Ответы в различных асках

Человек живет в удивительном мире. Удивительно грязном и порочном, наполненным страждущими отмщения мире. Каждый живущий хотя бы раз задумывался о том, чтобы лишить жизни ближнего. А другие - не просто задумывались. Молить Бога бессмысленно - вся эта сцена прогнила до основания. Даже марионетки тут уже обрывают нити, восстают против кукловодов. Никогда не знаешь, откуда к тебе потянутся загребущие руки костлявой. Мир уже достаточно жесток, но он ведь не должен быть еще и уродлив. Не так ли? "The stage is set." С тех пор, как он получил новых покровителей, масштаб его представлений значительно вырос. Лучшему мастеру - лучшие кисти. Любому творцу - сцену и зрителей. И в этот раз сценой стал небольшой базар в каком-то городишке, забытом и Богом, и Дьяволом. Его не узнавали - темный плащ, скрывающий знакомую по всей Рунтерре маску плотной пеленой мрака, делал свое дело. Несмотря на явную деформацию плеча, шел он ровно, почти небрежно, отмеряя каждый шаг ритмичным стуком трости о каменную кладку. Ровно четыре раза, с небольшой паузой между каждым тактом. Каждый такой стук тонул в огромном море голосов, какофонии звуков и треска товаров, выставленных на продажу. От такого напора шума голова невольно начинала болеть. Еще было слишком рано привлекать внимание. Если подойти поближе, то можно услышать под маской тихое мычание - старую песню моряков, что рвались к дому, которая изредка дополнялась мелодичным свистом. Она не была веселой или грустной, она была крайне умиротворяющей, а местами даже неприятно жуткой. У людей, которые, семеня мимо, умудрялись бросить свой взгляд на высокую фигуру в плаще, по телу пробегала вереница мурашек. Маэстро, впрочем, безмерно нравилось чувствовать их страх. Словно волк в загоне с овцами, он чувствовал себя просто превосходно. Чувствовал превосходство и то, как кровь струится по их телам. Как легко и быстро можно оборвать каждую из этих жизней. Стоит лишь спустить курок. Вся эта площадь - его сплошная сцена. И занавес вот-вот поднимется. "And now, the curtain rises." Ах, насколько было бы проще, если бы кровь имела множество оттенков. Он мог бы в полной мере украсить дома и улицы своими мрачными картинами. Пропитать весь этот город, а затем и мир, прекрасными цветами крови. И все же красный оставался его любимым. И кто бы только мог подумать, что лишь мгновение спустя вся эта какофония жизни, разговоров и шагов превратится в музыку для его ушей? Золотой Демон не нуждался во времени. Он сам с точностью до минуты знал, когда стоит поднять занавес и начать представление. Раз. Шум разрывает пение Шепота в руке творца. Веселый хохот сменяется криком. С глухим грохотом падает тело, на одежде которого ярко-алыми красками расцветают прекрасные розы. Только в моменты, когда поет Шепот, он действительно жив. Два. Только он владеет этими жизнями. Только он один знает, когда закончится представление. Люди умирают только тогда, когда маэстро им позволит. Только в тот момент, когда они сыграют свою роль, испив чашу представления до последней капли. Крик сменяется плачем. Истерикой. Звуки убегающих шагов, но никто и никогда не уйдет со сцены раньше, чем ему позволят. Еще секунду назад живой - уже лежит грузом под ногами других актеров. Воистину, в бою Виртуоз прекраснее цветка на рассвете. Три. Когда за дело берется мастер - мир перестает дышать. Неподдельный страх питает, дурманит не хуже, чем самое дорогое вино вековой выдержки. Крики и плач лишь дополняют и без того совершенную композицию хаоса, красной нитью проходя в сценарии его концерта. Именно здесь и сейчас рождается самое совершенное искусство. И Виртуоз упивается моментом сполна. Он безумен, как и любой другой артист. Четыре. Мгновенная тишина. Она давит, заставляет слышать собственное биение сердца. Всему рано или поздно приходит конец. Занавес вновь должен опуститься тогда, когда выступление подходит к концу. Нужно уметь держать себя в руках, ведь грань между безумием творца и обыкновенным сумасшествием так тонка. Но постановке пришел конец. Кровь пропитала улицы. Золотой Демон вышел на поклон. Занавес опустился. Его собственное нутро не может смириться с таким скорым окончанием, но нужно уметь держать себя в руках. "The end is important in all things." Когда-нибудь его гений оценят по достоинству.