История Джигоку 3: Дыханье тьмы

Ичиго снился сон, который скорее был воспоминанием, чем сном, в котором он со стороны видел, как получал силы шинигами от Рукии. Как на нахмуренном лице пятнадцатилетнего рыжеволосого парня в школьной форме отображалось такое стремление сражаться за свою семью, чтобы спасти Карин и Юзу, чтобы защитить даже придурка-отца, что он сам, прежний, чувствовал себя неловко, неполноценно, будто бы был дешёвой копией. Всего лишь машиной, управляющей Джигоку без всяческих ненужных эмоций, выносящей приговор грешникам и ненавидящей некоторых отдельно взятых богов смерти. Грудь пронзила обжигающе холодная сталь — тогда Куросаки не знал, что это было ощущение не от металла клинка, а от реатсу Рукии, — а руки закололо от того, что он бездумно ухватился голыми ладонями за острое лезвие занпакто, когда парень с изумлением понял, что перестал быть простым наблюдателем. Кучики напротив вымученно улыбалась и что-то говорила, губы Вайзарда тоже шевелились в ответ, но он ничего не слышал, только белый шум и рёв Пустого, который надвигался на них. Бывший временный шинигами отлично помнил, как духовный меч пронзил его сердце и наполнил тело бушующей энергией, которая хаотично выплёскивалась повсюду от неожиданных скачков настроения носителя, как адреналин внезапно окрасил все краски мира в чёрные и белые тона. Он помнил, как руку стало оттягивать чудовищно большое оружие и как он совершенно бездумно им махнул, чудом задев «минуса». На языке осел вкус чего-то чересчур сладкого — неестественно сладкого — и шипучего, заставившего морщиться, отчего Эмма Дай-О изумлённо распахнул глаза. Он точно знал, что такого тогда совсем не чувствовал, как и не видел, что чёрное шикахушо Кучики состояло из тёмно-фиолетовых бабочек. Ноги сковал неестественный, животный страх, отчего конечности словно отнялись, стали ватными. Ичиго рухнул на асфальт, мысленно удивляясь: когда в последний раз он чувствовал такое истощение, такую нехватку духовной энергии? Ведь уже давно юноше не попадались на пути сильные враги, способные опустошить немалый резерв Владыки Ада. Оппоненты в рутинных тренировках — да, потому что верные демоны были готовы на всё, что угодно, лишь бы услужить Владыке Ада, который имел над всеми жителями Преисподней неоспоримую власть. Но противники, заставляющие буквально захлебнуться своей беспомощностью, вспомнить, что это такое — подавляющее всё желание стать сильнее, осознать, насколько ты беспомощен перед чужим могуществом? О нет. Асфальт под Куросаки вдруг раскалился и обратился в чёрную могильную пыль, среди которой заманчиво для мародёров блестело золото. Но интуитивно он чувствовал, что этот металл — проклят. И всякий, кто до него дотронется, будет обречён на вечность… где? Тёплый воздух, неожиданно для такой постапокалиптической картины, что разворачивалась перед глазами подростка, принёс запах цветущих растений и предчувствие того, что что-то, что не должно было быть открытым, вопреки всему открылось. Это принесло Куросаки такую тоску, что стало даже физически больно от этого, хотя он даже толком не понимал, что именно произошло. Это было так странно — ощущать что-то, что явно не было до конца собственным чувством, но знать одну непреложную истину: что бы ни было открыто, это обернётся большими неприятностями для бывшего и. о. шинигами. Ибо когда в последний раз неприятности глобального масштаба обходили третьего Эмму Дай-О стороной? Правильно, не было такого вообще. Ни одного чёртового раза. Напоследок, уже просыпаясь, Ичиго с сожалением подумал, что с радостью обменял бы всю силу, накопленную за недавние годы, наполненные постоянными сражениями, на возможность снова стать простым старшеклассником с полноценной семьёй, не имеющим способности видеть и разговаривать с «плюсами». За мирную жизнь в Генсее он мог бы и убить, и душу (Ками-сама, как же это нелепо звучит!) продать Дьяволу, если бы это было возможно. Горечью наполнялось всё его существо, когда он вспоминал, что был готов растерзать бандитов, перевернувших вазочку с цветами около дороги, где машина сбила маленькую девочку в полосатой майке: сейчас он, гуляя по Каракуре, представься ему такая возможность, даже не заметил бы ни одну душу. Веки поднялись буквально автоматически, глаза на секунду перестали видеть, привыкая к яркому освещению комнаты, уставленной свечами, а разум не сразу понял, где находился Ичиго. Какое-то время он смотрел в одну точку, пытаясь собрать в одну кучу разбредшиеся после сна-воспоминания мысли. Душевное состояние было такое, будто бы парень сражался с полчищем вражин, каждый из которых мог показать худший страх противника. Лениво потянувшись, он встал с уютной постели и, немного простояв на одном месте в раздумьях, куда бы отправиться в небольшое путешествие, пришёл к выводу, что лучшего демона, который мог бы помочь успокоить разбуянившееся дурное предчувствие — хорошего у него по определению никогда не было, — чем Смерть, естественно, и придумать было сложно. Был ещё, конечно, вариант, погрузиться во внутренний мир и докопаться до Зангетсу, но в последнее время он был как будто сам не свой, выпадая из диалога или посреди очередной словесной стычки с Хичиго. Такое поведение явно выдавало то ли последнюю степень обеспокоенности занпакто, то ли крайнюю озабоченность чем-то. И хотя Ичиго знал, что нужно всего лишь подождать, пока Зангетсу разберётся с проблемой, он не мог не волноваться: проблемы духа меча — автоматически проблемы хозяина этого меча. Но учитывая упрямый характер Владыки Ада, который зеркально передался всем обитателям внутреннего мира, Зангетсу не собирался колоться по поводу своих туманных опасений. Эмма Дай-О провёл рукой по ткани мироздания, аккуратно разрывая пространство реатсу, чтобы мгновенно переместиться в «Каменную Чашу». Его тоже гложили какие-то смутные сомнения. Непонятно почему он подумал, ступая в чёрный зев с синими язычками пламени по краям, и рассеянно постукивая себя по костяшкам второй руки: «Началось. Я снова во что-то вляпался».