Моя Элис

      Элис честно пыталась проявить свою способность к коммуникации и объясниться во всем.       Сначала в полицейском автомобиле, через решетку общаясь с копами на переднем. А после — со всем участком.       Можно подумать, кто-то пытался выслушать арестованную в грязной одежде. Но даже осознавая абсурдность происходящего, она не оставляла попытки. — Я потеряла память, понимаете? Меня обманул человек, Пит Саирс, заставил работать у него дома, — словно ребенок, рассказывающий о «важном» родителю, девушка старалась привлечь внимание двух мужчин в форме, ведущих её по коридору с множеством дверей. — А потом к нему домой пришел ваш Эрвин Айсли и схватил меня. Слышите?       Наверняка слышали. Только отвечать не собирались.       Растрёпанного арестанта завели в одну из комнат, расстегнув наручники. Небольшое мрачное помещение без окон со столом посередине казалось абсолютно недружелюбным.       Голосом Джима Онигана она выругалась про себя. Точно знала, к чему это всё ведет. — Прошу, пришлите сюда кого-нибудь до того, как он придёт, — взвыла Элис, когда её усадили на стул и вновь сковали, но теперь кандалами, крепящимися к столу. — Умоляю. — Я не знаю, что ты наделала, юная мисс, но лучше бы тебе вести себя хорошо. Друзья Онигана здесь не в цене, — один из копов дёрнул холодную цепь, проверяя, а затем направился за коллегой к выходу. — Разве я не имею права на адвоката? — истерично спросила она, срываясь на верхних. — Тебе обо всём расскажут.       Дверь закрылась, жестоко оставив Уильямс наедине с обрушившимся. О каких друзьях шла речь, собственно, как и можно ли верить этим полицейским, она не поняла.       Джима девушка не видела с момента налёта.       Их везли разные автомобили. И в разное время завели в участок. Как она предполагала, чтобы не было договорённости перед… А перед чем, собственно?       Ни один из полицейских не озвучил Уильямс её права, не сказал, что её ждет. Она могла лишь догадываться, основываясь на том, что видела: столе, к которому прикована, и лампе.       Намечался допрос.       Желудок свело и не отпускало с момента, как представители власти ушли. Прислушались ли к её мольбам? Элис-Джейн готова была поставить всё, что у неё было, на отрицательный ответ.       Из-за двери не доносилось ни звука. Наверное, стены настолько толстые, что не пропускают даже крики допрашиваемых.       По телу пробежал холодок.       Жутко захотелось внушить себе, что в участке наверняка есть ещё куча уполномоченных, и к ней отправят кого-то другого. Тем более, заинтересованность Угрозы во время налёта была равна нулю.       Хотя за день до этого…       Мозг готов был детонировать. Элис даже представила удивление Эрвина Айсли, когда он зайдёт в комнату, а по стенам эффектно стекает серое вещество.       Кажется, это истерия.       Окурком, валяющимся рядом с пересушенным стогом сена, страх перед неизвестным тлел внутри, готовый от малейшего дуновения ветра схватить соломинку.       И спалить все нервы к чертям.       От осознания, что в любой момент ледяным порывом в комнату может ворваться северный ветер и запустить систему адского пламени, захотелось смеяться в голос, топать ногами и разодрать все руки в кровь.       Тонкие пальцы, и так царапающие костяшки, теперь впились в жилы.       Будет забавно, если она убьёт себя раньше, вскрыв какую-нибудь вену. Айсли ворвётся с намерением, как всегда, получить своё, а тут не мозги по стенам, а кровавый фонтанчик.       Превосходный план.       Стресс от тревоги, овладевшей незрелым разумом, должен был каким-то образом покинуть организм. И слезам или аритмии он почему-то предпочёл нездоровое веселье.       В тот самый момент, когда Уильямс, безвластная над собственной психикой, криво, но во весь рот улыбнулась странной картинке в голове, в комнату вторглась полоса света.       Может быть.       Нет.       Очень вероятно.       Даже почти стопроцентно, за секунду до этого щёлкнул замок, ведь полицейские повернули его, когда ушли.       Но сознание отказывалось принять это. Легче было поверить, что дверь отворилась без всякого звука, чем в собственный психоз.       Мышцы тела, облачённого в безразмерные вещи, напряглись. Яркая жёлтая полоса вмиг разрослась, озарив кабинет.       Уильямс инстинктивно прикрыла глаза, хотя не хотела упустить ни одного движения вошедшего.       Ресницы вспорхнули, обнажая суетливо мечущиеся зрачки.       Снова раздался щелчок замка.       И в комнате оказались заперты двое: девушка, не верившая своему везению, и мужчина с чёрными, как вороново крыло, волосами.       Пока она хлопала глазами, с трудом убирая безумную улыбку с губ, он подошёл и сел напротив с такой лёгкостью, что Элис показалось, этот человек полная противоположность того, кого она ждала опасалась увидеть.       Вблизи лицо пришедшего выглядело несколько иначе, чем незрелый разум додумал после наблюдения за спасательной операцией в лесу.       Старше.       Кожу по углам тонких губ и раскосых глаз уже тронули морщины, а от скулы к шее тянулась узкая белёсая полоска — шрам. Правда, молодость пришедшего выдавали хоть и чёрные, но нескрываемо ясные очи. — Меня зовут Шин Хануко, — он улыбнулся, и девушка сразу поняла, откуда все эти складки на мужском лице. — Я второй следователь по вашему делу и прошу оказать любое посильное содействие, — его тонкие пальцы положили диктофон на край стола.       На удивление, поток девичьих мыслей тут же выстроился в очередь.       По большому счёту, благодаря одной, показавшейся признаком удачи — Эрвин Айсли просчитался, и вместо него к русоволосому арестанту послали его напарника.       Эталон хорошего копа.       Элис слышала, какое волнение пронизывало голос Шина Хануко по рации тогда, в лесу; помнила, как быстро он отреагировал на призыв раненого напарника; ярко, будто смотрела фильм, видела в голове картинку, как долговязый парень вылетел из своего джипа, едва тот затормозил, и кинулся к чёрному седану.       Он абсолютно точно верен человеку, организовавшему налёт на серый хэтчбек… Чего ждать? А вдруг ему нужны показания против Джима?       Вероятно, от того, что будет рассказывать Уильямс, зависит судьба заботливого мужчины и её самой.       А уже завтра самолет (и возвращается Пит Саирс?). Ей нужно хотя бы попытаться.       Внутренний голос издевательски предложил провернуть ту же схему, что при расспросе Джима о торговле. Но Элис пресекла это.       По меньшей мере, потому что она понятия не имела, как выглядит после тайника и вынужденных объятий с корпусом автомобиля во время налёта.       Но хватило бросить взгляд на пыльные рукава, как Уильямс, молниеносно вспомнив и проанализировав способность Эрвина Айсли к индукции, решила остаться собой. — У меня нет права на адвоката или что-то вроде того? — робко спросила она. — Есть, но, к сожалению, я не могу этого устроить. — Почему? Разве это законно? — не имея ни малейшего понятия, правомерны ли действия полицейского, Элис зачем-то решила углубиться. — Не совсем. И мы, безусловно, можем потратить несколько часов на обсуждение этого вопроса, — Хануко снова улыбнулся. Девушка заметила, как тёмно-синяя ткань пиджака сочетается с чёрными волосами, когда между ними сверкает белая дуга. — Или же, провести время с пользой. Для вас. И для меня.       Давай, потяни время, девочка.       Ядовитый мужской голос полоснул слух изнутри. Элис в воображении вымыла подсознание с мылом. — Вам нужен адвокат, чтобы случайно не сболтнуть лишнего? — настолько по-доброму хитро спросил, прищурившись, следователь, что застал врасплох отвлёкшуюся на своих демонов. — Я боюсь, — не знающая терминологию и сбитая с толку обаянием оппонента, она зазвучала, как взволнованный ученик у доски. — Не так выразиться и дать ложные показания, мистер Хануко. — Просто Шин. Меня ждёт огромный вал работы, не припомню, чтобы такое было за всё время службы, — он подмигнул, а затем взглянул на наручные часы. — Но так вышло, что я услышал отрывок разговора моих коллег и решил навестить арестанта, просившего прислать кого-нибудь.       Элис не поняла тайного посыла слов мужчины и нахмурилась. — У нас не слишком много времени. И если вы хотите мне что-то рассказать, сделать это сейчас — отличная идея. Иначе я не смогу помочь, — мелодичный голос зазвучал жёстче. — Для начала, можете представиться.       Что-то щёлкнуло внутри неё. Правда, что именно, пока было неясно, но тратить драгоценное время больше не хотелось. — Я не знаю своего имени, — твёрдо ответила девушка, предполагая, что Шин Хануко не в курсе прекрасной истории её жизни.       Или хуже. Обманут лживой версией, придуманной напарником (интересно, как допустившим к ней Шина?) после кровавого этюда в лесу. Ему же надо было как-то объяснить Элис-Джейн Уильямс, говорившую за него по рации. — Что вы имеете в виду? — спокойно спросил черноглазый мужчина. — Это имя выдумал Пит Саирс, когда я очнулась у него дома. — Расскажите, — Уильямс показалось, что высокий лоб оппонента напрягся.       Шанс размером с Темзу выпал на долю несчастной. Адекватный представитель власти, попросивший выдать преступление.       А если получится перевести стрелки на Эрвина Айсли, может, он отпустит Джима и остальных, увлечённый новыми фактами о буднях своего коллеги… — Я помню только последние пару месяцев, — и юный арестант, не думая больше ни секунды, решилась.       Речь шла гладко. Элис-Джейн уверенно вещала, как очнулась в доме Пита Саирса; выкладывала про сомнительное враньё; про работу и жизнь в коттедже, в красках описывая нападение в каморке.       Внимательность собеседника одновременно и напрягала, и откликалась в юной душе приятным воспоминанием о времени на кухне с рыжими тумбами.       А после их сравнительно недолгого диалога, она поймала себя на мысли, что даже если бы ей не нравилось имя «Элис», она бы всё равно позволила Хануко так себя называть, и от того согласилась на это обращение, когда он спросил.       Мужчина явно умел располагать к себе, и Уильямс, не разбирающейся в психологии, каким-то образом удавалось чувствовать, когда оппонент был нацелен узнать психологический аспект сказанного. Более того, девушка охотно с ним делилась.       На удивление, даже когда появлялась необходимость в уточнении… — Как вы узнали, что Саирс соврал? — Шин посмотрел на девичьи руки, а потом вновь вернулся к её лицу.       Элис облизнула губы. Не упомянуть Джима было невозможно. Только если соврать… Но человек напротив, никаких сомнений, раскусит её, как плоскогубцы соломинку. — Мне сказал Джим Ониган.       В ожидании нападения, девушка стиснула зубы, но следователь лишь кротко кивнул, намекая продолжать.       Тут же захотелось верить, игнорируя разбежавшиеся по предплечьям мурашки, что он не просто эталон хорошего копа. И с каждым действием, обнародованным, пересохшим от длительного рассказа ртом, Элис всё больше, избитая прошлым опытом, идеализировала собеседника, молясь, что не напрасно.       Может, дело было в ясном, словно безоблачная ночь, взгляде чёрных очей. А может — в дружбе Хануко и его напарника, о которой ей было известно.       Он не причинит вреда Эрвину, даже если узнает о его темной стороне. Если, конечно, до сих пор не ведал.       Но уверенность в собственных силах выдать Угрозу угасала тем сильнее, чем ближе ход повествования подбирался к роковому дню.       Мерзавец сковывал горло свинцом. — Я решилась пойти в ванную, когда голоса стихли, подумала, все ушли, но на пути назад оказалось, что в доме двое, — Элис опустила глаза, цепь наручников лязгнула от впившихся друг в друга рук.       Шин Хануко, очевидно, заметил перемену, но не стал торопить арестованную. В этот момент она поняла, как важно было, что Джим держал её ладони в своих, не давал калечить себя. — Я отказалась, когда Пит Саирс попросил выслушать его. Отказалась, проявив настойчивость.       Где-то под ключицами свело от напряжения. Зубы заскрежетали. — А потом его гость… подлетел ко мне и схватил за лицо, — голос стал глухим, словно Уильямс говорила в себя. — Кто это был? — полицейский слегка наклонился вперёд.       Запретное имя, с недавних пор порочащее девичьи уста всё чаще, царапало нёбо. Признание готово было стать озвученным. — Эрвин Айсли.       Диалог превратился в старания следователя удержать шкатулку открытой, та была на грани. Осторожно, по одному предложению и даже слову Хануко вытягивал из Элис драгоценность за драгоценностью.       А она, чувствуя, как беднеет с каждым ответом, съёживалась всё сильнее. Заламывая пальцы, белея, едва ли добровольно отдавала следователю историю знакомства с Эрвином Айсли и вероломного вторжения в каморку. — Что произошло потом? — мужские пальцы касались друг друга, образуя дырявый купол. В обсидиановых глазах читалось беспокойство, и Элис, если бы подняла свои, заметила это.       Но она была слишком увлечена яркими воспоминаниями, ранами, до сих пор не зажившими, казалось, отпечатанными прямо на подбородке, на тех точках, где побывали острые пальцы. — Похищение, — по-человечески сказать не получилось. — Вы уверены, что всё было именно так? Элис, это достаточно серьёзное заявление, — девичий слух распознал те же ноты, что вылетали из чёрного устройства в автомобиле.       Безусловно, она была уверена, но не готова повторить эти слова. Горло оцепенело настолько, что стало больно глотать. — Чёрт, — только что взглянувший на часы Шин Хануко суетливо убрал диктофон во внутренний карман пиджака. — Слушайте, Элис, мы с вами ещё поговорим, обязательно поговорим. А сейчас я должен идти.       Человек с живыми блестящими глазами вызывал у девушки, на время вылезшей из кокона внутренних переживаний, негодование в высшем его проявлении.       Загадочность путала мысли. — Куда вы? — спросила она, когда Шин уже был на пути к двери. — Мне пора возвращаться к валу работы, — нервная улыбка играла на тонких губах, когда мужчина дёрнул ручку.       И сию же секунду, показалось, температура опустилась на несколько градусов.       Отворившийся проём не пустил коридорный свет в комнату. Его заняла фигура, напоминающая мраморную статую.       От яркости ламп профиль бюста выглядел чётче, острее. За долю мгновения он вызвал у девушки приступ паники, хлестнул по щекам своим высокомерием, напомнил об игре, в которой она принимала участие.       Если бы не Хануко, чей рот порвался от натяжения, не будь он обрамлён умело сложившейся по краям кожей, Элис бы задохнулась от собственной беспомощности. — Сэр. Вы уже закончили с бумагами? — ясные очи находились почти на уровне с засвеченным изгибом точёного лица. — Шин, — прошипела причина сожжённых нервов, по меньшей мере одного среди присутствующих.       Как алкоголика, надравшегося в одиночку в тёплом подъезде, отрезвляет зимняя ночь, явление отрезвило Элис. Вот о чём Хануко пытался ей сказать. Вал работы, назначенный Эрвином Айсли с целью не подпускать напарника к арестованной. — Я уже ухожу, сэр, — долговязый Хануко юрко просочился между стеной и неподвижным, словно скала, человеком.       Элис увидела, как натужно поднялась и опустилась каменная грудь; взмолилась, чтобы он решил догнать ретировавшегося…       Но Эрвин Айсли сделал шаг вперёд.       Янтарные глаза следили за вторжением: безрадостно встречали знакомое бледное лицо, окунувшееся в свет комнаты; бегло изучали непривычно собранные в низкий хвост волосы; наблюдали, не отрываясь, как горячая даже с виду ладонь ложилась на хромированный замок двери.       Раненая рука, спрятанная под чёрной твидовой тканью, прижимала к телу какие-то бумаги, а белоснежный воротник стекал, как всегда, фривольно расстёгнутой «V» по груди.       Атмосфера наполнилась противоположной Шину Хануко тяжестью. Горечь сожрала, словно не заметила, невесомость.       Но Элис, невесть откуда нашедшая в себе мужество, расправила плечи и настырно, даже, можно сказать, бесстрашно ждала встречи взоров.       Вероятно, эту смелость породили беседа с Шином Хануко и положение. Угроза при исполнении обязанностей. Хоть что-то в этом мире должно сдерживать его.       Отважно созерцая врага, закованная затаила дыхание, когда во мраке комнаты мигнул острый блик стеклянных глаз.       Тут же прибивший её к месту получше металлических наручей.       Реальность ударила в лицо ледяным кулаком. Юный арестант оказался закрыт наедине с непредсказуемым, горящим тёмной энергией изнутри зверем.       И, о боги, Элис-Джейн не спаслась бы от неё, даже находясь за самым бронированным во вселенной стеклом, возжелай он обратить на неё свои силы.       Не руша зрительный контакт, следователь подошёл к столу, служившему, как минимум, креплением для оков.       Он всегда был таким высоким?       Неимоверно захотелось встать и быть, хотя бы косвенно, наравне. Но Элис не стала. — О чём спрашивал Хануко? — непоколебимо зазвучал знакомый голос.       Так, словно не он прошлой ночью спас её от какой-то банды с битами; не он говорил «спасибо» на заднем сидении чёрного седана; не он спрашивал о желании на скрупулёзно вычищенной кухне.       Но смелости увиливать от ответа в юном арестанте не набралось. Только неописуемый слепой гнев. — Просил поведать ему мою историю. — И что ты рассказала? — непробиваемая раскалённая ртуть топила янтарь.       Уильямс готова была закусить язык или, лучше, зашить свой рот, но внезапно лопнувший эмоциональный клапан выпустил на волю недальновидное нахальство.       И зубы не успели удержать строптивую мышцу. — Всё, как было, — ещё и глупо хмыкнула после этого.       Обмазаться мясной подливкой и зайти в клетку к голодному тигру было бы куда лучшим способом самоубийства, чем это. — В таком случае, я обозначу тебе положение дел, Элис, — мужчина в безупречно выглаженном чёрном пиджаке сел напротив, и девушка ощутила его в сотню раз ближе, чем Шина Хануко, занимавшего то же самое место. — Либо ты вела себя хорошо, и мы остаёмся в участке на какое-то время. Либо ты рассказала лишнего, и мы уезжаем прямо сейчас.       Он не улыбался, но Уильямс казалось, смеётся ей в лицо. По телу пробежала мелкая дрожь. Плечи слегка опустились, но подбородок остался на месте.       На какое-то время.       Выяснять не хотелось. — Только про мистера Саирса, — ответ прозвучал с нормальной громкостью, хотя девичья фантазия уже забрела в кошмар с этим человеком.       Следователь пристально вгляделся в юное лицо. Преступница ответила тем же. Захотелось исчезнуть, стать карандашом на бумаге и стереть себя ластиком, но она продолжила смотреть.       Его собранные волосы обнажали очерченные скулы и грани волевого подбородка. Открывали вид на мочки ушей и матовую шею. И, не желающая отрываться от созерцания Уильямс решила, что это отличная возможность видеть, куда впиться зубами, чтобы сразу попасть в артерию. — Что ещё, Элис?       Вселенная даёт второй шанс. — Мы едва дошли до нашего с вами знакомства, как мистер Хануко сказал, что ему пора. — Конкретнее, — Эрвин склонил голову на бок, едва прищурившись. Но жест этот и близко не стоял рядом с тем, что проделал Хануко.       Внутри себя Элис-Джейн забилась в уголок, ожидая непредсказуемого действия. Но снаружи она словно нащупала точку, в которой, если так вообще можно выражаться, когда речь идёт об Эрвине Айсли, могла балансировать в момент взаимодействия с ним. — Наш разговор закончился на том, что я рассказала о гостях в доме, о вас в том числе, — она не лгала, просто недоговаривала.       Пальцы, калечащие кожу, замерли, когда мужчина откинулся на спинку кресла. Арестант напряглась, насильно принуждая себя дышать как прежде.       Он слишком долго рассматривал её. Так долго, что магический балансир уже готов был распасться и заставить Уильямс сжаться в комок, сдаться ему, проиграть бой.       Но вдруг здоровая рука нырнула куда-то под пиджак, после чего Элис увидела белые с тыльной стороны листы, игриво перекликающиеся с воротником ненавистной рубашки. — Ты должна подписать это, — по-деловому серьёзно произнёс он, а потом, оскалившись, добавил: — Показания против Онигана.