Alea est jacta

В её снах всегда лето. Солнечное, дышащее жаром, идущим одновременно от разогретой земли и сверху, от раскалённого небесного светила. И луг с неестественно-зелёной травой, простирающийся от горизонта до горизонта. В зыбком мареве разогретого воздуха вязли насекомые, летая медленно-медленно, так, что можно было разглядеть каждый взмах невесомых крылышек. Тягучий травяной запах поднимался от земли, забивался в ноздри и дурманом оседал в голове. Они сидели так же, как и всегда, бок о бок, привалившись друг к другу плечами. Ада, сдувая с глаз непослушную прядь волос, боялась повернуть голову, чтобы посмотреть на свою спутницу прямо. Было страшно – вдруг это ещё один мираж. О-че-ред-ной. – Я рада, что ты смогла найти себе друзей, – речь у девушки была такой же, как и раньше, напевной, приятной слуху. – Ты знаешь, что бы, – «кого», – я бы предпочла. Ада всё-таки нашла силы посмотреть на неё. Время не затронуло нетленного лица, навсегда сохранив его юность. Простоволосая, в свободном платье, с зеленью безмятежных глаз, девушка не казалась сопричастной миру реальному. – Белый цвет тебе совсем ни к лицу, – некромант провела рукой по подолу, чувствуя мягкость абсолютно невесомой ткани. Девушка, весело фыркнув, пихнула подругу плечом: – Старалась произвести впечатления. Ну как, похожа на баньши? Прищурившись, некромант ещё раз окинула её взглядом, вбирая, запоминая образ, черты которого беспощадное время уже начало стирать из памяти. – Неа, совершенно не походишь. А вот призрака ещё как напоминаешь! Вся в белом, лицо одухотворённое до безобразия – прям как с картинки. Не хватает бренчащих кандалов и тягостных завываний о нелёгкой судьбинушке. Хохотали обе, повалившись спинами на мягкий ковёр пружинящейся травы. Будто и не разделяли их не только миры, но и сама жизнь-смерть. Крепко держа подругу за руку, чувствуя живое тепло её тела, Ада никак не хотела верить, что всё это – сон. Потому что нет той девушки, для которой собственная жизнь была менее ценной, чем жизни других. Она, напоенная светом до самых краёв, ушла за Холмы давным-давно, навеки уснув однажды, как и её предки когда-то. – Хей, не грусти, – указательный палец с ровным розовым ноготком щёлкнул Аду по носу, заставляя возмущённо расчихаться, – Ты ведь получила то, чего так желала, верно? Некромант кивнула – спорить было бессмысленно. Воплотились в жизнь почти все желания, лелеемые с самого раннего детства. И только выполнить одно, самое главное, у неё не хватило внутренних сил. Удержать, не дать уснуть, помешав страстному стремлению достичь покоя. Все люди, наделённые даром, несли в себе кровь волшебных существ. В ком-то она проявлялась в полной мере, делая сходство с людьми минимальным. Кому-то доставалась только сила давнего предка, без его мировоззрения и памяти. Кто-то не получал ни того, ни другого. И не поймёшь, кому тяжелее: жить, чувствуя каждую минуту, каждый час и день боль медленно умирающего мира, с которым ты связана всей своей душой или с трудом наколдовывать банальнейший «Люмос». Они познакомились, когда обе уже справили совершеннолетие, и подружились неожиданно для самих себя. А когда пришло время расставаться, Ада не могла заставить себя сказать всего одно слово, которое изменило бы многое. Простое «Останься» стало бы приговором для той, что с рождения слышала песнь Холмов, она бы не ушла. У сегодняшнего некроманта не хватило ни сил, ни эгоизма на такое. Потому оставались только сны, такие же, как этот. Бесконечная череда повторений – коротких свиданий вне времени и миров. Здесь они увиделись впервые за последние четыре года. – Дай им шанс. Дай себе шанс. Хватит уже держать сердце на поводке. С моим уходом жизнь не остановилась… Помолчали: некромант знала, что спорить бесполезно – пробовала уже не раз. И всегда проигрывала. Пожалуй, только у этой девушки было на неё столь сильное влияние, которым та беззастенчиво пользовалась. Потомок жителей Холмов нагло пихнула Аду под бок, привлекая к себе внимание: – Не лишай меня счастья поздравить тебя со свадьбой. Попытайся хотя бы впустить в душу человека, заслуживающего этого. Некромант насупилась – этот разговор заводился при каждой их встрече. Ситхе переживала, что её подруга так и не смогла (да и не пыталась) сблизиться с кем-либо, ограничиваясь лишь кратковременными интрижками. Избегая поднадоевшей нравоучительной беседы, Певерелл поспешила перевести тему. И задать самый важный, мучавший долгое время, вопрос. – Ты встретишь меня, когда подойдёт моё время? – подперев подбородок рукой, Ада пристально смотрела на свою подругу, самую близкую, самую первую. – Конечно, куда же от тебя денусь. Не торопись только. И, вообще, просыпайся. Хватит бока отлёживать! Сон мгновенно сменился реальностью. Вытирая мокрые от слёз щёки, некромант улыбалась. С болью в потемневших глазах, но искренне. Каждая такая встреча будто снимала кандалы – упрёк самой себе в том, что не смогла помочь. Даже ритуал побратимства, действующий вне зависимости от наличия/отсутствия магических сил, отодвинул прощание лишь на время. Зажёгшийся огонёк «Люмоса» (палочка предусмотрительно обреталась в изголовье постели) осветил отгороженную задёрнутым пологом кровать. Девочка провела указательным пальцем по почти незаметному шраму на тыльной стороне ладони правой руки. То немногое, что удалось сохранить, горько-радостной памятью осталось с ней навсегда. На утренней трапезе Ада смотрела будто бы сквозь людей, в упор не видя их. Элис, а затем и Антонин пытались вырвать девочку из лап невесёлых мыслей, но совсем не преуспели в этом. Некромант, заметившая их усилия, слабо улыбнулась и попросила не волноваться, отговорившись приснившимся кошмаром. Только кошмары-то ей никогда и не снились. Лишь зелёный-зелёный луг, чьей границы, как ни вглядывайся, не рассмотреть. Погода выдалась под стать настроению – тяжёлые серые тучи неповоротливыми каракатицами передвигались по такому же серому небу. Прошедший ночью дождь размягчил почву, превратив дорогу до теплицы в мини-квест «Не расстанься с ботинками, увязнув в грязи». Мрачно хлюпая грязной жижей под ногами, некромант в который раз прокручивала в голове воспоминания. Самые светлые, самые радостные: обретение человека настолько родного, что даже слова казались ненужными. И, одновременно, самые горькие: когда далёкая пра-пра-внучка быстроногих ситхе рассказала о своём желании уснуть навек. Ада до сих пор помнила её, немёртвую и одновременно неживую, покоящуюся в прозрачном, будто из сказки появившемся, гробу. Друиды, особенно те из них, кто сохранил в себе единение с миром, не жили долго – это была всем известная истина. Не потому, что не могли – не хотели. И когда заплаканная девушка попросила о свободе, Певерелл отпустила её, закрыв тем самым своё сердце на долгие годы, уйдя в мир простых людей, чтобы отгородиться, не проклинать то, что забрало самое ценное. Только один человек никогда не смотрел на сквибку без жалости и сочувствия, и это давало силы жить, будто бы не замечая собственного… уродства. А видеть, как трава ластилась к бледным пальцам, казалось сродни самому настоящему чуду, самой древней магии из всех. Элис шла бок о бок с Адой, готовая в любой момент подхватить, если та начнёт падать, настолько у девочки был болезненный и опустошённый вид. Осторожничая, слизеринка не спешила расспрашивать подругу о причине, по которой та выглядит ожившим трупом, лишь по воле магии бредущим куда-то. Среди учеников «змеиного» факультета были не приняты разговоры по душам – это могло расцениваться как вынюхивание информации. Вот только не всем подобное было известно. Когда некромант уткнулась лбом в чьё-то жёсткое плечо, она не сразу подняла голову, чтобы встретиться взглядами. Поняла уже, кто стоит перед ней. – Ну? – нетерпеливо, над самым ухом. – Что «ну»? Мальчишка зло цыкнул, и насилу вздёрнул лицо девочки за подбородок, ловя зрительный контакт. Некромант, торопясь, загнала мысли и эмоции в самую глубину разума, досадуя на такую подлянку. Кто знал, что именно сумел рассмотреть этот неугомонный. А ведь она ещё не согласилась на его предложение! Страшно представить, что будет после. – Что с тобой? Мотнув головой, Ада освободилась от хватки прохладных пальцев. Слегка толкнула Реддла и, игнорируя вопрос, чуть ли не бегом ринулась к теплицам. Разговаривать по душам совсем не хотелось, слишком тяжело. Пока эмоции не улягутся, не поутихнут, перестав болезненными вспышками взрываться внутри, позволять рыться в своей голове легилименту, даже начинающему, девочка не могла. Артефакт, как назло, игнорировал все нападки на хозяйку – магический паразит не чувствовал угрозы и не предпринимал никаких действий по защите. У полупрозрачных дверей теплицы, позволяющих разглядеть в глубине силуэты растений, толпились ученики. Шёпотом поинтересовавшись у Минервы, почему не пускали внутрь, ведь колокол уже прозвонил, девочка получила ответ, что профессор проводил опрос по технике безопасности. Тех, кто отвечал неверно, награждал штрафными баллами и дополнительным домашним заданием. В следующий раз мистер Бири пообещал не пускать на урок таких лентяев. Ввинтившись в толпу бубнящих учеников, заучивающих розданные профессором Травологии памятки, Ада поспешила скрыться от подошедшего Реддла, взглядом буравящего спину девочки. Дождаться своей очереди оказалось сложнее, чем ответить. Мистер Бири бегло опросил «мисс Даррэм» и пропустил внутрь, к горстке уже сдавших незапланированный зачёт учеников. Девочка скинула и аккуратно сложила мантию, устроив её и сумку на длинный, весь в сколах, стол. В ожидании начала занятий, некромант без особого интереса разглядывала своих однокурсников, просто ради того, чтобы вновь не увязнуть в тягостных мыслях. Чистокровные выделялись сразу – осанкой, манерой держаться, ходить и даже улыбаться. Муштровали детишек на зависть, что сказать. Полукровки выглядели не особо уверенными: чтобы «выбиться в люди» им предстояло долго и упорно трудиться, часто будучи при этом мальчиками и девочками на побегушках. Кичащиеся своим происхождением (едва ли не от Мерлина!) волшебники старательно игнорировали тех, кто составлял большую часть магического общества – маглорождённых. А ведь по численности они превосходили и чисто- и полукровных магов. И каждое их поколение привносило в волшебный мир что-то новое. Радио, например. Ада видела его даже здесь, в теплице, на высоком шкафу для инструментов у самого входа. Изучая газеты в Цитадели, на пару с наставником, некромант заметила одну чрезвычайно занимательную деталь: в прогресс магического общество вносили вклад больше всего те, кого это самое общество считало людьми второго сорта. Потерев немного саднящий лоб, Певерелл прекратила рассуждать о социальных слоях волшебного мира и вернулась к происходящему в теплицах. А творилось здесь весьма занимательное действо: профессор, не скупясь на метафоры и иносказания, ругал студентов, так и не удосужившихся запомнить элементарные правила сбора магических растений и техники безопасности. Честно сказать, некромант сама почувствовала, как стыдливо краснеет лицо – настолько преподаватель качественно надавил на вроде бы спящую совесть. Вот что значит педагогический стаж и жизненный опыт! – А теперь, когда мы закончили, – мистер Бири вновь лучился энтузиазмом и дружелюбием, – Расскажу о теме нашего сегодняшнего урока. Artemisia absinthium, в обиходе Полынь горькая. Это многолетнее растение с ярким, запоминающимся запахом. Один раз понюхав, не забудете его всю оставшуюся жизнь, – профессор одобрительно улыбнулся на редкие смешки студентов, – Внешний вид растения можете увидеть, не сходя с места, ближайшая к вам грядка, дамы и господа. Некромант, приподнявшись на носочки, выглянула из-за спины стоящего перед ней рослого гриффиндорца. Полынь внушала уважение – практически с первогодок размером. Видимо, магическая разновидность была более… рослой или профессор Бири втихую поливал её чем-то чрезвычайно питательным. Только сейчас вспомнив про Элис, девочка поискала её взглядом и, отыскав стоящей рядом с Томом, неуверенно помахала, в ответ получив радостную улыбку. – Для лечебных целей используют как траву, так и листья полыни. Верхушку срезают во время цветения, листья – после. Запомните это правило или собранный вами веник будет годен только для того, чтобы подмести им пол. Разбираем инструмент и подходим к грядке, покажу вам, как производить сбор. Профессор подхватил короткий серп из груды таких же и подошёл вплотную к прямоугольной грядке, самой первой в теплице. Она тянулась практически от одной стены до другой и была засажена лишь полынью – цветущей, только готовящейся набирать цвет или совсем молодой, лишь недавно проклюнувшейся из-под земли. – Запоминайте порядок действий, – мужчина бережно взял листик растения посередине и, проведя серпом, срезал его, не затронув черешок, – Так собираются листья до цветения. Во время – верхушки срезаются таким образом, – отмерив длину, равную примерно двум дюймам, профессор ловким движением отсёк верхушку вместе со стволом и листиками, – Приступайте, объединившись в группы по 3-4 человека. На одну группу по одной корзине. Ада, вздохнув, подошла к ожидающему её Реддлу, всё ещё волнующейся за подругу Элис и скучающему Малфою. Кривоватая усмешка Тома не предвещала ничего хорошего – этот, как клещ, вцепится в то, что его заинтересовало. А «мисс Даррэм» интересовала его ой, как сильно. Брюнет чувствовал некую наигранность в её поведении и, одновременно, не мог не испытывать подсознательного доверия, взявшегося будто бы ниоткуда. – Мир? – девочка первой протянула руку, и синеглазый юноша тут же пожал её, крепко, сжимая ладошку до лёгкой боли. – Мир, – «но я это ещё припомню» читалось в выражении его лица. Абраксас, переводивший непонимающий взгляд с некроманта на друга, не мог не вклиниться: – Я что-то пропустил? Первая ссора влюблённых? Красноречиво прикоснувшись к палочке всё ещё саднящими пальцами, Ада удержала тем самым слизеринца от последующих реплик. Тот усмехнулся совсем по-взрослому и демонстративно потерял интерес к происходящему. Сок, пахнущий так, что кружилась голова, уже совсем скоро перепачкал все руки. Некромант не раз сетовала на собственную забывчивость: перчатки, купленные специально для Травологии, из тонко выделанной драконьей кожи, так и остались лежать в чемодане. Реддл по какой-то причине так же не захватил свои. – Мы инопланетян напоминаем. Вылитые зелёные человечки! – разогнувшаяся, чтобы отдышаться, Ада не могла не прокомментировать вид сокурсников, старательно копошащихся в земле. У брезгливо кривящегося Малфоя, выглядящего так, будто он делал грядке одолжение, оказались измазаны только руки – остальные вытирали вспотевшие лбы перепачканными в соке и земле руками. Шутка, к разочарованию девочки, оказалась неудачной. Зато всю оставшуюся часть урока они оживлённо мусолили извечную тему: «Есть ли жизнь на других планетах?». Ни Реддл, ни Кана, хоть и живущие в магловском мире, ничем подобным не интересовались, но это совсем не мешало им не отставать в разговоре от более подкованной Ады. Под конец, когда разошедшаяся некромант начала горячо доказывать Тому возможность обитания живых существ на Марсе, жестикулируя рукой с зажатым в ней серпом, профессор Бири, подошедший совершенно незамеченным, прервал их и настоятельно посоветовал: «Умываться и идти в замок». Как оказалось, занятие уже закончилось, но студенты оказались так увлечены почти научной дискуссией, что этого не заметили. Отмываясь в примитивном рукомойнике, слизеринцы подсказывали друг другу, где на лице ещё остались следы сока. А потом вместе рванули в замок, в родные подземелья, дожидаться обеда и следующего за ним Зельеварения. Обосновавшись в гостиной факультета, ребята продолжили захватившую их беседу. Именно тогда Ада, улучив момент, подсела к Тому, чтобы тихо сказать: – Я согласна. За вчерашний вечер некромант многое обдумала. Если Реддл решит пойти по пути, ведущем к пропасти, она обязана его остановить, не дать сорваться в только и ждущую этого пустоту, а это лучше всего удастся, когда наблюдаешь из первых рядов. Глаза наследника Мраксов торжествующе засияли, став в неверном свете свечей ещё больше похожими на два сапфира. В закромах Цитадели были камни такого же цвета, но даже в них Ада не видела столь глубоких оттенков синевы. Зельеварение прошло почти буднично – профессор Слизнорт попросил класс сварить то же самое зелье от фурункулов, что и на прошлом занятии. В этот раз уже без рецепта, написанного на доске, и без возможности подсмотреть оный в учебнике: каким-то хитрым заклинанием преподаватель просто выбелил его со страниц книг, пообещав, что уже к вечеру оно вновь там появится. Некромант, прекрасно помнящая порядок действий, притянула к себе змеиные зубы. Реддл только хмыкнул – он-то думал, что напарница решит взяться за приготовление зелья. В этот раз разрушений было чуть больше: у кого-то из гриффиндорцев, не сумевших воспроизвести рецепт правильно, всё-таки рванул котёл. Ада, действуя на вбитых в мышечную память рефлексах, тут же вскинула щит – полупрозрачный «пузырь» надёжно защитил от долетевших брызг магического варева. С некоторым оцепенением смотря на то, как неудавшееся зелье угрожающе пенилось на каменном полу, девочка в которых раз порадовалась, что предки беспощадно гоняли её, вдалбливая в «пустую голову и слабое тело» необходимые для выживания знания. Том, указательным пальцем ткнувший в слегка пружинящий барьер, спросил: – Научишь? Выдохнув и взмахом палочки развеяв колдовство, девочка кивнула. Снова в две пары рук снимали котёл с огня. Реддл, не колеблясь, бросил в зелье иглы дикобраза: цвет сменился с розового на оранжевый, оставались лишь слизняки. Слизнорт, бодрым колобком прокатившийся мимо слизеринцев, похвалил своих подопечных. Ада на это только хмыкнула – на словах профессор был велеречив, а на деле не делал ничего. По факту, в обиталище воспитанников Слизерина заправляли старосты, как раз решающие проблемы студентов. Так некромант знала, например, что существуют субсидии для малоимущих и обмен поддержанных вещей внутри факультета, но ни к этому, ни к внеучебным факультативам Слизнорт не имел никакого отношения. Помешивая практически готовое зелье, Том не мог не спросить у напарницы: – Случилось что? Рассказывать, честно говоря, не хотелось. Но Реддл может с тем же вопросом подойти к Долохову – а не заметить напряжения, повисшее между этими двумя, невозможно. Антонину резко не нравился однокурсник Ады: по словам юноши будто что-то страшное скрывалось за красивым фасадом. Этого ещё не видно, но горький привкус тления уже отчётливо ощущался на языке. Том, в свою очередь, считал Долохова тем ещё чурбаном и варваром. Девочка приблизилась к брюнету вплотную, сделав вид, будто заглядывала в булькающий котёл, и тихо, так, чтобы слышно было только Реддлу ответила: – Сон приснился. Ты прости за утреннее. Мысли других читаешь, как свои, и я не хотела, чтобы мои увидел. – Кошмары? – Том спрашивал со знанием дела: его самого часто мучил один единственный, повторяющийся, кажется, едва ли не с младенчества. Ада качнула головой. – Наоборот. Хороший сон, только это ведь не реальность. Брюнет понимающе усмехнулся. Как-то в детстве ему приснилось, что за ним в приют пришли родители, забрать своё потерянное чадо. Утром просыпаться не хотелось, а каждый кусочек того сна мальчик до сих пор бережно хранил в сердце. Он не мог разобрать лиц, но помнил, как был счастлив там, с ними. Сейчас Том уже не ждал встречи с родителями: если они не нашли его за одиннадцать лет жизни, значит, он им или не нужен или их нет в живых. Но Певерелла юный Реддл увидеть надеялся. Тот, часто говоря загадками и иносказаниями, донёс главную мысль – ни в приют, ни в магловский мир в общем возвращаться не придётся. Такое простое понимание, как и подчас короткие, но содержательные разговоры, убеждали в том, что именно он, Том Реддл, этому человеку нужен и важен. На обеде Ада вяло ковырялась в запеканке, сомневаясь в возможности съесть хоть кусочек. Перспектива в скором времени болтаться в воздухе на метле никак не прельщала. «Освоить бы аппарацию побыстрее и не париться из-за такой ерунды!» – в сердцах девочка вонзила вилку в еду и решительно отодвинула от себя тарелку. – Решила погнаться за веянием магловской моды и сесть на диету? Взглянув на Антонина, некромант чуть нахмурилась, пытаясь уловить ход его мыслей. Так и не сообразив, переспросила: – На диету? С чего ты взял? – Хорошо, слушай: завтрак ты презрела, в обед снизошла до сэндвича. Теперь и на ужин подзабила, – перечисляя, Долохов демонстративно загибал палец, и Ада, смотря на недовольного юношу, чувствовала нечто, похожее на стыд. – У нас полёты следующей парой, – вышло так, будто бы оправдывалась перед друзьями – Элис поглядывала с тем же осуждением. – И? Девочка крепко сжала зубы и опустила взгляд. Она не горела желанием признаваться в своей слабости, но ведь скоро и так станет понятно. – Я боюсь высоты и мётел. А когда они совмещаются… Кубок звучно соприкоснулся со столом, когда Долохов, поставив его на обеденный стол со всего размаху, звучно расхохотался. Утирая выступившие слёзы, юноша во все глаза пялился на сердито сопящую Аду. – Серьёзно? ТЫ и боишься высоты? Некромант кивнула. – Тогда в выходные я покажу тебе всю прелесть полётов! А сегодня просто постарайся не рухнуть с метлы, мелочь. Донельзя мрачный взгляд, указавший на воткнутую в запеканку вилку, как нельзя лучше проиллюстрировал, что может случиться, если Долохов не сменит тему. Самые худшие опасения Ады сбылись, когда она, ёжась под холодными порывами ветра, стояла в шеренге таких же взлохмаченных и медленно коченеющих однокурсников. На полётах компанию слизеринцам составляли воспитанники факультета Ровены. Тощенькие прутья и обшарпанный в целом вид никак не внушали доверия к школьным летательным средствам. Для верности девочка даже легонько ткнула свою метлу ботинком и та, завибрировав, приподнялась на несколько сантиметров над землёй. Мадам Хуч – молодая женщина, лет двадцати пяти на вид, зычным голосом инструктировала новичков, как обращаться с мётлами. С каждым её словом уверенность в том, что некромант на это точно не подпишется, только крепла. И когда остальные дети, кто уверенно, кто едва слышно приказали-попросили «Вверх!», Ада промолчала. Жить хотелось долго и счастливо, а при взгляде на это безобразие родом из Средневековья приходило понимание – «долго и счастливо» может закончиться, так и не начавшись, прямо здесь и сейчас. Нет, студентов, конечно, страховали, но кто поручится, что профессор успеет подхватить сразу нескольких, если они одновременно начнут падать? – Даррэм, почему вы ничего не делаете?! – громкий окрик, раздавшийся над самым ухом, заставив вздрогнуть. – Простите, профессор, я высоты боюсь. Очень-очень, до панической атаки. Ада, состроив самое печальное выражение, на которое была способна, честно взглянула на преподавательницу. Та, видимо, подзависла, пытаясь понять, что значит незнакомая (и пугающая этим) «паническая атака». Наконец, придя в себя, покрасневшая от возмущения Хуч, гаркнула: – Объяснительную! Вместе с деканом! Некромант едва ли не бегом двинулась к замку, на прощание помахав Элис. Перспектива объяснительной и общения со Слизнортом не пугали – страшнее оказалось бы повиснуть в воздухе на хозяйственном инвентаре. Декан добродушно встретил студентку своего факультета. Даже напоил ароматным чаем с рассыпчатым, тающем на языке, печеньем. Гораций, выслушав девочку, покивал и сказал, что попросит мадам Хуч принять у неё зачёт по полётам в иной форме. По «большому секрету» Слизнорт сказал, что раз в несколько лет обязательно бывают те, кто боятся летать. И для таких учеников администрация школы идёт на некоторые уступки. Пятничный вечер Ада провела за книгой – чудом найденном в магловском мире «Хоббите». Здесь, в этом мире, слава к Толкиену ещё не пришла: его книги были большой редкостью и людьми воспринимались, как причудливые сказки. Второй экземпляр в спальне мальчиков ждал Тома. Некромант, улыбаясь, представляла, как слизеринец будет рад подарку. Он, не избалованный вниманием, каждый из них воспринимал, как нечто сродни чуду. Личному, принадлежащему лишь ему. Будучи одна в спальне, некромант вволю поболтала с Рори, передав через него вести и Игнотусу. Рассказала о своих приключениях в замке, умолчав о клятве, данной Долохову. Такое лучше говорить с глазу на глаз. Иначе дражайший предок найдёт способ, чтобы явиться лично и придушить беспечную воспитанницу собственными призрачными руками. В Цитадели, в свою очередь, было всё спокойно: только Даэ гонял бесенят, чьё число уже сократилось до двух, по всему замку. Домовик слёзно попросил убрать из Цитадели или мелких проказников или химера – благодаря их выходкам Рори не успевал восстанавливать кухню. Ада пообещала разобраться, как только выберется домой. Планировалось это на следующих выходных, тогда, когда придёт время перевозить Марволо на новое место жительства. А Певерелл предстояло в письме выдать себя за своего же отца и отпросить «в связи с непредвиденными обстоятельствами».