Предначертанный

— Это жестоко, Клэри, — сурово проговаривает Лайтвуд. — Почему? — Охотница искренне не понимает. В её мире отношения с Лайтвудом вот такие. Больше похожие на супружеские: в них не страсти и огненных чувств, они доверительные, тихие и спокойные. Именно такими их видела Кларисса. Стабильными. Как сам Лайтвуд. Когда девушка всматривалась в него, она никогда не видела романтика или страстного любовника. Охотник был синонимом стабильности, предсказуемости. Дома? Его широкие плечи и спина, за которыми он мог спрятать тебя от всего мира, крепкие руки с мозолями от лука, низкий глубокий голос, который не мог дрогнуть даже в самой тяжелой ситуации. Всё это Клэри замечала, считывала. В его присутствии спокойно, он оберег и опора, ему можно доверить всё. Но просыпаться вместе с ним? Держать его за руку? Целовать? От этих мыслей Клэри становилось неудобно, будто это что-то запретное и неправильное. — Потому что всё опять упирается в нашу связь, — теперь он даже не смотрит на неё. — Что плохого в этом? Я хочу выйти за тебя сейчас, потому что это требует Конклав. Это всё равно случилось бы. Почему не сейчас? — она делает шаг в его сторону, будто заставляя обратить на себя внимание. — Потому что я не хочу, чтобы ты выходила за меня, потому что должна. Ты должна сделать это, только если ты искренне этого хочешь. Я не хочу, чтобы ты была рядом только из-за связи, я хочу, чтобы ты была рядом, потому что ты правда любишь меня, — охотник остановился. Он сказал слишком много и слишком искренне. Прежде чем Кларисса успевает что-то ответить, Лайтвуд покидает тренировочный зал. *** Пол неприятно скрипел под ногами и резал слух. Рыжая буквально проклинала каждую из этих чертовых досок. На часах три часа ночи, так что она уверена – её слышали все. Это определённо было плохой идей. Кружки с горячим кофе обжигают костяшки мизинцев, но Кларисса уже не знает, как схватить предмет по-другому. Она стоит перед дверью Алека Лайтвуда уже целую вечность, не зная, как оправдать свой приход. После его слов ей не спалось, она спускалась на кухню, как увидела свет из его спальни. Ухватившись за то, что охотник тоже не спал, она отчаянно хотела поговорить с ним. И вот теперь две горячие кружки кофе обжигают ей руки, пока она стоит за его дверью, не решаясь даже постучать. Пару раз обернулась уйти, но снова и снова возвращалась в двери, всё больше нервничая. Вдруг дверь перед ней резко открывается. Не дав и слово лучнику, Клэри выдаёт: — Заставь меня влюбиться. Она протягивает ему кофе, в голове проклиная всё на свете. — Что? — Я никогда не давала тебе шанса. С самого первого дня, я была увлечена Джейсом. Но что, если я изначально ошиблась? Ты сказал, что я должна быть рядом, только если правда люблю тебя. Тогда заставь меня влюбиться в тебя, Алек. — Это не так работает, ты же в курсе, Фрей? Она впервые подняла взгляд на него, кажется, он злился ещё больше, чем днём. Но за всей этой суровостью, охотница видела кучу вопросов, а не ненависть и непонимание. — Кто сказал? Конклав приедет через пару часов, и ты скажешь им, что мы женимся. Свадьбу сыграем месяца через три, раньше Изабель просто не даст, я уверена, она даже шторы закажет из другой страны. Поэтому у нас будет много времени, чтобы попробовать. Давай попробуем быть парой, Алек. Если бы кто-то стал свидетелем данных событий, то подумал, что это просто смешно. И они бы с незнакомцем согласились, но их история вне слова «правильно», пока на ключице Клариссы имя Лайтвуда. — Для тебя это игра? Кларисса, назови мне хоть одну рациональную причину, почему я должен согласиться на этот бред? — лучник отчаянно хотел сказать «да». Это слово горело сигналом SOS у него в голове, но он не позволял выйти этому наружу. Глупость. Даже если она прямо сейчас стоит у тебя под дверью и даёт тебе шанс, хочет стать ближе, кажется, всё не так должно быть. — Потому что я правда хочу любить тебя, Алек. Я очень хочу любить тебя. Это было правдой. То, что Кларисса не представлял романтических отношений с ним – тоже правда. Но почему-то, когда они гуляли с Саймоном и видели влюбленные парочки – она думала о Лайтвуде. Когда перед сном ей хотелось побыстрее заснуть – она думала о нём. Она думала поел ли он, не пострадал ли на миссии, лёг ли он спать или до сих разбирает бумаги в кабинете. Он становился её первой и последней мыслью каждый день. И всё же это не казалось тем, что было с Эрондейлом. Ей казалось, что он не привлекает её, как мужчина. Ей не хочется брать его за руку, просто чтобы почувствовать трепет, в ней нет необходимости целовать его. Она задумалась как это: чувствовать вес его тела, кожу, обжигающие дыхание, а потом просыпаться рядом с ним. Как это: «хотеть» его настолько сильно, что ноги подкашиваются. Фрэй не знала. Но почему-то, когда две охотницы называют Алека сексуальным, когда думают, что их никто не слышит, у Клариссы предательски колет в районе ключицы. — Почему? Алеку кажется, что он знает ответ. «Я не хочу сражаться против связи всю жизнь», «Мне нужно любить Предначертанного, чтобы быть счастливой». Но лучник всё же спрашивает. — Потому что ты и есть «тот самый», дело не в узах. Лайтвуд замирает. Это не то, что он ожидал. Ему хочется узнать, но Фрэй предательски молчит. Бегает глазами по его футболке, изредка опуская взгляд на кофе. — Я не чувствую любовь так, как я привыкла её чувствовать. Но у меня и мысли нет идти против наших уз. Я уверена, что хочу провести всю жизнь с тобой не только из-за твоего имени на ключице, а потому что ты заставляешь меня чувствовать себя в безопасности. Неловкая тишина. Алек всматривается в любимые черты лица, его сердце стучит так громко, что звук отдаётся в ушах. Ему отчаянно хочется верить, что рыжая бестия полюбит его. — Я согласен. Лайтвуд был уверен, что почувствовал правдивость её слов через связь. Или хотел думать, что слова Фрэй правдивы. В ту ночь они оба почти не спали, хоть кофе осталось нетронутым. Уже сегодня им предстояло заставить Конклав поверить, что они жутко влюблены.