дня.        Наконец, в ночь на 17 мая случилось чудо и мы услышали первые крики. Госпожа София подарила жизнь прекрасной девочке. Оказавшись на руках у отца, она почти не кричала, а смотрела на него своими большими, ясными глазами цвета той самой луны, что тогда возвышалась на небе. Серые и блестящие глазки достались девочке от отца Алекса, а светлый, золотистый завиток волос на макушке явно принадлежал Софи. Ее гладкая и нежная кожа была такой бледной, что казалась прозрачной, и напоминала тонкие лепестки белых роз, что росли перед домом, и чей запах наполнял темную, душную комнату той ночью.  — Роза, — тихо произнес молодой отец, — ее имя — Роза! — повторил он вновь, посмотрев на улыбающийся белый сверток в руках, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Весь остаток ночи молодые родители провели вместе со своим новорожденным чадом — будущей наследницей дома Севастьяновых.       После месяца, проведенного в Лондоне, мы с супругой решили остаться в Англии и приобрести небольшое поместье в черте города. Но не успел я насладиться спокойной жизнью, как уже через год был вынужден оставил жену, новорожденную дочь и отправиться в качестве военного врача на Балканский полуостров.       Война, между Российской империей и союзными ей балканскими государствами с одной стороны, и Османской империей — с другой, была не долгой, но особенно богатой на кровопролития. В полевых госпиталях на Балканах и Кавказе мне довелось видеть ужасные, потрясающие душу зрелища, войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а войну в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях и в смерти.       На протяжении всех военных действия с Алексом я так и не встретился, но часто получал от него письма, в которых он делился своими взглядами о возможном исходе войны и из которых я узнал о скором ее окончании. Группа дипломатов во главе с князем Севастьяновым добилась подписания Сан-Стефанского мира, после чего я поспешил вернуться к семье.       В том же 1878 я стал участником второй англо-афганской войны, которая стала последствием русско-турецкой, но в которой Россия не принимала никакого участия. Врачом там пробыл два с половиной года, а затем, получив ранение в ногу, отправился в Лондон. По горло сытый всеми ужасами войны: морем трупов и крови, запахом паленой плоти и пороха, я наконец-то вернулся в Англию и решил наверстать упущенные годы отцовства и супружества, отказавшись на время от работы. Вновь вернулся к прежней жизни, где было место лишь для счастья и любви.       И снова наступил яркий май, раскрашивающий такой мрачный Лондон в такие яркие и теплые весенние цвета, совершенно ему несвойственные. И вот я снова в усадьбе моего дорого друга как и пять лет тому назад. Мы мирно говорили о чем-то на террасе, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери, грохот зацепленного и поваленного стула, и в помещение вбежала пятилетняя девочка. Запахнув короткую кисейную юбку, она остановилась посередине комнаты. Князь вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг вбежавшей девочки. — А вот и она! — смеясь, закричал он. — Именинница! Моя дорогая именинница! — Какое прелестное дитя, — только и смог сказать тогда я.       Сероглазая, с алыми пухлыми губками, миловидная и такая живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, выскочившими из корсажа платья от быстрого бега, с своими сбившимися назад золотистыми кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда по-детски искреннюю улыбку и звонкий смех вызывал любой подходящий для этого повод. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной накидки и засмеялась. Она смеялась, говоря отрывисто про куклу, которую вынула из-за спины. — Видите? Кукла… Мими… Видите? Это подарок тетушки! Она совсем как живая, правда? — Рози упала на мать и засмеялась так звонко, что все, даже я, против воли засмеялись. Оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу и, получив в ответ милую улыбку, опять спрятала лицо. Принужденный тогда любоваться семейною сценой, я счел нужным принять в ней какое-нибудь участие. — Скажите, моя милая, — сказал я, обращаясь к малышке, — кем же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?       Девочке не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым я обратился к ней. Она посмотрела на меня с серьезным выражением лица и, посадив на свободный стул свою новенькую куклу, медленно подошла ко мне. Сделав книксен, она протянула мне свою маленькую ручку и заговорила на чистом русском. — Забыла представиться, Я — княжна Розалия Севастьянова, — монотонно произнесла именинница, после чего подняла на меня взгляд и весело добавила, — для вас — просто Рози.       И наверное с этого самого момента я понял, что это был непростой ребенок. Ее ясные пронзительные глаза смотрели на этот мир с недетской серьезностью, а душа лежала к занятиям, которые, казалось бы, не должны были увлекать девочку ее возраста. Она прекрасно фехтовала для своих лет и могло показаться, что она с самого рождения не выпускала рапиру из рук. И, наверное, это было действительно так, ведь Рози с невероятной легкостью входила в пируэт и наносила точные, меткие удары по набивной кукле, разнося ее соломенные внутренности в пух и прах. Девочка училась убивать. Уже от этой мысли по телу бежали мурашки, а если представить, что на месте этого манекена мог быть живой человек, становилось страшно.       В доме Севастьяновых всегда было много гостей, с некоторыми из которых князь уединялся в кабинете за чашечкой чая или бокалом крепкого бренди. Очень часто на такие встречи Алекс брал с собой и дочку, а та с интересом выслушивала многое из мира ей доселе неизвестного и иногда дергала отца за рукав, когда слышала слова, значения которых не знала. Рози жила бок о бок с политикой с самого детства, поэтому такая любовь и заинтересованность в ней казалась уже менее странной.       В шахматы малышка играла куда лучше, чем многие взрослые, а танцы ей давались так легко, что ее грации можно было только позавидовать. Она неплохо играла на фортепьяно и отлично держалась в седле. Любила поэзию и вышивание и вообще все то, что обычно нравится девочкам, но даже так она умудрялась разительным образом отличаться от остальных.       В скором времени семья Севастьяновых стала больше на одного человека. У Розы появился младший брат. В отличии от старшей сестры, которая обладала внешностью матери и волевым характером отца, маленький Стива, как его называли домашние, был больше похож на отца своими темными бусинами глаз и каштанового цвета волосами, непослушные завитки которых бывало немного небрежно спадали на лицо. Мягкий и податливый характер унаследовал он от матери, которая привычна была все романтизировать. Он был слаб здоровьем, но несмотря на запреты врачей, любил гулять в саду и играть вместе со своей любимой сестренкой, которая была старше его на пять лет. Обожал читать вместе с отцом и учиться музыке у мамы.       Тем не менее, старшая Роза взрослела на глазах и все больше напоминала чем-то красивого котенка, который будет в будущем прелестной кошечкой. Месяцами пребывая в родовом имении северной столицы, изучая русскую культуру и язык, девочка с малых лет была известна в высшем свете Петербурга. Про нее говорили как про какое-то чудо, вобравшее в себя северную красоту и красоту полудня, бриллиант, какой попадается на свете редко. Все, казалось, соединилось в ней: знатность, ум и душевная прелесть. Достойных искателей была толпа, но даже среди них были юноши, которые не стоили и одного ее взгляда.       Алекс знал, что скорее всего не доживет до того момента, когда дочери придется выбирать избранника, и он, как заботливый отец, желающий своему чаду только лучшего, хотел как можно быстрее сделать этот выбор за нее. Он знал, что Розе, которая в дальнейшем возглавит их славный род, нужен человек, на которого она могла бы положиться и который любил бы ее также искренно, как сам Алекс любил свою жену. Князь решил взять инициативу в свои руки и счел правильным то, что именно родителям нужно было решать судьбу детей. Софи же считала по другому и всегда была сторонницей совершенной свободы девушки. «Помилуй, Алекс, в наше время уж пора оставить эту старину. Ведь молодым людям в брак вступать, а не родителям!» — всегда говорила супруга и приводила в пример их собственный союз, заключенный не по расчету, а по любви, не беря во внимание тот факт, что дочь могла влюбиться в того, кто не захочет жениться, или в того, кто не годится в мужья. Однако этот английский обычай был не принят и невозможен в русском обществе, но и русский обычай сватовства считался чем-то безобразным. Вопрос замужества часто становился причиной не одной ссоры, каждая из которых в конце концов заканчивались тем, что князь проводил ночь на неудобной софе в своем кабинете.       Но в скором времени вопрос отпал сам собой, ведь оба родителя сошлись на одной кандидатуре. И этим достойным на роль будущего супруга их дочери стал Николай Севастьянов — младший сын графа Севастьянова. Граф Севастьянов возглавлял ответвление старинного семейства и приходился Алексу не таким уж и далеким родственником. Что князья, что графы Севастьяновы всегда находились в тесных взаимоотношениях как в делах сугубо семейных, так и в государственных. Младший сын Николас не наследовал почти ничего, но на него была сделана очень большая ставка, ведь юноша представлялся очень перспективным и подавал большие надежды. Родители были уверены, что мальчик займет достойное место в обществе и без бремени наследства, если займется военным ремеслом.       Николас был старше Розы на два года, но это никак не помешало им сблизиться. Это был очень симпатичный светловолосый мальчик с бледноватой кожей и блестящими глазами цвета бирюзы. Прекрасно подходил на роль военного своим характером: был храбр, самоотвержен, временами мог быть холоден, но все-таки добр и ласков. Играя в шахматы или в солдатиков, Ники мыслил всегда стратегически, как стал бы мыслить настоящий полководец на поле боя. Спуская курок зажатого в худощавых руках револьвера, мог без каких-либо затруднений попасть прямо в цель, несмотря на большое расстояние или любые другие преграды. Неплохо танцевал, играл на скрипке, но отвратительно фехтовал да и в целом плохо вел себя в ближнем бою, но все-таки никогда не отступал и не опускал руки. Их с Розой отношения с возрастом переросли в нечто большее, чем просто дружба. Это была самая настоящая любовь. Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды. Та, про которую сказано — «сильна, как смерть». Такая любовь, для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение — вовсе не труд, а одна радость. Роза и Ники стали видеться реже после того, как юноша в свои четырнадцать был определен в военное училище. Но даже эта вынужденная разлука не стала для них преградой. Они слали друг другу теплые письма и с нетерпением ждали каждой следующей встречи.       Время не стоит на месте и идет своим чередом. За окном опять весна, а Розе уже двенадцать. В стенах большого дома вновь собрались близкие друг другу люди. Кто же знал, что это был последний раз, когда вся семья собралась за одним столом.