Ólafur Arnalds – Happiness Does Not Wait
― I’m not looking for a relationship. ― What are you looking for?
Всё началось с того момента, когда Вольфгангу, никогда не бывшему гурманом, вдруг захотелось индийской еды во втором часу ночи. Он спустился в недавно открывшийся ресторан, потирая виски и проклиная так некстати настигнувшую мигрень, когда в него врезались. Толчок был внезапным и ощутимым, но больно не было. Вольфганг удивился ещё больше тогда, когда ему пришлось опустить глаза, чтобы увидеть незадачливого прохожего. Всё, что он запомнил – это большие, небывалой величины карие глаза, смотрящие на него с любопытством, тревогой и необъяснимым пониманием. Позже он вспоминал, ориентируясь лишь по чужим мыслям и ощущениям: девочка мучилась бессонницей, а заснуть ей удавалось только в ресторане отца, который, заметив столкнувшегося с дочерью парня, тут же окликнул её, прося не мешать посетителям. Вольфгангу было двадцать три, когда он встретил шестилетнюю Калу. Он был рад, что поселился в безопасном, тихом районе, который, наконец, напомнил ему, что он живёт в прекрасном, цивилизованном городе, что помимо криминальных сводок, грабежей и убийств существует и другая жизнь. Обмануть себя он, конечно, уже не мог, но было приятно взглянуть на Берлин с другой стороны. Поэтому Вольфганг почти не удивился, узнав, что неподалеку от него живут эмигранты из Индии. Дандекары были приветливыми, интеллигентными людьми, и поселиться рядом с ними было как нельзя кстати – Вольфганг мог почувствовать себя обычным человеком. К тому же, в том ресторане правда вкусно готовили. Несмотря на то, что они жили в одном доме, в следующий раз Вольфганг встретил девочку там, где совершенно не думал столкнуться с ней. Огромная толпа горожан, жарким летом спешащая на праздник, несла его вниз по улице. Он не любил передвигаться пешком, когда речь шла о массовых мероприятиях, но Феликс захотел встретиться именно в центре, и Вольфгангу пришлось слиться с толпой. Наверное, это тоже было неслучайно, потому что Вольфганг не знал, что случилось бы, не заметь он в толпе темноволосую девочку, которая буквально задыхалась от нетерпения напиравших на неё взрослых и не очень внимательных людей. Он тут же крепко схватил Калу за руку, потянув вверх, вперёд и усадив себе на плечи. В хаотичном потоке мыслей эта показалась Вольфгангу единственно правильной не только потому, что парень сам начал задыхаться от страха, который ему передался, но и потому, что не спасти девочку он просто не мог. Кала несмело обхватила его шею руками, всё ещё не оправившись от шока. ― Меня зовут Вольфганг, ― произнёс немец, поудобнее усаживая девочку на плечах. «Только не дёргай за волосы». ― Я знаю, ― негромко произнесла Кала, но Вольфганг услышал. Ему не понадобилось говорить этого вслух, потому что они оба теперь знали друг друга. С той самой встречи в ресторане. Теперь они могли друг другу доверять. Вольфганг качался в такт музыке и толпе, пока они не вышли на более свободную улицу «Сверху даже лучше видно парад, спасибо», ― услышал он в своей голове. «Феликсу Кала понравилась бы», - подумал он, уже совершенно не стесняясь той мысли, что подобрал незнакомую девочку. Они найдут её родителей позже. Феликсу Кала и правда понравилась. Небо и солнце в тот день были в тысячу раз ярче, чем обычно. С того дня, неминуемо связавшего их, они проводили вместе много времени. Вольфганг чувствовал, что родители Калы относятся к нему с опасением, но у них просто не было другого выхода. Наступило лето и младшую сестру Калы отправили к родственникам в Индию, а сама Кала ненавидела одиночество и боялась его. Поэтому Вольфгангу повезло оказаться рядом. Он был рад, что оказался рядом. Находиться рядом с девочкой поначалу было и правда странно, учитывая то, что он приходил домой вовсе не отработав смену мороженщиком. Да и с детьми Вольфганг никогда не ладил: просто не мог представить, как это – находиться рядом с ними. Но общение с Калой было нужно Вольфгангу: он ещё никогда не чувствовал себя настолько полноценным, чистым, свободным. Так, будто его жизнь вдруг приобрела некий тайный, высший смысл. Впервые Вольфганг чувствовал, что всё правильно. Так, как должно быть. ― Мы ненадолго здесь, ― как-то раз призналась Кала. ― Меня хотят познакомить с Раджаном. Мама говорит, что я выйду за него замуж, когда вырасту. Это звучало сомнительно и почему-то нечестно. Но Вольфганг давно понял, что они с Калой – принадлежат к разным мирам, а их столкновение было случайным. Пусть и не менее судьбоносным. Он ничего не понимал на хинди, а Кала плохо знала немецкий, но это не мешало им находить общий язык на интуитивном, чувственном уровне. Вольфганг позволил этой необъяснимой связи, возникшей между ними, контролировать происходящее и впустил Калу в свою жизнь. Наверное, в этот раз стоило поверить в чудо. Вольфганг не мог отделаться от навязчивой улыбки: кто-то в его голове только что подумал о том, какой он мягкий и совсем не злой. Когда его руки касалась крохотная ручка, а он говорил непривычно много и читал вслух детские сказки, Вольфганг понимал, что такое гармония. Семья. Дружба. Любовь. Кала, светящаяся, сияющая, искренняя и чистая, делала его лучше. Она верила в него, и вслед за ней Вольфганг сам верил в то, что чего-то стоит. ― В тебе есть что-то хорошее и прекрасное, ― говорила она и без тени сомнения. ― Точно так же во мне ― что-то плохое, злое. Это, конечно, не было правдой. Кала была самым невинным ребёнком, которого он встречал. Над Парижской площадью вставало солнце, и Вольфганг, давно обещавший показать своей подруге то, как красивы Бранденбургские ворота в утреннем безлюдном тумане, закрывает глаза. ― Я передумала, ― произносит бодрый девичий голос рядом. Конечно, Калу никто бы не отпустил на прогулку со взрослым парнем в пять утра, но их ментальная связь имела свои преимущества. ― Я скажу маме, что выйду замуж не за Раджана, а за тебя, когда вырасту. ― Не выдумывай, ― рассмеялся Вольфганг. ― Я буду старым, немощным и ворчливым. Тебе это будет не нужно. ― Это ты выдумываешь! ― тут же возражает Кала. ― Ничего ты не будешь старым через двадцать лет. У меня будет достаточно сил, чтобы позаботиться о нас двоих. Этот разговор им всё-таки пришлось завершить, потому что на довод Вольфганга о том, что матери Калы вряд ли понравятся серьёзные размышления шестилетней дочери о замужестве, девочке было нечего ответить. Он научил Калу плавать и поставил на место соседских мальчишек, задиравших её. И если раньше девочка боялась заходить в воду и сторонилась берлинских дворов, то теперь она безоговорочно доверяла Вольфгангу. Теперь – по-настоящему, осознанно. Такое доверие нужно было оправдать, и для Вольфганга это было больше, чем трогательно. Так ему ещё никто не доверял. Только Феликс. Феликс, находящийся на грани жизни и смерти. Может быть, доверие, которое ему оказывали люди, было переоценено? Вольфганг больше не улыбался, между бровями вновь залегла складка, а глаза блестели не от радости – от беспокойства. Иногда его посещала параноидальная, но вполне разумная мысль о том, что когда-нибудь они доберутся и до Калы. ― Почему ты плачешь? ― хмурится Вольфганг, понимая, что она рядом с ним. ― Я думал, вы в кино. Девочка садится рядом, вытирая слёзы и стараясь взять себя в руки, но, видимо, понимает, что это зависит не от неё. ― Потому что ты никогда не позволил бы себе этого сделать? Вольфганг кивает: лгать кому-то, с кем ты связан ментально, нет смысла. Он всегда считал, что Кала слишком догадлива для своих лет. В тот день она учила Вольфганга молиться Ганеше. Он не верил в богов, но, возможно, именно искренняя молитва помогла бы Феликсу выжить? Вольфганг очень хотел, чтобы это было правдой. С самого начала парню казалось, что долго он не продержится. Всё произошедшее было ошибкой, нечётким пятном и обманом, который завёл его слишком далеко. Вольфганг пытался кому-то что-то доказать, стать свободным, независимым, выбраться из капкана, который его дядя называл домом. Он многое высказал своим родственникам, спешно съезжая в западный Берлин и надеясь больше не сталкиваться ни с одним человеком, который носил фамилию Богдановых. Вольфгангу было всего двадцать три и он надеялся, что у него получится существовать отдельно от того мира, в котором он вырос. Видимо, именно поэтому первым его поступком была кража бриллиантов, которые Штайнер хотел заполучить уже не первый месяц. Сказать, что это было глупо – ничего не сказать. Те бриллианты были привезены из Мумбаи и подарили Вольфгангу встречу с Калой. Он будет помнить об этом. Вольфганг думал не о прошлом, не о своих незадавшихся амбициях и ощетинившемся характере. Проверяя, заряжен ли пистолет, и запирая квартиру на ключ, Вольфганг думал о Кале. О том, как водил её смотреть на фейерверки в центре города и как показывал тигров в зоопарке. О том, как они провожали закат или встречали рассвет и пели песни, забравшись ногами на кровать и засыпая рядом. Если они больше не увидятся, Вольфгангу очень хотелось бы, чтобы родители не выдавали Калу замуж за человека, которого она увидит впервые. ― Не ходи туда, Вольфганг, ― отчаянный, сломанный под весом чужих, слишком тяжёлых для шестилетнего ребёнка переживаний голос, раздавшийся в тишине, разбивал ему сердце. Деревянный пол заскрипел, когда Кала подошла к нему, а Вольфганг присел, чтобы отчётливее слышать её и видеть как можно лучше. ― Они убьют тебя, я не смогу тебе помочь! Это было так по-детски наивно, что Вольфганг не мог не улыбнуться: Кала говорила правду. Она не раз помогала ему обрабатывать раны после бессмысленных, но неизбежных, как ему казалось, драк. ― Ты не поймёшь всего, точно так же, как и я не пойму всего, что происходит в твоей жизни, но я должен сделать это, ― тихо произносит он. ― Пока мой дядя жив, никто из тех, кто дорог мне, не будет в безопасности. Вольфганг говорил не о Феликсе. ― Помни, чему я учил тебя, ― осенью Кала пойдёт в школу, и Вольфганг правда надеялся, что их уроки немецкого не прошли даром. ― И не иди за мной. Иногда он мог это контролировать, поэтому делал всё возможное, чтобы оградить Калу от нелицеприятной стороны его жизни. Она не должна была ни видеть, ни чувствовать того, с чем он имел дело. На секунду Вольфгангу становится правда страшно думать о том, что он может не вернуться и больше не увидеть её. Вольфганг старается не смотреть в наполняющие слезами глаза, потому что это слишком тяжело. Хрупкие руки, цепляющиеся за него, согревают, и Вольфганг целует Калу в лоб, чувствуя, как сердце в груди задыхается. Он поднимается на ноги и делает всё возможное, чтобы не оборачиваться. ― Вольфганг, ― у него опускаются руки, когда он смотрит на Калу в последний раз, ― пожалуйста, возвращайся. Вольфганг думает о том, что если бы Кала была старше, то всё было бы по-другому. Судьба дала бы им шанс. Ему больше никто не был бы нужен. Его усталые шаги раздаются во дворе дома уже под вечер, и Вольфганг, неуклюже вваливаясь в коридор, почти не замечает, как падает в чьи-то детские, но очень сильные объятия. Он ещё пожалеет о том, что сделал, а Кала, скорее всего, через несколько месяцев вернётся на родину, но сейчас он наконец вернулся домой.