Я посвящаю это тому, кто ждал и дождался. Моей Лане.
По дому разносилась помесь сложных переливов с незамысловатыми ирландскими мотивами. За окном который день лил дождь, и Мария развлекалась как могла. Существовала, конечно, вероятность, что ее творчество не придется по душе главе семейства, и она вскоре окажется валяющейся на полу со сломанной шеей, но, почему-то, особого опасения это не вызывало. Майкл продолжал у них гостить и, видимо, вовсе не собирался съезжать. Нельзя сказать, что девушка была против его пребывания у них, но особого восторга тоже не испытывала, памятуя о его нежном обращении с ней семисотлетней давности. Можно было даже не сомневаться, что воздух в Квебеке станет значительно чище, когда Клаус наконец объявится где-нибудь очень далеко отсюда. Быстрый пробег по клавишам завершился, и девушка плавно опустила руки на колени, не зная, чем себя занять. Элайджи дома не было — губернатору требовался совет относительно северных рубежей и некоторых индейских племён, что периодически напоминали о своём существовании. Майкл тоже неотлучно находился у себя в кабинете, и можно было только догадываться, чем он занят столь продолжительное время. Внезапно на втором этаже раздался пронзительный женский крик, и девушка вскочила. Не так часто в собственном доме визжат существа, о наличии которых хозяева и не подозревали. Дверь хлопнула, являя спускающегося по лестнице Майкла, протиравшего руки кружевным платком. — Что случилось? — вампирша все еще выглядела настороженной. — Не забивай этим свою маленькую головку, — отмахнулся Майклсон. — Это не твоего ума дело. — И все же я хотела бы знать… — тихо, на грани опасного шепота прошипела миледи. — Не зарывайся, девочка, — вампир уже через секунду оказался рядом, сжимая тонкую белую шею. — Ты живешь только пока я не решу иначе. — Отец! — Да, сын мой? — Майкл повернулся к только что появившемуся из-за дверей Элайдже. — Ты что-то хотел мне возразить? — Позволь попросить тебя упражняться на ком-нибудь другом, а не на моей жене. — О, вы женаты? — охотник усмехнулся. — А давно ли браки вампиров разрешены? Пока отец и сын препирались, Мария наблюдала, чуть прищурившись и наклонив набок голову. Она уже давно не была запуганной семнадцатилетней девчушкой, которой ее привык считать старший Майклсон, она его не боялась. Но и лезть на рожон не собиралась. Кому, как не ей, было знать, что нет ничего хуже пустой самоуверенности. — Надеюсь, ты больше не будешь совать свой длинный нос не в свое дело, — напоследок прошипели ей в ухо, дернули за шею и отпустили. По комнате пронесся небольшой ветерок, и супруги остались одни. — Что случилось? — Элайджа подвел жену к дивану и выдернул из манжета платок, помогая ей прийти в себя. Мария помолчала. — Я услышала женский крик. Он как раз спускался по лестнице, и я поинтересовалась, в чем дело. Согласись, крик в нашем доме — это странно. Я понятия не имею, кто мог бы кричать. Тут просто некому. Разве что Майкл кого-то не привел сюда для своих целей. — Тише, дорогая, — мужчина приблизился и поцеловал девушку в лоб. — Все будет хорошо, я разберусь. Он встал и направился в кабинет отца. Девушка сидела на диване, комкая платок, и не зная как правильнее поступить. Такая ситуация ей уже слегка надоела, но все это не шло ни в какие сравнения с тем, что в их доме находится кто-то посторонний, причем находится явно в невыгодном положении. К Майклу в руки лучше не попадать. Тусклые солнечные лучи слабо пробивались через полузашторенные окна в кабинете отца. Элайджа легонько толкнул рукой дверь, и та, скрипнув, поддалась. Среди вычурных причуд кабинета, в стороне, на коленях стояла окровавленная девушка, голова ее свешивалась на грудь, а руки были заведены за спину и связаны веревкой, уходившей вверх. Она была без сознания. — Занятное зрелище, не правда ли? — Отец? — Элайджа резко повернулся. — Что здесь происходит? — Что происходит? — Майкл передернулся. — Меня обманули, вот что здесь происходит. А это расплата. — Ты никогда не узнаешь, — произнес голос, полный ненависти. Вампиры оглянулись и увидели, что девушка очнулась и теперь с ненавистью смотрит на них. — Это мы еще посмотрим, — Майкл схватил ее за подбородок и дёрнул вверх, заставляя ее посмотреть ему в глаза. — Хороша, не правда ли? Я вырезал ее семейку у нее на глазах, а она и не пикнула. Так и не хочет мне говорить. — Зачем ты вырезал ее семью? — Действительно хочешь знать? — вампир усмехнулся. — Хотя разве это тайна. Я нашёл их клан пару месяцев назад. Попросил найти Клауса. Вежливо попросил. А когда пошел по указанному следу — меня попытались убить. Неудачная шутка. Мне ничего не оставалось, кроме как наказать их за свою самоуверенность. — А зачем тебе это дитя? — Элайджа скрестил руки на груди. — Зачем? — Майкл взглянул в сторону повисшей девушки и ухмыльнулся. — Они все-таки выследили Никлауса, но теперь, когда вся её семья мертва, она не хочет мне говорить, где он. Но рано или поздно она скажет. И лучше вам с Марией не вмешиваться в это. — Как всё прошло? — Миледи повернулась от окна и взглянула на мужа. Элайджа задумчиво спускался по лестнице. — Клан ведьм. Он попросил их помочь найти Клауса, они решили его убить. Теперь ему нужна информация о местонахождении Клауса. Говорит, эта девушка его знает. И просил не вмешиваться. — Что ж… — Мария помедлила. — Значит, не будем. Они сами решили свою участь. Пытаться убить древнего вампира, когда он просит о помощи — не лучшая идея. Крики продолжались неделями. Лето сменилось осенью, такой же мрачной и хмурой, приближалась зима. Миледи поправила меховой капюшон, готовясь выскользнуть на улицу. Споров с Майклом не возникало, он почти не выходил из своего кабинета, полностью занятый ведьмой, а если и выказывал недовольство, девушка предпочитала отмалчиваться. Она не боялась. Просто не хотела нарываться. Однажды она стала свидетельницей весьма занятной сцены, при которой один зарвавшийся дворянчик на улице не захотел уступить дорогу Майклу. В трактирах потом долго гадали, куда он пропал, а лестницы особняка Майклсон прислуге пришлось тщательно отмывать от крови. Это было ночью. Дворянчик долго вопил, когда Майкл, закинув его на плечо, прошелся по улицам города. Странные крики будоражили воображение суеверного населения, но никто не осмелился выглянуть, посмотреть, что происходит. Была ночь. — Нет ничего важнее вовремя уйти, не правда ли? — Майкл спустился по лестнице, вытирая платком окровавленные руки и подошел к девушке. Она не шевельнулась, несмотря на ее белоснежную шубку, которую она очень не хотела испортить подозрительным красным цветом. — Что Вы имеете в виду? — она подняла глаза на мужчину. — Брось, — вампир прищурился. — Я знаю, что нежеланный гость в этом доме, хотя имею на это больше прав, чем ты. Девушка вздрогнула. — Тем не менее, все, что я хотел здесь узнать, я узнал. Оставаться далее бессмысленно. Тело можете забрать в моем кабинете, — он прошел мимо, резко взмахнув кистью руки. На лицо и шубу девушки полетели капли крови. Мария закрыла глаза, а когда открыла, вампир уже открывал входную дверь. Яркий свет резанул по глазам. — Передавайте привет Клаусу. Майкл на мгновение замер, а потом обернулся. — Не сомневайся, передам. В свете морозного январского дня на мгновение отразился его оскал, а потом дверь захлопнулась.***
Весна в Кристиансанне пахла цветами. Холодная, но тем не менее цветущая. Люди собирались на торговой площади — там сегодня праздновалось весеннее равноденствие. Девушки плели венки, юноши боролись на руках, сражались на мечах, соревнуясь за право повести первую красавицу города под венец. Никто и ничто не могло омрачить этот праздник. Элайджа шел среди веселящегося населения, взглядом выбирая наиболее подходящий случаю подарок. Солнце светило, и этот факт не омрачал даже стылый холод. Действительно, кому есть дело до прохлады, когда вокруг столько радости? Тепло, греющее жителей этого северного приморского городка, шло изнутри. Дверь очередной лавчонки распахнулась, выпустив наружу стайку гомонящих девиц, на руках которых висели корзинки с цветами. Дверь еще не закрылась, и наружу вырвался аромат разнообразных трав, сплетающийся в необыкновенный букет. Похоже, это было то, что нужно. Не дав двери закрыться окончательно, Первородный нырнул в теплое помещение. Создавалось ощущение, что здесь в необыкновенном танце сплетаются осень, лето и весна. Здесь были свежие цветы, сушеные травы, только начавшие появляться подснежники. Повсюду стояли корзины с цветами, а под потолком висели огромные пучки трав. — Как вам удается сохранять цветы так долго свежими? — спросил вампир в пустоту. — Я дружу с цветами, — откуда-то из-за занавески вынырнула девушка и мило, по-доброму, улыбнулась. — А они дружат со мной. Что Вы хотели? — Букет, — Элайджа улыбнулся и чуть прикрыл глаза. Девушка была чудо как хороша — стройная, невысокая блондинка с соблазнительными округлостями и пухленькими щечками. Глаза отливали голубизной ясного неба из-под падающей на глаза пшеничной челки. Кудри девушки были заплетены в два тугих колоска, что только подчеркивало густоту её волос. — Для самой красивой девушки на свете. Для моей жены. — Что же Вы хотите? — красавица улыбнулась. — Прежде всего узнать Ваше имя. А в части букета я полностью полагаюсь на Вас. Судя по всему, свое дело Вы знаете отменно. — Фрея. Меня зовут Фрея, милорд, — девушка прикрыла глаза и чуть присела в реверансе. И тут же бросилась составлять букет, засыпав вампира вопросами о том, что любит и чего не любит его жена. Элайджа, оперевшись на стойку, щурил глаза как кот и с наслаждением наблюдал за порхающей по лавке девицей. Ему было приятно находиться здесь, в царстве трав, тепла и света. — Всё готово, милорд, — мещанка с книксеном передала полную корзину цветов, перемежающихся травами. — Благодарю. Майклсон улыбнулся и, щедро расплатившись, покинул домик. Не всегда жизнь идёт тихо и размеренно. Бывает, в запланированный ход вещей врывается какое-нибудь чувство, воспоминание, желание, и уже невозможно жить как прежде, хочется что-то изменить или вернуть. Языки пламени уютно потрескивали, просвечивая сквозь тонкую бумагу. Мария, стоя рядом с камином, перечитывала последнее письмо Ребекки. Последнее и единственное. Она писала про Новый Орлеан, писала о том, что они с Ником наконец нашли свой дом, что это шанс начать все сначала. И девушка действительно верила в это, хотела верить. Внизу скрипнула дверь. — Привет… — Элайджа через мгновение появился рядом с женой, а перед ее лицом оказался красивейший букет цветов. — Какое чудо! — Мария приняла корзину из рук мужа и склонилась над ней, вдыхая чудесный аромат. И закашлялась, оседая на пол. Письмо выпало из ослабевших пальцев. — Что с тобой? — Элайджа излишне резко отшвырнул в сторону корзинку и подхватил падающую женщину. — Вербена? — Нет… Асфодели… — Что? — Воздуха… — Мария пыталась отдышаться, но у нее не получалось. Только распахнув все окна и перебравшись к ним вплотную, девушка смогла говорить. Из глаз тем не менее все равно бежали слезы. — Не думала, что встречу их тут… — Что происходит? — Элайджа уже был не рад, что заглянул именно в эту лавчонку. — Там, в букете, — девушка виновато улыбнулась, — цветки асфоделей. От их запаха мне становилось в детстве плохо. — Но почему это происходит сейчас? — Майклсон взял с кресла плащ и надел его на плечи жене, чтобы той было уютней у окна, из которого тянуло холодом. — Ты вампир, человеческие слабости не должны тебя касаться. Мария ещё раз виновато улыбнулась. — Это колдовские цветы. С их помощью можно связывать мир живых и мир мертвых, поэтому вампиры перед ними уязвимы. Те из них, кто не переносил эти цветы, когда был человеком. Откуда они здесь? Элайджа нахмурился. — Если окажется, что эта девчонка специально подложила эти цветы, я ее уничтожу. — Какая девчонка? — Мария вскинула брови. И не без причины. — Эти цветы не так просто найти, они даются в руки только слугам природы. Похоже, ты наткнулся на ведьму. Погоди, не торопись. Она схватила за руку практически уже ускользнувшего мужа. — Надо выяснить, зачем она это сделала. — Не беспокойся, она все расскажет, — кровожадно заявил Майклсон, снова порываясь покинуть помещение. — Постой, не сейчас. Давай позже, ночью, — Мария улыбнулась. — Если она рассчитывала на какой-либо результат, будет лучше, если она получит его не сразу. Пусть понервничает. Когда вечерние сумерки опустились на город, празднества ещё не закончились — народ на площади гулял во всю. Двери лавочек и таверн то и дело хлопали, впуская и выпуская очередного посетителя. Но с течением времени огни гасли, тьма, сначала овладевшая окраинами, потихоньку сползалась к центру площади. Сначала незаметно, постепенно голоса людей стали звучать тише, толпы расползлись по домам, площадь обезлюдела. Из тени дома показалась облаченная в длинный плащ фигура. Спустя мгновение к ней присоединилась еще одна. Мария огляделась. В плане мести она никогда не полагалась на других, если была в силах совершить возмездие сама, поэтому в этой области Элайджа позволял ей играть первую скрипку, ограничившись ролью наблюдателя. — Это здесь? — Да. Деревянный домик выглядел мило и невинно, а ещё настоящим жилищем ведьмы — реальной, а не той, какими их принято было воспринимать как в средние века, так и ныне. Будет странно, если вампиру позволено так запросто войти, хотя… Девушка задумалась. Если в эту лавку входят посетители, а кроме того вошёл Элайджа, значит либо здесь никто не живёт, либо живёт не хозяйка, а владелец мертв. Дверь открылась, выпуская давешнюю девчушку, вышедшую вылить ведро. Этих секунд вампирам хватило, чтобы проникнуть внутрь и осмотреться, а Элайдже кроме того — удобно устроиться в кресле в смежной с лавкой комнаты. Наступившая ночь была для Фреи долгожданной. За день девушка невероятно устала и всё, о чем она сейчас мечтала — это лечь в мягкую кроватку и заснуть. Зайдя домой, девушка на все замки закрыла дверь, поставила рядом с корытом ведро и, сполоснув в чистой воде руки, прошла в комнату, остановившись как вкопаная, когда на глаза ей попалось кресло. За спиной с грохотом захлопнулась внутренняя дверь, входя в паз скрипнул засов. — Значит так Вы обращаетесь со своими покупателями? В панике обернувшись, она увидела стоящую позади со сложенными на груди руками молодую женщину, чей взгляд не предвещал ничего хорошего. — Кто вы? Что происходит? — Неправильный вопрос, — Мария плавно прошла в центр комнаты и обернулась. — Главный вопрос: кто ты? — Что? — Фрея непонимающе перевела взгляд со странной девушки на недавнего клиента и обратно. — Что Вы хотите? Если Вам нужны деньги… Мария вздохнула. — Давай договоримся. Ты нам все рассказываешь, что мы хотим знать, и остаёшься в живых, согласна? Фрея попятилась, ища рукой стул, и села. Ноги её больше не держали. Первоначальное желание завопить девушка старательно глушила, понимая, что это не спасет: догонят и убьют. И тогда уже ей будет абсолютно все равно, услышал ли её хоть кто-нибудь. Глубоко вздохнув, она успокоила колотящееся сердце и поинтересовалась: — Что Вы хотите знать? Мария прищурилась. К каждому при допросе требуется подбирать свой подход, иногда не стандартный, иногда идти напролом. — Ты сказала, что дружишь с цветами, а они дружат с тобой. Ты ведьма? — Что? — девушка попыталась вскочить, но ноги её не удержали, и она тут же рухнула обратно. — Нет, я никогда… Не занималась ничем подобным. Господи, прости. Она перекрестилась, прижавшись губами к образку. — Тогда как ты объяснишь то, что работаешь с асфоделями? — на колени к девушке упал свёрток с цветами из букета. — И не говори, что не знаешь, что это такое! Фрея торопливо развернула свёрток, с недоумением уставившись на лежащие там цветы. — Ой, златник… — она подняла голову. — Это златник, а не так как вы сказали. Элайджа приподнял бровь. — Это научное название. — Вопрос остаётся прежним, Фрея, — имя заставило девушку перевести взгляд на говорившую. — Почему ты заявляешь, что ты не ведьма, если используешь цветы, сорвать которые может только ведьма? — Но ведь это обычные цветы, — со слезами на глазах блондинка дернула рукой в сторону сада, — их любой может сорвать. Они очень красивые, поэтому я их использую в букетах. Я никогда не занималась ведьмовством, я боюсь всего этого. Господи, помилуй! Девушка снова перекрестилась. Вампиры переглянулись. Если девушка не врала, оставался только один вариант объяснения происходящего. Мария мгновенно оказалась рядом и заглянула девушке в глаза. — Сейчас ты будешь говорить всё, что знаешь и только правду. Как давно ты работаешь с цветами, которые ты назвала златником? — Всю жизнь, — Фрея смотрела прямо и бессмысленно, гипноз подействовал. — Как ты первый раз с ними столкнулась? — Я играла в саду. Внезапно из земли показался цветок. Он быстро рос и был красив. Мне он очень понравился. Я его сорвала, а на следующее утро весь сад был в этих цветах. Это мои любимые цветы. — Ты сталкивалась с проявлениями магии, колдовством? — Нет, никогда. — Ты… — Мария запнулась, правильно формулируя вопрос, — Тебе подвластна магия? — Нет. — Где твои родители? — Они погибли много лет назад. — Где твои родственники? — У меня их нет. Майклсон задумалась. Было ещё что-то, что она хотела узнать. — А этот дом? Чей он? — Остался от родителей. — И тебя не стали выгонять? — Нет. Ясно. — Ты забудешь последние пять минут разговора. Разорвав зрительный контакт Мария повернулась к мужу. — Это интересно. Возьмём её с собой. Отошедшая от гипноза девушка запаниковала. — Вы обещали отпустить меня! — Мы обещали оставить тебя в живых, — Мария обернулась к ней. — О свободе речи не было. К тому же, если ты не будешь доставлять неприятности, ты об этой небольшой прогулке не пожалеешь.***
В богатом, расшитом золотом платье Фрея спускалась по лестнице небольшого особняка. Ещё месяц назад она и представить не могла, что вскоре будет жить в таком доме, вращаться среди знати на практически полных правах — ученицы, и обучаться — подумать только! — магии. В руках девушка держала тяжёлый фолиант, чьи углы были окованы железом. Сегодня особняк пустовал. Чета Майклсонов уехала на встречу с губернатором, а Фрее было поручено хорошо разобраться хотя бы в части книги — сколько успеет, а потом объяснить прочитанное и попробовать воплотить. Под присмотром, конечно же. Плавно спустившись с лестницы, девушка подошла к окну. За ним цвёл сад, выстреливая бледно-зелеными почками молодых деревьев. Небо светило голубизной — впервые за последние две недели, а солнце радостно золотило скамейки и столбы в саду. Фрея вздохнула и отвернулась. Ей мил был этот дом, настолько, что она чувствовала себя принцессой, попавшей в сказку. И как всякая сказка, эта тоже должна была закончиться. Расправив подол бархатного платья, девушка опустилась на колени рядом с заранее начертанной пентаграммой. «La nostra anima…», — потёк тихий шепот. По кругу одна за одной начали зажигаться свечи. «…ambare sanat…», — хлопнули ставни внизу. «Sigma treta…», — по комнатам прошёлся ветер, затушив часть свечей, огонь в круге вспыхнул ещё ярче. «Ourum». Взрыв был абсолютно беззвучен, только белая вспышка на мгновение разметала все предметы в комнате. С книгой в руке Фрея спускалась по лестнице. Тошнота подкатила внезапно, удушающе, заставляя помутиться в глазах. Мария цеплялась за воротник платья, пытаясь сделать хоть глоток воздуха, синие бархатные шторы ложились тенью на комнату. Тишина оглушала, заставляя поверить в нереальность происходящего. Оседая на пол, герцогиня схватилась за угол стола. Это началось внезапно и совершенно герцогине не нравилось. Приступы накатывали неожиданно, длились несколько секунд и отступали. Окружающие не успевали ничего заметить, Мария же в эти моменты переживала целый спектр эмоций. Пару раз девушка подумывала рассказать о них мужу, но что-то не давало ей сделать это, заставляя из раза в раз бороться с ними в одиночку. Пение птиц в летнем саду не только не отвлекало, а наоборот, дополняло занятия. Устроившаяся на полянке девушка под чутким руководством покачивающейся на качелях наставницы изучала очередную из многих уже прочитанных книг о магии. Солнце светило сквозь ветки деревьев, не слепя, а нежно намекая, что томное, послеобеденное время потихоньку подбирается к пяти часам вечера и скоро будет подан чай. Белые шторы на веранде дернулись, привлекая внимание захватившей качели девушки. Там, в доме, стол постепенно накрывался различными вкусностями, и пока ее подопечная изучала составы зелий среднего уровня, можно было позволить себе немного расслабиться и попредвкушать ставшие такими привычными семейные посиделки, за полдником, когда Элайджа приходил со своего очередного собрания домой, а программу на сегодня две спевшиеся блондинки успешно подбивали, оставив на вечер лишь пару интересных историй, которые Мария, словно маленькой девочке, рассказывала Фрее на ночь, под благоухание трав и стрекот сверчков. Девушке казалось, что она возвращается в детство, тут мама, которая обнимет и защитит, пахнущее свежестью белье, запах трав и хлеба разносится по дому, а за окном лето, ветер и бесконечное-бесконечное счастье.***
Приступ случился на приеме у губернатора. Вцепившись побелевшими пальцами в спинку кресла, Мария пыталась удержаться и не упасть, что ей в целом удалось, вот только помог ей в этом не кто иной, как Элайджа, требовательно смотрящий на нее и этим вопрощающий, что, собственно, случилось и почему он до сих пор не в курсе. — Я не понимаю, — прошептала девушка, хватаясь за руку мужа. — Я все время хотела тебе рассказать, но что-то меня удерживало. Как будто не хотело, чтобы его обнаруживали. — Конечно, не хотело, — усмехнулся Майклсон. — Но мы это выясним. Не беспокойся. Огоньки черных свечей трепетали, словно бы от ветра, только не было его в закрытом помещении. Сидевшая на коленях на полу у нарисованного мелом круга девушка менее всего походила на тут веселую девчушку, что бегала по коридорам особняка в другое время. Она почти довела до ума свой эксперимент, и теперь оставалось ждать результата. Вот только посчитав себя достаточно сильной, Фрея не обратила внимания на тот факт, что некоторым заклятиям нужен опыт, которого у нее просто не было. Свечи вспыхнули ярко-ярко; девушка гордо улыбнулась, завершая ритуал; поток магии не рассеялся, как ему было положено, продолжая невидимым висеть в воздухе, протягивая свои щупальца к той, что возомнила себя его хозяйкой. Когда Майклсоны вернулись домой, их воспитанница лежала на полу у лестницы, без сознания. Жар и бред — так можно было охарактеризовать поместье Майклсонов в это лето. Доктор, раз в два дня посещавший метающихся в горячке девушек, безнадежно качал головой: — Лихорадка. Будет чудом, если они продержутся еще пару дней. Эта обреченность заставляла Майклсона сжимать кулаки в бессильной ярости. Не рассказывать же доктору, что не существует такой болезни, которая могла бы свалить с ног вампира. Поэтому ему оставалось только ждать, ибо колдунов, которые могли бы помочь, поблизости не наблюдалось от слова совсем. Девушки очнулись спустя полтора месяца, одновременно. Но если Мария быстро встала на ноги, то Фрея с каждым днем гасла, хоть и хваталась за жизнь из последних сил. — Мне кажется, это конец, — сказала она однажды вампирше, не отходящей от ее постели ни на шаг. — Конец? — переспросила Майклсон. — Конечно нет, ты обязательно поправишься. — Нет, это конец, — печально улыбнулась девушка. — Не стоило мне лезть в магию крови. — Лезть куда? — в шоке переспросила Мария, пытаясь осознать только что сказанное ее ученицей. — Я всего лишь хотела увидеть родителей, а в результате… Вот, — она виновато улыбнулась. В глазах вампирши отразилось понимание. — Тебя накрыло откатом! Сработало хотя бы? — Нет, — печально покачала головой Фрея. О том, что, похоже, накрыло не только ее, девушки благополучно промолчали. Юная ведьма гасла медленно, но гасла. Несмотря на все старания медиков и некоторых вызванных Элайджей колдунов, девушка доживала последние дни. То, что тянуло из нее силы, вцепилось мертвой хваткой и отпускать свою жертву не собиралось. Последние ночи Мария проспала рядом с девушкой в кресле. Трудно спокойно спать в доме, где поселилась смерть. В день, когда сердце светловолосой цветочницы остановилось, в Марии что-то замерло. Прошедшие похороны она помнила смутно, преимущественно цветами. А после был длинный путь на юг, ибо оставаться в городе, где все напоминало о крохотном мимолетном счастье, сил у Майклсонов не было никаких.***
Наверное, не так Лерико представляла себе принятие дел своего падре. Ночные воды Роны блестели в лунном свете, пока закутанной в чёрное девушке приходилось противостоять группке вооруженных бандитто, что вознамерились нарушить ее бдение у отцовского одра, превратив его в столь любимые в ее родном городе мистерии. — Ах вот это кто у нас! Смотрите, ребятки, это всего лишь девушка! Похоже, нам не трудно будет переступить через нее! Лерико стиснула зубы и поудобнее перехватила фамильный кинжал. Ее, конечно, учили защищаться, без этого в их семье никак, но оказаться ночью вдали от дома и отбиваться от настырных провожатых она никак не планировала. И все бы ничего, но нынче ей надлежит быть совсем в другом месте, а завтра и вовсе провожать отца в последний путь, во главе пышной процессии, а туда неплохо бы ещё успеть, несмотря на многочисленные препятствия. Препятствия скалились и поблескивали мечами. Конечно, кучка головорезов с железом — это не то общество, в котором стоит вращаться благородной девушке, коей Лерико, несомненно, была, но выбирать не приходилось. Успевшая остыть стена дома неприятно холодила спину, недвусмысленно напоминая о том, что отступать некуда. Если бы только можно было бы сбежать, если бы только можно было бы укрыться! Рука в перчатке нащупала небольшое углубление в стене, и девушка вжалась, стараясь слиться с тенью. Преследователи переговаривались чуть вдалеке, справедливо полагая, что беглянке деваться некуда. У моста скрипнула гондола, заставив оглянуться на звук, а когда мужчины снова повернулись к жертве, у стены уже никого не было. Утренний чай на террасе их нового дома в Венеции доставлял особое удовольствие. Солнце ещё только вставало, а сеньора Майклсон уже вкушала из тонкого фарфора лёгкий завтрак, отпустив слуг и оставшись наедине с просыпающимся городом. Муж её, никогда не любивший сидеть на месте, наверняка вел дела с некоторыми из своих партнёров и как бы не с несколькими сразу. Марии же в этот раз выпало развлекать себя саму, чем она успешно и занималась, с любопытством наблюдая за неспешно бредущими то в одну, то в другую сторону жителями, и предполагая, в чем же заключались их жизни, чем они занимались и ради чего встали в такую рань. Или не ложились, если судить по прислонившейся к белой каменной ограде фигурке. Мария всмотрелась. Не узнать в притихшей девушке дочь сеньора Марсельяни с вампирским зрением было довольно сложно. Но ранняя пташка местной аристократии недолго отдыхала под сенью ветвей. Вскоре она подняла голову, осмотрелась и двинулась в сторону своей усадьбы, которая, как Мария припоминала, находилась несколько левее их особняка и этой части города в целом. Для сеньориты Марсельяни же надвигающийся день только собирался выдавать порции сюрпризов. И первая из них оказалась на ступенях её собственного дома в виде стражи, закрывшей ей проход, и девушки, с усмешкой смотрящей на нее сверху. — Ты не Лерико. Сеньорита Лерико Марсельяни, — неожиданное видение в голубом платье приложило руку к груди, — это я. И всегда была я. Ты очень успешно занимала мое место, но теперь я вернулась, и твоей лжи пришел конец. Ты никто. Потрясения последних дней могли выбить из колеи кого угодно, но Лерико не для того сцепив зубы раз за разом побеждала себя, чтобы так сдаться. — Это ты — Лерико? — в воздухе повисло «Это ты-то?» — девушка в черном усмехнулась, глядя на стражу, которая явно запуталась в двух одинаковых девушках, но всё-таки подчинялась той, которая по логике вещей должна была быть сеньоритой. Ибо не пристало юной барышне разгуливать ночью одной. — Хорошо. Пусть так. Но знаешь, — проникновенно сказала она, — это ведь просто имя. Они как шляпы, раз надела — пользуйся. Но не беги потом, если вдруг оказалась не по размеру. Сеньорита на ступенях со свистом втянула воздух. — Схватить её! Стража недоуменно переглянулась: хватать знатных девушек без видимых на то причин обычно не входило в их повседневное занятие. Утренняя гостья сделала шаг в сторону, будто бы за дерево, а на самом деле в потайной ход за ним. Наивно думать, что в старом поместье не сыщется дюжина-другая потайных ходов, и кто бы ни была эта девушка, всех их она точно не знает, а если неглупа, то не будет выдавать те крохи, которыми обладает. Нынешняя хозяйка особняка и жизни сеньориты Марсельяни со свернувшийся в груди самодовольством прошлась по помещениям. Все оказалось легче, чем она думала. Одно дело заявиться самой, пытаясь выставить хозяйку вон, и совершенно другое — самой оказаться внутри, выставив столь некстати задержавшуюся девушку самозванкой. Как вовремя попался ей под руку Альберто с его ребятами. Но время не ждёт! Надо торопиться на похороны папочки. Девушка ухмыльнулась. Кто бы подумал, что все сложится наилучшим образом. Теперь ее выпихнуть из игры будет ой как непросто. Лерико согнулась к коленям, жадно хватая ртом воздух. Путь по катакомбам был не то чтобы сложный, но выматывал изрядно. Второй особняк семьи Марсельяни находился к северу от бухты и представлял собой хорошо укрепленную крепость, войти в которую могли только кровные члены семьи Марсельяни. Восстановив дыхание, девушка нажала сочетание камней в кладке и проскользнула в одну из комнат поместья, непосредственно соприкасающуюся с ее спальней. Ей надо было поторопиться, ибо время, отведенное на бдение подходило к концу. Переодевшись и приведя себя в порядок, отдав распоряжения слугам, девушка задумчиво уставилась в окно, машинально оглаживая расшитую юбку. Кто бы ни была та девушка, так странно похожая на нее, она так просто сдавать позиции не собирается. И разрази её гром, если она проиграет. Много лет назад во Флоренции в богатой дворянской семье жила девушка. Жила она себе жила, и все бы было ничего, не выйди она по любви ли, по расчету за наведавшегося по делам в город Дона. Но и тут еще все могло обойтись, не родись у молодоженов вместо столь ожидаемого сына две дочери, двойняшки, близняшки. Отец, серьезный, усатый Дон, рассудил, что если так пойдет, то все, на чем из поколение в поколение строилась его семья, пойдет прахом. А посему молодая сеньора вместе с дочкой вернулась к родителям, объяснив свое возвращение излишним беспокойством, с которым любимый супруг пекся о её жизни в страшном мире его реалий. Вторая девочка осталась с отцом и воспитывалась в соответствии с полным каноном установленных правил. Будучи достаточно известными людьми и желая сохранить в тайне наличие двух наследниц, родители решили сделать девочек тезками, которые росли знать не зная друг о друге и считая себя единственными и неповторимыми дочерьми сеньоров Марсельяни. Сеньорита Марсельяни не спеша прогуливалась по ухоженному саду при особняке, с любопытством разглядывая резные фигуры. Во Флоренции было все похоже, но все не так. Выросшая среди высшего общества девушка привыкла к роскоши, но сейчас к ней примешалась нотка самодовольной мести. Не зная своего отца и будучи уверенной, несмотря на красивую историю, в том, что он глубоко ранил её обожаемую маменьку, она после печальных событий полугодовой давности решила вернуться в родной город отца и во что бы то ни стало ему отомстить. И каково же было её удивление, когда по прибытию внезапно обнаружилось не только счастливое совпадение в виде смерти её столь ненавистного отца, но и то, что его — вот удивительно! — наследница не только похожа на неё, как две капли воды, но еще и имеет такое же имя. И всего-то и требовалось, что вовремя очутиться в нужном месте, зато теперь в её арсенале была не только хорошо замороженная месть, но и вполне реальная возможность забрать все то, что ей принадлежало по праву рождения и чего она так долго была лишена. Лерико хладнокровно оглядела свою личную стражу, выстроившуюся по обе стороны прохода. Её псы. Её личная гвардия. Наследство, завещанное ей отцом. — Госпожа, — капореджиме склонился перед сеньоритой в низком поклоне, — мои люди готовы действовать. — Хорошо, Андре, — девушка положила руку ему на плечо. — Начнете после того, как пройдет первая колонна. Она была одета так, как должна была, не произойди всей этой мелкой неприятности. За окном заржал её конь. Зоро был одним из тех немногих живых существ, чье место в сердце Лерико было неоспоримо. Подаренный девочке на трехлетие, в скором времени он стал самым близким ее другом, отнюдь не потому, что у нее не было друзей — недостатка в них юная венецианка не испытывала. — Снарядите пару человек на Калле Фениче, пусть засядут в трактире, что на углу. — Хорошо, госпожа. Конь нетерпеливо бил копытом, и Лерико его вполне понимала. Она тоже хотела многое что сделать, но воспитываемая годами выдержка брала свое. Придерживая рукой тяжелую штору, девушка смотрела, как играет солнце на блестящей черной гриве. — Время, госпожа. Можно выезжать. — Время, — эхом откликнулась Лерико. Начинался финальный акт этой пьесы. Косые струи дождя бичами полосовали мрачную процессию. Погода испортилась, хотя с утра ничего её не предвещало, видимо, боги сверху решили создать подходящий антураж для похорон одного из самых достопочтенных горожан Венеции. Мария поправила прикрепленную к шляпке вуаль и мельком взглянула на небо. Оно было затянуто тучами настолько, что надежды на скорое прекращение ливня не было никакой. Процессия тихонько ползла по улицам, не спеша свернуть по короткому пути в сторону кладбища. Зонт в руке немного спасал ситуацию, однако что-то подсказывало девушке, что вскоре он будет скорее мешать. Начало процессии скрылось под аркой. Скоро минуют пару улиц, пройдут по длинной Калле Весте, свернут на Калле Фениче… Мария нахмурилась, увидев впереди мелькнувшую фигурку сеньориты Марсельяни. Она выглядела чересчур легкомысленной для похорон собственного отца, пусть Сержио никогда и не был излишне мягким. Да и с утра она выглядела совсем по-другому, и дело было вовсе не во внешности. Сама манера держать себя резко отличалась. Впереди возник шум, процессия дернулась и остановилась. Начало колонны отсюда скрывал поворот, оставалось только прислушиваться, пытаясь уловить, что случилось. Рядом возник шепоток. Люди переговаривались, с недоумением поглядывая вперёд. Нарастающее возмущение подстегнули раздавшиеся впереди два выстрела. Толпа отпрянула, но тут же подалась обратно — любопытство было слишком велико. Мария обмахнулась веером, обернулась на подъехавшего из главы колонны мужа. — Что там произошло? — На сеньориту Марсельяни было совершено нападение. Нападавшие скрылись, сеньорита отходит от потрясения. — Она не пострадала? — Если только морально, — усмехнулся Элайджа. Но пострадавшей морально Лерико не выглядела. К ней словно вернулось всё её хладнокровие и собранность, легкомыслие исчезло без следа. Более церемонию в тот день когда ничто не омрачало. Особняк на Гранд-Канале встретил Лерико спокойствием. Оно было двойственным — мнимым и настоящим. Мнимым, потому что в подвалах палаццо содержалась попортившая ей последние сутки незнакомка, а настоящим — потому что вся охрана дворца теперь состояла полностью из личной гвардии Лерико, люди отца, не оказавшиеся в состоянии отличить хозяйку от мошенницы исчезли отсюда навсегда. Вряд ли их кто-нибудь где-нибудь когда-нибудь увидит. Отдав необходимые распоряжения и сменив наряд, девушка спустилась в подвалы. Ее странная копия в забрызганном грязью, с оторванными рюшами платье смотрела на нее исподлобья. — А теперь мы займёмся тобой, — произнесла Лерико, кивая охране. Дверь за ней закрылась.***
История циклична. Взлеты сменяются падениями, а низвергнутые в прах возрождаются из пепла. На своем веку во всех частях света Майклсоны не раз видели и расцвет и крушение цивилизаций. И снова, как и всегда, история повторялась. На смену старому приходило что-то новое, которое, впрочем, не несло в себе ничего действительно нового. Мария стояла посреди комнаты, сдергивая перчатки. Был август 1805го. На Европу семимильными шагами шел Наполеон. В дни, когда небо не закрывали тучи, а надо сказать, пока что им сопутствовала удача и небосвод оставался чистым, Петербург был по-настоящему красив. Видевшим на своем веку немало удивительных мест Майклсонам, он не казался чем-то уникальным, но был по-своему очарователен. Марии нравилось. Летом здесь не было безумно жарко, как в Италии, туманно, как в Лондоне. Ровный горизонт крыш ласкал взгляд. Было приятно пить утренний чай, любуясь на выползающих на проспект ранних пташек. Неслись запряженные в кареты лошади… Впрочем, этого добра было полно везде. Сейчас, летом, помимо званых обедов, во вкус вошло развлечение гулять по набережным, проспектам, бульварам, паркам и садам. Часто там можно было встретить знакомых, иногда императора. Их представили почти сразу по приезду, говорили об их предках, пару десятилетий назад посещавших Петербург — Элайджа улыбался и называл Клауса дядей. Конечно, всех в основном занимала политика. Эта столь любимая для многих тема обсуждения с появлением на мировой арене Наполеона обрела особую прелесть. О нем говорили везде: в гостиных, за завтраком, на балах в честь именин или на конной прогулке. Казалось, весь свет клином сошёлся на удачливом корсиканце. — Право, стоило выпасть из европейской жизни на полстолетия, чтобы по приезду обнаружить такое безобразие, — усмехнулся Элайджа, помахивая тростью, когда они совершали послеобеденный променад на набережной. — Безобразие? — переспросила Мария, обмахиваясь веером и скашивая глаза на наряды столичных дам. — Довольно мягкое слово для того, что учинил этот выскочка во Франции. А теперь и всю Европу подчинить хочет! Подумать только! — Жаль, конечно, Людовика, однако ему стоило быть потверже. — Тебе ли не знать, что твердость характера отнюдь не панацея от предательства, — задумчиво сказала Мария, глядя на мостовую. Свёрнутый зонт покачивался на локте в такт шагам. — Вспомнить хотя бы Карла. — Карл попал в разрез веры, его сдавили с двух сторон католики и гугеноты. Его сыну не составило труда вернуть власть. — Не думаю, что реставрация Бурбонов возможна. Даже учитывая их всевозможных родственников, наследники, увы, закончились. — Возможно ли, что мы находимся на пороге чего-то нового? — Элайджа остановился, глядя проплывающие по Неве прогулочные лодки. На них отдыхали пары, иногда дуэньи с выводком барышень. — Кто знает, что готовит нам судьба… — Граф? Графиня? Как приятно снова видеть вас. — Мы тоже рады видеть вас с госпожой княгиней, — улыбнулся Элайджа, целуя затянутую в перчатку ручку его молодой супруги. — Сегодня вечером в особняке Вяземских ожидается бал, надеюсь увидеть вас там, — чуть более положенного задержав руку графини в своей, проговорил князь. — Непременно, — улыбнулась Мария. Нельзя сказать, что ей импонировал князь Оболенский, однако он был одним из немногих, с кем её супругу было интересно вести беседу. Сменив пары, квартет поплыл по набережной Невы в сторону Зимнего. Снисходительно поглядывая на то, как их супруги обсуждают почти случившееся присоединение к коалиции Австрии и безуспешные попытки добиться того же от Пруссии, дамы обсуждали грядущий отъезд двора в Петергоф, количество и фасоны сшитых по этому случаю платьев и охотничьих костюмов, а также то, что, кажется, звание модной столицы с высокой долей вероятности перейдёт Петербургу, потому что то, что ныне творится в Париже — полнейшее безобразие, ведь не могут же задавать мировую моду какие-то рабочие. Софья Павловна сетовала на дела, которые могут отозвать её супруга в эту нищую Москву и не дозволят ему вернуться до зимы, ведь зимой в столице такие прекрасные балы, а без мужа находиться в высоком обществе ей было ещё не слишком комфортно. Мария улыбалась и предлагала свою компанию. Возможно, считала она, что вскоре их мужей так или иначе отзовут с поручениями, а им придётся самим устраивать свой досуг. Это несколько утешало юную княгиню и давало надежду на интересное времяпровождение. — Как ты думаешь, мне надеть жемчуг или изумруды? — много позже, вечером, Мария вертелась перед зеркалом в будуаре, примеряя наряд на сегодняшний бал. Элайджа расположился с поэтическим сборником молодых поэтов в кресле напротив и периодически улыбался краем губ, посматривая на прихорашивающуюся супругу. Это зрелище занимало его явно больше потуг зеленых писак. К тому же, публиковать что-то, что мог сотворить любой образованный дворянин… Тому должно было быть большое самомнение. — Жемчуг, — он отложил книгу в сторону и легко поднялся с кресла. Мария как раз прикладывала к шее несколько тонких ниток, и Элайджа накрыл её пальцы своими, осторожно прикладывая ожерелье к мерцающей в свете свечей коже. Девушка лукаво улыбнулась, ловя в отражении расширившиеся зрачки мужа. Мужчина невесомо коснулся губами плеча, повел ими вдоль изгиба шеи, зарываясь носом в волосах дамы своего сердца. Вторая его рука скользнула по талии девушки, охватывая её без возможности вырваться. Мария откинулась чуть назад в объятия супруга и потянула за шнурок, опуская портьеры. До бала оставалось ещё три часа. На площади перед дворцом было ветрено. Императорский кортеж задерживался, а потому вся свита не смела двинуться с места, выстроившись в почётный коридор и периодически ёжась на пронизывающем ветру. Мария старалась не двигаться, полагая, что иначе будет ещё холоднее, и благодаря небо за совершенно восхитительную моду на перчатки. В них было чуточку теплее. Последние дни пронеслись несколько сумбурно, оставив после себя странную смесь нервозности и торопливости. Отъезд подкрался неожиданно, да ещё и это поручение, вынудившее Элайджу изменить планы и, покинув супругу, отправиться в Европу. Марии все это доставляло знатное беспокойство, хотя она прекрасно понимала естественность такого положения вещей. Наконец послышался стук копыт, зазвенели по брусчатке колеса карет, шум нарастал, знаменуя приезд императорской семьи. Мария вздохнула свободнее: ожидание близится к концу, а значит совсем скоро будет размещение свитских. Сейчас ей просто необходимо было на секунду выдохнуть, оказавшись в каком-нибудь спокойном месте. Для собственного успокоения и блага окружающих. Небольшой домик, отданный фрейлинам и знатным дамам, чьи мужья оказались в отъезде, стоял на берегу огромного пруда. С одной стороны. С другой тоже был прудик, разделенный на несколько лучей белыми ажурными мостиками. Окна Марии как раз выходили на эти мостики, и ей казалось, что наблюдать, как солнце золотит узкие полоски воды гораздо интереснее, чем день за днем видеть ровную гладь квадратного пруда. Хотя пруд этот она тоже любила: слишком хорошо, слишком спокойно было прогуливаться по его периметру в свободное время, наблюдая как иногда его зеркальную гладь расчерчивает приземление какой-нибудь птицы. Их здесь было достаточно. Вопреки ожиданиям, отдых здесь не взорвался балами и празднествами, как это было в свое время во Франции. Здесь летний зной сморил всех и все наслаждались тенистой прохладой верхнего и нижнего парков, размеренно гуляя по аллеям и тропинкам. К полудню, когда духота достигала своего пика, двор расходился на дневной отдых, чтобы к вечеру снова собраться на парковых тропинках для самых разных увеселений. Ближе к закату в окнах дворца зажигались огни, а разодетые дамы и кавалеры заполоняли залы, чтобы, проплясав до утра, снова разойтись по комнатам. Утренняя прохлада была ещё по-летнему приятной, несмотря на переваливший за середину август. Бал всего пару часов как закончился, но Мария никогда не жаловалась на усталость — да и с чего бы? Не бросаясь в разностороннее изучение данного вопроса, девушка склонялась к мысли, что вампиры спят для удовольствия, а вовсе не для восполнения потраченных сил, и посему, бывало, пренебрегала этим естественным отдыхом в угоду ранним прогулкам вдоль залива. — Здесь красиво, не так ли? — знакомо-незнакомый голос, никогда не звучавший рядом, да ещё так запросто обращенный к ней, прозвучал для девушки неожиданно. — Да, Ваше Величество, — Мария чуть улыбнулась, поворачиваясь к неожиданному собеседнику. — И вы не спите. — Ради такого красивого утра? Пожалуй, это того стоит. — Безусловно, — Александр вышагивал рядом, ближе к берегу, мундир лишь слегка был наброшен на его плечи, словно здесь и сейчас присутствовало вовсе не первое лицо Российской Империи. — Но неужели никто из ваших подруг не согласился составить вам компанию? — он поднял взгляд, с интересом разглядывая девушку. — Зачем? — графиня повела плечом и улыбнулась. — Такие вещи любят гораздо меньшее количество созерцателей. Над заливом клубился туман, стелясь тонкой дымкой по водной глади, солнечные лучи только начинали просвечивать из-за деревьев. Мария медленно шла вдоль берега с вышагивающим рядом императором, крутила ручку лежащего на плече зонтика и с тщательно скрытым любопытством наблюдала за его игрой. А в том, что это игра, девушка не сомневалась. Незаурядный ум, виднеющийся в глубине его глаз, не давал иных вариантов. Мария улыбалась. Негромко поддерживая диалог, переходя с темы на тему с непринужденной лёгкостью образованного человека, она видела в ответном взгляде ту искру, что за прошедшие века встречалась ей так не много, что сосчитать можно было на пальцах одной руки. Да место бы ещё осталось. Мария улыбалась, видя, что наконец, после века размеренной жизни, их занесло в любопытнейшее место. Здесь определённо будет интересно.***
Охотничий костюм сидел как влитой. Мария повертелась перед зеркалом, последний раз прикоснулась пуховкой к шее и вышла из комнаты. Внизу толпились фрейлины, затягивая друг другу корсеты и поправляя локоны. То, каким образом завершится сегодняшняя прогулка, их не волновало — куда больше было интересно смаковать дворцовые сплетни и предположения, кого куда в процессе занесёт «поохотиться». Слуги уже вывели оседланных коней, что собирались на той же площади, поэтому дамы Её Величества, закончив прихорашиваться, поспешили вверх по склону. Среди прочих графине не составило особого труда отыскать Маркиза и перехватить поводья у расторопного слуги. Впереди затрубил рог, и кавалькада всадников красивым кентером выехала за пределы дворцовой территории. Ветви деревьев мелькали перед глазами, проносились над пригнувшейся к шее лошади головой, под копытами хрустели сухие ветки и шелестела мягкая листва. Кавалеры радостно неслись вперёд, гоня то кабанов, а то оленей. Дамы с деланно радостными лицами старались не отставать, хотя с большей радостью остались бы где-то позади, и лишь немногие искренне наслаждались охотой. Маркиз ровно бежал по перелеску, перепрыгивая поваленные деревья и огибая непроходимые заросли. Его хозяйка, зафиксировав поводья левой рукой, правой потянула из ольстры пистолет. Впереди мелькнули длинные заячьи уши. Прикрыв один глаз, она на скаку прицелилась и выстрелила, тут же, отдачей, возвращая инкрустированный резьбой пистолет на место. Скачка продолжалась. Август пролетел незаметно, и осень встретила Марли похолоданием и шорохом падающих листьев. После балов Мария выходила на прогулку все реже, кутаясь в тончайшие, но такие тёплые шали. Солнце, казалось, разом сдало свои полномочия и совсем не грело, но деревья, постепенно окрашиваемые в бордовый, определённо стоили этих редких вылазок. Она уже не удивлялась, когда, заслышав шаги, поворачивала голову и видела императора. Он тоже предпочитал ранние прогулки. Говорил, что так лучше думается. Вести из Европы приходили благие — на первый взгляд. Бонапарт был занят своими делами, российская армия уверенно двигалась на соединение с австрийской, рассчитывая прибыть к сроку, волноваться было не о чем. Графиня Майклсон лишь улыбалась уголком рта, видя скрытые под несколькими слоями эмоции. Право, некоторые люди просто не могут оказаться в стороне от основных событий. Их тянет туда как магнитом, если только они принципиально не укрываются от них в глуши. А если нет — тут противиться бессмысленно. Притянет просто потому, что иначе жить очень скучно. А вампиры терпеть не могут скуку. Тучи постепенно заволакивали небо, делая плещущиеся о пирс волны белыми и холодными. Мария куталась в пелерину, переступала с одной замерзшей ноги на другую, но не уходила. Тем неожиданней оказался обрушившийся ей на плечи тёплый плащ. — Ваше Величество… — обернувшись через плечо, она увидела подошедшего Александра. — Замерзните. Почему вы не уходите? — Здесь красиво. — Это верно, — заложив руки за спину, он встал рядом с девушкой, на самом краю пирса, глядя на волнующееся море. — Погода словно отражает все, что занимает нынче умы. В Европе так же неспокойно. — Победоносная российская армия не позволит французской заразе непоправимо распространиться. — Вам, как британской подданной, наверняка хотелось бы, чтобы это была британская армия, — император улыбнулся, поворачиваясь к собеседнице. — Моя страна, слава Господу Богу нашему, отделена от посягательств корсиканца каналом, который ему ещё надо преодолеть. Поэтому я всей душой болею за успехи российской армии, — Мария была убедительна и серьезна, будто от этого зависело её собственное благополучие. — Можете быть спокойны, — утешил её Александр. — В наших силах остановить Бонапарта, и я ручаюсь, что мы не позволим ему безнаказанно разгуливать по этой земле. Мария поёжилась. — Скоро двор вернётся в Петербург, — заметив её движение произнес император. — Окажете мне честь открыть с мной завершающий бал?***
Осенью темнело быстро. В залах, несмотря на не столь поздний час, вовсю зажигали свечи. Дамы прихорашивались у себя в будуарах, собираясь танцевать до рассвета. В Марли царила такая же атмосфера. Мария улыбнулась, проведя пуховкой по лицу. Нутром она предчувствовала свой триумф. Он не был её целью, но всякой девушке будет приятно, пригласи её на первый танец король. Тут же был целый император. Кроме того, он был ей ужасно симпатичен. Расправив платье девушка подхватила перчатки и, надев их, вышла из комнаты. По лестнице простучали каблучки, и в переднюю спустилась княгиня Оболенская. — Вы готовы, дорогая? — Эти балы всегда так волнуют. — Послушайте, звездою бала обязательно станет моя кузина! — Полноте Вам, милая. Если только Вы её не затмите. — Вы видели перчатки? Я положила их на столик… — Разве это не Ваш веер? Он так в тон Вашему наряду… Шум вокруг складывается в какофонию знакомых звуков. В один момент дамы единой массой покидают особняк и устремляются вверх — к сверкающему окнами дворцу. Величественный полонез был одним из любимых танцев Марии. Танец-шествие, открытие бала, предвещающий грандиозный вечер. Александр шёл рядом, уверенно ведя партнершу в танце. Следом за ними Константин вёл Императрицу. Придворные перешептывания слышны чуткому уху весь вечер и всю ночь, до утра. Мария улыбается и меняет партнёра за партнёром. К утру она почти не удивляется, знакомясь с очередным слухом. Фаворитка Императора, надо же. Как… прелестно.***
Rondo' Veneziano ft. Gian Piero Reverberi — Musica… Fantasia Зима накрыла Петербург мягким покрывалом, укутав белой пеленой. Дни стояли ясные и солнечные. Морозные. Голубое небо расстилалось над городом, оттеняя самим собой вести с фронта. На втором этаже особняка на Екатерининском канале в одной из комнат со слегка раздвинутыми шторами в обитом бархатом кресле Мария читала письмо от мужа. На столике рядом лежало приглашение посетить вечером премьеру новой итальянской оперы. Это, однако, занимало её сейчас крайне мало. Элайджа писал, что ему придётся задержаться в Австрии ещё на какое-то время, а затем полагал возможным вернуться. Девушка сложила лист бумаги и опустила руку с ним на колени. Она скучала. Пару раз за минувшую осень её посещала мысль рвануть к мужу, повидать Австрию, пройтись по знакомым местам. Однако столица Российской Империи была красива, и покидать её не хотелось. Кроме того, на западе была война. Большой камерный блистал сводами и внутренним убранством. К вечеру со всей столицы к нему съезжались экипажи знатных особ. То и дело ко входу подкатывали кареты, слуги открывали двери, из которых выходили пары или целые семейства, и выпустив своих хозяев, укатывали прочь. Из одной такой кареты, с украшенным еловыми ветвями гербом на дверцах, вышла юная на вид девушка в марсаловом платье, белой шубке и чёрной кружевной маске. Сегодня, в лучших традициях венецианских карнавалов, премьеру оперы обставили в полном соответствии с традициями её родины. Внутри здание сверкало. Шуршали платья дам, раскланивались кавалеры. Мария не видела, но догадывалась, что в Императорском фойе уже готовится оркестр, что будет играть всю ночь до рассвета, как только закончится опера и все перейдут в залу. По театру разнесся первый из трех звонков, и Мария сочла лучшим подняться в семейную ложу Майклсонов. Досталась она им в наследство от развлекавшихся здесь Ребекки и Никлауса, но звучало для знающих просто прекрасно. Опера была представлена с размахом. Либо Александр решил, что итальянский язык благозвучнее немецкого, либо Мирэ не оправдал возложенных на него надежд, но L'amor coniugale по завершении обрамлялась балом-маскарадом в лучших венецианских традициях. Танцы сменялись один другим, вынуждая девушку все же покинуть не желавших её отпускать партнёров и присесть на один из расставленных по периметру резных диванчиков. Подхватив с подноса проходящего мимо слуги бокал шампанского, она отпила и откинулась на спинку. Вставать пока не хотелось. Наблюдая за кружащимися в вальсе гостями маскарада, девушка ждала кадрили. Танцевать хотелось до утра, а ведь только перевалило за полночь. И пусть разговоры на балах велись интересные, сейчас хотелось просто танцевать. Она и танцевала, пропуская изредка танец и вновь вливаясь в общий круг. Кружа голову, ноги и платье, забывая обо всем и о проблемах. И о том, что скоро — по их меркам, конечно же — все закончится и снова придётся менять место. Возвращая себя в здесь и сейчас, в этот дом и этот танец, к людям, которые совсем её не знают и поэтому с ними так легко, ведь можно быть кем угодно. Не для этого ли они когда-то ушли? Чтобы прожить разные жизни. Чтобы наслаждаться, а не бежать. Вершить историю. Развлекаться. И просто жить. Танцуя. Играя. Давая шанс. Потому что не так важно, где ты. Важно кто ты. И какими глазами смотришь на мир. А остальное приложится.***
Известие о мятеже Трубецкого ударило как гром среди ясного неба. Ещё не успели успокоиться волнения со смерти Александра, отказа от трона Константином и принятием престола его братом, как утром 14 декабря по городу разнеслась весть, что на Сенатской площади скапливаются войска. — Немыслимо, — Элайджа еще в домашнем халате стоял у чуть приотдернутой шторы и в неясном утреннем свете читал принесенное кем-то письмо. — Они всё-таки решились. Подумать только. — Кто? О чем ты? — сонно спросила еще не проснувшаяся после недавно окончившегося бала Мария, садясь на кровати. — Кучка бунтовщиков. — И против чего они бунтуют? — удивилась графиня. — Против Николая, я полагаю, — ответил мужчина, складывая бумагу и убирая ее во внутренний карман. — Но зачем?.. — Хотя они прикрываются и другими идеями, однако требования пока никто не предъявил. — Во дворце, наверное, сейчас любопытно, — потянулась девушка, предвкушающе жмурясь. — Пожалуй, да. Хочешь лично взглянуть на очередной переворот? — Было бы любопытно. Не думаю, однако, что что-либо получится. Во Франции подняли горожан. Здесь же, похоже, все спокойно. Мария вылезла из-под одеяла, накинула теплый халат и вышла на балкон, оглядывая неторопливо и мирно плывущие по Невскому проспекту и вдоль Екатерининского канала экипажи. Вдалеке слышался шум толпы. Однако надо было обладать острым слухом вампира, чтобы его засечь. Что само по себе говорило о не слишком активной деятельности бунтовщиков. За завтраком принесли записку от графини Чернышёвой. Она звала к себе в салон, обещала познакомить с приехавшими накануне удивительными людьми. Мария покачала головой. То, что происходило на Сенатской, было всяко интереснее. С другой стороны, до обеда все ещё можно было побывать во дворце. Там наверняка было по меньшей мере волнительно. Двор шумел. Придворные с интересом прислушивались к то и дело пересекавшим приемные курьерам, которые везли вести с площади. Николай, вернувшийся со свитой после принятия присяги лояльными полками, обедал. Вскоре после прибытия во дворец, граф Майклсон оставил супругу, чтобы присоединиться к свите Великого князя Николая Павловича. Мария тут же исчезла среди дам великой княгини Александры Фёдоровны — они как раз собирались в церковь. Слухи ходили разные. Говаривали, что на Сенатской собрались от кучки бунтовщиков до организаторов государственного переворота. Что хотят вернуть Константина или свергнуть царствующую династию. Что все войска на стороне бунтовщиков или только некоторые полки. Лишь когда закрылась дверь придворной церкви, всё стихло. Дамы Её Высочества, вслед за Великой княгиней преклонив колени, истово молились. Мария прислушалась. Православные молитвы на немецком звучали любопытно. За окнами зашумели. Чей-то голос приказывал закладывать экипажи. Неужто готовятся к отступлению? Девушка сгорала от любопытства. Неужели действительно, переворот? В то же время на Сенатской, куда княжеская свита прибыла вскоре после обеда, царила неразбериха. Кто-то куда-то бежал, где-то стоял, слышались выкрики «За Константина». Периодически на ту или иную сторону подходили полки. — Что они хотят? — Элайджа перехватил несущегося во весь опор порученца генерал-губернатора. — Говорят о Конституции. — О Конституции? Да разве можно о ней просить таким образом? — Император дарует вам прощение! — разнеслось перед войсками последнее распоряжение Николая, которое Милорадович отправился донести лично. — Он не просит ваших имён! Разойдитесь миром! Войска молчали, потом зашумели. В толпе раздался грохот пистолетного выстрела. Николай натянул поводья и заворотил коня. — С этим пора заканчивать. Гоните их на лёд! На лёд! Устремившиеся к Петропавловскому шпилю бунтовщики не сразу заметили, как сверху дождем на них обрушились ядра. Лёд вздыбился. Нева раскалывалась, погребая в себе лошадей, гвардейцев, полки. Это был конец восстания, и приговор этот обжалованию не подлежал.***
Тяжёлые бордовые шторы были чуть раздвинуты, пуская неяркий свет весеннего солнца в плотно заставленный мебелью кабинет. Рядом с распахнутыми створками шкафа стоял Элайджа. Они недавно приехали во Франкфурт и ещё не разложились, переделав новое пристанище по своему вкусу. Тюль надулся парусом, вылезая за пределы распахнутой балконной двери, — из проёма ощутимо повеяло холодом с набережной. В руках мужчина держал только что взрезанный конверт, прошедший за ними следом по большей части Европы и нагнавший их наконец на берегах Майна. Зашедшую в комнату девушку Майклсон даже не заметил, поглощенный аккуратными чернильными строчками. Ребекка вообще во всем была аккуратна. — Что-то случилось? Элайджа поднял ничего не выражающий взгляд, неловко нашарил глазами лицо жены и криво усмехнулся. — Ничего, что стало бы новостью, — он разжал пальцы, неожиданно крепко сжимающие бумагу, и протянул письмо Марии. Девушка взяла бумагу, расправила смявшиеся страницы и пробежала взглядом по строчкам. Ребекка сообщала, что несколько лет назад Клаус напал на след Катерины и уверенно шёл по нему, почти настигнув беглянку. Для этого ему пришлось даже пересечь океан, хотя в Старом Свете им были открыты многие дома. И все для того, чтобы в финале вместо головы Катерины, или Кэтрин, как она тут себя стала называть, получить Кола — и заколоть его. Она молила их вернуться и привести брата в чувство, рассказывала, что Клаус и её обещал заколоть, и как она рискует, отправляя это письмо. И молила, молила их приехать. — И что теперь? — Мария подняла на мужа взгляд. Перед глазами плясала блеклая дымка. — Он заколол его, понимаешь? — тот вертел в руках сургучную печать от письма с личным гербом их семьи. — Как Финна. Только уже просто потому, что ему так захотелось. Семьи больше нет, Мария, — он грустно усмехнулся. — Она треснула четыре столетия назад, а сейчас развалилась окончательно. А мы и не заметили.