***
Ох. Если время моего попадания можно было описать одним словом, то это было бы слово «мучение». Однако дальнейшее моё житие-бытие таким коротким и лаконичным не опишешь. Тут даже словаря не надо, чтобы сказать, как всё хреново. Постепенное превращение из младенца-лежащего в младенца-ползающего не внесло ясности в мою жизнь. Так же как и этот проклятущий японский. Хотя, я могла уже мысленно и без запинок произносить имена моих родителей. И нашу фамилию. Семья Синохара. Мать – Харука. Отец – Исин. В первый раз, как услышала имя своего отца, я подумала, что он чихнул. Смеялась после долго. Интересно, но факт. Родственников своих родителей я ни разу за всё это время не видела. Ни одного. Стоило бы грустить по этому факту, что к таким прекрасным людям, как парочка Синохара, никто не приходит в гости. Но, подумав о том, сколько имён и фамилий пришлось бы запомнить… Да нет, и так нормально. Честно говоря, как бы плохо я ни думала о языке и о невыразительных японцах, мне нравилась эта семья. Отец, часто использующий сухой тон на собеседнике по телефону, был необычайно пушист и ласков с Харукой, не упускал возможности побаловать меня. Мать же всю свою любовь отдавала мне и мужу. В своём единственном ребёнке молодая женщина не находила ничего дурного и радовалась каждой его улыбке. Разве что моих родителей поначалу пугало то, что я предпочитаю молчать, когда все дети моего возраста круглосуточно плачут и издают другие невнятные звуки. Но я ведь не обычный среднестатистический ребёнок, правда? Конечно, сначала они беспокоились, но потом забили. Мало ли, чего я. Порой я забывала, что по возрасту не маленький ребёнок, и часто этим палилась. Например, на мой второй День Рождения мне подарили игрушку. Формочку, напоминающую слона, в которую вкладывались разноцветные кубики. Для очень умных детей от четырёх лет. Берёшь кубик – впихиваешь в отверстие, всё просто. В принципе, с такой мысленной фразой я и посмотрела на мать, мол, чего это она тут вытворяет. За пару секунд повпихивала все эти кубики по отверстиям. Дарит хрен пойми что, я ведь взрослая: от томика Брэма Стокера не отказалась бы, а тут такое. Харука на какое-то мгновение залипла на мне своими васильковыми глазами с приоткрытым ртом. Посмотрела на формочку, на меня и побежала к мужу, наказав мне сидеть и ничего плохого не вытворять. Шептались они тайно. Слышно, конечно, всё было отменно. На следующий день мне подарили раскраску. Хочу заметить, что Харука была образцовой домохозяйкой и в ясли отправлять меня была не намерена. Не оттого, что это считалось в Японии дурным делом, а потому что находила своим долгом воспитывать меня самолично. Она предпочитала наблюдать за тем, как я радуюсь любой непонятной ерунде, смотрю в телевизоре неизвестные ранее каналы и в восхищении хватаю ртом воздух, пытаясь спросить очередной бред. Но не стоит считать ерундой всю полученную мной информацию. Так, узнав о том, где располагается наш дом, я была почти что в ступоре. Намимори. Богом забытая дыра Намимори. Совпадение? Не думаю. Я не любила гулять на улице и часто оставалась дома, прося прочитать очередную сказку. Знание – сила, больше знаний – больше силы. Даром, что мне читали «Белоснежку» вместо традиционных японских сказок. Обществу мелких и глупых детей я предпочитала общение с родителями, и в этом, несомненно, были плюсы. Я спокойно могла спрашивать что-то простое на японском. Но это никак не спасало меня от необходимости пойти в скором времени в детский садик. И это становилось для происходящих вокруг меня событий весомой движущей силой.***
Мать в очередной раз размусоливала тему детского сада, поставив меня перед фактом, что через неделю меня ждёт моя новая группа. Коллектив, друзья, куклы и прочее, и прочее. Тряхнув своей тёмно-кучерявой головой в согласии (хотя оно от меня и не требовалось), я схватила в свои ладошки новенький мячик и попросилась на улицу, гулять. Мать моя умилилась. Пусть мой папа и имел небольшие кудряшки, у меня данный феномен был помножен во много и много раз. И вся я была кудрявая и темноволосая японская девочка с выразительными мамиными васильковыми глазами. Пухлощёкая и румяная, что мало наблюдалось в чертах моих родителей. По словам моего отца, сказанным с лёгкой грустью, это у меня от дедушки по папиной линии. Обуваю новенькие сандалики и, толком их даже не застёгивая, срываюсь прочь из дома навстречу свежему утреннему воздуху. В последнее время мне полюбились такие утренние прогулки: как раз перед этим я и мама провожаем на работу отца. И пусть он не показывал, но был от этого просто невероятно счастлив. После мне казалось обязательным погонять по влажной от росы траве свой новенький мячик. И пускай я была достаточно взрослой, чтобы сознательно быть равной по возрасту со своими родителями, что-то детское мне было не чуждо. А удариться в детство сию же секунду даже приветствовалось. Но это не отменяло того, что я всё также не общалась ни с кем кроме родителей, да и за пределы дома не рвалась. Я чувствовала, что это было не моё. Гонять ярко-малиновый мячик в обуви показалось неудобным, и через пару минут обувь была заброшена на ступеньки нашего дома. Впрочем, как и всегда. И я с ещё большим усердием стала носиться босая по сочной траве. Пару раз, разгулявшись, я смяла цветы с маминой любимой клумбы. Помучавшись с совестью пару секунд, я продолжаю с ещё большим пылом. Очередной рывок будто раскрывает за моей спиной невидимые крылья, и, пусть кудряшки так и забиваются при беге в рот и лезут в глаза, я невероятно довольна тем, что опять ребёнок. Под конец игры ноги не держат тело, и я как стояла, так и завалилась на траву, раскинув руки. Малиновый мячик лежит рядом, мокрыми боками блестя под лучами утреннего солнца. Вся измотанная игрой я готова проспать долгое время на траве, поплевав на испорченную одежду, испачканные в грязи руки и разбитые от ударов о землю коленки. Но я слышу скрип нашей калитки. Подскакиваю на месте и с широко раскрытыми глазами пялюсь на незнакомца, что так нагло посмел прервать мой отдых. - Прости, - искренне отзывается это кареглазое чудо, смотрящее на меня с любопытством и чем-то ещё, непонятным. – Не хотел тебя тревожить. Удивительно слышать чётко поставленную речь от мальчишки, который словно вор притаился в тени тёмно-алых роз. Парень, который так внезапно напугал меня своим приходом, медленно вошёл на территорию нашего дома, бегло осматриваясь и аккуратно прикрыв за собой калитку. - Можно? – вопросительно склоняет свою лохматую макушку к плечу. - Конечно, что уж там, раз ты зашёл, - с царским видом киваю в его сторону. С травы я всё ещё не встаю. Не потому, что считаю ниже своего достоинства, а потому, что платье снизу совершенно мокрое от росы. Первое благоприятное впечатление, которое я хочу произвести на мальчишку, вынуждает меня сидеть на земле и не рыпаться. К тому времени как я начинаю испытывать лёгкое смущение, парень подходит ближе и садится рядом. Ему также чхать на то, что он вымажет свои новые шорты и чистую белую рубашечку. Благо, что не накрахмаленную. Но я удивляюсь тому, как этот ребёнок себя по-взрослому ведёт. Не оттого ли, что пытается произвести на меня впечатление такое же, как и я на него? - Красивый мяч, и сад красивый, - утвердительно махает головой он. Чёлка закрывает мне вид на удивительные карамельные глаза собеседника. - Спасибо. Мама всю душу в него вложила. Стоит отметить, что внешность у этого мальчика нетипичная для японца. Волосы цвета светлого каштана, на свету отдающие предпочтение янтарному, спутаны между собой. Этакое модное гнездо, но это удивительно умиляет мальчишеский серьёзный взгляд, добавляет невинности в черты. Кожа тёплого молочного оттенка, не бледная. На щеках цветёт непривычный взгляду румянец. Хоть у меня он тоже имеется, но в сравнении с этим ребенком его даже и не наблюдается. Вот только черты лица намекают на некоторое японское происхождение – по хищному острые. Как вывод, передо мной либо полукровка, либо и того меньше там от японцев. Какие-то европейские корни у его родственников, могу предположить. Для своего возраста он был маловат и худющ, но мальчики всегда вытягиваются и набирают необходимый вес со временем. Да и возраст ещё маленький. Может быть, четыре года? Но этот паренёк уже хорошо следит за каждым своим движением, обладает должной пластикой, развитой не по годам. Балет? Боевые искусства в таком малом возрасте? Что-то ещё? Сомневаюсь, но всё же. Детская неповоротливость у него отсутствовала. Внимательный взгляд быстро проскальзывает по всей моей фигуре, отмечая даже мокрое платье. Уголки его губ слегка дёргаются в намёке на улыбку. - Ни разу не видел, чтобы ты вышла за пределы дома. Не скучно ли одной? Опа, это – молодой сталкер? - Да как-то не люблю я это дело. А общение… да с кем? Взгляд прямо в глаза: - Со мной. - Прости? – вопросительно тяну я. Услышь кто нас из взрослых, никогда не подумал бы, что так общаются дети чуть старше трёхлетнего возраста. Ну, я то ладно, опыт прошлой жизни и всё такое. Но что с этим малым не так? Тоже попаданец? Да нет, глядя в его глаза видишь тот детский пытливый ум, что кроется в глубине карамельных омутов. У меня такое сложно заметить, точнее, вообще никак. Перешагнула я данный этап пытливости. Она, любознательность, проявлялась лишь в скором изучении японского. - Мы с тобой соседи. Я, конечно, замечала за собой-взрослой и собой-ребёнком некоторую незаинтересованность в окружающем меня пространстве, но чтобы настолько: не знать даже своих соседей в лицо. Стыд и срам. Всё ещё вопросительно смотрю на парня, сидящего передо мной, не втыкая в то, что я ужасно невнимательна к мелочам. На это он закатывает свои не по-детски умные глаза и протягивает мне навстречу ладонь: - Савада Тсунаёши. Будем знакомы.***
Я верила в совпадения, но данная теория не работает, когда ты думаешь о Намимори. Когда ты сам живёшь в Намимори. Какова вероятность того, что я и Савада окажемся в одной группе одного и того же садика? Ну… стоит отметить, что садиков в Намимори достаточно. А групп и того больше. Но, блин. - Будешь вишню? – кивает мальчишка с очень умными глазами в сторону горсти вкусностей. Карамель его глаз, не отрываясь, наблюдает за каждым моим движением. - Конечно, спасибо. Воспитатели, глядя на наш дуэт, чуть ли не крестятся. Да, таких умных детей этот сад ещё не видел. Такого загадочного парня, как Савада Тсунаёши, не видела уже я. Такие детишки, как мы, вынуждены держаться друг друга, так как со мной никто не хочет общаться за недетскую серьёзность поступков и речи. А с Савадой… Как только я пришла в садик, вокруг мальчика уже образовалась зона отчуждения. Малыши в некотором смятении смотрят на паренька, боясь лишний раз сказать что-то поперёк его слова. Странно это, конечно, всё. Да кто мне объяснит, что происходит, если, как только я подхожу к очередному ребёнку, тот стартует со скоростью кометы? Вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что я не вспомнила об аниме. Вспомнила, но что толку? Это не забитый жизнью, а умный не по годам ребёнок. Вундеркинд. Падкий, к тому же, на вишню. Что же совершилось такого в аниме, что он стал «Никчёмным Тсуной»? Или же ещё рано для того переломного момента? Что вообще может поменять такого несгибаемого мальчишку как Савада? Куча вопросов, а ответов мало. - Ты плохо спишь? – спрашиваю я, наблюдая у своего соседа тёмные круги под глазами. - Да, - раздражённо отвечает тот, отводя глаза в сторону окна. – А ты? Всё в порядке со сном? - Ну да. Почему бы ему не быть хорошим? – я действительно не понимаю, что может служить для мальчика источником дурного сна. – Сплю, как убитая. Паренёк ухмыляется и заглатывает сразу две вишни. Он злится, что хорошо прослеживается в его фигуре. И на каком месте должен появиться «никчёмный» Савада? Прожевав вишню, он замирает и вдумчиво проговаривает, будто бы себе: - Собака семьи Муруками на удивление шумна, а я сплю чутко. Ночами лает и всё никак не заткнётся. Хмурюсь от того, с какой злобой парень произносит последние слова. Что-то тревожно дёргается в груди. - А ты разве не боишься собак? – неуверенно спрашиваю я. Мальчишка вылупляется на меня удивлёнными глазами, и разве что его рот чуть не открывается непроизвольно. Карамельные глаза вглядываются в моё лицо, выискивая нужный парню ответ, но после он спрашивает сам: - Как их вообще бояться можно? Нет, конечно, – из стороны в сторону качает головой. Вот оно! Савада Тсунаёши в аниме до смерти боялся собак, или я что-то путаю? Хмурю брови, пытливо глядя на паренька, который всё ещё не отошёл от моего вопроса. Но тогда я совсем ничего не понимаю. Мальчик отрешён некоторое мгновение от мира, а после резко подаётся вперёд, ко мне. Хватая за плечи, он наклоняется ближе: - Неужели, ты так сильно боишься этих животных? – неуверенность находит отражение на его хмуром лице, таком серьёзном и всё же детском. - Ну, - начинаю, не зная, что сказать, - они могут загрызть человека насмерть. Бровь паренька приподнимается в удивлении, и он нежно проводит ладонями по моим плечам. Карамель в его глазах плавится и горит ярким пламенем: - Тогда тебе не стоит волноваться. Уже тогда стоило обратить внимание на его слова. Когда спустя пару недель в доме Савады стало необычайно шумно, я смекнула, что у тех гостят родственники. Савада Емицу и Девятый Вонгола, точно по канону. Отец Тсуны именно что гостил, так как дома он не появлялся долгими месяцами, это если дословно пересказывать речь моего мелкого соседа. Зашкерившись, аки типичный маньяк, около кустов колючих алых роз (паскуды, все руки поцарапали), я во все глаза смотрела на встречу родственников, мафиози в энном поколении. И ничегошеньки не понимала в данной реальности. Вместо того, чтобы прятаться за юбкой Наны, маленький Савада Тсунаёши выступил вперёд, закрывая в защитном жесте свою мать. Насупленное выражение лица и злоба на дне сладкой карамели были шокирующим явлением, так как такого выражения лица малец в обществе меня, моих родителей и, возможно, Наны-сан не позволял. Нагло вздёрнутый подбородок и усмешка на его нежных губах: - Ото-сан, - противно сказано с тонной слащавости в каждом звуке. Имитация детского лепетания, такого наивного и дурного. Где-то на заднем плане настойчиво рвёт себе глотку собака семьи Муруками. Сегодня она необычайно визглива, от чего хочется зажать себе уши руками и никогда их не открывать. Кривлюсь. К тому моменту тошнота уже подкатила к горлу: ничего себе актёрские навыки у Тсунаёши. Всё ещё подглядывая за маленьким соседом, проявляющим строптивый характер, отметила, что старшие просто-напросто не замечают его взрослости, отсутствия той самой детской непосредственности. И я выделила тот факт, что такая халатность и незаинтересованность отца собственным чадом точно когда-нибудь аукнется Емицу. Только старик приглядывался к мальчику с таким тонким оцениванием во взгляде, что становилось не по себе. Смотрит на него, словно на породистого жеребца. Наверное, уже прикидывает его на месте Десятого Вонголы и дальнейшее взаимодействие ребенка с криминальным обществом. Отвратительно. Стоит ли говорить, что характеры людей, которых я видела перед собой, никак не пересекались с увиденными в аниме и манге? Это я не упоминаю ещё бандитскую внешность Савады Емицу. Постояв минуту у ограды (почти что равнодушно приветствуя друг друга), компания в количестве трёх взрослых человек и одного ребёнка двигается по направлению к дому. Тсунаёши плетётся позади неторопливым шагом, и замечу, что пластики в его движениях не наблюдается. Показная неловкость и неуклюжесть кажутся такими очевидными в своей лживости лишь мне. Емицу же не упускает момента, чтобы напомнить мальчику о необходимости глядеть под ноги. Хоть он и его отец, но обладает необычайной слепотой, чтобы не заметить того, как в злобе сузились глаза мальчишки и притворная улыбка наползла на лицо. Видимо, Савада Тсунаёши прошёл тот этап, в котором вопрошают у мамы со слезами на детском лице: «Почему папа так мало бывает дома?» Конечно, мне дальше просмотр был закрыт. Поэтому я, не долго думая, пошла уплетать домашние онигири. Убойная вещь, к которой нереально привыкнуть. Когда спустя пару часов от утренней встречи мафиози к нам в гости пришёл Тсуна, я читала «Страну дураков». Традиционная сказочка, понравившаяся мне своей простотой. И маленькая. - Тсуна-кун, будешь чай с мелиссой? – спросила внезапно Харука, поглядывая почему-то на оккупированный мной диван. - Да, спасибо, - ответил голос прямо рядом со мной. Я навернулась с дивана от испуга. Шатен всё это время сидел здесь, на расстоянии ладони от меня, и сверлил взглядом ту самую «Страну дураков». - Привет, Тсунаёши. Нехорошо подкрадываться. Да, мы всё же перешагнули через обращение с суффиксами. Что удивительно, инициатором данного шага был сам Савада. - Я и не подкрадывался – сижу так уже минут десять, - пожал он плечами. – В отличие от некоторых, мне это не нужно. Упс. Это намёк на мои подглядывания? Ладонью провела по лицу, отмечая царапины от шипов роз. - Да-да, не нужно на меня так смотреть, - говорит между тем Тсуна. – Я заметил тебя ещё до того, как ты собралась подслушивать. - Вот только от собственной важности не лопни. Кто поверит этим наивным карамельным глазищам, которые не содержат ни капли скромности? Уж точно не я.***
Когда на следующий день госпожа Муруками, заливаясь слезами, обходила каждый дом, я заподозрила неладное. Женщина очень некрасиво рыдала, от чего тушь растеклась под её глазами, а белая пудра пятнами покрывала багровые щёки. Сорокалетняя женщина, с роскошными густыми тёмными волосами, выглядела похлеще огородного пугала. Кошмар, одним словом, который было не передать словами. Моя мать была в шоке. Впрочем, она со всей своей чуткостью пыталась понять, что терзает эту женщину. - Муруками-сан, успокойтесь. Если вы более внятно объясните, в чём, собственно, заключается проблема… - в который раз повторяла Харука, которая сквозь рыдания соседки ничего не могла разобрать. Как и я. Я в это время, держась за подол маминого платья, выглядывала из-за её спины, рассматривая пришедшую к нам женщину. И, как бы мать не пыталась прогнать меня куда подальше, чтобы я не лицезрела сию картину, моя туша отцепляться не собиралась. - Да к-к-как же я… м-могу? Очередной всхлип, переходящий в истерический припадок. Я за все свои две жизни такое видела впервые, и это, действительно, было ужасно. - Она-а… моя л-л-любимица, - указывает в сторону собственного дома. – Г-где? Потом женщина, не выдерживая того напряжения, что сковывало всё её тело, роняет голову в ладони. Слёзы капают на землю у наших ног, а сама она завывает с новыми силами. Я в какой-то момент понимаю, что речь идёт явно о собаке госпожи Муруками. Но основная проблема находится там, у её дома. Тяну подол платья Харуки и, когда та вопросительно смотрит на меня, достаточно беспечно и обеспокоенно для ребёнка заявляю: - У тёти, наверное, дома проблемы, мам? Упомянутая проблемная дамочка вскидывает своё зарёванное лицо и дрожащими губами выдавливает из себя: - У п-п-порога… там… И опять указывает пальцем. Мы, я и мама, следуем за женщиной, которая устремляется в сторону своего дома. Она регулярно оглядывается, идём ли мы за ней, и поторапливает нас своими мольбами. «Быстрее, быстрее, - словно безумная проговаривает госпожа Муруками. - Там». И я уже теряюсь в догадках, что должно такое произойти с этой собакой, чтобы из прекрасной женщины получилось такое вот. Лопочущее несуразицу безобразное нечто, отдалённо напоминающее человека. Нервы её расшатаны, но одно ясно: все дело в величайшей слабости этой женщины – собаке. Когда Харука подходит к дому соседки напротив, она невольно восклицает и в ужасе прикрывает правой ладонью рот. Левой же рукой мать моментально отворачивает мою голову в сторону, чуть ли не сворачивая мне шею, и всеми силами пихает к нашему дому: - Миэ, милая, домой, - сказано мягко, но я всё же не могу не заметить настойчивость данного приказа. - Хорошо. Пусть я и безмолвно ухожу от дома госпожи Муруками, успеваю заметить все подробности, которые пыталась скрыть от меня мать. И то, как будка и рядом находящиеся с ней ступеньки, у подножия которых растянуты ржавого цвета полосы, пестрят кровавыми каплями. Кто-то поиздевался над бедным животным так, что этого хватило на украшение порога семьи Муруками. И я приблизительно догадываюсь, кто. Но не могу в это поверить, полностью отрицаю все намёки. Ведь этого не может быть. Зайдя домой, я отсиживаюсь там ещё пару часов, успевая увидеть то, как к нашей улице подъезжает полицейская машина. Взрослые суетятся около нашего дома, и там, помимо моей матери и госпожи Муруками, появляется всё больше и больше соседей. Они разговаривают громко, и всё это сливается в один сплошной гул. Успеваю отметить наличие нежного голоса Наны, но без какого-либо намёка на присутствие Емицу и дона Тимотео. Ясно, убрались подальше. Отсиживаюсь до того момента, когда пространство перед нашим домом не пустеет. А после срываюсь с места, предупредив Харуку о том, куда направляюсь. Она и не против, так как до сих пор отпаивает себя валерьянкой. - О, Миэ-тян! – восклицает Нана, которая направляется, видимо, в магазин за продуктами. – Ты в гости к Тсуне? Отлично-то как. Он как раз один дома, на заднем дворе играет. Хороша мать: оставить четырёхлетнего ребёнка совсем одного дома. - Да, Нана-сан. Можно? - Конечно, проходи. А я схожу пока за яблоками. И она действительно уходит. А у меня просто нет времени на то, чтобы проводить её даже взглядом. Я спешу увидеть мальчишку, чьи глаза – карамельные глубины, которые затягивают глубоко в свои недра, словно в трясину, без шанса выбраться. Я примерно ощущаю себя также: по горло в вязкой трясине, что по цвету в моих мыслях напоминает дёготь. Когда перед глазами возникает сгорбленная у земли спина Савады Тсунаёши, который разгребает песочную горку красной лопаткой, мне на какой-то миг становится легче дышать. Я сбавляю шаг, и даже на лице появляется улыбка, когда он поворачивает ко мне свою голову. Его карамельные глаза смотрят совершенно невозмутимо на то, как я приближаюсь к нему. Янтарные пряди же лезут ему на глаза. Также совершенно невозмутимо он наблюдает за тем, как я спотыкаюсь о собственные ноги. Спотыкаюсь при виде закопанной наполовину тушки мёртвой собаки и размозжённой её головы. По крайней мере, того, что успела увидеть я. Какого хрена?! - Тсуна? – вопросительно тяну гласные, боясь поддаться панике. - А, Миэ, привет, - и он спокойно засыпает с лопатки некогда живую собачку. – Подай мне вон то ведёрко с песком, пожалуйста. Тут не хватает немного. И он поворачивается ко мне спиной. Куда я, чёрт возьми, попала? Это явно не тот Тсуна, про которого я смотрела аниме. Этот просто… Это же, блин, совершенно другой человек! И этому «совершенно другому человеку» я протянула руку дружбы, впустила в свой дом, гоняла с ним малиновый мяч босиком… и после дала это самое проклятое ведёрко с песком. Туше, господа. И пока-прощай, канон.