его живое лицо выражало страдания

             Федоров обещал прийти в десять вечера, а опаздывать – не его конек, точность – его конек, значит он должен быть тут с минуты на минуту. Парень уже взял две кружки и поставил чайник, ведь на улице снова дождь, а Мирон, как всегда, промокнет, потому что будет одет в одну футболку, легкие джинсы и кроссовки, которые после будут хлюпать. А потом всё это придется сушить, ещё и самого Мирона. Потому что в свои тридцать два он всё ещё раздолбай, не заботящийся о своем здоровье, хоть о чужом беспокоится. Василенко залил кипяток в две большие красные кружки с рисунком зимнего города, засыпая туда по две ложки сахара – он уже запомнил, какой чай любит мужчина и со сколькими ложками сахара пьет его. Так же как и он: крепкий черный и две. А ещё он не пьет мятный зеленый, как он говорил, из-за кое-какого случая в детстве: вылил себе на грудь кипяток, когда делал чай, с того момента он ему и перелюбился. Было очень смешно, когда Федоров рассказал, как ему удалось ошпариться. Поэтому Василенко и не покупает мятный, только черный – их любимый. Они оба удивились, когда узнали, что их вкусы совпадают не только на один чай, а и на много других вещей – это было приятное удивление. Всегда приятно узнавать, что у человека, с которым безумно нравится общаться, ещё и вкусы такие же, как и у тебя. Раньше, когда они общались ещё в далеком две тысячи девятом, видеться получалось редко, очень даже редко, за весь тот отрезок времени они встретились только раз в Питере и два раза в Лондоне. Каждая встреча была переполнена эмоциями с обеих сторон, но всё равно со стороны Мирона было более сдержанно, что и не странно. Раньше эти моменты вспоминались с улыбкой, потом с неким отвращением и равнодушием, а сейчас – снова с улыбкой. С одной стороны это выглядит странно, а с другой – нет, точнее Денис ещё не нашёл этому определения, ведь общение с Федоровым изменило многое, даже его собственное отношение к себе. Размешав, он пошел в коридор, потому что по квартире разнесся звонок, на девяносто девять процентов уверяющий о приходе одной особы. Он быстро подошел к двери и открыл её, ожидая увидеть уже промокшего Мирона. Но когда он видит перед собой лыблящегося мужчину с пакетом в руке и в полностью сухих светлых штанах и белой футболке, то приятно удивляется и говорит:  — Я ожидал, что ты опять промокнешь, — пропустил того внутрь и захлопнул дверь.  — Неа, на этот раз я на такси. Привет, — сказал он и крепко обнял Дениса за плечи, отстраняясь и улыбаясь.  — Привет, — не выдав своего удивления на чужую внезапную эмоциональность, ответил он. Федоров вообще редко был эмоциональным: всегда сдерживаться и быть в какой-то степени холодным – в этом весь Мирон.  — Я твою одежду принес, с того вечера, когда.. я.. в общем, ты помнишь, — почесав затылок и переведя взгляд на свои кроссовки, произнес Мирон, скорее от не желая вспоминать то, что он сбежал, чем из-за «неловкости» самого поцелуя. Достав из одного пакета другой, отдал тот, что побольше, а другой, поменьше, оставил в руке. — А ещё я принес печенье, потому что я уверен, что ты опять ничего не ел. — Спасибо, — вспомнив тот поцелуй, он опустил глаза, не желая встречаться с чужими, но потом сразу поднял, забирая протянутый пакет и ответно улыбаясь. — Я как раз чай сделал. — Ты как всегда угадал, — взъерошил чужие волосы, пытаясь убрать появившуюся и повисшую в воздухе неловкость. — Ага, на кухню иль в спальню? — спросил Денис, недовольно, но мягко убирая чужую руку и поправляя волосы. Оба засмеялись из-за сказанного предложения, переглядываясь. — Весьма заманчивые абстрактные варианты, — закончив давить лыбу, сказал Федоров. — Но мой выбор падет на спальню. — Ладно, ты иди, а я пойду чай возьму, — произнес парень, ставя на вешалку пакет с одеждой, а другой отдавая обратно мужчине. — Оукей.       Мирон прошел вглубь квартиры и направился в спальню. Войдя, он сразу разлегся звездочкой на кровати, испытывая чувство дежавю. Он помнит, как они тут лежали, и он рассказывал Денису короткие смешные инциденты из осеннего тура, заставляя парня смеяться и слушая этот чистый, настоящий смех, а не притворный каких-то левых людей, пытающихся к нему подлизаться в очередном баре, клубе или в местах, где такие внезапно появлялись. Его жестко бесило, когда к нему начинали подлизываться, смеялись над не всегда удачными шутками, выдавливая из своей глотки ебанный смех, пытаясь сесть поближе, расхваливая его творчество и опуская чужое. Иногда это даже льстило, но не нравилось, ведь щекотало самолюбие, тем самым увеличивая его. Но когда очередная заштукатуренная малолетка обозвала Джонибоя гей-лордом, а потом ещё назвала его биомусором, то нервы не сдержали, и Мирон вытолкал её из квартиры, попутно обсыпав матом под удивленные восклики парней. Он не любил, когда Джонибоя опускали, обзывали и унижали при нем, говоря какой он охуенный, а «маленький пидор» – говно. Окей его песни, потому что большинство из них были не очень, точнее он не любил эти сопли, поэтому и не нравились, но текста и подача были более, чем просто хорошими. Это образ, хорошо, он так не цеплял, но когда они переходили на личность Дениса, не зная его лично, не общаясь, то хотелось их послать нахуй, что он, собственно, и начал делать в последнее время. — Псс, и долго ты так лежать будешь? — войдя, недовольно сказал парень. — Встань и возьми чай, ибо он сейчас упадет. — Бля, извини, — ответил тот, поднимаясь и забирая из чужих рук две кружки и ставя их на тумбочку рядом. Василенко залез на кровать, положив упаковку с печеньем рядом с чаем. Он сел по-турецки, откидываясь спиной на спинку сзади и переводя взгляд на Мирона, севшего напротив, буквально в тридцати сантиметрах. Денис потянулся за кружкой, беря её и отдавая Мирону, а после беря и свою. В глазах мужчины была какая-то доля интереса, наблюдающая за его поведением и заставляющая чувствовать себя не очень комфортно. — Ты будешь есть печенье, — твердо сказал тот, на что сразу получил по-детски веселый смех. — Что? — удивился он. — Это прозвучало смешно, — прекратив смеяться, ответил парень, после снова заливаясь смехом.       Федоров и сам не смог сдержать легкой улыбки и, склонив голову вправо, наблюдал за милой неподдельной реакцией. Денис прекратил и, отпив немного чая, вернул взгляд на мужчину и сказал: — Окей. — Что «окей»? — забыв про сказанное, спросил тот. — Есть печенье, — и тот вновь залился смехом, чуть не падая на бок и не разливая на себя кипяток, но Мирон вовремя придержал его за плечо и забрал кружку, отложив и свою обратно на тумбочку. — Мелкий, ты идиот, ошпариться хочешь, а? Но Денис не ответил, лишь внимательно посмотрел на мужчину уже без детской улыбки. Красивый взгляд: заинтересованный, блестящий, доброжелательный и знакомый. Он сел ровно и замер, не отводя взгляд от точно также замершего Федорова. Мужчине казалось, что тот сейчас сорвется и заржет. Было ожидание чего-то: он ждал что-то, но не от Дениса, скорее от себя самого. Его руки бесконтрольно, не подчиняясь, потянулись к чужому лицу, и большой палец огладил нежную щеку. В глазах напротив не было недовольства, страха или ещё чего-то не очень приятного: читалось только легкое удивление без какого-либо непонимания или злости. Василенко накрыл руку своей ладонью и не спеша убрал, а потом резко поднялся с кровати и произнес: — Открою окно, тут слишком жарко, — глянув на мужчину, он подошел к окну, сразу открывая его и садясь на подоконник, после возвращая взгляд на замерший профиль. Если в прошлый раз было удивление, то на данный момент – ничего, даже того самого удивления, которое он попытался сыграть, ведь не сказать же напрямую: «Поцелуй же меня, ёб твою мать». Да, ему этого хотелось, не из-за притяжения, хотя оно тоже было, скорее из-за интереса. Пару секунд назад внутри что-то щелкнуло, через что захотелось самому поцеловать. Но пришлось сделать вид, что сейчас ничего не произошло. А хотя, что произошло-то? Мирон не знает о его «желании», и не узнает, значит, всё хорошо. Пока что. А Мирон продолжил сидеть как вкопанный, удивляясь сначала своим действиям, а потом и действиям парня. Он повернулся назад, ожидая увидеть злое или недовольное лицо, но увидел спокойное, такое как и прежде выражение. Всё таки у этого парня сложный характер. С первого взгляда так не скажешь, но за то время, которое они обращаются, ему удавалось изучить людей, а этого парнишку никак не получается, его поведение всегда разное, а отношение к кому-то или чему-то разностороннее – это делало его тяжелым, но не в плохом смысле. Внезапно Денис сказал: — Расскажи мне что-нибудь. Эта фраза его добила, ведь после того.. А чего, собственно, того? Это ведь простой жест: коснулся рукой щеки. Вроде бы ничего такого.. со стороны. Но не для Мирона: у него уже во второй раз появляется желание поцеловать Дениса, а если посчитать те разы без его присутствия – семь раз. Он понимал, что надо что-то с этим делать, но что и как – нет. Пока он отложил это в сторону со словами «пройдет само.. надеюсь», хоть было понимание, что не пройдет. Мужчина поднялся вслед и подошел к небольшой полке с книгами, разглядывая их и пытаясь вести себя также спокойно. Осознание того, что он ведет себя, как влюбленный глупый пацан зашкаливало, но он, опять же, бессилен в этой ситуации. Поэтому выдает тихое и первое, что пришло в голову: — А что ты хочешь услышать? — Что-нибудь интересное, — не замечая, они повторили свой первый короткий диалог в этой комнате. — Хочешь расскажу, как Рудбой водил нас на грибы прошлым летом? — «Грибы, блять? Сука, серьезно?», – в своей голове возмутился он, понимая, что нужно было выбрать что-то другое и сдержать сорвавшиеся с губ слова. — Хочу, — отвечает парень, пытаясь не отводить взгляд и вести себя спокойно, потому что внутри творилось что-то непонятное. Он сам этого не понимал, трудно было сейчас определить свои эмоции, но он точно знал: в них нету ничего из неприятного. Было что-то смешанное и чувство, будто прессом в груди сжало. Вроде и хотелось сейчас же поцеловать Мирона, а вроде уже захотелось послать его и выпроводить за дверь. Он ненавидел себя за свою разносторонность, но поделать ничего с этим не мог. Поэтому, чтобы не сделать и не сказать лишнего, он решил вести себя как ни в чем не бывало. — Это было в июле прошлого лета, — начал он, отложив красную книгу обратно, — где-то конец, двадцатые числа. Ване припекло поехать в лес на грибы, а заодно и пофотографировать, — он отошел от полки, начиная ходить туда-сюда по комнате, привлекая чужой убегающий взгляд. — Он тогда уговаривал нас, – меня и Дарио, – несколько дней, и когда мы, наконец, согласились, то он сказал, что сам обо всём позаботится, нам нужно только одеться, он сам заедет за каждым. Порчи тогда жил в съёмной квартире.. Я предлагал ему пожить со мной, но у него, видимо, была какая-то девушка, нам показывать которую он не хотел, что странно.. Хотя, это мог быть и парень.. раз он не хотел нас знакомить.. — продолжил наворачивать круги. — Так вот, мы должны были выехать утром, где-то в восемь.. С каждым шагом он всё приближался, подходил всё ближе, говоря всё тише и наконец умолкая. Мирон остановился напротив, буравя взглядом. А внутри опять всё ныло, точнее разум давал понять, что он опять делает хуйню, и заставлял остановиться напротив, пока не поздно. Но, как говорится, «разум сердцу не указ», так что он сделал ещё один шаг, оказываясь на расстоянии в пятьдесят сантиметров. Вновь та самая пауза, когда оба замирают и смотрят друг другу в глаза. Прочитать эмоции парня было тяжело, да и вообще тяжело было что-то сделать, пока собственные эмоции не в ладу и не дают, наконец, включить мозг. Федоров не спеша сделал последний шаг вперед, оказываясь между свешенных ног Дениса. Они не прерывали зрительный контакт, даже не дыша, мучая легкие. Денису захотелось вернуть теплые ладони на своё лицо, поэтому он оторвал руки от холодного подоконника и медленно взял запястья мужчины, поднимая их и кладя на свои щеки. Мирон не сопротивлялся, только открыл рот и провел большим пальцем по нижней мягкой губе парня, оттягивая её вниз. Простояв так какой-то короткий промежуток времени, удалось привести в порядок собственные эмоции и увидеть в глазах напротив разрешение. Как обухом накрыло понимание того, что Денис – тоже. Тоже всё это время чувствовал, то что и он. Хотел того же, что и он. От этого стало тепло, будто по венам пустили что-то горячее. Это заставило податься вперед, сталкиваясь с чужими губами. Денис трепетно ответил, пытаясь не дрожать, а поцеловать нормально. Трясущимися руками он огладил широкие плечи, выдыхая в поцелуй. Ну вот. Они достаточно долго ждали этого, чтобы сейчас не получать удовольствие. Поэтому каждый наслаждался мягкими касаниями губ и прикосновениями ладонь. В области груди и живота прошлась странная стягивающая волна – знакомое чувство для обоих. Влюбленность? Она? Нет? А её они давно не испытывали. Мужчина отстранился медленно, останавливаясь в пяти сантиметрах от лица парня. — Что мы делаем.. — произнес он и, открыв глаза, посмотрел в блестящие карие, понимая, что не хочет убегать, как в прошлый раз. И он снова поцеловал, но уже глубже, скользя руками вниз и оставляя их на теплой шее. Денис ответил уже смелее, обвивая шею Федорова и закрывая веки. Как стрелой все мысли вылетели из головы, оставляя только пустоту и мужчину, целующего и гладящего бока. Мирон подался вперед, сталкиваясь своей грудью с грудью парня и проводя ладонью по боку, а после оставляя её на тонкой талии. Когда парень прижался ближе, то по телу прошлась короткая жаркая волна. Они продолжали сминать пухлые губы друг друга, пока в легких не кончился кислород, и пришлось отстраниться. Мужчина прижался лбом ко лбу парня, вдыхая холодный воздух и поднимая взгляд на дрожащие закрытые веки. — Там дождь.. Ты же меня не выгонишь? Я промокну.. — шептал Мирон, услышав шорох падающей воды за окном. — Нет.. — тихо засмеялся Денис, наконец поднимая веки. — Что нам теперь делать? — тем же шепотом спросил мужчина, поглаживая пальцами острые ключицы. — Ты расскажешь, что было в лесу прошлым летом, в июле.. в конце.. — вновь закрыл глаза, потираясь щекой о чужую, как большой кот. — Тебе так интересно? — Федоров оторвал щеку и убрал руку с шеи, но другую оставил на талии. Когда до него окончательно дошло осознание того, что сейчас произошло, то незаметно улыбнулся, ведь Денис – «тоже». Он посмотрел на парня, легко кивнувшего, а его горячие пальцы коснулись шеи, ударив током – как будто он впервые почувствовал прикосновение. Знаете, как это, когда такое бывает? — Тогда двигайся, — хриплым голосом говорил он, через силу убирая руку с талии. Ладони Дениса соскользнули с плеч, и он с ногами забрался на подоконник, отодвигаясь в сторону. Мирон залез следом, глянув на темный город за окном и начиная рассказывать, только уже не на расстоянии, а придвигаясь ближе и грея чужие колени.