Сказки, написанные под амфетаминовым приходом.

Если для кого-то Паскаль был всего лишь странным худым пацаном с выкрашенными в зелёный цвет волосами и тоннелями в ушах, то для Рапунцель (так прозвали её одноклассники ещё в первый год обучения за длинные локоны, что в умелых женских руках принимали любые формы, а с небольшими манипуляциями будто излучали свет и искрились) он был другом. Нет, не так. Лучшим другом. Нет, тоже слишком грубо. Лучшим, блять, Паскаль, опять ты нас в жопу мира затащил, меня мама будет ругать, дружищем, ну ты, чё, обиделся, что ли? А если отбросить гнусный жаргон, занимавший речь Паскаля едва ли не больше, чем остальные литературные слова, то они подружились в детстве, когда матушка Готель была здорова, разрешала Рапунцель гулять не в строго отведённые часы и не пыталась ей промыть мозги насчёт этой свадьбы с Юджином. Как так получилось, что в современном мире у девушки нет права решать, с кем ей связать свою жизнь? Паскаль не очень любил разговоры на эту тему, но каждый раз выслушивал причитания Рапунцель и даже пытался как-то утешить. В те времена, когда они познакомились — а для обоих они были далёкими, дальше, чем неосязаемое будущее и старость в окружении внуков, — всё было легко и просто: уроки — учить, обед — съесть, учителей — слушаться. Огненная по характеру — оба вспыльчивые, любопытные, весёлые — парочка часто после школы оставалась у Рапунцель дома, и, зачитываясь приключенческими романами, они додумывали те места, которые сами хотели увидеть, и тех людей, с которыми хотели познакомиться. Они любили всё, что связано с выживанием: мультфильмы, сериалы, фильмы, книги, даже некую воинственную музыку, придающую дух и помогающую собрать силы в кулак. Чуть позже матушка разрешила им гулять — и они бегали друг за другом в парке, искали сокровища в кустах, предварительно нарисовав перед сием действием ложную карту, могли и подраться, чтобы вечером с улыбками на лице и уставшими детскими телами, существующими будто бы вне головы, всё мечтающей о приключениях и свободе, плелись домой, где слушали аханья мам, принимали горячий душ, жёсткой губкой стирая с кожи кусочки прилипшей земли, и засыпали с ожиданием нового рассвета и нового дня. Матушка Готель постаралась воспитать из Рапунцель «истинную леди», но, увидев в очередной раз царапины и синяки на коленках, забила на это дело. Тупая сука. Ой. Работала она уборщицей у богатых людей, приходя к ним исправно три раза в неделю (или чаще — если чрезвычайная ситуация), получая за это неплохие деньги и, в принципе, наслаждаясь своей работой, несмотря на покрытые цыпками морщинистые руки, загрубевшими от долгой тяжёлой работы в прошлом и долгой возни с уборкой в настоящем. Также она за дополнительную плату гадала жене того, на кого работала. В гадании смыслила мало и могла часто сказать абсолютную нелепицу, но тут же выкрутиться так, что женщина широко раскрывала глаза и верила ей. В один из подобных случаев Готель особо наговорила жути, ведь речь шла о сыне этой богатой семьи, а вместе с последующим ритуалом это был отличный способ заработать в два раза больше обычного, предвещав ему самоубийство по причине физических неизлечимых недугов. Мать испугалась и согласилась на проведение защитного ритуала, который оберёг бы её сына. Нет, вы серьёзно думаете, что она хоть что-то смыслила в этом? Ха-ха-ха. Она не помнила сказанное, пряча деньги в карман и направляясь домой. И уж тем более шоком для неё было доставать этого человека из петли в его комнате, где он провисел часов семь, как минимум. Повесился ночью, записки не оставил. Обезумевшие родители обещали убить Готель, если она хоть как-то намекнёт о себе или появится в ближайших окрестностях. Мать рвала волосы и плакала, отец в качестве профилактики как бы выстрелил в Готель, но пули в револьвере не было. Что ж, именно с этого сынка и пошёл дальнейший пиздец. Работы она лишилась — и в силу связей тех людей её согласны были принимать в местах, где зарплаты хватит на батон хлеба, а работы — больше в три раза, чем раньше. И она засела дома. Сначала это было даже неплохо — постоянно готовила, шила, читала, забросила псевдо-гадание, выглядела отдохнувшей и счастливой. Пролог сия действия наступил, когда Рапунцель снова попросилась погулять с Паскалем. Ей было уже четырнадцать, и детские формы потихоньку сменялись на девичьи, вызывая внимание у противоположного пола с бурлящими гормонами и, как следствие, похотью, затмевающей разум. Паскаль на тему секса не заикался и всегда раздражался, слыша что-то неприличное. Но в тот момент матушка Готель снова вспомнила израненные коленки, грязную одежду и на секунду представила, что её дочь побывала в таких злачных местах, о каких и не слыхала ничего плохого ни разу. Рапунцель видела, как лицо её мамы постепенно меняет своё выражение, пугая её. Напряжение шло от всего тела Готель, она стояла не как статуя, а как зверь перед прыжком — хищная, злая, собранная. Оставалось лишь считать секунды до кульминации. И отчётливо понимать, что сегодня ты не получишь желаемое. Резким движением Готель схватила Рапунцель за руку и быстро отвела её в комнату. Всё её существо кричало спасти дочку, ведь в этом мире слишком много зла, да и эти мужчины, особенно этот Паскаль, да она не готова для жизни, да что там за порогом дома, да дома я уберегу её от опасности, да я же люблю её, да она моё чудо, моя принцесса, да не смогу простить я себя, если с ней что-то случится. Поэтому она чувствовала себя лучше, запирая Рапунцель в комнате и сообщая ей, что никуда она больше не пойдёт. Можно, конечно, расписать подобные случаи и дальше — но зачем? Можно сказать проще: всё пошло своим чередом и, поверьте, отнюдь не приятным. Огромным счастьем было, когда матушка разрешила три часа в день гулять с Паскалем, но она должна была каждые пятнадцать минут получать СМС от дочери. Если их не было — она звонила и плакала в трубку, чувствуя себя лишней и ненужной для своего же дитя. Вот как раз в этот период, когда её болезнь-одержимость-обсессия только зарождалась, она и предложила Юджину в будущем жениться на Рапунцель. И он согласился — к удивлению для своих родителей. Это был отвязный парень, который создавал невинный образ в обществе, но сам давно сидел на кокаине, не воспринимал и не любил ничего, кроме него, и находился в постоянных поисках «почище да подешевле». Очевидно, и жена ему была не нужна — а та, кто деньги на дозу достанет. Готель этого не знала. Рапунцель знала, но не верила. Паскаль боялся за подругу. Уж он-то прекрасно знал Юджина и его выходки, когда он и его «братва» могли прийти в любое место и избить там первого попавшегося. Или попавшуюся. Ну так, ради забавы. — А чё нет? Действительно. Наглый самовлюблённый ублюдок. Почему эта фраза звучит так избито? К тому времени, как Рапунцель росла и всё больше превращалась в затворницу, количество порезов и глубоких выпуклых шрамов на её руках и ногах возрастало. Школа с Паскалем были забыты, ведь, по словам матушки Готель, это всё приводит к моральному разложению. Ну да, а быть «хиккой» — пусть и без аниме — это одно большое умственное развитие, прекрасная логика! Короче, как вы могли понять, это история моей блядской жизни. И блядью я стала, когда начала скакать на не до конца вставших членах, дабы заработать себе и Юджину на дозу. И кто придумал такие цены на кокс? И почему этот худощавый небритый красавец-мудила решил, что скорости по вене — это так себе, а крэк и снежок по носу — заебись идея? Дурак. Нет смысла говорить о себе в третьем лице, когда ты — вот такая потерянная, изменившаяся, потерявшаяся в своём же уже давно размытом сознании, и ведь это ты — смотришь на себя в разбитое зеркало, а локоны золотистые давно превратились в короткое грязное месиво цвета то ли детского дерьма, то ли протухшего молочного шоколада. Плесень на продукте вылезает маленькими пятнами, разрастающимися гнилью во все стороны, а краска — самая дешёвая — слезает волнами вместе с выпадающими клоками волос. Смотришь на себя в зеркало — а там пирсингованная во все возможные для проколов места чмошница со стеклянными глазами и огромными зрачками. А зеркало разбито — семь лет несчастий, говорите? Ну-ну. Стеклом очень неудобно вырезать себе на коже кровавые рисунки и выпускать каплями демонов наружу, что бы кто ни говорил. Жизни я так и не научилась. Отсидев своё время взаперти, я вышла замуж за Юджина, пусть этого и не хотела. Да кого волновало? Как я могла сказать «нет»? Моя подпись на нужных документах уже стояла вместе со штампом в паспорте. Даже если бы я и отказалась — деньги были заплачены, и женой была я, прямо как в древних сказках. Голова кругом... Это всё Юджин. Этот мудила подсадил меня на этот горьковатый порошок. А чё там с Паскалем? А я ебу? Жив, вроде. Даёт иногда бабло и подкидывает еду. Целует в лоб и шутит про покойников. Перевязывает руки и уходит после очередной ссоры с моим муженьком. Марафон заканчивался. Пора и мне надыбать остатки геры, вколоть в пока живую вену и проспаться на пару часов. Только чуть больше дозу. А то толера. И ещё больше. И ещё. И ещё. ...хватит?