Сквозь века

Солнце медленно поднималось из-за горизонта, лениво проглядывая между деревьями и освещая своим розово-золотистым светом небольшую деревеньку, приютившуюся меж бескрайних лесов Северной Америки. Шел одиннадцатый век. Совсем недавно сюда в поисках земли, где нет ни болезней, ни бед, приплыли с дальнего материка викинги. Уже народилось новое поколение, но и старое еще не сменилось: прошла всего лишь четверть века. Солнце постепенно поднималось все выше и выше над верхушками деревьев, и вот уже деревня ожила: забегали девушки к колодцу, мужчины-охотники отправились в лес… Жизнь шла своим чередом. В одной из хижин, что были настроены повсюду, молоденькая девушка лет шестнадцати, с длинными светлыми волосами, заплетёнными в тугую косу, накрывала на стол. Ее сестра на пару лет постарше с такими же длинными, густыми, но каштановыми волосами, порхала по комнате, беспрестанно щебеча: — О старейшины, какие прелестные вещички мне подарил Кейденс! Ты только посмотри, разве они не чудесны? — девушка подсела за стол, положив рядом подарки: искусно сделанный костяной гребень и зеркальце — и начала уплетать завтрак. Ее темно-карие глаза сверкали от восторга. — Ты снова была в деревне, — почти утвердительно, но все равно с некой вопросительной нотой, произнесла ее сестра, садясь напротив нее. — Была, — пожала та плечами. — Что в этом такого? Мария, послушай, если старейшины говорят, что там опасно, это еще не значит, что туда нельзя ходить. — Ну ты и завернула! — хихикнула Мария. — Ты себя слышишь? Если опасно, то не значит, что нельзя ходить? — А почему нет? — удивилась девушка. — Они обычные люди, такие же, как и мы… Даже очень симпатичные! — Ох, Татья, подведет тебя это когда-нибудь! — покачала головой младшая сестра. — Здесь двое, там один. Или не один? Когда придет черед выбирать, как ты будешь? — Трое лучше, чем никого, — философски заметила старшая, продолжая поглощать мясо перепела, несколько десятков тушек которых принесли недавно из леса охотники. — У меня, по крайней мере, есть из кого выбирать — все красавцы, как на подбор. Не то что ты — шестнадцать зим, семнадцать скоро будет, на тебя парни заглядываются, а ты ни на кого и не смотришь. Мария чуть скрипнула зубами, делая вид, что чересчур увлечена едой. Татья была последняя, с кем бы девушка стала говорить на эту тему. Кто виноват, что тот, кого она любит, не сводит глаз с ее сестры? Размеренный стук топоров разносился по деревне. Недалеко строили новый дом, и те из мужчин, чья очередь идти на охоту уже прошла или еще не наступила, занимались строительством. Сейчас здесь было много народу. Мужи в летах, молодые парни, мальчишки — все были привлечены к делу. Одни рубили деревья в лесу и доставляли их к месту работы, другие обрубали ветви и стесывали кору со ствола, третьи занимались вбиванием несущих столбов будущего дома в землю. Среди рабочей суеты между двумя парнями (один из них был на несколько лет постарше другого), что рубили стволы деревьев на бревна, постепенно разгоралась ссора. — Осторожно, брат, — предупредил тот, что был постарше. Это был хорошо сложенный молодой человек с длинными темными волосами. — Не то за лезвием не уследишь, да палец себе отрубишь. — О, не утруждай себя беспокойством обо мне, — ответил блондин чуть помладше его. — Ведь все мы знаем, что из нас двоих лучше клинком владею я. — Проверим? — парень, откинув в сторону топор, вытащил из ножен меч. — Элайджа, я… — Что, Клаус? Или боишься, что Татья увидит твое «мастерство», — он сарказмом выделил последнее слово, — и все-таки выберет меня? Парень побледнел от ярости и потянулся за мечом. — Ты пожалеешь о своих словах… — Правда? А может, это ты пожалеешь? — Элайджа, не надо… — Никлаус… Неужели ты боишься? — улыбаясь, молодой человек осторожно обходил его по кругу, держа меч наготове. — Я… не… боюсь… — медленно, с расстановкой, произнес Клаус, выхватывая из ножен меч и бросаясь на брата. — Я никогда тебе не уступлю! Противник едва уклонился, подставляя основание меча и отводя удар в сторону. Парни на секунду разошлись, а потом снова бросились друг на друга, с азартом нанося удары. То, что начиналось как шуточный поединок с целью подразнить друг друга, грозило перерасти в серьезный бой. Элайджа явно переборщил. Стараясь раззадорить брата, он не учел, как легко тот разгорается, и что погасить это пламя, зачастую, почти невозможно. На это был способен лишь один человек, которого в их семье боялись до жути. Их отец. — Теперь ты понимаешь, кто из нас лучше владеет клинком? Понимаешь? Понимаешь?! Понимаешь?! — Никлаус яростно наносил удары. — Запомни: тебе ничего не светит. Татья будет моей! — Да что ты говоришь? — Элайджа парировал удар и вскинул меч, тесня брата. Бой шел наравне, и желание противников победить, превзойти другого, показать, кто из них лучший с каждой секундой возрастало. Вокруг начали собираться работники, оставившие свои дела, прохожие. Они не вмешивались, лишь с интересом наблюдали за разворачивающейся сценой. Братья ни на секунду не прекращали атаковать. Клинки проворачивались, сталкивались, высекая искры, расходились для очередного поворота, смены позиции и выбора удара, а затем снова сходились в танце. Никто не уступал — оба были хороши. — Ты говоришь, Татья увидит мое мастерство? — прошипел Никлаус, зло глядя на противника. — Да она увидит его прямо здесь и сейчас! — Что ты имеешь в виду? — Элайджа, по-прежнему улыбаясь, не сводил глаз с клинка. — Вот она, — парень кивнул куда-то вправо. — Видимо, пришла посмотреть на мою скорую победу, — помимо воли его взгляд скользнул к толпе зевак, где действительно стояла темноволосая красавица. — Или на твое поражение, — с усилием закончил Клаус, толкая меч вперед и пронзая насквозь плечо брата. Медленно, словно секунды тянулись минутами, а минуты часами, Элайджа опустил голову, видя, как острое лезвие покидает начинающую кровоточить рану, а затем резко вспыхивает боль. Так же медленно он поднял голову, ощущая, как в душе нарастает ярость и жажда отмщения, и, уже абсолютно не задумываясь о последствиях, пошел в атаку. Какие-то удары приходили в цель, принося временную передышку, пока Клаус сжимал зубы от боли и ярости; какие-то соскальзывали, и тогда уже он морщился от очередной раны в бедро или бок, нанесенной соперником. — Татья никогда не выберет тебя, — прищурился Никлаус, опуская меч, чтобы рубануть по ногам. — Почему это? — Элайджа отпрыгнул, отводя мечом лезвие и прокручивая его, стараясь выбить из рук противника. — Потому что она сама сказала мне это во время одной из наших ночей, — Никлаус в очередном провороте максимально близко приблизился к брату, чтобы, кроме него, эти слова никто не слышал. — Что? — на пару секунд парень оцепенел, пытаясь осознать, что претензии Клауса имеют под собой основание. Но не мог. Сознание отказывалось воспринимать, что ему лгали, когда называли единственным. Нет, этого просто не может быть! Татья верна ему! — Ты лжешь. — Правда? — Никлаус медленно растянул губы в ухмылке. — А, хочешь, я тебе расскажу, какие родинки у нее на теле и где они находятся? Одна… — он опустил меч в рубящем ударе, — на шее, совсем рядом с ключицей; другая, — он, не отходя, провел восходящий рубящий, — на правом боку, там, где ребра; еще одна на бедре, — Никлаус не сводил глаз с застывшего лица противника. — Несколько на голени… Мне продолжать? — Ты лжешь, — Элайджа не знал, чему верить, а чему нет, но сейчас абсолютно точно решил не верить Никлаусу. — Правда? А может, ты просто никогда их не видел? — усмехнулся брат и, воспользовавшись невнимательностью соперника, нанес еще одну рану. — Что? Не знаешь, что ответить? Ты даже сражаться перестал. Теперь мне очень легко тебя убить. — Даже так? — Элайджа чуть приподнял брови. — А если так? Он, когда Никлаус возвращал меч, последовал за ним и не дал время перевести клинок, нанося удар по правой руке. В душе клокотала боль, обида и ярость. Никлаус, перебросив меч в другую руку, стал отвечать на удары. Пару раз лезвие задело лицо, распоров кожу, и теперь кровь заливала глаза, мешая обзору. Бой превратился в бойню. Выискав себе удобное место в первом ряду зевак, Татья с интересом наблюдала за разворачивающимся действом. Оно шло уже довольно долго, но абсолютный победитель так и не выявился: братья сражались наравне. «Интересно», — мелькнуло в голове у девушки, — «Кто победит? Если кто-то из них все же одержит верх, я, так и быть, соглашусь на свидание. Пока же они этого не заслуживают…» Кто-то дернул Марию, с замиранием сердца наблюдающую за битвой двух ее близких друзей, за рукав, привлекая внимание. Рядом, с белым от страха за братьев лицом, стояла молодая девушка, чуть постарше самой Марии, и прижимала к себе рукой мальчишку лет тринадцати, не сводя глаз со сражающихся. — Ребекка! — охнула Мария, обнимая подругу и незаметно закрывая обзор пареньку. — Их… Их даже никто не пытается разнять… — едва выговорила девушка. Глаза ее были полны страха и ужаса. — Их и не смогут, — Мария постоянно оглядывалась, смотря то на друзей, то на готовую свалиться в обморок Ребекку. — Только один человек может это прекратить. — Отца сейчас нет, — замотала головой девушка. Ее светлые волосы, заплетённые в «корзинку», растрепались. — Страшно подумать, что будет, если он вернется… — Или не вернется… — Сестренка, а что они не поделили на этот раз? — мальчишка, которого Ребекка прижимала к себе, поднял голову, дергая сестру за подол платья. — Кто знает, Генрих, — Ребекка погладила его по темным волнистым волосам. — Беги домой, позови маму. Может, она что-нибудь сделать сможет… Генрих кивнул, и, развернувшись, скрылся из виду. Девушки, вцепившись друг в друга, продолжали наблюдать, как близкие им люди сейчас убивают друг друга, а внутри бушевали бессилие и злость на это бессилие, на то, что они ничего не могут сделать и им остается лишь стоять и смотреть. Со стороны леса послышались крики, но даже это ни на секунду не отвлекло сражающихся. Оба держались из последних сил, но не переставали наносить друг другу удары, каждый из которых мог оказаться последним. — Что это еще такое! — послышался рядом громкий голос. — Что еще устроили тут! Раздрались на потеху всему селению! Мальчишки! Толпа расступилась, и вперед вышел плотный коренастый человек с неприятным лицом, мгновенно производящий отталкивающее впечатление. Он шагнул в самый эпицентр и буквально растащил дерущихся братьев, подхватив их за шкирки. — Что вы тут устроили! — мужчина откинул в сторону Элайджу и повернулся к Никлаусу. — Мы… Просто… — парень утирал кровь, лившуюся по лицу, и не знал, что сказать. — Что просто? Я тебя спрашиваю, что просто?! — отец взял его за плечи, тряхнул и отбросил на землю. — Мы тут воюем, боремся за выживание, а вы тут развели! Из-за какой-то девчонки! — с презрением бросил он. Глаза Клауса потемнели, а сам он чуть слышно скрипнул зубами. — Думаешь я не знаю? Я знаю, что вы глотки друг другу перерезать готовы, лишь бы потешить ее! — Отец… — Молчать! Ты такой ловкий? Брата решил одолеть в то время, как нам надо держаться вместе? Давай, покажи мне свою ловкость! — мужчина поднял с земли валявшийся меч и ткнул им в сторону сына. — Давай, вставай! Покажи, как много ты умеешь! — Отец… — Давай, вставай! Клаус кое-как поднялся с земли, держа в ослабевших руках меч. — Защищайся! — мужчина размахнулся, нанося сильный удар по едва выставленному в защите мечу. Момент, и удар приходит с другой стороны. Еще один миг, и меч Никлауса вылетает из его рук, а он сам оказывается на земле, с прижатым к горлу клинком. — Ты ничего не можешь, — мужчина с презрением посмотрел на Клауса. Лезвие меча все еще надавливало на горло парня. — Майкл, оставь его, — раздался за спинами зевак спокойный женский голос. Мужчина еще некоторое время с ненавистью смотрел на сына, а потом, резко воткнув меч в землю рядом с его шеей, поднялся и ушел, словно ничего и не было. Зрители перевели дух, а женщина поспешила осмотреть сына. Вторым уже занимались Ребекка и подоспевший Генрих. — Эх, слабак! — пренебрежительно бросила Татья, когда Майкл опрокинул сына наземь. Она резко развернулась, взмахнув длинным рукавами платья, и стала пробиваться сквозь толпу. — Ты куда? — окликнула ее Мария. Они с Ребеккой склонились над Элайджей, пытаясь привести его в чувство. Татья, поморщившись, обернулась: — В соседнюю деревню. А вы тут убирайтесь, если вам делать больше нечего, — девушка гордо развернулась и удалилась, не замечая, какой яростью и ненавистью пылает взгляд Ребекки, устремленный ей вслед. Раны выглядели плохо: их было много и они гноились. Вот уже несколько дней парни метались в беспамятстве, а девушки не отходили от них ни на шаг. Майкл предпочитал делать вид, что ничего не происходит, полагая, что мальчишки сами виноваты в том, что с ними случилось; Эстер помогала травами, улучшая их действие с помощью заклятий — женщина была ведьмой, но старалась использовать свои силы только при необходимости. Мария ухаживала за ранеными. Они с Ребеккой сменяли друг друга, когда сил ни на что не оставалось, и сейчас ее подруга, забывшись беспробудным сном после тяжелого дня, спала на лежанке. Девушка сменила повязки у Клауса, наложив новые, взглянула на спящую подругу и повернулась к Элайдже. Тот спал, метаясь в бреду, как и его брат. Сердце подпрыгнуло и защемило: тогда, на стройке, Майкл мог не прийти, Эстер могла не успеть, и что тогда? Кто-то из ребят был бы уже мертв. И, возможно, это мог быть Элайджа. Мария шагнула вперед, присаживаясь на уголок кровати, и несмело провела рукой по спутанным волосам парня, убирая их с лица, любуясь заострившимися чертами. Неровное дыхание, бред, лихорадка — он до сих пор был на грани. Девушка обтерла тряпкой пот, сменила повязки и теперь просто сидела рядом, держа его за руку. Элайджу в очередной раз трясло. Он метался в бреду — ему чудилось, что сражение все еще идет. — Тише, тише, — успокаивала она, одной рукой держа его ладонь, а другой гладя по скуле, молясь о том, чтобы потом он это не вспомнил. — Все закончилось, все давно закончилось. — Татья! — парень схватил ее за руку и попытался подняться. — Нет. Ее здесь нет, — грустно улыбнулась Мария. — Это всего лишь я. Элайджа отпустил ее руку, откидываясь на спину, а в следующую секунду забылся сном. На этот раз — спокойным. Девушка грустно улыбнулась, боль отразилась на ее лице, а потом спряталась глубоко внутри, скрыв истинные чувства от посторонних глаз. Татья… Она всегда будет первой. Самая старшая, самая красивая… Она всюду впереди и обогнать ее невозможно. Ей же, Марии, остается только молчать и неизвестно чего ждать… Раздался осторожный стук, и дверь, тихонько скрипнув, отворилась, а в небольшую щель просунулась голова русоволосого юноши, чьи глаза озорно сверкали. — Как братья? — поинтересовался он шепотом. Мария легонько улыбнулась: Кол всегда мог поднять настроение. — Спят, — так же шепотом ответила она. — Иди сюда, — парень поманил ее за дверь. Девушка в ответ покачала головой: — А как же… — За ними Финн присмотрит. — Финн? Серьезно? — усомнилась она, с немалой долей скептицизма глядя на друга. Тот в ответ старательно закивал головой. — Он обещал. — Тогда… — Идем! Тебе нужно развеяться! — Хорошо, — девушка оглянулась на лежащего Элайджу, скользнула взглядом по его лицу и встала с кровати. В дверь, печально вздохнув, зашел старший брат. — Идите уже! — обратился он к ним. Потом повернулся к Марии. — Иди. Я за ними присмотрю. Девушка благодарно кивнула и вышла за порог. — И на чем же ты его подловил? — с любопытством посмотрела она на Кола. — Так просто он был ни за что не согласился. — Ну как тебе сказать… — он хитро посмотрел на подругу. — Ла-адно, пусть это останется секретом! — Кол! — полувозмущенно воскликнула девушка. — Что? — удивился тот. — Я обещал! — Ну, если обещал… — Обещал-обещал, — старательно закивал головой парень. Мария, опустив взгляд и чуть улыбаясь своим мыслям, шла рядом с ним. С детства они дружили все вместе, и девушка была частым гостем в доме Майкла. Родителей у нее не было — они погибли, когда ей было всего восемь, а сестре только-только исполнилось десять. Они остались одни. Так уж повелось, что все хозяйство свалилось на младшую, в то время как Татья, любимица селения, вечно где-то пропадала. Здесь-то и показала себя заложенная в детстве дружба. Именно эта семья помогла сестрам справиться с горем и потихоньку встать на ноги. Эстер заменила девушкам мать, а Майкл не проявлял особых чувств даже к своим собственным детям, что уж говорить о пришельцах, но если не принимать его во внимание, все они были одной большой семьей. Пока все не сломалось. Ей было тринадцать, когда девушка начала замечать, что ее сестра отдаляется и проводит больше времени не с ней или с Ребеккой, а со старшими братьями: Элайджей и Никлаусом. Причем, по очереди. Сначала это было мирное, ничего не значащее дурачество, а потом пришли ссоры между братьями. Они по очереди отбивали Татью друг у друга. Девушек стали все реже и реже приглашать в этот дом и если к Марии отношение не изменилось и ей были по-прежнему рады в доме все, кроме отца, не делавшего различия между сестрами, то Татью начали откровенно недолюбливать. Особенно твердо стоял на своей позиции Майкл. Он ненавидел ветреность девушки и винил ее в ссорах братьев. Те же никого не слушали и при первой удачной возможности старались указать друг другу место. Окончательному расколу поспособствовали её постоянные уходы в соседнюю деревню: там жили коренные жители этих мест. Те, кому не повезло оказаться там в полнолуние, но повезло выбраться оттуда живыми, рассказывали, что люди там раз в месяц при полной луне обращаются в диких зверей. Это нагоняло страх на поселенцев. А Татья проводила там многие часы, иногда не возвращаясь по несколько дней. Тогда-то и произошел раскол, не только между девушкой и основной частью семьи Майкла, но и между сестрами. Мария, замечая, что ее старшая сестра только играет братьями, а сама постоянно хвастается ухажерами из деревни, все больше и больше отдалялась от нее, неосознанно выбирая друзей. А затем произошло еще что-то, что провело невидимую черту в их отношениях: девушка начала осознавать, что один из тех, кем играла ее сестра, ей небезразличен. Она принимала то, что тот без памяти любит Татью, но то, что Татье на него наплевать и она только развлекается с ним, чтобы позлить его брата и почувствовать свою значимость, девушка простить сестре не могла. — Эй… Что с тобой? — ее аккуратно потрясли за плечи, вырывая из плена воспоминаний. Прямо напротив нее стоял Кол. В его темно-янтарных глазах плескалось беспокойство. — Ты в порядке? — Да, спасибо, — Мария неловко улыбнулась. — Извини, задумалась. — Ты уже полчаса идешь, не издавая ни звука. И абсолютно не смотришь вперед. Чуть в пропасть не свалилась, — парень перевел дыхание. Девушка осмотрелась: они далеко зашли и теперь действительно стояли на краю пропасти. Хмыкнув и наплевав с верхней вышки на все мысли о безопасности, Мария опустилась на землю, свесив ноги со скалы. — Ты что творишь?! — возопил Кол, подхватывая девушку и оттаскивая ее подальше от края. — А если свалишься? Та промолчала, лишь потянула его вниз, заставляя опуститься рядом на траву. Теперь они сидели на некотором отдалении от обрыва. Парень опустился рядом, обхватывая ее за плечи, чтобы она точно никуда не делась. — Прости, — Мария положила голову на его плечо, смотря вдаль. Где-то там, на горизонте, облака сбились в кучу, закрыв небосвод, шел дождь. Над ребятами же ярко светило солнце. — Иногда очень хочется поставить жизнь на грань, чтобы ощутить ее биение. Иначе совсем можно застыть. — Я тебе поставлю! — рука Кола поднялась, чтобы взъерошить ей волосы, но снова опустилась на плечо девушки, так и не претворив замысел в жизнь. — Не делай так больше. Мария закрыла глаза, чтобы никто не увидел, что в них творилось, и откинулась на Кола, полностью ему доверяя. Друг обнял девушку, уткнувшись лицом в ее волосы. Друг? Да, друг… Она не была глупой и прекрасно понимала, что значит его забота. И не будь одной проблемы, она приняла бы его, потому что этот он был самым близким ей человеком, но проблема была. Поселилась в ее сердце и не желала уходить, доставляя немалую боль. И эту проблему звали Элайджа, сын Майкла. — Почему? — Кол произнес всего лишь одно слово, но девушка и без пояснений поняла, о чем он. — Прости… — по щеке скатилась слезинка, скрывшись на воротничке. Только с ним наедине Мария могла расслабиться и показать свою слабость. Они были в одной лодке — оба любили и оба без взаимности. — Я просто не могу. Я не хочу врать тебе. Я не могу. Ты же знаешь… Она подняла руку и положила на его, что лежала на плече у девушки, держась за нее, словно за спасительную веревочку. На душе становилось чуточку легче. Мария почувствовала, как парень коснулся губами ее волос. Это единственное, что она могла ему дать — сидеть так, вдали от всех, и поддерживать друг друга. Даже здесь, где их никто не видит, она не могла предать ни свою любовь, ни своих друзей. Что-то становилось поперек горла, когда девушка пыталась задуматься об этом. Она не могла это сделать. Просто не могла. Зима… Суровое время года. Все жители сидели по домам, не высовывая нос на улицу, где мела метель, а ветер безжалостно хлестал все, что попадалось на его пути. В хижинах горели свечи, мягко разгоняя мрак. Лишь в одном из жилищ было темно, и ни единый лучик света не прочертил там полосы. Мария лежала на настиле, укутавшись в шкуры, и смотрела в скрытый мраком потолок. Она была дома одна — Татья до сих пор не вернулась из деревни. Девушку одолевало беспокойство: хоть она и привыкла, что ее сестра часто не ночует дома, но сегодня была непогода, а в такое время даже эта заядлая гуляка всегда старалась оказываться дома. В дверь кто-то несильно постучал, отчего девушка, словно только и ждала подобного знака, резко подскочила и кинулась открывать. Дверь распахнулась, и внутрь ввалилась покрытая снегом и закоченевшая Татья. — Ты где была? — захлопнув дверь и вставив в скобы засов, Мария бросилась переодевать сестру. Та только стояла и тряслась от холода. — В д-д-д-де-ре-е-в-в-в-вне, — простучала она зубами. — А почему там не осталась? Все лучше, чем пробираться в такую вьюгу. — Н-нет! — мотнула головой девушка, судорожно натягивая сухое белье. Мария в это время уже зажгла свечу и теперь заваривала чай с медом, намереваясь напоить им гулёну. — Что-то случилось? — протягивая выдолбленную из дерева кружку, поинтересовалась она. Татья кивнула и лишь отпив горячий напиток, который приятным теплом разлился по организму, удобно устроившись на лежанке и укутавшись в шкуры, принялась рассказывать. — Я поссорилась с Авраем, — вздохнула она. — С… — начала Мария, внимательно глядя на сестру. — Да, — та чуть наклонила голову, не желая развивать эту тему. Девушка отпила из кружки, немного помолчала и продолжила, — Он опять водил Джошуа к Ручьям. — Но ведь ты сама постоянно там бываешь… — Но ведь не зимой! А если бы он провалился под лед? А еще он сказал, что это не мое дело, — Татья обернулась к Марии, и глаза ее заблестели, а слезы были готовы вот-вот появиться. — Как он вообще может подобное говорить! — Тише, тише, — девушка обняла сестренку, поглаживая ее по голове и играя с ее волнистыми каштановыми волосами, чтобы девушка поскорее успокоилась. — Не плачь… Ведь ничего же не случилось… — Не случилось, — всхлипнула Татья и с ужасом прошептала, — но ведь могло… — Но ведь все хорошо. — Кроме того, что я зареклась их видеть. — И ты больше не вернешься? — Мария вытащила из дрожащих рук девушки кружку и поставила ее на стол. — В деревню возможно… К ним — нет. Она перестала раскачиваться из стороны в сторону и невидящим взглядом уставилась в одну точку. Младшая сестра продолжала обнимать девушку, понимая, что той сейчас нужна поддержка как никогда. Утром взойдет солнце, и они снова станут соперницами, сами о том не подозревая, а пока что они просто сестры, которые рано остались одни и у которых кроме них самих никого нет… Наступила весна. Это красочное время года! Повсюду текли ручьи. Это были не те Ручьи, которые лишь носили такое название, на деле же являясь небольшими речушками; нет, это были те самые маленькие ручейки, вдоль «берегов» которых так любят бегать ребятишки, пуская по волнам различные перышки или кусочки коры, и с радостью наблюдать за их скольжением, воображая, что это большие красивые корабли. Вдоль одного из таких полноводных ручейков бежала пара: светловолосая девушка с кувшином в руке и мальчишка, то и дело обгонявший сестру, а затем возвращавшийся, чтобы подправить сделанный из кусочков дубовой коры кораблик. — Генрих! — смеялась девушка. — До чего неугомонный! Аккуратнее, спуск крутой! Она подошла к небольшому озерцу, куда и стекали все ручьи, и зачерпнула кристально чистой воды, наблюдая, как ее брат лихо скользит по склону холма. Девушка обняла полный кувшин и засмеялась легко и беззаботно, видя, как Генрих, не рассчитав, на полной скорости свалился в озеро. — Ребекка! — завопил тот. — Помоги! — Выбирайся! — крикнула девушка. — Тут неглубоко! — Еще как глубоко! Я дно достать не могу! — парень вынырнул и вновь скрылся под водой. Через некоторое время девушка начала беспокоиться. — Генрих! Где ты? Генрих! — она поставила кувшин на камень, а сама пошла к воде. Вдруг ее потянули за руку и Ребекка, не удержавшись, с головой погрузилась в воду. Вынырнув, отфыркиваясь, она стала с негодованием оглядываться по сторонам. Рядом, всего метрах в двух от нее, весело ухмыляясь, стоял Генрих. Дно было мелким — вода была им только по грудь. — Ах, ты негодник! — Ребекка с возмущением бросилась топить брата. — Безобразник! Я тебе сейчас! Тот, смеясь, отбрыкивался, окатывая сестру водой. Еще долго они барахтались в воде, играя друг с другом. Лишь под вечер, вымокшие и замерзшие, брат с сестрой вылезли из озера. Радостно смеясь и не полностью отойдя от баловства, они оба понимали, что им сильно влетит, когда они вернутся. Но каждый из них понимал, что эти мгновения того стоили. В пещерах было мрачно и холодно, лишь малочисленные факелы создавали подобие освещения. Ребята сидели полукругом на шкурах, слушая рассказы Финна, Мария и Татья примостились рядом, а Эстер и Майкл, оставив старшего сына присматривать за детьми, ушли к другим взрослым. Эта ночь ничем не отличалась от предыдущих, что издревле случались раз в месяц — полнолуние, как смена дня и ночи, вещь естественная и неотъемлемая в этом мире. Однако, ночи на этом материке отличались от спокойных ночей в других местах, скажем, в Европе, хотя и этот факт не верен на все сто процентов. Отличие это состояло не в цвете луны, или ее местоположении, а скорее в реакции отдельных людей на нее. Полнолуние вообще очень загадочное явление. Многие в эту единственную ночь месяца начинают вести себя странно и поступать так, как в обычное время себя бы не повели. Однако в большинстве своем это безобидные мелочи, по сравнению с тем, как луна влияет на особых людей, отмеченных ею. Часто это происходит незаметно, потому что такие люди поодиночке живут на многие километры вдали друг от друга, но рядом с этим селением жило целое племя таких существ. И в полнолуние они высвобождали свою истинную сущность, обращаясь в волков. — Ник, ты обещал, — Генрих потянул старшего брата за рукав. Факелы были давно потушены и большинство людей уже спали. — Я помню, — Клаус осторожно выбрался из-под шкур, подкладывая вместо себя хворост, чтобы их не хватились. Он оглянулся по сторонам и, удостоверившись, что все спят, потянул брата к выходу из пещеры. — Идем. Он уже не первый раз сбегал посмотреть, как люди из соседней деревни превращаются в зверей, но в этот раз Генрих, наслушавшись его историй, не захотел отпускать Ника одного и напросился с ним. Осторожно прокравшись к выходу и постоянно оглядываясь по сторонам, ребята отодвинули камень, закрывающий лаз, и вылезли наружу. Вокруг было почти ничего не видно — луна еще не осветила своим сиянием эту местность. Генрих поежился — ночной холод пробирал до костей, а его легкую рубаху трепал ветер. Видя, что старший брат направился к лесу, парнишка поспешил за ним. Путь до соседней деревни был немалым, но к восходу луны ребята уже залегли за поваленным деревом и приготовились наблюдать представление. Генрих, замерев, смотрел как людей трясет и выворачивает какая-то неведомая сила, как их кости ломаются, а затем люди превращаются в огромных, могучих зверей — черных, серых, рыжих волков — и с воем скрываются в лесу. Эти существа были гораздо больше обычного волка, мощнее и, наверняка, сильнее. Видеть их превращение… Это было непередаваемое зрелище! Светало. Постепенно вой стих, а звери понемногу стали возвращаться домой. Братья покинули убежище и сами тронулись в путь. Им еще предстояло вернуться и лечь на свои места как ни в чем не бывало. Весело перебрасываясь впечатлениями, они совсем не смотрели по сторонам. Вдруг сквозь кустарник на них выскочил еще не вернувшийся в человеческое обличие зверь. Видимо, этой ночью он так и не нашел себе жертву, поэтому был голоден и жаждал мяса. Братья словно оцепенели, а в следующую секунду окрестности прорезал душераздирающий крик. Генрих, под весом оборотня упавший на землю, кричал от боли и пытался отбиваться, не в силах дотянуться до висящего на поясе меча, а волк с урчанием разрывал грудную клетку парня. Никлаус не мог сдвинуться с места, ужас сковал его конечности, а в голове билась одна-единственная мысль: этого не может быть. Наконец, он, сбросив оцепенение и выхватив клинок, кинулся на оборотня, с яростью и отчаянием нанося удары. Слезы застилали глаза, но зверь почти не обращал на него внимания. Когда меч погрузился в лапу волка, тот взвыл и дернулся было к Никлаусу, но время его вышло, и солнце гнало домой, вон из звериной шкуры. Оборотень рыкнул и кинулся прочь. Опустив окровавленный клинок, Клаус упал на колени перед братом, тряся того за плечи. Генрих не издавал ни звука. Тогда, кое-как вложив меч в ножны, парень приложил ухо к разорваной груди. Сердце слабо, тихо, но билось, БИЛОСЬ! Он подхватил мальчишку на руки и изо всех сил бросился к деревне. Он успеет, он обязан успеть! Вокруг мелькали ветви, деревья, он сам натыкался на некоторые из них, от слез ничего не видя перед собой, поскальзывался, падал, вставал и продолжал бежать. Сбившись с дыхания парень не сразу заметил, как маленькое сердечко последний раз стукнуло и замолкло. Не веря в случившееся, продолжая надеяться, что его мать и Аяна все исправят, он несся, не разбирая дороги и лишь привычка, выработанная за долгое время вылазок не давала ему сбиться с пути. Вскоре показалась деревня. — Мама! Генрих! Мама! — кричал Клаус нечеловеческим голосом, захлебываясь в рыданиях. На его крик сбежалась вся округа, но он никого не видел, он словно обезумел. Клаус положил тело брата на землю, а сам упал рядом, обнимая колени и пряча заплаканное лицо. К Генриху тут же подбежала Эстер. Она бросилась на колени перед мальчиком, боясь прикоснуться к нему, не зная, что сделать. — Генрих… Нет, нет! Что случилось? — в панике вскричала она, а в ее глазах поселилось настоящее безумие. — Волки!.. Прости… Мне так жаль… — неизмеримое сожаление слышалось в голосе Ника. Рядом замерла Ребекка, успокаивая его. Аяна, появившаяся вместе с девушкой, опустилась рядом с ребенком. — Мы должны спасти его! Пожалуйста, должен быть способ! — Эстер с мольбой смотрела на подругу, то и дело осторожно касаясь пальцами лица сына. Аяна осторожно прикоснулась к мальчику, закрывая на секунду глаза и прислушиваясь к чему-то. — Духи не позволят нам, Эстер. Твой сын умер. Все на мгновение замерли, а потом пришло осознание. — Нет… Нет! Нет… Нет, нет, нет!!! — женщина билась о землю, трясла Генриха, не в силах принять страшную правду. Неподалеку замер Финн с ужасом глядя на младшего брата. Кол, выскочивший из хижины, до побеления стиснул руку Марии, совсем не обратив на это внимания. Элайджа обнял за плечи мать, успокаивая и поглаживая ее по голове. Из-за угла появился Майкл, чей взгляд метнулся к растерзанному сыну, а затем с ненавистью остановился на Никлаусе, прямом, по его мнению, виновнике трагедии. Тень смерти накрыла эту семью и всю округу, и последствия будут невообразимы. Генриха похоронили на небольшой полянке к востоку от поселения. Он так любил там играть в детстве… Попрощаться с ним пришла вся деревня. Все любили этого смышленого и озорного, но не злого паренька. Он только-только вступил в возраст, когда из мальчишек становятся юношами, но так и не миновал его, навечно оставшись молодым в памяти близких и друзей. Незаметно наступил вечер. Соседи разошлись по своим делам, даже Майкл с Эстер ушли вместе с Аяной. Лишь небольшая кучка народа, человек шесть, осталась стоять у надгробия — большого камня, на котором ножом было вырезано имя Генриха. — Я никогда не думал, что лишусь кого-либо, — нарушил священное молчание Кол, не двигаясь с места. — Я… Если бы все можно было вернуть назад… — Это не изменило бы сути… — Финн положил руку на плечо брата. — Он навсегда останется нашим маленьким Генрихом, и ничто не в силах это изменить. — Я не хочу больше никого терять… — после долгого молчания произнесла Ребекка. — Мы должны быть вместе. Хотя бы мы все. Генриха с нами уже нет. Кто знает, что еще может случиться. Мы должны быть вместе. Не смотря ни на что. — Я согласен, — Элайджа чуть сжал руку сестры. — Ну так что? Отныне… И навеки? Ребята кивнули, протягивая руки. Мария замерла. Чужая. Они все семья, а она… Никто. — Мария, — Элайджа поднял голову. — Давай руку. Мы не хотим потерять тебя. Девушка улыбнулась, хватаясь за протянутую ладонь. Нет… Она им не никто. Они друзья. И это много значит. Вот уже битый час Майкл и Эстер уговаривали Аяну сотворить заклинание. Та же не соглашалась ни в какую. — Аяна, пожалуйста, умоляю тебя… — страдающая мать уже не знала, как просить, а Майкл не видел перед собой проблемы, лишь цель и пути достижения ее. — Ты должна вызвать духов до следующего полнолуния. — Я не сделаю этого, — покачала головой ведьма. — Это преступление против природы. — Аяна, мы уже потеряли слишком много. Мы не можем потерять еще больше, — Эстер прижимала руки к груди и с мольбой смотрела на подругу. — Духи могут помочь нам найти способ защитить наших детей. — Это преступление, Эстер, — покачала головой ведьма. — А я слуга природы. Как и ты. Вы все еще можете уехать. Обосноваться в другом месте. Там, где нет волков. — Нет, — Майкл покачал головой. Он, не в силах стоять на одном месте, ходил по комнате, размахивая руками. — Мы не будем больше убегать. Хватит! Теперь они будут бежать от нас. Они могут кусаться, мы должны кусаться сильнее; они быстры, мы должны быть быстрее. Ловкость. Сила. Чувства. Все должно быть усилено. Наша семья сможет жить вечно! — И какой ценой? Магия, о которой ты говоришь, имеет последствия. Это будет началом эпидемии, Эстер, — женщина повернулась к подруге. — Духи отвернутся от вас. И отплатят за это. — Пожалуйста, Аяна! — Я не буду принимать в этом участие, — ведьма покачала головой и, захлопнув дверь, вышла из жилища. Майкл проводил ее взглядом и перевел его на жену. Он подошел к ней со спины, обнимая и морально поддерживая. — Если она не защитит нашу семью… Тогда это только в твоих руках, любимая. Эстер медленно кивнула, все еще размышляя. Их семья старалась ничем не выделяться среди остальных — сказывалась жизнь в Европе, где полно было тех, кто боялся, ненавидел магию и вследствие этого чурался ее обладателей. И хорошо, если просто обходил стороной. Поэтому к магии Эстер прибегала только в самых крайних случаях и обучать ей детей не спешила. Но здесь, рядом, жили те, от которых без магии не уберечься. Особой магии. Этому заклятию была тысяча лет, и изобрела его предок Аяны. А значит, нужен был ее гримуар, который женщина обнаружила совершенно случайно оставленным на столе. — Я сделаю это. Сейчас, — Эстер подошла к книге и стала ее листать, ища нужную страницу. — Я могу тебе чем-то помочь? — Майкл встал рядом. — Да. Для заклинания требуется кровь. Кровь человека. Приведи любого. А я пока приготовлю зелье. — Хорошо. Приведу первого, что попадется на пути, — Майкл кивнул и вышел. Эстер глубоко вздохнула и принялась за дело. Магия, к которой она решила обратиться, была темной, и женщина это прекрасно понимала, но ради семьи она была готова на все. После этого ритуала они смогут жить вечно. Они никого больше не потеряют. Ничто уже не будет им страшно. Татья весь день не была дома. Она не пошла на похороны, не желая расстраиваться и видеть грусть на лицах других. Вместо этого она, по своему обыкновению, отправилась в соседнюю деревню, где и провела достаточно весело весь день в компании первых парней селения. Сейчас, возвращаясь домой, она радостно напевала и пританцовывала, не глядя по сторонам. — Вот ты где, — совершенно неожиданно для нее прозвучал голос Майкла. Девушка подпрыгнула от неожиданности и мгновенно замолкла, оборачиваясь. — Что Вам надо? — она боялась этого человека. Все его боялись. — Ты пойдешь со мной, — он схватил ее за руку и потащил в сторону дома. Было уже темно, на улице никого не было. — Что? Не… не пойду! — девушка попыталась вырваться. — Я сказал пойдешь! — мужчина с разворота ударил ее по лицу. Татья не удержалась на ногах и упала на землю, прижимая ладонь к щеке. — Поднимайся. Шлюха, — он снова схватил ее за руку и потащил в дом. В помещении было темно, лишь на столе стояли зажженные свечи. Девушка с испугом осматривалась по сторонам. Еще никогда этот дом не нагонял на нее столько страха. Эстер, стоящая у стола и читающая заклинание, подняла голову. — Ты привел ее. Давай руку, — женщина властно протянула ладонь и неведомая сила сама толкнула Татью вперед. Девушка ударилась об стол и со страхом подняла глаза. — Я… я не хочу… Пожалуйста… — Я хочу не так много, — хмыкнула ведьма. — Дай руку. — Я… Я не дам! — шатенка прижала к себе руки, не желая играть по чужим правилам. — Твое согласие не требуется, — Эстер сжала ладонь в кулак и девушка охнула, с ужасом глядя, как на ладони появляется порез, а из него обильной струей начинает хлестать кровь. Женщина схватила ее руку и поднесла к чаше. Как только туда попала кровь, ведьма отпихнула Татью и та, не удержавшись на ногах, полетела в стену. Стукнувшись об нее, девушка сползла на пол и забилась в угол. Эстер тщательно размешала состав и перелила его в стоящую рядом бутыль с вином. — Держи, — ведьма протянула мужу емкость. — Напои им детей, а затем убей их. Когда они очнутся — будут бессмертны. Тот подхватил меч, в другую руку взял сосуд и вышел из комнаты. — А ты, моя девочка, — Эстер присела рядом с Татьей, — мне еще пригодишься. Ты… или твоя сестренка. — А М-Мария-то Вам на что? — та несмело глянула на женщину. Что бы с ней в данный момент не происходило, вмешивать младшую сестренку девушка хотела меньше всего. — Кровь, завершающая превращение, не должна быть идентична крови, превращение начавшей. Но она должна быть родственна ей. Даже жаль, — Эстер устремила взгляд в потолок. — Ведь они так дружат… Ребята сидели за столом, ожидая, когда придут отец и мать. Помещение освещали огоньки свечей, стоящих меж блюд. Ужин был приготовлен обильный — семья хотела достойно почтить память Генриха. Здесь были и жареные птицы, и свежие фрукты, и ароматный хлеб. Не хватало только вина, которое и должны были принести родители. Когда в дверях появились Майкл и Эстер, дети встали, склонили головы, выказывая уважение, и, когда супруги заняли свои места по разным концам стола, сели на место. Трапеза проходила в полнейшей тишине. Никто не пытался высказаться, они лишь молча вспоминали самые дорогие сердцу моменты, проведенные с Генрихом. — Давайте почтим его память, — раздался уже в самом конце ужина голос Майкла. Он встал и поднял бокал. — Это вино… Оно его ровесник. Ведь он родился в сезон сбора урожая… Ребята поднялись, последней встала Эстер. Майкл прошелся кругом, наливая в бокалы вино. Эстер, пока дети смотрели в другую сторону, подменила себе бокал и уверенно взяла его в руку. — Генрих был солнцем для нас всех, — Майкл занял свое законное место и поднял бокал, произнося речь. — И теперь его нет с нами. Но мы должны жить дальше несмотря ни на что. И пусть часть нашей семьи потеряна, мы должны постараться сохранить всех оставшихся. Сохранить друг друга. Поэтому я пью за то, чтобы наша семья больше никого не потеряла. Чтобы мы жили несмотря ни на что. За семью. Мужчина закончил и залпом осушил бокал. Остальные последовали его примеру. Эстер, смотря на своих детей, не спеша отпивала из бокала. Да. Свершилось. Они выпили элексир. Теперь осталось только их убить, накормить кровью после пробуждения, и ее семье больше нечего будет опасаться. Теперь оборотни будут бояться их. Закончив трапезу, дети поблагодарили родителей и стали вставать из-за стола. Элайджа подошел к двери, потянул ее на себя, он дверь не поддавалась. Сзади послышался одинокий вскрик, а затем завизжала Ребекка. Парень резко обернулся и не поверил своим глазам: отец, держа Никлауса за плечо, пронзил своим мечом его сердце. — Куда-то собрались? — ухмыльнулся он. — Отец, что ты делаешь? — Кол стоял в полнейшем шоке, все еще не веря в происходящее. — То, что должен сделать, — отбросив Клауса, Майкл сделал шаг и паренёк содрогнулся, ощущая, как через его тело проходит клинок. Он поднял взгляд с меча, на который был нанизан, на лицо отца, не видя на нем ни малейшей жалости, а в следующую секунду, когда Майкл вытащил меч, парень мешком свалился на пол, последним лучиком сознания фиксируя крик Ребекки, которую зарезали следующей. — Отец, что ты творишь? — отойдя наконец от шока, закричал Элайджа. Финн, стоящий рядом, молчал, лишь переводил взгляд с лежащих братьев и сестры на отца и обратно. — Вы мне еще будете благодарны, — Майкл прошел мимо не пошевелившегося Финна и подошел ко второму сыну. — Мама! — Элайджа перевел взгляд на Эстер. Та, не шевелясь, наблюдала за происходящим. — Сделай что-нибудь! — Он прав, Элайджа, — Эстер не сдвинулась с места. — Так будет лучше для вас всех. Элайджа перевел взгляд с матери на отца. Сейчас было самое время сражаться, пытаться выжить, но… Они их родители, и это было непреодолимым препятствием. Финн с того момента, как Майкл убил Клауса, словно окаменел. В день похорон одного его брата убили другого. И не только его. Убили всех его братьев и даже сестру. И самое страшное было то, что это сделал их собственный отец. — И ты даже ничего не скажешь? — взгляд Финна переместился на возникшего перед ним Майкла. — За что? — Неправильный вопрос. Правильный «для чего?». Так вот, для того, чтобы наша семья жила вечно. «Идиот», — была последняя мысль Финна, прежде чем он умер. — А теперь, последний элемент, — Майкл обернулся к жене и вонзил клинок в собственное сердце. Мария сидела за столом и пыталась сосредоточиться на измельчении лепестков. Не получалось. Девушка вскакивала, начинала метаться по комнате, затем замирала на месте, брала себя в руки и снова садилась за стол. Через некоторое время она снова вскакивала, и все повторялось по кругу. Причиной ее волнений была сестра. Мария пришла домой еще днем, сразу же, как только вернулась вместе с друзьями с могилы, теперь же была поздняя ночь, а Татьи все не было. И все бы ничего, но они договаривались собраться этой ночью дома, поговорить друг с другом, как это делали всегда. И старшая сестра в лепешку бы расшиблась, но сдержала обещание, данное своей маленькой сестренке. В дверь несильно постучали, заставляя девушку вздрогнуть. Не веря, что Татья наконец вернулась, Мария бросилась открывать. Однако, это была не ее сестра: на пороге стоял Майкл. — Здравствуйте… — прошептала девушка. — А… Что Вы здесь делаете? — Ты, верно, Татью ждешь? — Майкл так и стоял за порогом, не пытаясь войти. — Да… А что Вы о ней знаете? С ней что-то случилось? Майкл с секунду разглядывал ее, а затем протянул руку: — Она хочет тебя видеть. — Что? Но почему она сама не пришла? И где вообще она? — что-то здесь было нечисто, и Мария очень хорошо это понимала. — Она немного занята. Идем, я отведу тебя к ней. Татья… Беспокойство в душе девушки боролось с разумом, кричащем об исходящей опасности, но было и еще что-то. Это тянуло вперед, туда, с Майклом. Странно… Почти всю жизнь она его боялась и тут ей кажется, что сейчас пойти с ним — жизненно необходимо. — Хорошо, — Мария шагнула за порог, вкладывая свою руку в ладонь Майкла, — отведите меня к сестре. — А вот это мы посмотрим, — на его лице мелькнула самодовольная усмешка. Мужчина ее за запястье и с невероятной силой поволок к своему дому. — Что Вы делаете? Отпустите меня! — вскричала она, безуспешно пытаясь выдернуть кисть из его руки. — Молчать! — мужчина залепил ей пощечину, от чего девушка упала и повисла на собственной руке. Майкл рывком поднял ее и внимательно вгляделся ей в глаза. — Ты будешь молчать. Ты не вымолвишь и слова, пока не сделаешь свое дело. Мария моргнула, приходя в себя. На языке вертелось множество вопросов и возражений, но она не могла произнести ни звука, как ни старалась. Голос возникал в голове, но не покидал мыслей, так и не превращаясь в слова. Куда он ведет ее? Зачем? Где Татья? Почему он сказал, что она занята? Почему она не может произнести ни звука? Почему?.. Вопросы толпились в голове, занимая все пространство и не давая выхода. Занятая внутренним полилогом, девушка заметила, что они находятся в доме Майкла, лишь когда дверь в комнату распахнулась, и Мария увидела заколотые, со страшными следами от ран на груди, тела друзей. Голова разрывалась от немого вопля, но тишину по-прежнему ничто не нарушало. Безумными глазами девушка смотрела то на одного, то на другого. Увидев мертвых Элайджу и Кола, девушка почувствовала, что в ней вспыхивает неверие в происходящее. До этого она ни на секунду не могла допустить, что их может не стать. Нет… Этого не может быть… Только не это… Взгляд упал на то, куда девушку тащил Майкл и голова снова чуть не разорвалась от отчаянного крика: на полу, в луже крови, лицом вниз лежала Ребекка. А затем последовал вопль ужаса: судорожно вздохнув, девушка подняла голову и открыла глаза. Недалеко зашевелился Ник. Что это? Мертвые оживают? Этого не может быть… Это… противоестественно. Майкл резко рванул Марию вперед, заставляя упасть на колени и резанул по запястью кинжалом, другой рукой он схватил за шкирку мало что соображающую после пробуждения дочь и буквально ткнул ее лицом в раскрывшуюся рану. — Пей! — приказал он. Ребекка сначала отшатнулась, а затем осторожно принюхалась. Мария в очередной раз не поверила своим глазам: по ее лицу поползли вены, а капилляры на глазах стали ярко-красными. Секунда, и девушка с остервенением вцепилась в руку подруги, прокусывая острыми клыками кожу. — Ребекка, нет! — послышался фоном крик Никлауса, которого Майкл мгновенно откинул в сторону, но Марию сейчас волновало не это. Было чертовски больно ощущать, как из тебя в буквальном смысле вытягивают кровь. Создавалось впечатление, что вместе с ней вытягиваются и все сосуды и артерии, по которым она бежала до этого, и все это теряется в организме ненасытного… кого? В кого превратились ее друзья? Сейчас девушке было действительно страшно. Наконец, Майкл оторвал присосавшуюся Ребекку, прекращая пытку. Следующим был Никлаус, без разбора вцепившийся в ту же рану, заставляя девушку морщиться и молча терпеть, потому что она по-прежнему не могла сказать ни слова, только беззвучно сходить с ума от страха за друзей и бешеного беспокойства за сестру. Кровь быстро покидала организм, в глазах темнело. Мария едва ощутила, как ее, словно сосуд с кровью, передали дальше по цепочке. Сердце стучало все медленнее. Изредка перед глазами светлело, и разум схватывал открывшуюся картину, всесторонне ее изучая. Подсознание спокойно, без вмешательства наблюдало за происходящим. Взгляд опустился вниз. Темные длинные волосы, частично заплетённые в косички, которые она так не любила; руки, вцепившиеся в ее запястье, о прикосновении которых девушка мечтала; любимое лицо, искаженное гримасой жажды, превращая давно знакомого человека в невиданного зверя. Сердце пропустило удар. Элайджа. А через секунду Мария поняла, что теперь кровь уходит из организма совершенно безболезненно. Душу заполняло тепло и жажда помочь несмотря ни на что. Девушка улыбнулась. Теперь ей было не страшно. Кол очнулся и принюхался: пахло чем-манящим и явно вкусным. Приподнявшись и сфокусировав взгляд на людях, находящихся вокруг, он едва снова не оказался на земле, потому что руки, на которые он опирался, ослабли — вокруг шевелились его братья и сестра, убитые чуть ранее их собственным отцом. Да и о нем можно сказать то же самое. Почему же они ожили? Неужели мама или Аяна нашли какое-нибудь заклинание? Взгляд метался по комнате и остановился на виновнике торжества: недалеко стоял Майкл, держа за плечо девушку, в руку которой вцепился один из его, Кола, братьев. Парень не видел ее лицо, но уже сильно посочувствовал, что именно она попалась его отцу. Наконец, Майкл вырвал девушку из рук Элайджи и сунул ее окровавленное запястье Колу. Вот он! Тот самый восхитительный запах! Парень, не раздумывая, вцепился в руку, уже собираясь вонзить вдруг выступившие клыки, как случайно взглянул на лицо девушки и чуть не отшатнулся — это была Мария. Вот только на себя обычную она не была похожа. Бледность, потухший безразличный взгляд, который блуждал вокруг, не останавливаясь ни на чем, не давали даже на секунду представить, что это может быть та самая девушка, которую он всегда знал, о которой… заботился. — Я не буду пить, — хрипло произнес Кол, пытаясь отползти в сторону. — Будешь, — Майкл схватил его за руку, с невероятной силой притягивая назад и заставляя буквально уткнуться и рану. Запах очаровывал. Пара капель крови в результате соприкосновения попали на лицо парня, и тот автоматически слизнул их, пробуя на вкус, а в следующее мгновение безумно захотелось крови. Он разрывался между желанием выпить и желанием не причинять ей боли. Несомненно, она уже сегодня ее натерпелась, и от осознания этого Колу было еще хуже. Аккуратно он взял ее запястье, девушка посмотрела вниз, их взгляды встретились, и Мария усмехнулась, чуть улыбаясь. — Прости, — прошептал Кол, а затем вцепился клыками в запястье. Девушка прикрыла глаза, ощущая, как кровь покидает ее тело. Было не больно. Она уже поняла, что если не сопротивляться — будет легче. По ее подсчетам оставался еще один член этой семьи, нуждающийся непонятно зачем в ее крови — Финн. А кровь не бесконечна. Что ж… Если ей суждено умереть, пусть хотя бы ее друзья будут жить… Кол оторвался от руки и снова взглянул на девушку. Глаза ее были прикрыты, а лицо выражало умиротворение. Стук сердца громким звоном отдавался в его ушах. Последним был Финн. Он лишь немного пригубил крови, не сходя с ума, как остальные. За это девушка была благодарна ему. Она чуть улыбнулась, а потом закрыла глаза, проваливаясь в спасительную темноту. — Что это? — Ребекка с недоумением осматривалась по сторонам. В ее голосе слышался страх. — Духи, что это? Вокруг мириадами кристаллов сверкали окружающие вещи. Зрение девушки фиксировало всю обстановку до мельчайших подробностей, до последней ворсинки на шерстяной куртке отца, лежащей в углу. Слух позволял различить плеск ручья за несколько километров от селения; нос, оглушенный вездесущим запахом крови, различал весь букет ароматов, витающих в доме. Все чувства тысячекратно усилились, но девушка не понимала природу этого усиления и боялась его. Ее братья также в недоумении оглядывались вокруг, пытаясь понять, что произошло. Лишь в отдалении спокойно стояли мать и отец. Отец… Ребекка нахмурилась и память услужливо подсунула послеобеденный сюрприз. Девушка охнула, припоминая, как Майкл вонзил ей меч в сердце и инстинктивно попятилась, отползая поближе к брату, к Никлаусу. — Отец… Ты убил нас, — слова вырвались помимо ее воли, а сердце сковал страх. Майкл поднял голову. — Это было необходимо. Но это ничто по сравнению с тем, кем вы стали. Поверьте, оно того стоило. — Что стоило, отец? — спросил Элайджа, поднимая голову. — Ради чего все это? Что ты с нами сделал? — Теперь нам не нужно убегать, — глаза Майкла потемнели. — Мы можем о себе позаботиться! Ловкость. Сила. Чувства. Все усилилось. Теперь мы сможем жить вечно. — Что ты с нами сделал? — Финн перевел взгляд с матери на отца и обратно. — Или не ты? Что вы с нами сделали? — Мы вас превратили, — вздохнула Эстер. Она не видела смысла скрывать правду. — Вы умерли и потом возродились. Теперь нам не страшны ни болезни, ни смерть. — Это был какой-то ритуал, да? — тихо спросила Ребекка. — Что за ритуал? Эстер с тоской посмотрела на дочку. Когда-нибудь она должна будет узнать, что лишилась сил. Лучше сейчас, чтобы у девочки не оставалось ложных надежд. — Я обратилась к солнцу за жизнью и к белому дубу за бессмертием. Эти компоненты скрепила кровь человека. Вы выпили зелье за ужином. Оно было в вине. — Кровь? Чью кровь ты использовала? — забеспокоился Клаус. — Это не важно. — Мама! — Татьи, — чуть помедлив ответила Эстер. — И где она сейчас? — Она… мертва. Все на секунду опешили. — Мертва? — подал голос Элайджа. — Как, мертва? — Очень просто. Ее больше нет в живых. Братья обменялись безумными взглядами. Сколько бы они не враждовали, сейчас это уже не имело значения — девушку, которую они любили, в которую были влюблены, использовали, чтобы сделать их бессмертными. Убили ее, чтобы они жили. — Я не верю! — воскликнул Клаус, приподнимаясь на локтях. — Этого не может быть! Этого просто не может быть!!! Мертва? Как, мертва? Это не укладывалось у Никлауса в голове. Нет… Этого не может быть… Татья, всегда такая веселая, жизнерадостная, неземная и вдруг… мертва? В это он не мог поверить. — Это вы ее убили, да? — глухо спросил Элайджа. Он перестал дышать, словно воздух перекрыли. Глядя на сумасшедшее лицо брата, на его глаза, в которых против воли проступали слезы, на ошалевших братьев и Ребекку, которая, хоть и ненавидела Татью, но никогда не желала ей смерти, парень постепенно осознавал этот факт, но вот смириться… к этому он был совершенно не готов. Сердце налилось свинцом и разлетелось осколками. Смириться? С тем, что Татья умерла? Нет… Никогда. — Она сама себя убила, — Эстер спокойно осмотрела своих детей, неотрывно наблюдающих за нею. — Она давно ступила на путь смерти. — Ты говоришь, как настоящая ведьма! — с негодованием выплюнула Ребекка. Она сама не понимала, что с ней творится. Последние несколько лет она ненавидела Татью, но знать, что она мертва, да еще и от рук их матери… — Сейчас еще ночь, — вмешался Майкл, которому надоело слушать эти разбирательства. — Спите. Утром поговорим. Он взял жену за руку и, не оглядываясь, вышел из комнаты. Ребята переглянулись. Спать? Сейчас? — Бедная Мария… — прошептала Ребекка, глядя на захлопнувшуюся дверь. — Лишиться последнего члена своей семьи… — Мария… — пораженно воскликнул Кол, уставившись в потолок. — Это ведь ее кровь давали нам после обращения! Помните? Он обвел взглядом ребят. Те, не отрываясь, смотрели на него, что-то припоминая. Обращение захватило их, но отдельные моменты они все же помнили. И постепенно к ним приходило осознание, что Кол прав. — О, духи… — прошептала Ребекка. — Мы же пили ее кровь. Все мы. И много. Она ведь… Может умереть… — Если отец до этого не постарался, — усмехнулся Никлаус. — Мы должны ее найти, — Кол обвел всех взглядом. — Как только представится возможность. Едва солнце поднялось над горизонтом, как Кол попытался высунуть нос на улицу. Но то, о чем говорила Аяна, не заставило себя ждать, ясно показывая, насколько духи недовольны самовольством Эстер — как только солнечный свет попал на кожу, парень завопил от боли, а кожа начала дымиться и гореть, прожигаясь до мяса. — Что это? — Кол со страхом посмотрел на появившихся в дверях родителей — едва он отскочил в спасительную тьму помещения, ожоги мгновенно затянулись. — Природа пошла против нас, — поджала губы Эстер. — Но это малая цена за такие преимущества. Однако это явилось не единственной проблемой. Куда хуже была жажда, мучившая перерожденных постоянно. С каждым часом она росла все больше и больше. — Это… нечестно… — прохрипела Ребекка, на невероятной скорости мечась по дому. — Я хочу пить! Приведите мне кого-нибудь! Я хочу крови! Братья молча выражали согласие, Майкл промолчал, а Эстер, поджав губы, отправилась за человеком. Это была молоденькая девушка, одна из соседских дочерей, Абигейл. Она отчаянно вырывалась, молчала и зорко посматривала по сторонам. — Ооо, ужин! — губы Клауса растянулись в довольной улыбке, и он тот час оказался рядом с девушкой, намереваясь вцепиться ей в шею. — Пропусти даму вперед, — рядом оказалась Ребекка, отпихивая брата в сторону. Ник, хмыкнув, уступил сестре, но ревностно следил, чтобы его очередь никто не занял. Абигейл, однако, сдаваться не собиралась. Она брыкалась и вырывалась, не давая ребятам спокойно пить. Изворачиваясь в очередной раз, она схватила лежащий на столе нож, с которым случайно оказалась рядом, и с размаху всадила его в ладонь вцепившегося в нее Кола. Тот на мгновение опешил от резкого перехода от эйфории к боли, а затем той же самой рукой зажал ей рот, перекрывая дыхание. Абигейл, вся шея которой была покрыта укусами, содрогалась в конвульсиях от нехватки воздуха, а кровь из раны в руке Кола текла прямо ей в горло. Девушка с мольбой смотрела на своих мучителей, а в ее глазах стояли слезы. — Кол, отпусти ее, — послышался непререкаемый голос Майкла. — Почему я должен ее отпускать? — Потому что, если ты ее убьешь, вы останетесь без еды, а люди в деревне… Будет великая ссора. — Хорошо, — парень отнял руку, отступая на пару шагов назад. Абигейл часто задышала, вдыхая спасительный воздух и вместе с ним по инерции проглатывая скопившуюся во рту кровь Кола. Переговаривающиеся до этого ребята замолчали: они не верили своим глазам — все порезы и укусы на теле Абигейл мгновенно затягивались. Ребята переглянулись и решили проверить свою теорию. Ребекка подскочила к девушке, кусая ее в шею, а затем разорвала клыками себе запястье, прижимая рану ко рту селянки. Та дернулась и замотала головой. — Я не буду пить! — Пей! — Я не буду!.. — она подняла на Ребекку взгляд. — Ты будешь пить!!! — девушка с яростью уставилась ей в глаза, пытаясь донести до нее эту простую мысль послушания. — Я буду пить, — словно в трансе повторила Абигейл, делая глоток. И еще, и еще. Ребекка в недоумении оглянулась на братьев. По лицу Кола поползла хитрая улыбочка: он что-то соображал. Через секунду парень оказался рядом, отрывая Абигейл от сестры и всмотрелся ей в глаза: — Ты не будешь кричать и вырываться. Ты останешься здесь по собственному желанию и будешь кормить нас своей кровью. — Я не буду кричать и вырываться, я останусь здесь по собственному желанию и буду кормить вас своей кровью, — послушно повторила девушка. Кол оглянулся и с торжеством оглядел семью. Похоже, помимо усиленных чувств и возможностей, у них есть и другие преимущества. «О, как раскалывается голова!» — веки затрепетали и поднялись, но картина так и не поменялась: перед глазами по-прежнему прыгали красные круги, не давая ничего увидеть вокруг. В ушах словно гудел рой растревоженных пчел. Рядом кто-то завозился, помогая сесть, и накинул на плечи девушки куртку, облегчённо выдохнув: — Ты очнулась. Мария вздрогнула и вцепилась в руку спасителя. — Кол? Но ты же… — зрение постепенно начало возвращаться и теперь девушка видела, что рядом с ней, улыбаясь, действительно сидит Кол, а рядом расположились его братья и сестра. Она улыбнулась. — Ребята… — Да… Нелегко было тебя отыскать, — усмехнулся Элайджа, подбрасывая веток в горевший неподалеку костер. — Отец хорошо постарался запрятать тебя, — его лицо помрачнело. Парень немного помолчал. — Майкл. — Что случилось? Что произошло? — Мария с беспокойством оглядела застывшие лица друзей. — Что случилось? Ребята переглянулись, и Финн чуть подался вперед. — Мария… Ты только спокойно… Татья мертва. Девушка со свистом втянула воздух, словно окаменев. Хотелось кричать, крушить все вокруг, говорить, что это неправда, а она просто сидела, старательно запрятывая все эмоции поглубже в себя, чтобы они не дай Бог не вырвались наружу. С момента смерти родителей девушка старалась все держать в себе, слишком горько было видеть сочувствующие взгляды вокруг. Проще было вести себя как ни в чем не бывало, чтобы окружающие поскорее все забыли. Запихнуть поглубже в себя, чтобы и самой не стать ничего не соображающей от боли, не способной к действиям бессмысленной кричащей массой. Долго она сидела так: молча, не шевелясь, чтобы полностью удостовериться, что ничего не вырвется наружу. Ни единой слезинки, которая затем перерастет в истерику, ни хриплого голоса, ничего. Она просто похоронит это глубоко в сердце как еще одну потерю. — Как ты? — Ребекка с беспокойством смотрела на подругу. — Я в порядке, — Мария старалась контролировать голос. — Давайте не будем об этом. Я не хочу об этом говорить. Расскажите лучше о себе. Что случилось? Я видела, как вы… — …были мертвы, — закончил за нее предложение Клаус. — Да, нас убили. А потом мы возродились. Наша мать провела ритуал, и теперь мы бессмертны. А еще сильны, быстры, и прочее, прочее, прочее. Он самодовольно улыбнулся. — Но есть и минусы, — помрачнел Элайджа. — Жажда. Мы постоянно хотим крови. Даже сейчас. Еще солнце. Мы не можем выходить днем — оно нас сжигает. Но есть еще и преимущества иного рода. Наша кровь лечит. И мы можем управлять человеком. Говорить ему, что делать, и тот будет беспрекословно слушаться. — Подождите, — Мария подняла руку, останавливая. — Вы пили мою кровь… — Прости, нам пришлось, — голос Ребекки был полон сожаления. — Я не об этом, — тепло улыбнулась ей Мария и сжала протянутую руку. — Вы пили мою кровь, и потом я пролежала… сколько? Разве я не должна была умереть? — Мы выпили не так много, — осторожно придерживал ее за плечи Кол. — А ты сильная. Ты пролежала без сознания сутки, но ты выдержала. А теперь… Теперь ты сама должна решить, что будет дальше. — А что будет дальше? — насторожилась девушка. — В деревне все считают, что ты мертва, — поморщился Клаус. — Это отец так сказал. Если ты вернешься — тебя убьют. Конечно, ты можешь жить в лесу, но полнолуние… Да и одной выжить трудно. — И что вы предлагаете? — поинтересовалась девушка, мысленно просчитывая варианты. А их было не так уж и много. Всего один. — Мы можем обратить тебя, — произнес Элайджа, внимательно глядя ей в глаза. — И ты сможешь жить вечно, как мы. И будешь под нашей защитой. Девушка замерла. Если она откажется… Дело было даже не в том, что ей будет трудно выжить; если она откажется, она потеряет последних близких ей людей, и не потому, что они не будут с ней общаться. А потому что Элайджа прав. Жажда. Либо они ее убьют, либо она их больше не увидит. А кроме них у нее никого не осталось. Пожалуй, они — единственное, что держит ее сейчас в этом мире. Смысла больше нет. — Я согласна. — Хорошо обо всем подумай, — Элайджа внимательно смотрел на нее. — Жажда. Вражда природы. Это — плата. — Неважно. Я согласна. — Тогда… — он осмотрелся. — Кто? Девушка прикрыла глаза, собираясь с силами. Она не подписывалась на это! Буквально распахивать сейчас свою душу перед всеми! И ладно, что они ее друзья. В конце концов… Кто не рискует… — Ты, — она мгновенно распахнула глаза. Кол чуть сжал ее плечи, морально поддерживая. Девушка застыла, молясь, чтобы никто ничего не сказал. Никаких замечаний, никаких комментариев. Пожалуйста. Еще секунда, и в этом мире явно станет на одну глупую девчонку меньше. — Хорошо, — Элайджа легко поднялся, протягивая ей руку. Запихнув весь ужас от ситуации куда подальше, Мария ухватилась за протянутую ладонь и поднялась на ноги, глядя на ребят, куда угодно, только не на парня. — Мы будем ждать вас здесь, — ободряюще улыбнулся Кол, словно благословляя ее в этот путь. Девушка улыбнулась в ответ, полной грудью вдыхая ночной воздух. И пусть сейчас все идет как идет. Она не будет сейчас об этом думать. Она подумает об этом завтра. Ночной лес прекрасен. Стрекотание насекомых, запахи листвы, мрак… Звезды на небе проглядывали сквозь верхушки деревьев, освещая путь. Ребята шли молча. Они хотели уйти подальше в лес, так далеко, чтобы их не услышали. Этого хотела Мария. — Почему я? — спросил внезапно Элайджа. — У тебя привычка ставить в тупик неловкими вопросами? — усмехнулась девушка. — Нет… — парень опустил голову. — Тогда зачем? — Мария остановилась и спокойно посмотрела на него. — Я… — он поднял голову, глядя на нее. — Просто обрати меня, ладно? — Хорошо, — парень улыбнулся. — Иди сюда. Он привлек ее к себе и надкусил свое запястье. — Пей. Ты должна пить. Девушка заторможено коснулась губами его руки и сделала первый глоток. Ее всю сковало оцепенение с той самой секунды, как он предложил ей выбрать того, кто ее обратит. Могла она упустить шанс? Нет. Были ли у нее силы, чтобы выдержать это? Как выяснилось, да. Выдержит ли? А вот это посмотрим. За несколько дней на нее свалилась смерть ребенка, которого она помогала нянчить, обращение друзей, собственная потеря сознания, смерть сестры и чуть ли не признание перед всей семьей, кого она любит. Страшно? Да. С ума бы не сойти. Мозг отказывался воспринимать некоторые детали, оставляя все на потом. Но… В объятиях Элайджи было так спокойно и уютно, а его кровь была такая вкусная, что прерываться совершенно не хотелось. В голове на последнем издыхании билась мысль «А может…», мозг отключался, оставляя бразды правления над телом чувствам, сердце щемило, а в душе разливалось тепло. «Хоть бы это никогда не заканчивалось…» Элайджа легонько улыбался, наблюдая как давняя подруга пьет его кровь. Отчасти он был рад, что девушка выбрала именно его. Боль от потери Татьи разрывала ему сердце, и парню было легче находиться рядом с тем, кто испытывал ту же боль, при условии, что это не Никлаус. Он знал, что Марии не все равно, что ей также больно, как и ему, и что она, в отличае от Ребекки, не скажет наедине про Татью: «Так ей и надо!», а поддержит. А такая поддержка была ему сейчас крайне необходима. Кроме того, Элайджа хотел защитить девушку. Сейчас, когда внезапно стало так ясно видно, сколько вокруг таится опасностей, он не мог бросить ее одну, он хотел помочь ей, укрыть, защитить. Если не получилось спасти Татью, получится спасти хотя бы ее сестру. — Тише, тише… Позволь, пожалуйста. Прости, — он осторожно отнял у нее свою руку и развернул Марию лицом к себе, внимательно глядя ей в глаза. — Сейчас я должен буду выпить твою кровь. Всю, до капли. Ты умрешь, а потом возродишься. Мы кого-нибудь найдем, ты выпьешь крови и превращение будет завершено. Хорошо? Девушка судорожно кивнула, а сердце забилось быстрее — страх перед смертью лишь немного перевешивала любовь к этому человеку. Элайджа наклонился, касаясь губами пульсирующей артерии, а Мария прикрыла глаза, наслаждаясь такой внезапной близостью, которая кто знает когда повторится, и повторится ли вообще. Несмотря на то, что она должна была сейчас умереть, девушка, была бы возможность, остановила бы это мгновение, заставляя его длиться вечность. — Не бойся, — прошептал ей парень. Улыбка чуть тронула ее губы, а в следующую секунду девушка почувствовала, как два острых клыка пронзают ее кожу. Страх охватил ее. Теперь, находясь на месте жертвы, Мария в полной мере осознала, кем стали ее друзья. Сердце сжималось, колотилось, не желая расставаться с жизнью. Девушка неосознанно схватила Элайджу за руку и лишь вспомнив, кто пьет ее кровь, успокоилась и сосредоточилась, загоняя страх куда подальше. Перебороть инстинкты было трудно, но у нее это получилось. Она спокойно задышала, расслабляясь в крепких объятиях и постепенно теряя сознание. Уходить не хотелось. Мария прекрасно понимала, что, как только превращение завершится, парень уже не будет ее обнимать. Это случайность. Подарок. А в его сердце всегда будет царить Татья. Тяжело бороться с собственной сестрой. Радовало лишь то, что до конца превращения Элайджа будет с ней. Не уйдет, а останется ждать и оберегать. Иначе просто и быть не могло. Это было его частью. А все эти воспоминания останутся с ней и никто никогда не сможет их у нее отнять. Сердце последний раз стукнуло и затихло. Элайджа, облизав губы, осторожно опустил девушку на настил травы и устроился рядом, прикрыв глаза. В голове не укладывалась мысль, что Татьи больше нет. Что он больше не увидит ее счастливую улыбку, блестящие глаза, не пропустит сквозь пальцы шелковые волосы. Что она, та, за кого он был готов продать душу, мертва. Это какая-то идиотская ошибка, которую надо исправить. Мысли скакали в голове как камешки по воде. Парень то успокаивался и убеждал себя, что сможет это пережить, что у него есть семья, то снова готов был крушить всё и вся. Татья… Это солнышко просто не могло так уйти. Оно и не ушло просто так. Оно подарило им бессмертие, подарило ему бессмертие, только зачем оно ему, когда та, ради кого он жил мертва? А ведь ему даже не дали ее увидеть. Стоило ему об этом подумать, как ярость снова брала верх и деревья вокруг трещали, корёжась и ломаясь. Замечая заживающие на руках порезы, Элайджа останавливался, недоуменно на них глядя и успокаивался, но не проходило и пяти минут, как образ девушки снова вспыхивал в его голове и все начиналось заново. Светало. Солнце еще не высунуло своего носа из-за горизонта, но небо определенно становилось светлее. Парень сидел, прислонившись к дереву и откинув назад голову. Мысли были пусты. После ночи жесточайших мучений не осталось никаких чувств. Все было выжжено. Рядом шурхнула ветка, и Элайджа повернул голову. Девушка, лежащая на траве, начинала приходить в себя и ее ладони сжимались, отчаянно пытаясь найти что-то рядом с собой. — Элайджа? — Да, я здесь, — парень присел рядом, одной рукой сжимая ее ладонь, а другой обнимая, помогая сесть. — Как ты? — Хорошо, только жажда жуткая, — голос звучал сухо, обрывисто — горло пересохло и мешало говорить нормально. — Ничего, сейчас мы найдем, чем тебе помочь. Можешь встать? — Попробую. Он поднялся, помогая Марии встать и придерживая её за талию — девушку шатало, словно в прострации. Не позволяя упасть, Элайджа прижал её к себе, давая возможность успокоиться, сосредоточиться и сориентироваться в пространстве. Она благодарно прижалась к нему, вдыхая знакомый запах. Успокоившись, Мария повернулась лицом к лесу, продолжая оставаться в объятиях парня. — Тише… Слышишь? — тот провел ладонью по ее щеке. — Кто-то решил прогуляться ночью к ручью. Он потянул ее за руку, переходя на бег, а, обратив внимание на окружающие их деревья, девушка с удивлением обнаружила, что пролетают они мимо гораздо быстрее обычного. — Видишь? — стоя за деревьями они наблюдали, как молоденькая девушка набирает в кувшин воду из ручья. — Помнишь, что мы говорили тебе о внушении? Сосредоточься на том, что хочешь сказать, будь в этом уверена. Смотри в глаза. Просто будь уверена и смотри в глаза. Остальное получится само. Мария кивнула, показывая, что все поняла и сделает все в точности, как было сказано. Элайджа разжал руки, выпуская ее на волю. Девушка с кувшином даже не успела охнуть от неожиданности и уронить сосуд, как тотчас попала под действие гипноза. — Ты не будешь кричать, ты не будешь дергаться, ты спокойна, ты знаешь, что останешься в живых, — Мария не спускала с нее глаз. — Я не буду кричать, я не буду дергаться, я спокойна, я знаю, что я останусь в живых, — заторможено повторила девушка. Мария улыбнулась, а потом впилась в выбранную артерию. Кровь смочила ее горло, принося облегчение и новую жажду, ту, что не прекратится уже никогда. Мария снова настроила зрительный контакт. — Ты забудешь обо всем, что здесь было; ты пришла, налила воду в кувшин и ушла домой. — Я забуду обо всем, что здесь было; я пришла, налила воду в кувшин и ушла домой. — Умница, — улыбнулась девушка, исчезая за секунду до того, как селянка открыла глаза. Мария облизала губы, стирая последние капли крови и ощущая, как все чувства усиливаются. В числе их была и радость от того, что ее сейчас обнимают сзади руки любимого человека. Все встало на свои места. Превращение было завершено.