Дым тонкой струйкой поднимался куда-то к потолку, осторожно касался его и расстилался по побеленной поверхности, словно разлитое на горячую плиту молоко.
Контрастируя с полумраком, он подсвечивал белоснежный воротник мужчины, чьи лёгкие наполнялись никотином. Мужчины, только что обвёдшем взглядом гобеленовые шторы. Они нравились ему.
Отчасти потому что вечные сумерки украшали кабинет, раздражающие тени не плясали на обоях и темнота, очень похожая на ту, что была знакома с детства, поселилась здесь (в нём самом?), избавляя от назойливой яркости.
Без права на демократию, подконтрольный одному лишь властителю мир.
На который, нарочито небрежно взломав входную дверь, осмелился посягнуть… отец.
Очевидно для острого ищейского ума поняв, что все комнаты, кроме одной, открыты — Курт приложил грязные руки образовавшихся за короткий срок шестёрок и к ней.
И, какое совпадение, именно когда хозяин логова находился в реанимации.
Под ногами хрустело, словно шипело шампанское, стекло.
Эрвин подошёл к комоду и осмотрел сваленные в кучу дощечки и пластиковые детали.
Даже новичок бы понял, что разрушитель очень постарался, решив забрать
её фотографии.
Варварски разделался, буквально раскрошил рамки — некогда достояние дома в лесу.
Новая затяжка.
Взломать дверь полицейского, пусть и собственного сына, из-за одних лишь душевных тягот — опрометчивое решение. Папочка что-то задумал?
Ящики, словно зубы, торчали из деревянного корпуса. Ту же картину выводили краски показного вандализма со стороны стола. Только бумаги остались лежать сверху ровной стопкой — не они интересовали похитителя снимков.
Стекло снова зашипело под ногами. Метнулись полы длинного пальто.
Тяжело, медленно спустившись по ступенькам, Эрвин Айсли покинул кабинет. Сейчас ни гостиная, ни кухня не заслуживали внимания. Только приоткрытая дверь напротив ванной, легко поддавшаяся толчку белой ладони.
Его встретили так и незастланная постель, лежащий шкаф и зашторенное окно. Комната, которую до сих пор наполняла строптивость.
Сигарета воспалилась красным в стиснутых зубах.
Желание уйти едва не побороло ищейскую натуру, когда мужчина, пересёкший помещение, уже поднёс руку к портьере. Но, вопреки прорезавшемуся нелогичному порыву, он всё же дёрнул в сторону.
И под острый ртутный взгляд попала милосердно оставленная Куртом фотография, пробитая кривым гвоздём.
Пальцы отняли от губ обугленный бычок и с силой вдавили несчастного в дерево в паре сантиметров от листка с воспоминанием.
Смысла задерживаться не было.
Всего через пару минут Эрвин сидел на водительском чёрного автомобиля.
Его ждало дело, постараться для которого пришлось достаточно, чтобы прибыть на место свершения вовремя.
Запах хлорки разъедал нос. Он смешивался с мокрым и липким — влажного асфальта, без спроса проникшего в салон.
Айсли слышал их.
Тяжёлый взгляд его озадаченно скользил по блестящему серому асфальту, простирающемуся до тупика, как вдруг захрипела рация. Ртуть метнулась и просверлила в чёрном пластике дыру. Послышалось механическое: «Группа на месте».
Шин Хануко был готов действовать.
Заревевший мотор спугнул кучку птиц с карнизов здания. Машина помчала прочь из богом забытого квартала, а её водитель, ловко управляющий штурвалом одной рукой, кинул в зеркало заднего вида (словно напоследок) небрежный взгляд. Прямиком на отдраенные сидения.
Серый город не был в курсе того, что делает его полиция. Ветки деревьев, украшающих аллеи, клонились из стороны в сторону под потоками ветра, каменные здания привычно выстраивались в лабиринт, а кое-где еще валялся мусор, оставшийся после ночи всех святых.
Столичная повседневность, внутри которой разыгралась война.
На очередном светофоре седан затормозил. Эрвин Айсли что-то подкрутил на устройстве, оставив руль без контроля.
— Альфа, перекрыли? — большая кнопка щелкнула.
— Да, сэр, — ответил кто-то на другом конце. — И Уэстуэй, и Финчли-роуд, и Хаммерсмит.
Всё должно пройти идеально. Ониган не имеет права даже допустить мысль о задуманном исходе.
Он придаст избыточное значение обыску, пока у него дома объект; поймет, что копы собираются устроить налёт на квартиру; опрометчиво положится на своих информаторов, обнаруженных ещё неделю назад, а каких-то пару часов назад вжатых лицами в пол. И, как следствие, или выдаст объект, или свои грязные бумажки.
Белые пальцы снова прокрутили рычажок рации.
— Начинайте, — приказал следователь, а затем вернул руку на руль.
— Принял, — молниеносно отреагировал механический голос Хануко.
Эрвин знал, что будет дальше. Какие-то минуты отделяли его от облавы, не оставляющей Онигану шанса на побег. Впервые.
Чёрный автомобиль заехал в переулок, словно изолировался от городской суеты. Начищенный до блеска металлический корпус в тени домов превратился в чёрное пятно.
Показалось, время злоумышленно остановилось.
Так, как сделал бы это глубоко зависимый от запрещённых веществ человек, Эрвин Айсли открыл бардачок. На пути к сигаретам лежала полная фляга, рука захотела схватить её, но вовремя остановилась, переключившись на начальную цель. Правда, картонная коробочка цвета спелого граната оказалась пустой.
— Дьявол, — синхронно с сильным хлопком вырвалось из строгих губ.
Сигареты не имели права кончиться сейчас.
Быстрым жестом убрав волосы с лица, мужчина переключил внимание на кольцо, охватывающее палец раненой руки, брови его сползли к центру…
— Первый акт исполнен, сэр, — зашипела, перебив закипание, рация.
— Хорошо, держи в курсе, — длинные пальцы вернулись к шершавому пластику.
Шин не даст ему ускользнуть.
Эрвин откинулся на спинку сидения и глубоко вздохнул. Уже несколько недель его не покидало ощущение, что всё покатилось к чертям. И сейчас, когда он в одном шаге от цели, преследуемой столько лет, вместо знакомого вкуса азарта на языке осело смятение.
Было ли тому виной возвращение отца на волю, рассуждать никто не собирался. Эрвина куда больше беспокоил мотив его вызывающего поведения. Безусловно, ситуация складывалась не худшим образом.
Разобраться с Ониганом — и у Курта будет перекрыт «доступ к кислороду». А потом, если тот всё-таки найдёт другой способ войти в колею… Хватит одной ошибки, чтобы снова оказаться в клетке.
— Стартовали, — сообщила рация. — В автомобиле четверо.
Человек, напряжение которого было заметно по сбившемуся в складки чёрному пальто, повернул ключ зажигания и круто выехал из переулка. На асфальте остались мокрые следы шин.
— Стефан стрит, — сосредоточенно оповещал его Шин Хануко. — Срезали по Блумсберри.
Отполированный седан выехал на шоссе с несоответствующим Лондону бешеным движением. Острый взгляд сканировал дорогу.
По рации Хануко передавал информацию о передвижении Онигана, а Эрвин Айсли, чья рука крепко обхватила кожаный руль, внимательно слушал, периодически выкручивая штурвал чуть ли не на триста шестьдесят.
Джим петлял. Его план был продуман детально, вплоть до того, сколько кругов должна сделать спасательная карета по Деланси стрит. Хотя спустя годы работы с ним Эрвин многое узнал, а за время, что следил — ещё больше.
Если решит покинуть пределы города — должен проехать по одной из трёх перекрытых улиц. Если нет — ещё два автомобильных отряда наготове.
Охота на крупную рыбу стоит того и, тем более, стоила, когда Эрвин сыграл на хорошем отношении комиссара, чтобы получить ордер на обыск без суда.
По радиосвязи начали переговариваться голоса — командиры разных конвоев. Самый молодой из них, Хануко, несмотря на сложность операции, звучал уверенно, басовито.
— Ониган на Ховерсток Хилл, за ним двойники, — сообщил он.
И Эрвин Айсли снова выкрутил руль.
Тут же его оглушил громкий сигнал. На долю секунды поток машин смешался с полосами шоссе, превратившись в хаос. Следователь отреагировал мгновенно, вовремя нажав на тормоз, и огромная фура пронеслась мимо, продолжая гудеть. К ней присоединилось множество других машин.
Нога в начищенном ботинке вновь вдавила педаль газа, и седан выехал из ревущего потока.
Промчав полмили до нужного поворота, остановившись возле него, Эрвин сделал глубокий вдох. На руке, вцепившейся в руль мёртвой хваткой, можно было рисовать, как на разлинованной тетради. Выводить буквы и цифры между сеток вен.
Найдя в бардачке что-то похожее на резинку, вновь отодвинув флягу с чем-то плещущимся внутри, он наскоро собрал волосы в низкий хвост.
Умереть сегодня было бы преступлением, соизмеримым со всеми «подвигами» Онигана. Но мысли о чудом миновавшей аварии затмили рассуждения о машинах-двойниках, о которых доложил Шин.
Такая версия развития событий тысячу раз была оговорена в участке. Копы слишком долго следили за Джимом Ониганом, чтобы не узнать об этом. И если сейчас он свернёт на Белсайз, то попадёт в ловушку, выверенную, продуманную не один месяц.
— Типс, за двойником с трещиной на заднем, — невозмутимо скомандовал Хануко. — Ховстредер, за вторым, в правом ряду, сразу за жёлтым жуком.
Притормозив на повороте, Айсли вложил в ладонь перевязанной руки рацию, готовясь отдавать приказ.
— Давай, Джимми, будь предсказуемым, — тихо сказал он, очевидно, всё-таки почувствовав азарт погони.
И чёрный седан помчал к месту оккупации номер один.
— Полкилометра до поворота, — по-прежнему командорски говорил Шин, но Эрвин заметил трепет в его голосе. — Перестраиваются.
Автомобиль следователя разогнался. Куда сильнее, чем разрешал дорожный знак. Пальцы, слабо сжимающие шершавое устройство, впились в пластиковый корпус, насколько позволил болевой порог. На бледном лице заиграло напряжение. Между бровей залегла морщина.
Жалкие секунды отделяли Эрвина Айсли от приказа, отдать который уже щипало язык. Раздались слабые помехи.
— Повернули на Белсайз, — передали радиоволны.
Следователь сравнял педаль газа с полом. Придерживаемую повязкой руку сковало болью, когда большой палец вдавил чёрную кнопку в корпус.
— Всем постам: на Белсайз Парк.
И меньше чем через минуту чёрный седан примкнул к ряду бело-синих мигающих машин.
Почти единовременно с этим на площадку выехал сапфировый джип. Айсли не успел восстановить равновесие, почувствовав обеими ногами асфальт, как Хануко энергичным шагом устремился к нему.
— Сэр, они будут здесь через три минуты, за ними следует Эбигнейл. Документы у нас, — громко сообщил он, а когда расстояние между ними значительно сократилось, сказал: — Вы снова за своё? Не мне вас учить, что водить в таком состоянии небезопасно. И уж тем более, под действием обезболивающего. Это незаконно.
Эрвин одарил напарника тяжёлым взглядом, заставив того нахмуриться. И было очевидно, Хануко хотел добавить ещё что-то, но, просканировав лицо оппонента, по очереди освещаемое красно-синими огнями, он переключил внимание на дорогу, уходящую в поворот.
— Финишная, — из рации в руках молодого полицейского раздались помехи.
— Приготовиться, — бросил Хануко, обращаясь к сослуживцам и группе силовиков.
Заметив, как он сглотнул, Эрвин легко улыбнулся. Он ощущал то же самое.
— Как вёл себя Джим во время обыска?
— Хорошо держался, но когда я показал, что знаю о сейфе… — Хануко выразительно посмотрел на него. — Сэр, вы так и не сказали, что собираетесь делать с девушкой.
И в этот момент серый металлический нос выглянул из-за поворота. Медленно, осторожно показывая полиции свой наполовину стеклянный бок, за прозрачной частью которого скрывались четверо.
— Давайте, ребята, — скомандовал Шин.
К испуганно затормозившему хетчбэку под объявленный по громкой связи приказ направилась группа крепких, облачённых с ног до головы в чёрную амуницию мужчин при оружии.
Эрвин внимательно наблюдал за тем, как копошатся люди в машине, очевидно, зачищая свои поганые телефоны. И только один из пассажиров, растерянно хлопая глазами, сидел недвижимо. Губы следователя сжались.
Ониган выдал и объект, и свои грязные бумажки.
— Чарли, протокол, — когда Шин уже направился к оккупированному автомобилю, вызывая кого-то по рации, Айсли взял несколько листов у участника операции. — Под мусорный бак, неплохо.
Хетчбэк не было видно за широкими чёрными фигурами, когда Эрвин Айсли подошёл к месту задержания.
— Сэр, мы готовы. Подставные тоже задержаны, — сказал Шин откуда-то из толпы, и Эрвин вторгся внутрь оккупации.
Джим Ониган, его бывший напарник, с гримасой, словно его только что огрели, прильнул к корпусу серого автомобиля, не поднимая взгляда. Его псы придерживались той же тактики. Но не девчонка.
Снова одетая не в свои вещи.
— Что нашли? — Айсли повернулся спиной к арестованным.
— Два пистолета, телефоны — все зачищены. У девчонки — ничего, — ответил кто-то из толпы.
— Он похитил меня, — вопль задержанной порвал пространство. — Он чёртов псих! Он похитил меня! Эрвин Айсли!
— Лежать! — силовик тут же впечатал её в машину.
А следователь замер, едва удержавшись перед тем, чтобы самому не приложить спесивую. Компенсировала нереализованное ладонь, до хруста костей сжавшаяся в кулак.
— Эрвин Айсли похитил меня, — гораздо тише, относительно первого крика, выдала она.
Впечатление, что запах идиотской храбрости расщепил лёгкие на тысячу атомов, заставило Эрвина выдохнуть сквозь зубы, с хрипотцой. Но никто, кроме него самого, этого не заметил.
— Поехали.
***
Бюрократия поработила мир и не делает исключений, даже когда дело касается задержания особо опасных преступников. Взяв очередной листок на подписание, Эрвин скривил губы.
— Я точно не могу поручить это Шину?
— Точно, сэр. Вы же прекрасно сами знаете законы, — ответила пухлая дама в очках, секретарь участка.
— Сегодня все твердят мне про законы.
— Так вы их не нарушайте, — знала бы она, о чём шутит, забыла бы, что такое юмор навсегда.
Глянув исподлобья на женщину, которая тут же поспешила сделать вид, что занята, Эрвин Айсли продолжил муторную писанину.
Его успокаивало, что Ониган и оба его подельника уже на допросе и никуда не денутся из участка, пока он сам здесь. А вечно любопытствующий Шин освободится не меньше чем через полдня, ему не стоит лезть в это дело.
Осталось только забрать подпись у девчонки. Два дня назад, когда Хануко выяснил её имя, Айсли подал заявление на восстановление документов. Эта закорючка решит многое. Ни один, даже самый продажный суд не спасёт Онигана от наказания.
Главное — не сорваться и не преподать объекту урок раньше, чем она принесёт пользу. Хотя, несомненно, она уже её принесла, став нужной Курту для привлечения внимания сына.
Закончив с кипой документов и спешно заскочив в отдел криминалистики, Айсли понесся по коридору. Ранение давало о себе знать слабым головокружением и болями в руке, чья сестра уже замахнулась на ручку нужной двери. Но Эрвин остановился. Внутри что-то происходило. Шаги?
И в тот же миг проём перед ним отворился. Следователя встретила сияющая непонятно от чего физиономия Шина Хануко.
— Сэр, — в чёрных глазах отражались привычные любопытство и беспокойство. — Вы уже закончили с бумагами?
Такой же вопрос встал комом злобы и непонимания у Айсли в глотке.
— Шин.
— Я уже ухожу, сэр, — и молодой полицейский, не дав напарнику время на осознание, выскочил прочь.
Ни на секунду не забывший, зачем пришёл сюда, но добавивший в список дел выпытать, что рассказала ему девчонка, Эрвин закрыл дверь изнутри. Заперев себя с этим омерзительным запахом деланного бесстрашия.
Смотреть на неё было необходимостью. Не желанием.
И мужчина, встретив этот знакомый, полный лавы взгляд, сжал челюсть, не оставив просвета между зубами. Глупая смелость жила в каждой точке оливкового лица, заклеймённого в памяти. Можно было бы выстрелить в него прямо сейчас, чтобы изменить черты.
Но он здесь не за этим.
***
— Я не давала никаких показаний, — зашипела Уильямс.
Наверняка было очень похоже с тем, как это делает Айсли, потому что хищная улыбка на аристократичном лице лишь разразилась яркостью, и Элис до ломоты в костях захотелось ожерелье из этих белых зубов.
— А я не запрещал их прочесть, — Эрвин подтолкнул бумаги к скованным девичьим рукам. — Хотя не уверен, что твоё любопытство сможет побороть страх перед правдой.
— У меня нет ни одного повода верить вам.
— А Онигану?
— Миллион, — выплюнула она, стараясь уничтожить мраморное изваяние напротив взглядом. Её глаза, живая ядерная магма, смело противостояли морскому шторму.
— Откуда те бумажки, которые твой рыцарь засунул под мусорный бак, когда вы удирали что есть сил? Ты ведь спросила. Не могла не спросить.
О хитрый разум, породивший теорию об их знакомстве, она бы точно запомнила лицо, обманчиво продуманное прекрасным, встреться они раньше. На нём, как чернилами по бумаге, вырисовывалось удовольствие, получаемое от издевательств над другими.
— Я ничего вам не скажу, — Элис повысила голос, чувствуя, что сдаёт.
— Как он объяснил стрельбу в лесу? — мужчина наклонился к ней, и профили обоих поравнялись. — Встречу с моим отцом? Зачистку телефонов? Наверняка, всему нашлось миловидное объяснение.
Омерзительно.
В доверие к Джиму безосновательно, беспринципно вцепилась рука с холодным кольцом на среднем пальце.
— Элис, — стёкла, которыми кто-то когда-то подменил его глаза, сверкнули глубокими водами. — Следствию известно гораздо больше, чем ты думаешь.
— Ничего. Джим ничего не говорил, — девичий голос готов был сорваться под натиском многотонной ауры человека напротив.
— Я знаю, что это не так, — а в мужском Элис услышала что-то странное. Что-то помимо давления. — Ты же чувствуешь, что, отдав это, получишь больше.
Слово «безопасность» в компании этого полицейского теряло свой смысл. Даже когда он говорил так, Уильямс не чувствовала себя в безопасности ни на секунду.
— Хотя, может быть, ты не готова к ней, — прозрачные очи сузились, и мелькающий в них, бездонный океан пропал. — Боишься, что он не тот, кем кажется. Ведь тогда розовая сказка, в которой тебе посчастливилось оказаться, обернётся мрачной реальностью. Все эти кареты, наряды, балы окажутся мишурой, прикрывающей грязь.
Эрвин Айсли вынуждал сотрудничать с ним. Бесчестно, некрасиво и, абсолютно точно, беззаконно.
— Я не боюсь.
Хотя на самом деле, она боялась. Вызывая ее, провоцируя, следователь вероломно будил глубоко засевшую фобию, основанную на разрушении убеждений. Юная душа рвалась, допуская, что все, во что она верит, может вновь оказаться фальшивкой.
— Тогда почему каждый твой жест говорит об обратном? — Айсли не собирался останавливаться, и Элис, не выдержав, перевела взгляд на дверь. — Например, страх опустить глаза? Ты же так любишь их опускать. Всегда опускаешь, когда мы с тобой говорим.
Мы? С ним? Говорим?
Это шутка такая?
— Перестаньте давить на меня, — резко вернула взор на собеседника Уильямс, согнав с его лица прищур.
Она забылась. И напоминание пришлось грозным вздохом широкой груди прямо по её защитному полю, коварно сходящему на нет каждый раз, когда Эрвин Айсли поддавался гневу.
— Чёрная бухгалтерия, — словно желая как можно быстрее отвлечь зверя от запаха крови, выпалила она. — Джим сказал, что эти бумаги — чёрная бухгалтерия.
И, ожидая чего угодно, но не этого, опешила, услышав тихий, пугающий смех и увидев, как воцаряется на мраморном лице уже знакомый безумный оскал.
Ловушка, в которой оказалась Уильямс, не имела выхода. С одной стороны ее поджидало мгновенное разоблачение лжи, а с другой — непредсказуемая реакция.
Мужчина встал, заставив стул отъехать с мерзким скрипом, и всего за пару шагов очутился рядом с замершим арестантом. Он занял позицию позади, но в такой близости, что если бы Элис снова выпрямилась, то коснулась бы лопаткой его брюк.
— Он врал тебе, — донеслось сверху тоном, пропитанным надменностью.
Эти слова не являлись доказательством, ничем не являлись, но девушка, проклиная себя, боролась с порывом принять их за истину.
— Я по-прежнему не вижу причин верить вашим словам.
Лаская слух, зашелестела плотная ткань. Элис-Джейн, стараясь сделать это максимально незаметно для полицейского, сжалась в ожидании… Как вдруг, рядом с ее лицом тихо проплыла белая рука, сжимающая серебристый пистолет.
Она аккуратно, почти любовно, положила его рядом с закованными девичьими кистями. А потом мраморная ладонь разжалась и выпустила небольшую металлическую пулю. Та со звоном брякнулась на стол и замерла возле курка.
Невооруженным, непрофессиональным взглядом было видно, что пуля и оружие принадлежат друг другу. Но Уильямс отказывалась что-либо додумывать.
— Что это? — полумертвые силы помогали ей говорить.
— Пистолет Онигана и пуля, которая побывала в моем теле, — невозмутимо ответил полицейский. — До сих пор не веришь?
Дыхание вмиг стало шумным, словно вместо лёгких загудели турбины, а забившееся, как вибромотор, сердце захотело вылезти наружу через горло и с размаху влепить пощёчину «приятному» собеседнику.
Элис-Джейн показалось, её сил хватит, чтобы вырвать цепь из стола и придушить ей подбитого на одну руку мерзавца.
— Ты не задала ни одного вопроса, когда была такая возможность, — в голосе Эрвина Айсли звучала мерзкая насмешка.
И пуще бесила Уильямс.
Человек возле неё напоминал удава, медленно обвивающего жертву, которая, раздражаясь, лишь помогала хладнокровному себя придушить.
— Вижу, не желаешь и сейчас, — змей набросил новое кольцо. — Так почему же, раз ты так любишь оставаться в неведении, не поддаться течению снова и не подписать то, что велят?
Эрвин Айсли находился в своей стихии.
А Элис-Джейн Уильямс не могла понять, что ненавидит больше: манипуляции, которым яростно вожделела поддаться её вспыльчивая сторона, или гадость внутри черепной коробки, шепчущую, что играть на территории противника — плохая идея.
— Что я должна была спросить?
— Кто такой Джим Ониган, — на мужских губах громко играла мерзкая улыбка.
Девушка понимала, чтобы услышать ответ, ей нужно повторить; знала, что стоит на кону. Но задать этот вопрос не позволяло чёртово горло, скованное чем-то похожим на… разочарование.
— Он спас меня, — вырвалось из дрожащих губ вместо того, что должно было.
— Спроси, и я расскажу, зачем.
Не дав ей оклематься, следователь, сделав шаг назад, нагнулся к самому девичьему уху, трепетно внемлющему и одновременно желающему оглохнуть.
— Кто такой Джим Ониган? — шёпот опалил кожу.
И Элис, вечность восстанавливая запасы кислорода, желая самовоспламениться, одними губами повторила ужасающий её нутро вопрос.
Но этого хватило. Эрвин выдохнул, вновь обнажив жемчуг зубов.
— Джим Ониган — чертов контрабандист.
