Обрывки нашей веры

Солнце давно в зените. Разлившиеся по листьям растений, по ветвям деревьев, по бутонам цветков тепло и свет дарили глубокое удовлетворение погодой, сегодняшним днем, неделей, месяцем, всей жизнью. Воздух становится до слабой дурноты горяч, поддернут легкой дымкой испаряющейся с поверхности листьев влаги, и лишь изредка этот благоухающий запах трав и пыльцы слегка разбавляется застенчивыми порывами ветерка. Легкое гудение раздается невдалеке. Чьи-то крылья толкают надолго задержавшийся на одном месте воздух, прогоняя эту вездесущую духоту. Едва уловимая прохлада касается кожи, вызывая мелкую приятную дрожь. — Просто невозможная жара, — Крайне элегантно приземлилась рядом Эллая, — И ни тенька, ни травинки. А Ирис, дурак, зонтик не взял, хотя я его предупреждала о погоде. Безобразие. По-моему, я таю… Лана еще не открыв глаз знала, какую драматическую позу приняла подруга. — Полно тебя краски сгущать. Наслаждайся, пока время есть, Монстéр пророчил холодный год, — девушка блаженно вытянула ноги, порядком разогретые на солнце. Чай, хоть какой-то загар будет. — Ой, — цокнула подруга, наверняка закатив глаза, — Пророчил ли? По-моему, он тогда говорил наугад, за ним не стоит ничего сильнее выдумок и предположений. Как иначе объяснить, почему его прогнозы всегда неверны? — Ну… — протянула Лана сквозь улыбку, — Синоптик он, конечно, не великий, но других у нас нет. — Будет, — радостно сообщила Эллая, — Не зря же Ирис с головой в науку погрузился? Готова поспорить, год другой, и Монстéру придется искать другую работу. Эх, ученый мой… — счастливо вздохнула девушка, зашелестев крыльями. — А теперь мы его уже хвалим, — усмехнулась Лана, — А как же забытый зонтик? — Ну, память всегда была его слабым местом… Лана приоткрыла глаза. Из-за ослепляющего солнечного света цвета притупились, и все было в холодно-голубой палитре. Синее небо, без былого оранжеватого налета облаков, огромные голубые листья плюща, стелющиеся вдаль ровной поляной, белые солнечные блики, рефлексы и отпечатки, щедро покрывающие нежную поверхность растений, словно драгоценности из старинного сундука. И темно-синее пятно величественно возвышающего впереди Мрак-Леса. Да, там определенно есть тенек. Постепенно изображение восполнялось недостающими цветами. Взгляд переместился на развалившуюся рядом в немой грациозности Элаю. Светлые волосы ниспадали серебряным водопадом на едва прикрытые легким парео плечи. До неприличия короткая юбка, никак не вяжущаяся со строгой натурой девушки. Вьюновые сандалии, красиво оплетающие стройные ножки. Без сомнения, Элая была симпатичной, даже красавицей, если сравнивать с остальными феями. — Красотуля, — лицо Ланы расплылось в улыбке, — повезло Ирису с тобой. Ты уже говорила ему… — Что если он меня обидит, ты оторвешь ему крылья? Да, четыре раза, — Эллая толкнула подругу локтем и захихикала, подняв на нее изумрудные глазища, — Ты моя распумпуля, — фея легко подергала подругу за щеку. Внутренние противоречия и отторжения, вызванные обилием «розовых» слов, заставляли Лану почувствовать приступ тошноты. — Девчонки, где вы там? — раздался невдалеке юношеский голос.

***

Плетеные корзиночки с ягодами и миндальным печеньем заполонили практически все пространство на расстеленном шелковом коврике. Аромат домашней выпечки смещался с пикантным букетом вина на пряных травах и коричных палочек. Запахи пьянили, веселые чириканья птиц, жужжание обитателей неба расслабляли. — Ирис, ты что делаешь, — хохотал, а Эллая, легко отталкивая целующего ее тонкую шею парня, — Веди себя прилично. — Чего ты стесняешься, тут все свои…-томно ответил он. Да, действительно, все свои. И ни-ко-го лишнего. Впервые за несколько месяцев они собрались на пикник впятером на своем любимом, самом широком листе плюща, чтобы насладиться дружеской компанией, непринужденностью обстановки и, конечно же, печеньем мамы Ланы. Совсем близко раздалось жужжание будто бы маленького моторчика. В небе показалась крохотная точка, которая росла, росла и, в конце концов, с громким жужжанием опустилась на пшеничного цвета волосы Адама. Тот, обрадовавшись прилету насекомого, снял его с головы. — Кто пишет? — спросила Вивиан, аккуратно слизнув карамель с пальца. Адам отвязал от лапки божьей коровки пергамент из лепестка какого-то цветка, и та с веселым урчанием улетела обратно. — Оповещение от нашего синоптика, — предположила Эллая, заметив на пергаменте знакомую синюю эмблему, знак его лаборатории, — Неужели, ты подписан на эту ерунду? — Ты недооцениваешь Монстера, — с улыбкой заметил Ирис, потягивая вино из походной чашки. — А кое-кто его переоценивает, — зыркнула она на своего парня, — Этого лжеученого давно пора… — Ребята, — перебила ее Вивиан, на дух не переносящая даже скудные намеки на негативный разговор. В ярких изумрудах глаз заблестели озорные огоньки, — А Лана у нас… — начала девушка и замолчала, наблюдая за реакцией подруги. — Господе… — девушка запрокинула голову, и зажмурилась, пытаясь скрыть улыбку, так глупо возникнут на покрасневшем от смущения лице, — Я ведь знала, знала, что ты расскажешь! — Ну-ка, — Адам подвинулся поближе, — что-то интересное? — в вопросе его голос звучал не по-мужски высоко. — Да не очень… — стала юлить Лана, — По этому поводу ничего не точно еще и… — Лана помолвлена! — перекрикнула Вивиан. У всех на лице отразился шок, мгновенно сменившийся приятным удивлением. Но пирожным Адам все же подавился. Эволюция выражения лица продолжилась только у Эллаи — на ее лбу буквально была выгравирована надпись: «То есть ей ты рассказала, а мне нет?!» — Мы тебя слушаем, — в голосе Эллаи слышалась капля упрека. Лана не оставила это без внимания, и начала рассказ с извиняющейся улыбки. — Ну… Это… родители, — девушка не знала, как объяснить, чтобы не обрушился шквал критики, — Они сказали: «Мы нашли тебе такооого мальчика! Хороший, воспитанный» и т. д. Сын друзей семьи… — А это не тот индивид, который тебя в мухоловку играючи запихивал? — поинтересовалась Эллая, немного прищурившись, вспоминая. — Честно говоря, я этого не помню. Кипарис… — Я его знаю! — перебил Ирис, — Он лет семь назад, не хочу врать, может восемь, — пожал плечами парень, потянувшись к вину, за что получил оплеуху от Эллаи, — в Академию перевелся. Видать, мозговитый. — В ту, с углублением в науки? — уточнил Адам, — Ботан что ли? Ой, — одернул себя парень за неблагодарную речь. — Можно сказать и так. Но дела у него идут восхитительно. — Разумеется восхитительно, его в мужья нашей принцессе определили, — улыбнулась Эллая, — Ты счастлива? — Я… Я не знаю! — как-то слишком громко ответила Лана, — Я и его не знаю, по большому счету. А родители после короткого застолья решили нас поженить. Это… как-то это не честно. — А что «нечестно»-то? Тебе сразу мужа, и не надо убиваться с этой Санта-Барбарой в плане отношений. Это как получить главный приз, не участвуя в соревновании, — хлопнул в ладоши Адам. — К тому же, у родителей опыт во всем этом деле, как-никак. В своем стремлении дать тебе лучшую жизнь они не прогадают, — Ирис слабо улыбнулся. — И лучшего мужа. Кипарис в этом плане претендент хоть куда, — немного отстраненно пропела Вивиан, определенно помрачнев. — Вы что, знакомы? — не поняла Лана. — Что? Нет, просто… — девушка убрала рыжую прядь за ухо, — Это же очевидно. Он умный, трудолюбивый, раз в Академии учится. И внешне не дурен, как говорят, — красочное описание достоинств Кипариса все больше напоминали оправдания Вивиан своей поспешности. — Ну, это, конечно, да, — хмыкнула Лана, — Эм… Так что в письме, Адам? — неаккуратно перевела тему девушка, порядком уставшая от этой пародии на «Давай поженимся» со Стрекозеевой. — В каком письме? — не понял парень, и рядом сидящий Ирис толкнул его под руку, в которой все лежал тот пергамент, — А… Да чушь какая-то, Эллая права была в своих словах, — Лана выжидающе посмотрела на Адама, — Ну, пишет, что Зимний Период скоро наступит. Бред же, — засмеялся он. — А в том детском стишке не об этом Зимнем периоде говорится? — спросила Вивиан, — «Когда суккубы, песней завывая…» — «…прольются тьмою на Эйренову серебряную гладь…»? Не думаю, что Монстер пророчил приход демонов в наш мир. Он не настолько сумасшедший, — последняя фраза далась Эллае тяжело, — Вероятно, он имел в виду… — Легкое похолодание, — закончил Ирис, — Недозаморозок. Для нас это вполне зима. — Кстати о нечисти, — усмехнулся Адам. В его улыбке было что-то больное и грустное, — Моя…мама… Ей снова снятся сны, она бредит, говорит о том, что внизу. — Дружище, — Ирис сочувствующе положил руку на плечо друга. — Дело в том, что я, мало-помалу, начинаю думать, не правду ли она говорит. — Это ПТСР. Только и всего, — ответ был будто бы наплевательским. — А если нет, брат? Если то, что она рассказывает — не плод воображения, а реальные вещи? Мы не знаем, что там, не можем со стопроцентной уверенностью утверждать, что это порожденный травмированной психикой бред. — Внизу только смерть и тьма. Там невозможно выжить, это прививают нам с пеленок. — Но моя мать… — Твоей матери повезло, Адам, — перебила Эллая, — Внизу — настоящий ад. В противной ситуации, у твоей матери не поехала бы кры… — девушка осеклась, прикрыв рот ладонью. Но слова и сила, с которой она ударились о душу Адама, были необратимы. Он сжал губы и шумно втянул воздух, стараясь держать себя в руках. На этот раз смена темы стала бы не таким легким делом, и совершенно нежелательным. Для виду «особо занятых» все захрумкали печеньем и капитально принялись за еду. Кто-то уткнулся в книгу, кто-то изучал содержимое своей чашки. — Пройдемся? — предложила Лана, не перенося больше этой напряженной тишины. — Давайте, — вскочила выбитая из колеи Эллая. Ее лицо стало пунцовым, выдавая ее стыд за свои слова. Ее жест был таким резким и быстрым, что она как бы пнула ногой стоящую рядом сумку, вот-вот готовую лопнуть от переизбытка вещей в ней. Та, словно по льду, заскользила по гладкой поверхности листа, на котором расположились друзья. Вскоре сумка перешла на наклонную часть листа, и только тогда Эллая поняла, что ее драгоценный багаж вот-вот исчезнет в черной бреши между листьями. — ЭЛИЗАБЕТ! — она кинулась к сумке и каким-то чудом ей удалось схватиться за длинный кожаный ремешок. Но вот только фея не рассчитала, что вместе с сумкой может поехать и она сама, — Стой-стой, пожалуйста! СТОЙ! — девушка пыталась взлететь, но то ли из-за паники, то ли из-за чего-то еще, у нее не получалось. Вот лист все больше пригибается, брешь растет. Под звучный возглас всех присутствующих, внезапно оказавшихся рядом, Эллая была заключена в кольцо рук Ириса, который чуть-чуть оторвал девушку от земли. — Не могла бы ты отпустить сумку?! — через силу спросил он, и перепуганная девушка с трагичным «Ах!» ослабила хватку, дав черноте проглотить ее обожаемый ридикюль. Все по проверенной временем схеме бросились на середину листа. От резкого смешения центра тяжести лист сильно покачнулся, отправив в увеселительную поездку Лану. Ей понадобилось время, чтобы осознать, что она падает спиной назад, причем подозрительно быстро, а все друзья уже давно парили в небе. Девушка начала взлетать, но на конце крыла, который так некстати оказался аккурат под пяткой, сильно кольнуло. С горем пополам, но взлететь удалось. Только в воздухе, переместившись в режим реального времени, Лана осознала, что ее «американские горки» продлились несколько секунд, а не час. Она передумала корить ребят за то, что они все это врем пялились на нее свысока. Словно зверь, словно древний монстр, темнота под листвой поглотила все покрывало, всю еду, посуду, пергамент Монстера и спортивную сумку Ириса. — «Ам» — и чисто! — прокомментировала эту ситуацию Вивиан, будто бы это было забавно. — Твою мать, — прошептала Лана, посчитав, что хоть в этой ситуации можно ругнуться. Но получила по губам от Эллаи, — Ты с ума сошла? — вскрикнула Лана, потирая ушибленное место. — Лана, прекрати, — охнула Вивиан, — Сейчас не время ссориться. — Что? — девушке искренне недоумевала, что тут за дела. — Сохраняйте спокойствие, — пропел Ирис, и Лана начала буквально убивать его взглядом, — Я прихватил вино, — парень состроил одну из тех улыбок, которые обычно красуются на полностью удовлетворенных в жизни людей. — Тебе лишь бы выпить! — рявкнула Эллая, — А как же вещи? И… и моя сумка? — горю феи не было предела. — Детка, не нагоняй тоску. Главное, что все живы и здоровы… — Почти, — вставила свое слово Лана, но ее никто не услышал. -…так что можем продолжать веселиться. — Где веселиться? Как? Как, когда мы остались бе вещей? — Можно вернуться в город, можно на аллею выйти… — стала перечислять Вивиан, загибая пальцы. — Можно пойти в Мрак-Лес, — прыснула Лана, тут же прогнувшись под натиском взгляда всей компании. Лана пошутила. — А почему бы и нет, собственно? — тактично нарушил тишину Ирис — Ты пьяный что ли? — уставилась Эллая на своего парня, — И ты пьяная что ли? — перевела она остекленелый взгляд на Лану, — Мы чуть не провалились вниз, а вам мало? — Все трезвые, просто в жизни мы получаем слишком мало адреналина, — Ирис нежно взял Эллаю за руку, которую девушка сразу попыталась вырвать из юношеской хватки, — К тому же, я бы не отказался от образца Matricāria chamomīlla. — Какая матрикария? — Matricāria chamomīlla, други мои, одно из самых востребованных лекарственных растений. А местноанестезирующие свойства азулена хамазулена, входящего в состав эфирного масла… — Да ты ботан, — воскликнул Адам, тут же себя одернув. — Демагог, — фыркнула Эллая, — Где там Лана? — Она внизу, у нее что-то с крылом, — послышался писк чуть ниже. Копания сбросила высоту и оказалась на одном уровне с убого летящей Ланой, рядом с которой волочилась Вивиан. — Лана! Умудрилась же ты! — заругалась Эллая, — Дай посмотрю… — Все в порядке, правда, — девушка натянула улыбку, — Небольшая царапина, я наступила на крыло. — А это не тебе уже решать, милочка, — проговорил в нос Адам, — Тебе сейчас только в Мрак-Лес не хватало… — Ну уж нет! — усмехнулась Лана, поняв, к чему Адам клонит, — Единственный свободный день, и тот упускать из-за разбитой коленки? Не смеши. — То есть, в случае чего, ты пойдешь пешком? — попытка Эллаи шантажировать потерпевшую пала в небытие, как и любимая сумка. Чем ближе компания подходила к лесу, тем выше становились черные, покрытые шипами, стволы вековых деревьев, тем больше и темнее казался лес, тем сильнее горячилась кровь и тем чаще по коже проходили разряды адреналинового возбуждения, стимулируемые открывшимися при входе в лес видами и воздухом, который был заметно свежее и прохладнее. Эмоции колебались от неодобрительно-шоковых (Эллая то и дело бормотала: «Что мы делаем? Что мы творим?», чеканя каждое слово, будто бы работая в кузне) до восторженно-азартных (Ирис с нескрываемым почтением кивал каждому куску коры и каждому грибу, которого прежде не видел в живую) и склонялись к откровенному удивлению (Вивиан и Адам шли, открыв рты, будто бы ждали, что из сейчас покормят). Короткие, длинные, косые и абсолютно перпендикулярные друг другу оранжевые лучи солнца, нашедшие в чаще лазейку, обволакивали морщинистую, изрезанную трещинами кору деревьев, создавая целый хоровод контрастов, навязчиво рябящий перед глазами. С неугасающими фейерверками впечатлений и любопытством, свойственным годовалым детям, пятеро не спеша бродили по лесу, вспорхнув моментами в воздух, но в основном шествуя по широким ветвям. Экспедиция так бы и продолжалась, если бы насмерть напуганная, но все-таки не меньше других возбужденная Эллая не предложила передохнуть. Кривая плоская ветка, по на которой все стояли, оказалась идеальным кандидатом на роль пола. Эмоции, что называлось, лились через край. В душе как-то странно щемило из-за давящего волнения: «Что подумали бы родители? Как можно было не замечать во время прогулки бездну, куда тянулись стволы черных деревьев, переходя, наверняка, в могучие корни?». И, наконец: «Почему этого места так сторонятся? Почему избавляют себя от этой воистину неописуемой красоты?». Но очень скоро, по воле случая, барьер неизвестности и вопросительных знаков был пробит, а случай был, не побоюсь этого слова, исключительный: ботаническая жилка, проснувшаяся в Ирисе, не пропустила мимо так кстати разросшихся невдалеке грибов. При взгляде на эти грибцы, на их бледно-коричневые шляпки и ножки, хотелось воскликнуть, подобно бездомному Варду, «Черт подери, а почему бы и не сожрать?». Пришла бы такая мысль в головы молодых, воспитанных юношей и девушек? Разумеется, нет, так что резонно предположить, что тут не обошлось без опьяняющей функции вина, да и адреналин взбудоражил кровь как раз кстати. Поэтому, потихоньку, после команды Ириса в форме объявления названия гриба, — «Мицена!» — все стали прикладываться к «аппетитным» грибцам, даже Эллая предпочла эксперимент здравому смыслу. Вивиан, никогда не отличавшаяся бунтарским духом, заставляющим идти вразрез с компанией, и трезвомыслием, почему-то решила, что маленького кусочка гриба с нее хватит, в то время как остальные, без приукрашивания, подсели. Эффект, не заставивший себя долго ждать, оказался довольно предсказуемым — у всех немного съехала крыша. Хотя, если убрать в сторону вежливость и красноречие, крышу просто сорвало вихрем мелькающих в поле зрения красок и навязчивых идей, крыша с чудовищной скоростью возилась в землю, покорежившись и помявшись так, что вернуть ее на место уже не было возможности. — Эллая, ты чего? — настолько, насколько возможно, медленно спросил Адам, тупо улыбаясь. — Хе-хе, — девушка будто бы пыталась забраться по стволу на дерево, — А я — паучок! — Ты куда? — поинтересовался Ирис, подхватывая сползаюзую по тому же стволу Лану. — Я чешусь, не мешай, — оттолкнула она парня, продолжая тереться о кору то задом, то передом. Вивиан уселась на ветку, расставив в разные стороны, как будто кукла, и начала безудержно хихикать, временами переходя на плачь, истерику, и, подавившись волосами, снова продолжая хихиканье, но с элементами ржача. Следом за ней и остальные залились смехом, напоминающим крики попугаев, после чего нагрянули причудливые ведения в разных формах и видах, в зависимости от личных предпочтений. Это было подкреплено кипой навязчивых идей. Лане было жизненно необходимо начать преследовать крохотного розового зверька, у которого на голове было три пары маленьких ушей, а лапки и пузико были такими прелестными, что желание потрогать их и сделать «Пр-пр» стало целью жизни. Существо и писком, похожим на смех, убегало вперед по ветке, моментами делая остановки, чтобы прочихаться. Лана определила, что удобнее догонять зверька ползком, ведь ноги были вне досягаемости, а говорить она и вовсе могла с трудом. Зверек ловко перепрыгнул на другую ветку, и, показав девушка крайне неприличный жест, с веселым визгом скрылся в хвое. Обида такой силы нахлынула на Лану, что та разрыдалась, уткнувшись лицом в кору. Рыдания содрогали обессиленное тело, девушка злобно царапала ветку ухоженными ногтями, спустя несколько попыток разорвать дерево, превратившихся в ободранные обрубки. Колкая, с сырью, кора ободрала руки и перепачкана одежду. Лана сама начала походить на зверька, и не на какого-нибудь, а на беснующегося. В глазах стоял этот смеющийся зверек, воображение быстро дорисовало сцену кровавой расправы с животным самыми разными способами. Все тело колотило, кожа будто бы покрылась спонтанно разбросанными очагами чесотки, холода, жара, боли, щекотания. Казалось, вес увеличился в несколько раз. От обилия таких нереальных ощущений сперло дыхание. Мозг в принципе не мог ничего контролировать: горло издавало какие-то тявкающие звуки, воздух то поступал в легкие, то нет, голова горела тысячами мыслей сразу и, казалась, скоро лопнет. Конечности стали ватой, мысли туманом. Единственное, что было реальным и имело плотность, грубо толкало обмякшее тело. Руки пытались отодвинуть, убрать эту материю, слишком быструю, слишком грубую и жесткую, но это было не реальнее чем сдвинуть гору. А потом раз — и невесомость.