Pacific ocean.

Герцог, переодевшись в ночную сорочку, лег в кровать. Он довольно вытянул ноги, ощущая босыми ступнями прохладу чистого постельного белья, и положил правую руку под голову. К вечеру, после длительной прогулки с Кларой по набережной, кормления уток на Темзе и встречи с Хиллами, у него достаточно сильно разболелась голова, и, вернувшись в поместье, он решил отдохнуть и, пожелав супруге, которая снимала свой капор, доброй ночи, не спеша направился в спальню. Стоило его больной голове коснуться мягкой подушки, как мужчина сразу же уснул. И во сне он видел океан. Бушующий и холодный. Совершенно ледяной, идеально синий. Соленый. Однако стоило ему только набрать в грудь свежего соленного морского воздуха, как он проснулся оттого, что словно почувствовал на себе чей-то пронзительный взгляд. Первая мысль – это была Клара. Смотрит на него из угла спальни, потому что ей вновь приснился какой-нибудь кошмар, и теперь ей страшно засыпать одной. Поэтому он слышит, как она так скромно переминается с одной ноги на другую, не решаясь разбудить его из-за своего стеснения. Но что-то в этом взгляде было не так. Что-то неправильное и некрасивое, совершенно чужое и очень горькое. Он чувствовал какой-то дискомфорт и потому, открыв глаза, поднимая тяжелые веки, стал вглядываться в полумрак спальни, освещенной теплым светом догорающих свечей. Перед кроватью стоял темный, совершенно худой силуэт девушки. В отблеске свечей ее волосы отливали рыжиной, кудри которых лежали на тонких белых плечах и спине. Она стояла перед ним словно нимфа, появившаяся из ниоткуда. Красивая, ладная, превосходно изящная. И смущенная. И это явно была не Клара. Вглядевшись в эти незнакомые очертания, герцог понял, что девушка и вовсе была обнажена. Ее руки закрывали нижнюю часть, однако герцог превосходно мог видеть аккуратную молочную грудь с затвердевшими алыми сосками, то, как она вздымалась от ее тяжелого дыхания, длинные стройные ноги, и совершенно плоский живот. И как только это осознание пришло к нему, он сразу же спохватился и подскочил с кровати, при этом случайно сбросив подушку к ножке спального места. Тогда он совершенно не думал, что эта подушка станет одной из улик. - Что Вы здесь делаете? – Недоуменно спросил герцог, нахмурив густые брови на переносице и сложив руки за спиной. Мужчина не привык видеть такую картину всякий раз, как просыпался. Поэтому в данный момент, будучи женатым человеком и зная цену верности и доверия, он чувствовал, под каким неправильным углом может рассматриваться эта картина, и как нервная испарина начинает появляться у него на лбу и как горячая кровь приливает к лицу, отчего щеки начинают гореть от жара. - Вам нужно расслабиться, герцог, - томным голосом выдохнула девушка, поднимая на него из-под пушистых ресниц мягкий взгляд карих глаз. Герцог заметил, что и она смущена этой ситуацией не меньше его самого. Несмотря на свою наготу и слова, сказанные исключительно соблазняющим мужчину голосом, она была достаточно скованна и напряженна. Ее закрытая поза и то, как ее едва заметно потряхивало, говорили об ее страхе и неуверенности. Герцог смотрел на эту красоту, наверняка еще совершенно невинную и непорочную, никем не тронутую, и совершенно ее не хотел. Конечно, не будь он соединен узами брака с Кларой, он бы не задумываясь уложил эту девушку в свою кровать, однако нежелание пачкать свой союз таким низким делом не дало, не позволило ему захотеть ее. Конечно, на тот момент герцог совершенно не думал, что это чувство вызвано не только уважением к свой супруге. Оглянувшись по сторонам в поисках какой-нибудь накидки для обнаженной девушки, мужчина обнаружил одежду гувернантки на полу в единой куче: серое платье, белый накрахмаленный подъюбник, корсет. - Что? - Мужчина недоумевал от слов этой юной нимфы. Он заметил, что она была чуть старше Клары, но глупая. Совершенно глупая. - Я бы хотела, чтобы Вы расслабились, - произнесла девушка, смущенно. У нее был хриплый голос, и теперь она уже не смотрела на него, отведя взгляд на каминную полку, на которой стояли подсвечники, а так же таблетка с портретом Пэрла, подаренная ему на Новый Год Кларой. - Но Её Светлость совсем не в том положении... - Послушайте... - запнулся Смит, прерывая девушку. Мужчина в ожидании имени посмотрел на нее, замечая, как она нервно переступает с одной ноги на другую, лихорадочно теребя пальцы своих рук. - Элеонора, - тихо произнесла она. - Послушайте, Элеонора, - мягко выдыхает он, облизывая внезапно пересохшие губы. - Для начала прикройтесь. Мужчина вновь огляделся по сторонам и, обнаружив чистую белую простынь на кресле у окна, протянул ее девушке и отвернулся, прикрывая глаза. Она, взяв спасительную ткань, сразу же ею обернулась, и только когда она в ожидании его слов тихо кашлянула, Смит вновь повернулся к ней и перехватил ее смущенный взгляд. - Я думаю, - продолжил он, нервно выдыхая спертый воздух спальни. Он вдруг показался ему липким и совершенно горьким, - Вы лучше меня понимаете, какая нелепая сейчас сложилась ситуация. – Герцог делает паузу в поисках более подходящих слов. – Я не хочу Вас смущать, Элеонора, ведь Вы еще так юны и наверняка неопытны в таких делах, поэтому позвольте дать Вам дружеский совет, - мужчина вновь облизал пересохшие губы, - прошу Вас, больше не повторяйте таких ошибок. К сожалению, чтобы Вы не чувствовали стыда, и чтобы мне так же было комфортно находиться в своем доме, теперь я вынужден уволить Вас. Но Вы не переживайте, я дам Вам хорошие рекомендации и найду достойное место работы, - он посмотрел на раскрасневшуюся девушку, которая согласно кивала головой на все его слова, и сглотнул собравшийся в горле ком. - А сейчас, прошу Вас, - он указал левой рукой на дверь и тут же направился к ней. Пунцовая Элеонора еще раз ему кивнув, подобрала свои потертые туфли со сбитыми носами и каблучками, а затем последовала за герцогом к двери. Джон Смит посмотрел на красную девушку, которая не смела поднять на него взгляд, распахнул деревянную резную дверь и замер на месте. Клара. Перед ним стояла она. Мягкая и теплая. В ночной рубашке, укутанная шалью. Маленькая, с виднеющимся из-под хлопковой ткани аккуратным выпуклым животиком. И единственное, что почувствовал герцог в тот момент, как встретился с ее океанными глазами взглядом – страх потерять ее. Потому что после она не станет его слушать. Только не теперь. Она не покажет ни одной эмоции, но он знает, что ей будет очень больно и что она расстроится, считая, что он смог с ней так поступить. И даже если она сердцем не захочет поверить в его измену, увиденное глазами всегда будет преследовать ее, оставляя в голове бесчисленное множество сомнений. Герцог попал в очень плохую ситуацию, когда все факты шли против него, и он, без вины виноватый, понесет незаслуженное наказание в лице закрытой от него Клары. Клары, которая была ему ближе всех. Клары, которая своей жизненной энергией придавала ему сил, относилась к нему с большим трепетом, уважая его личное пространство и не говоря ничего против его шотландской сдержанности и чопорности. И пусть она иногда капризничала и чересчур резко реагировала на глупости (например, обижалась на него из-за сломанной броши еще несколько дней), он дорожил ее доверием и не хотел его терять. Он не хотел терять ее. Поэтому единственное, что он подумал, когда обнаружил ее, стоящую у порога своей спальни, что не хочет видеть как это горькое, печальное разочарование осторожно, едва ли не на самых цыпочках подходит к нему все ближе и ближе в ее больших тихоокеанских глазах, блестящих в полусумраке темного коридора. И после, сколько бы он не старался и не пытался оправдаться перед ней, все было абсолютно бессмысленно. Она его не слушала. Она его не видела. И возможно совсем не хотела видеть, но понимала, что теперь с ее положением ей некуда деваться. Ведь она не сможет вернуться к отцу, не сможет растить ребенка одна. И герцог абсолютно не сомневался, что ее посещали такие мысли, потому что Клара гордая, потому что она знает себе цену, потому что она не будет навязывать свое общество человеку, который, по ее мнению, в ней не нуждается. Но Джон нуждался. Он до безумия в ней нуждался. Потому что она, просто сидя к нему спиной у камина в гостиной, дарила ему покой, была рядом, пускай обиженная и расстроенная, но она все еще была его Кларой. И пусть она не показывала, что скучает по нему, глубокой ночью, когда они засыпали в одной кровати и на разных ее концах, она все равно по привычке едва утыкалась своим забавно-очаровательным вздернутым носиком в его ребро и обжигала его кожу сквозь тонкую ткань хлопковой рубашки. Единственный признак ее нежности. Теперь герцог довольствовался лишь тем, что когда она во сне поворачивалась к нему спиной, он мог ее обнимать, вдыхать запах ее волос и бархатной кожи и чувствовать, как шевелится их малыш в ее животе. Ему это было совершенно несвойственно, он знал, но скучать по Кларе Освальд в ее присутствии было невыносимо. Словно она была его и не его одновременно, застрявшая посередине, не знающая, в какую сторону идти. Раньше она всегда хотела, чтобы он был с ней в одной кровати, чтобы лежал хотя бы на другом ее краю, а сейчас ложится спать в девять вечера, пока он еще не вернулся в их комнату и не лег с ней рядом, чтобы не чувствовать его присутствия хотя бы ночью. И когда он приходит, Клара всегда спит. В одну из таких непогодных ночей, когда он уткнулся носом в основание ее тонкой шеи, обнимая за хрупкие плечи, он вдруг понял, как же сильно соскучился по ее теплу. Осознал, как она давно его не касалась. В обычные дни, те, когда у них все было хорошо, она тоже не часто это делала, зная, как он не любит близость. Однако, по крайней мере, она это делала. Например, Клара иногда трогала его за плечо, когда он засиживался в библиотеке, исследуя какие-нибудь разделы экономики, и не обращал внимания, что она уже как несколько минут зовет его на ужин. Или когда будила его по утрам, осторожно проводя ладонью по его предплечью. Или когда ласково целовала его в щеку, в благодарность, что он принес ей любимые засахаренные каштаны. Это были редкие моменты, которые в основном его смущали и вводили во фрустрацию, но сейчас, собирая такие эпизоды по крупицам, он понял, как это было ценно. И в тот момент ему захотелось, чтобы она обняла его, обвивая свои теплые руки вокруг его тела, прижимаясь к нему, согревая собой его холодное, окоченевшее от тоски по ней сердце. Он ведь взаправду соскучился по ее телу, по бархатной коже и родинке на левом плече, по горячему дыханию, приглушенным трепещущим вздохам, приоткрытым в полустоне губам. Но больше всего он соскучился по ней самой. Поэтому он, вдохнув аромат ее тела, положил руку ей на живот, и понял кое-что, что не дало ему спать всю ночь, понял такое, от которого на короткое мгновение кровь застыла в жилах, и сердце пропустило удар, и дыхание прервалось. Понял нечто важное, хрупкое: какое же было прекрасное чувство – ждать ребенка от женщины, которая была дорога. И как же ему хотелось, чтобы она тоже была счастлива оттого, что он ее муж. И с каждым таким осознанием, герцог принимал твердое, безоговорочное решение, что будет ждать. Будет ждать до последнего момента, пока она его не простит, пока не захочет поговорить с ним и выяснить все, что тревожит их обоих. Будет ждать ее. Но проходили дни, а ее гнев не сходил, и холод в ее взгляде становился все отчетливее. И безразличие, которое она дарила ему за завтраком, во время игры на пианино, за обедом, за чтением книг у камина, за безмолвием ночи, за ранним сном или за нежеланием его касаться – это высасывало из него всю силу, и под конец дня он чувствовал себя едва ли не распятым. Так бессовестно и так унизительно. Он пытался с ней поговорить множество раз, но Клара была чересчур упряма и слишком зла, чтобы слушать его. И прошло два месяца, а ситуация не менялась. Всякий раз, когда он старался начать разговор, она очень остро реагировала, и потому чтобы не навредить их еще не рожденному малышу, герцог решил отступить, сделать шаг назад. Он решил не мучить ее своими попытками начать разговор и оправдаться. Он смирился, ведь рано или поздно правда выйдет наружу, и они все равно поговорят. За эти дни довольно-таки изменилась лишь Клара: живот на седьмом месяце стал заметен невооруженным взглядом, а платья и корсеты не сходились на ее спине до конца. Она все чаще клала на него пиалы и блюдца со сладостями, сидя у камина и читая книгу, и это было достаточно забавно. А еще у нее все чаще и больше возникали сложности, когда она вставала с дивана, или когда, например, надевала туфельки, потому что ей было трудно наклоняться вперед. И по возможности герцог всегда старался ей помогать в этом деле. Как, например, в тот день, когда они отправились на обед к герцогам Дарреллу и его супруге Этель Браунам. Она тогда надела прекрасный темно-зеленый, изумрудный прогулочный костюм, с длинными пышными рукавами и белой рубашкой, воротник которой венчался скромным шотландским сине-зеленым бантиком. Она собрала волосы в уже привычную прическу, даже надела скромные сережки. Кларе оставалось сделать лишь одно - надеть свои кожаные ботиночки для прогулки. Она села в кресле и наклонялась сначала в одну сторону, пытаясь дотянуться рукой с ботинком до носков ножек, потом постаралась наклониться с другого боку, но вновь претерпела неудачу. Она пыхтела, зло дышала, поджимала в раздражении губы в тонкую ниточку, но как бы она не пыталась надеть эти ботиночки на свои ножки, у нее никак не получалось дотянуться до них, отчего все усилия были напрасны. Герцог, что в это время поправлял воротник своего черного сюртука, заметил ее пустые усилия в отражении трюмо, и едва ли сдержал напрашивающуюся улыбку от того, насколько мило это выглядело. - Вы зазря стараетесь, миссис Смит, - ответил он, убирая во внутренний карман сюртука золотые часы на цепочке. – В этих многочисленных юбках и в Вашем положении надеть обувь сложнее, чем может показаться, - он поджал губы, которые расплывались в улыбке. Потому что Клара действительно выглядела забавно в своих пустых усилиях, знала ведь, что не сможет этого сделать, но при этом была слишком гордой, чтобы попросить у него помощи. - Это совсем не смешно, герцог, - обиженно сказала девушка, кинув на него хмурый взгляд, а затем повернувшись к нему спиной. Опираясь на подлокотники, она поднялась с кресла, положила одну руку на живот, а другую на поясницу, и босиком, шурша длинным подолом платья, подошла к окну, из которого пробивался весенний свет. Было пасмурно и прохладно, но это не отменяло обеда в саду у Браунов. Клара сделала глубокий вдох. Герцог внимательно вглядывался в ее маленький и хорошо сложенный силуэт. Собранные в низкий пучок волосы, с косами по боками, не сходившийся на спине корсет, воротник белой рубашки, что немного виднелся из-под изумрудного пиджака. Мужчина покачал головой, а затем направился к креслу, у подножия которого остались лежать ее черные ботиночки. Он слегка наклонился, взял их в руки, а затем подошел к софе. - Пройдите сюда, Клара, - позвал он ее, и девушка обернулась на его голос. В ее синих глазах он заметил сомнение и колебание, и сердце его неприятно защемило, потому что она обдумывает касательно него даже такую мелочь. – Пожалуйста, - попросил мужчина более настойчиво, ожидая, что она подчинится. Клара еще раз взглянула на него, а затем, в раздумьях поджимая губы в трубочку, прошла к маленькому дивану и села на самый его краешек, вся напряженная. Как только она устроилась на софе, Смит присел на одно колено и, подняв многочисленные юбки ее платья, взял в руки ее маленькую ножку в белоснежном чулке. Он заботливо надел на нее черные ботиночки, аккуратно завязал на них шнуровку, и повторил тоже самое с другой ногой. И в этот момент в комнате стояла тишина. Оглушающая. Громоздкая. Тяжелая. Глухая. После того, как он закончил, мужчина поправил полы ее платья, и посмотрел Кларе в синие глаза снизу вверх. Все так же сидя на одном колене, он положил руки на ее бедра, слегка сжал, чувствуя, как девушка напрягается под его касанием, и попытался отвлечься от этого неприятного чувства в груди. - Готово, - мягко сказал мужчина. - Не стоило Вам утруждаться, герцог, Катерина бы все уладила, - смущенно ответила Освальд, опуская взгляд своих синих глаз на свои руки, что нервно теребили обручальное кольцо. - Катерина ушла искать Вашу шляпку, - пожал плечами Джон, желая, чтобы она поняла, какую глупость говорит и что ее излишняя гордость в таких вопросах совершенно не к месту. - Она придет через пару минут, - покачала головой Клара, отводя взгляд темно-синих глаз к окну. - Мы оба знаем, что она ждет нас внизу, - Джон укоризненно посмотрел на жену, что обиженно надула губки. Вояжский поднялся на ноги и, отряхнув темно-серые брюки от невидимой пыли, протянул Кларе руку, чтобы помочь встать с дивана. Она посмотрела на него снизу вверх с недоумением, в очередной раз слегка замешкалась, но руку приняла. И герцог почувствовал, как сильно она сжала его в кисть, в страхе не удержать равновесия и упасть. И ему очень захотелось, чтобы вверив ему свою руку, она знала, что он ни за что не позволит этому случиться. Но теперь Клара не чувствовала себя в безопасности рядом с ним. Он понимал, что она считает, будто он ранил ее, и переживает эту боль тихо, в одиночестве, не считая нужным поговорить с ним. Боится услышать правду? - Благодарю Вас за помощь, - тихо произнесла девушка, возвращая его к реальности, когда они не торопясь направились к выходу из спальни. Смит обернулся к ней и только кивнул головой. Его чудесная Клара, сейчас такая далекая для него. Обед у Браунов, как изначально и планировалось, был устроен в саду. Клару расположили в удобное кресло со спинкой, поэтому жаловаться на дискомфорт ей не приходилось, тем более что герцог услужливо подложил ей за спину небольшую подушку. С семьей герцога Клара была приветлива и улыбчива, даже несколько раз сострила, чем заслужила одобрительный смех с их стороны. Она им понравилась, Смит это видел. А еще она ничем не показала свое расстройство по той проблеме, которая была между ними, и вела себя совершенно непринужденно, активно принимая участие в светской беседе. Помимо них на обеде так же присутствовали и Эмма Коллинз с ее супругом Чарльзом Мартином. Эмма нашла о чем поговорить с его супругой: перед началось трапезы она и Клара не спеша прогулялись по саду, о чем-то тихо беседуя (и герцогу очень хотелось знать тему их разговора, но вмешаться в их диалог он не посмел: подумал, что лучше Кларе побыть некоторое время на расстоянии от него и отвлечься от его присутствия рядом с ней). Обед был скромный, но лица были высокопоставленные, так что герцог видел, как Кларе приходилось не просто держать спину ровно и гордо. Дело в том, что мистер Браун входил в партию тори, и занимал не самое последнее место в Парламенте. Оттого Смит видел, что чувствуя свою ответственность, Кларе сложно дается улыбаться, учитывая последние события. Стоит кому-то отвернуться от нее, как она сразу уходила в свои мысли, и печальный глухой штиль накрывал ее синие глаза. Так и сейчас, сидя от нее по правую руку, он видел, как Клара водит в своей тарелке вилкой и ножиком, но так и не кладет себе ничего в рот. Она выглядела очень задумчивой, ушедшей далеко в свои мысли, усердно думающей о чем-то. И к глубокому сожалению, герцог знал о чем. Речь за трапезой пошла о том, что герцог Браун уже женат на Этель тридцать три года, и за это время у них появилось пять замечательных детей. И Эмма спросила его, как им удалось прожить так счастливо столько лет, на что мужчина скупо, с долей джентльменского смущения, ответил «любовь». - Клара, а как Вы считаете, в чем секрет хорошего брака? – Вдруг спрашивает мистер Даррелл Браун, взглянув на девушку, что совершенно не следила за темой беседы и ушла в себя. Она никак не отреагировала на вопрос мужчины, отчего тот недоуменно нахмурился, кинув взволнованный взгляд на Джона. И Смит, заметив неловкую ситуацию, незаметно для гостей наступил под столом на кларину ногу, тем самым привлекая к себе ее внимание. Он перехватил ее недоуменный нахмуренный взгляд голубых глаз, который спрашивал «в чем дело?», а затем едва заметно кивнул головой на герцога, ожидавшего ее ответ. Клара смущенно зарделась, вновь возвращая взгляд в свою тарелку, а затем подняла глаза на Брауна. Отметив, что Клара и вовсе не слышала вопроса, мужчина вежливо повторил свой вопрос. – Я спрашиваю, как Вы считаете, Клара, в чем секрет хорошего брака? С мгновение Освальд недоуменно и хмуро смотрела на взрослого мужчину, словно пытаясь понять его слова, а затем облизнула губы и мягко улыбнулась. - Я думаю, для хорошего брака достаточно лишь уважения, - она опустила взгляд на свою тарелку и демонстративно разрезала грудку куропатки. В этот момент герцог словно почувствовал, как обидно ей было произносить эти слова, ведь она, несомненно, считает, что от уважения в их браке ничего не осталось. Почувствовал, с какой тяжестью эти слова оседают на его плечах и с какой болью они срываются с ее губ, отпечатываясь на ее хрупком сердце, безжалостно его обжигая. - Разве? – Изумленно вскинул брови старый герцог, заинтересовавшись ее кратким ответом. – А как же доверие? - А можно ли доверять, не уважая? – Сразу же нашлась Клара, отвечая вопросом на вопрос. И действительно эта сторона вопроса находила место для дискуссии. - То есть Вы хотите сказать, что Вы уважаете сэра См… - начал было Браун, переведя заинтересованный и одобрительный взгляд на Джона. - Разве Вы не уважаете свою дорогую супругу? – Перебила мужчину Клара, ловко уходя от ответа на вопрос, который ей не хотелось слышать. И герцогу не понравилось, что она даже не хочет разговаривать о нем. И никто не обратил на это внимания, потому что Клара умело воспользовалась случаем, когда все были в замешательстве от ее безобидного нахальства. – Вы прожили с ней в браке более тридцати лет, - продолжила Освальд, откладывая в сторону вилку и ножик, - у Вас замечательные сыновья и дочери, и Вы говорите, что рецепт вашего счастья любовь? – Скептически вскидывает она густые брови. - А что такое любовь, мистер Браун? Клара делает паузу в небольшом монологе и оглядывает присутствующих за столом, которые молчали, внимательно слушая ее и также отложив столовые приборы. Заданный ею вопрос, конечно же, был риторический, и она не ждала на него ответа, но когда Браун уже было снова открыл рот, чтобы что-то сказать, Клара продолжила. – Жаль Вы не присутствовали на замечательном вечере, организованном пару месяцев назад герцогом Коллинзом и его супругой Мари, - Клара перевела взгляд на Эмму, а затем вновь посмотрела на хозяина дневного приема. - На том вечере как раз разразилась занимательная дискуссия по этому вопросу, в ходе которой выяснилось, что «любовь», лишь обобщающее слово для таких эмоциях как уважение, доверие, забота и многих других, которые не менее прекрасно говорят об искренних чувствах. Так что если подводить итог ответу на Ваш вопрос, сэр, можно сказать что у нас с вами единый секрет хорошего брака, - улыбается она, отпивая воду из хрустального бокала и довольно оглядывая при этом блестящими синими глазами впечатленные лица присутствующих. Герцог Вояжский тоже был впечатлен. - Вы с таким презрением говорите о «любви», словно это что-то плохое, - ухмыляется Браун, спустя минуту тишины, которую он потратил на обдумывание слов миссис Смит. - Мистер Браун, а что хорошего в том, чтобы изъяснять свои чувства одним словом? – Спрашивает она, вновь откладывая вилку и нож в сторону. – Не сомневаюсь, что данное слово придумал человек, который боялся говорить о своих внутренних переживаниях. Ведь всегда легче сказать одно слово, чем объяснить массу невиданных чувств, - Клара повела плечами, незаметно сглотнув ком, собравшийся в горле. - Краткость – сестра таланта, - пожал плечами старый мужчина. - Хорошая отговорка для скупых на эмоции людей, - Клара в улыбке поджала губы в тонкую ниточку. - А как же герцог Смит, Ваша Светлость? – Обратился к ней Чарльз, вмешиваясь в диалог Освальд и Брауна. – По нему не скажешь, что он слишком эмоциональный. Вы уж простите, сэр, - извинился он перед Джоном Смитом, а затем вновь вернулся к диалогу с Кларой, - но он похож на засохший сухарь, - это вызвало смешки у собравшихся гостей и улыбку у самого герцога. Ему было интересно слушать Клару, при этом прекрасно осознавая, что молодая девушка основывает свое мнение исключительно на своем жизненном опыте. - Не хочу портить ладно выстроенный эталон шотландской чопорности герцога Вояжского, но на самом деле он как оголенный нерв, - Клара перевела на него взгляд. И он был теплый. Словно на одно мгновение она забыла обо всем случившемся два месяца назад. Взгляд ее синих глаз улыбался, будто водная гладь, переливающаяся на солнце, блестел и горел нежностью, которой он не видел вот уже несколько месяцев. Нежностью, за которой он соскучился. - Она не дурна, Смит, совершенно не дурна, - указал на нее пальцем Браун, довольно улыбаясь. Смит заметил, как Клара поразила сидящего во главе стола старика своей находчивостью и английским спокойствием. - Да, она совершенно не дурна, - повторил слова герцога Джон, внимательно глядя на профиль супруги, чувствуя, как едва заметные волоски на ее затылке становятся дыбом и как нежная кожа на шее покрывается мурашками. Кажется, это был единственный раз, когда герцог сделал ей комплимент не в русле внешнего вида, а касаясь ее самой. И сказанные им слова были чем-то неконтролируемым, каким-то незнакомым ему импульсом, сорвавшимся с губ неосознанно. И Клара это почувствовала. Поэтому напряглась. - На самом же деле у нас брак по расчету, так что не особо имеет значение насколько я дурна, или насколько эмоционален Его Светлость, - пошутила Клара, вызывая очередные улыбки и смешки со стороны леди Коллинз, ее супруга и Этель, а Браун также не остался в стороне. - У Вас очень занимательные мысли, миссис Смит, я бы хотел побеседовать с Вами наедине, - одобряюще улыбнулся Браун, возвращаясь к своему обеду и качая головой. - Я польщена, сэр, - смущенно улыбнулась девушка, опуская взгляд на свои руки. – С Вашего позволения, герцог, я бы хотела немного пройтись по саду, - попросила она хозяина обеда отпустить ее. И Смит знал, что в большей степени она убегает, потому что пусть она и не показала, но диалог с Брауном был для нее слишком тяжелым и выматывающим. После него она оказалась усталой, и ей нужно было прийти в себя, проведя некоторое время в тишине. - Конечно, - согласно кивнул мужчина, отпуская ее. Смит заметил, как незаметный вздох облегчения сорвался с ее губ. Клара, оперевшись на подлокотники кресла, осторожно встала из-за стола и медленным шагом направилась прочь от шатра, под которым они сидели. Смит видел, как она положила правую руку на живот и расхаживала среди тюльпанов и кустов отцветающей сирени грустная, усталая, тяжело дыша. Она показалась ему одинокой и расстроенной, и он не знал что сделать, чтобы она стала прежней Кларой, его Кларой. Когда трапеза закончилась, Эмма и Чарльз посидели у герцога Брауна еще с час, Клара же все это время сидела у фонтана и слушала его журчание, время от времени водя рукой по прохладной воде. А затем, когда Этель направилась к ней, Смит и герцог Браун остались один на один за столом. - Она очень хороша, Джон, - выдохнул прохладный воздух мужчина. - Пэрл мне о ней рассказал. Говорил, что у алтаря я буду еще благодарить его за это знакомство, - выдохнул Джон, складывая руки в замок на коленке и возвращаясь в самое начало их истории. Почти год прошел. - Старый пройдоха, - грустно заулыбался Браун, тем самым вызвав такую же улыбку у герцога Смита. – Тебе, наверное, ужасно было осознавать свою неправоту, да? - Едва ли не стало моей погибелью, - повел бровями Смит, закатывая глаза. - Она не красавица, конечно, - оценивающе сказал Браун, разглядывая его жену, что все так же сидела у фонтана и о чем-то разговаривала с женой Даррелла. Герцогу не понравилось это предложение. – Но что-то в ней определенно есть. Единственное, глаза у нее грустные, Смит, - отмечает герцог, и Джон яростно начинает думать над причиной ее печали, которую было бы не стыдно назвать старому другу. - Она расстроена приближающимся расставанием. Сам понимаешь, какое у нее положение, - кивком головы Вояжский указал на живот супруги. - И то верно, оставляешь ее одну в такое ответственное время, - покачал головой Даррелл, поджимая губы в ниточку. - Я приеду как раз к сроку, она не будет одна, - отрезал герцог, недовольный тем, что в словах Брауна есть доля правды. - Откуда у тебя такая уверенность? – Резко спросил мужчина, внимательно посмотрев на него взглядом карих глаз, отчего Смиту стало не по себе. - Я не могу ее подвести. Что бы ни случилось, вернусь домой, - твердо ответил он, не отрываясь от разглядывания Клары вдалеке. - Я такого Смита не знаю, где мой старый товарищ? – Сощурил подозрительно глаза герцог Браун, ударив кулаком по его предплечью. - Не неси чепухи, - цокнул языком Джон, сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. - Что же тогда вогнало тебя в такое состояние, если не чувства к ней? – Не унимался Браун, отпивая из хрустального бокала виски. - Ты, наверное, слишком много выпил, мой друг, - улыбнулся Смит, кивнув на стакан с алкоголем в его руке. – О каких чувствах может идти речь? О проявлении доброты? – Он в ожидании ответа посмотрел на старого товарища. Но не дождался и продолжил. - Извини, но это мое воспитание, - простодушно пожал плечами, встретившись взглядом с Кларой, которая, поглаживая живот, смотрела на мужа. - Да, и женился ты на столь юной девушке, конечно же, тоже из-за доброты, - мужчина поднял руки в сдающемся жесте и поджал губы в трубочку, чем стал вызывать в Смите раздражение. - Это был брак по расчету, - кивнул Джон, прилагая массу усилий, чтобы не взорваться. - И точно не из-за того, что ты захотел завладеть ее невинной молодостью, и не из-за того, что она была настолько чистой, что ты не смог воспользоваться ею просто так, ведь именно воспитание Вашей Светлости не смогло обесчестить такой нежный цветок, - зашелся в саркастичной тираде хозяин приема, а затем одним глотком осушил бокал, с ухмылкой глядя на то, как густые, выразительные брови его оппонента ползут к переносице, отчего на лбу проявляются глубокие морщины. - Ой, Браун, лучше замолчи, - с тенью легкой улыбки на тонких губах Смит покачал головой. - Смеркается уже, - он вгляделся в темнеющее небо, заметив, что его серые краски смешались с голубыми, создавая грязный оттенок синего. – Мы, пожалуй, поедем, ей необходимо отдохнуть, - выдохнул Смит, кивнув на супругу, а затем направился к Кларе, что наслаждалась лучами заходящего солнца. Она сидела на бортике фонтана, одной рукой опираясь на бетонную поверхность, а другую держа на своем животе, и подняла взгляд на мужа лишь тогда, когда почувствовала его тень на своем лице. В синих глазах было недоумение, когда она заметила протянутую им руку. А затем девушка перевела взгляд на Брауна, что стоял с правой стороны от ее супруга, и она улыбнулась. – Ваша Светлость, нам пора, - говорит он просто, вглядываясь в ее носик и замечая, что у нее сильно вздымается грудь от глубокого дыхания. Клара с мгновение мешкается, но все-таки уверенно берет его руку. Он отмечает, что ладони у нее холодные, и что в следующий раз надо будет взять для нее перчатки. Она поднимается с бортика фонтана с его помощью и едва ли не утыкается своим вздернутым носиком в его грудь: маленькая и забавная она невольно поднимает на него океанический взгляд, словно прося прощения за свою неуклюжесть, и герцог отмечает, что глаза у нее грустные. В карете Клара забавно жует сладкие каштаны, которые, завернутые в красивую коробочку, были подарены ей миссис Этель Браун. Клара молчалива и смотрит в окно, уголки ее губ чуть приподняты. Когда они возвращаются в поместье, девушка сразу же не спеша направляется в спальню. Герцог чуть задерживается в парадной, разглядывая стопку писем, что преподнес ему лакей. А когда Смит входит в комнату, он замечает ее черную шляпку на столике трюмо, а бантик на небольшом столике у окна, и застает Клару, когда она расстегивает застежки на спине своего изумрудного выходного платья. - Герцог Браун от Вас в восторге, - говорит он, стараясь сделать непринужденный тон и направляясь к девушке, которая, справившись с крючками на платье, садится на софу. - Он мне тоже понравился, - тихо и совершенно мягко отвечает девушка и вновь старается наклониться вперед, чтобы развязать свои ботиночки. - Сказал, что будет присматривать за Вами в мое отсутствие, - продолжил мужчина, сев напротив Освальд и осторожно положив руки ей на колени, тем самым заставляя ее встретиться с ним взглядом. Синие глаза напротив смотрели на него с непонятным ему блеском: внутри него все сжалось, и появился непонятный порыв накрыть ее губы своими, ощутить теплоту ее рта, горячее дыхание не щеке. Блеском, который он отвык видеть, – спокойствия. - Не будем так бестактно пользоваться его добротой, - слегка улыбается она, смущенно прикусывая нижнюю губу, и Джон чувствует, как в штанах становится немного неуютно. Поэтому Смит в это самое мгновение задирает длинные юбки ее платья, оголяя изящные икры, и начинает расшнуровывать ее ботиночки. - Вы хотите что-нибудь особенное на ужин? За обедом Вы ничего не поели, я заметил. - Хочу свеклу, - подумав с минуту говорит девушка. – Помните, как повар ее приготовил в прошлый раз? Это было очень вкусно, - Клара сложила свои руки на бедрах, пока герцог развязывал ее второй сапог. Он не поднимал на нее взгляда. Ему было неловко, а еще страшно, что если она встретится с ним глазами еще раз, то вспомнит, что она на него обиженна, и вновь не позволит ему находиться с ней рядом. - Конечно, я скажу, а вы отдыхайте, - согласно кивнул мужчина. Он снял с ее ножек обувь, а затем, опустив юбки платья, хотел было коснуться ее рук и сказать, что на прошедшем приеме она блистала, но в этот момент в дверь тихо постучали, прерывая так и не начавшийся разговор. - Войдите, - быстро среагировала Клара, прежде чем герцог успел что-либо сделать. В комнату вошла Катерина и присела в реверансе. – Спасибо, герцог, дальше мне поможет Катерина, - выдохнула Клара, когда служанка подошла к ней и помогла подняться с софы. И в этом выдохе было столько облегчения, словно она и вовсе не могла дышать, находясь с ним наедине в одном помещении. Смит проследил, как девушки уходят за резную ширму, чтобы переодеть платье к ужину, и затем, постояв еще с мгновение, тихо вышел из спальни. Сегодня ему казалось, что Клара была с ним чуть более разговорчива. Словно она забыла о том, что видела несколько месяцев назад, что она готова была вновь дать ему шанс начать разговор и продолжить какую-нибудь незаурядную беседу. Но как только его сомнения по поводу того, что это неправда и что Клара не может его простить, проходили и герцог начинал верить в обратное, Освальд одним своим дыханием показывала, что нет, все еще не забыла, все еще зла. И когда он уезжает, Клара не выходит его проводить. Она даже ничего ему не говорит, лишь в глухой тишине поворачивается к партитуре, вновь принимаясь разбирать произведение Бетховена. И герцог никак не может поверить, что именно так они расстаются на ближайшие два месяца. Ему было больно принять тот факт, что она не попрощалась с ним, но он не мог сердиться на нее за это. Она ведь считает, что он нанес ей оскорбление. Для нее это так и есть. Но он не мог не злиться на Освальд за то, что она ни разу не дала ему возможности поговорить с ней об этом. Ведь он пытался (и не раз) доказать ей, что ничего не было, но она была слишком упряма, чтобы выслушать его. А ведь сделай она это с самого начала, не было бы этих бессмысленных месяцев боли и страданий. И Вояжский заметил, что у Клары была странная особенность – эмоционально абстрагироваться от ощущений, которые могли бы доставлять сильную боль. Может быть (если герцог вообще был для нее важен) своим таким холодным поведением, она лишь защищала свое сердце от того, чтобы оно не разбилось? Может быть, этой непроницаемостью и напускным спокойствием, она лишь показывала, как много он для нее значил? Может за маской этого сухого безразличия пряталось нечто искреннее, в чем она не смела признаться сама себе? Смит не знал. Однако сидя в карете, он до последнего надеялся, что она в итоге выйдет на крыльцо. Он ждал. Правда ждал, в надежде увидеть ее силуэт в светлом платье с короткими рукавами-фонариками, ее каштановые волосы, услышать как хриплое «доброго пути» срывается с ее губ, увидеть грустные синие глаза, полные тоски, от осознания того, что она, несмотря ни на что, все-таки будет по нему скучать. Но она не вышла. Погружая свои вещи на борт корабля, он все еще со слепой надеждой оглядывался по сторонам, с замиранием сердца надеясь увидеть знакомый маленький силуэт в порту среди моряков и пассажиров. Но она снова не пришла. Он ждал до последней минуты. Желал увидеть знакомый капор и голубую накидку среди серых и черных сюртуков, коричневых платьев и кучи багажа, оголенное запястье руки, что взметнулась в воздух в белоснежной перчатке, чтобы сделать всем знакомый прощальный жест. Но корабль отплыл. А Клара не пришла. Поэтому он лишь обреченно спустился в свою каюту и вышел лишь тогда, когда ему сообщили, что начался сильный шторм.